Книга: Влюбленная принцесса
Назад: 10 декабря, среда, французский
Дальше: 11 декабря, четверг, домашняя комната

10 декабря, среда, 21.00, лимузин, по дороге домой от бабушки из «Плазы»

Я так измотана, что даже пишу с трудом. Бабушка заставила меня перемерить все до единого платья из демонстрационной коллекции Себастьяно. Невозможно поверить, сколько нарядов я сегодня сменила. Короткие, длинные, с прямой юбкой, с пышной юбкой, белые, розовые, синие, даже попалось одно кислотно-зеленое. Себастьяно сказал, что оно оттеняет румянец на моих щеках.
И все это для того, чтобы выбрать платье, которое я надену на Рождество, во время моего первого официального обращения к дженовийскому народу. Мне надо выглядеть строго, но не очень. Красиво, но не вызывающе. Изысканно, но не слишком.
Это, прямо скажем, был настоящий кошмар. Девушки из команды Себастьяно наперебой застегивали и расстегивали пуговицы, молнии, какие-то крючочки. Снимали и надевали бесконечные платья. То через голову, то через ноги. Теперь я знаю, что чувствуют модели, совершенно им не завидую.
Среди этого многообразия оказалось довольно трудно выбрать подходящий столь важному событию наряд. Но Себастьяно, как выяснилось, на удивление хороший дизайнер. В некоторых из тех платьев я бы даже согласилась умереть.
Ха! А кстати, хочет ли Себастьяно убить меня? Кажется, ему действительно очень нравится работа модельера, а он не сможет ею заниматься, если станет принцем Дженовии.
Хотя он бы, наверное, не отказался поносить корону. Впрочем, папа никогда корону не надевает. И кстати, носит только обычные костюмы. И шорты с футболками, когда играет в большой теннис.
Интересно, научусь ли я когда-нибудь играть в большой теннис так же здорово, как он?
Но если бы Себастьяно стал принцем Дженовии, он бы точно все время носил корону. Не снимая. Он сам мне сказал, что ничто так не пускает пыль в глаза, как пара бриллиантов, каждый размером со сливу. Он предпочитает бриллианты от Тиффани.
Что-то я с ним вообще разоткровенничалась. Рассказала Себастьяно о Зимних Танцах и о том, что мне нечего на них надеть. Себастьяно, кажется, расстроился, когда узнал, что тиару на школьный вечер танцев надеть невозможно, но потом начал расспрашивать, с кем я иду на танцы да как тот парень выглядит.
Понятия не имею, что со мной произошло, но я вдруг взяла и рассказала Себастьяно все про свою несчастную любовную жизнь. Дикость какая-то. Против моей воли информация просто-таки изливалась из меня потоками. Слава Богу, бабушки рядом не было… Она как раз куда-то вышла.
Я болтала про Кенни, и как он любит меня, а я не люблю его, и как я сама люблю кое-кого другого, а он об этом и не подозревает.
Себастьяно внимательно слушал. Не знаю, что он понял из того, о чем я говорила, но он не отрывал взгляда от моего отражения в зеркале.
– Почему ты думаешь, что не нравишься этому мальчику? – спросил он наконец.
– Потому, – говорю, – что ему нравится другая девушка.
Себастьяно нетерпеливо всплеснул руками. Прямо драматический театр, мелькнула у меня мысль, потому что рукава его пиджака были расклешены, как на старинных кафтанах.
– Нет! – протестующе воскликнул он. – Он помогать тебе с домашней математикой. Он любить тебя, иначе не делать этого. Почему он помогать, если не любить?
Это у Себастьяно такой язык своеобразный. С домашней математикой… Хм. Впрочем, мне бы так по-французски заговорить, как он чирикает по-английски.
Но его слова заставили меня задуматься над тем, отчего же в самом деле Майкл так охотно и с готовностью помогал мне с алгеброй? Может, просто потому, что его совесть не допускает, чтобы лучшая подруга его младшей сестры вылетела из средней школы из-за двойки по алгебре?
И тут я, конечно, вспомнила, как, объясняя мне какие-то задачи, Майкл иногда под партой касался меня коленками. И как он близко наклонялся, чтобы исправить что-нибудь, написанное мной, и как хорошо от него пахло чистотой и мылом… Или как Майкл, рассказывая что-нибудь смешное, запрокидывает назад голову и хохочет…
Улыбаясь, Майкл становится еще красивее, еще милее, чем обычно.
– Скажи, Миа, – продолжал Себастьяно, – почему мальчик помогать тебе, если не любить тебя.
Я тяжело вздохнула:
– Потому что я лучшая подруга его младшей сестры.
Нет, а правда, что может быть печальнее?
В ответ Себастьяно загадочно улыбнулся и потянул меня за рукав.
– Ты не бойся. Я сшить такое платье для танца, что этот мальчик не думать ты как подруга младшей сестренки.
Ага. Разумеется. Странные у меня все же родственники!
В конце концов мы подобрали наряд, в котором я буду выступать по национальному дженовийскому TV. Белое платье с синей окантовкой и пышной юбкой. Ассистент Себастьяно все время фотографировал меня, чтобы я смогла взглянуть на себя со стороны и сделать свой выбор. Довольно профессиональное решение, хочу заметить.
Впрочем, это не главное. Хочу рассказать о том, что произошло сегодня после дополнительных занятий по алгебре.
Все уже вышли из класса, только я замешкалась. Так вот, мистер Джанини подходит ко мне с вопросом:
– Миа, тут у нас слух прошел, что сегодня намечалась какая-то забастовка учеников? Ты не в курсе?
Я: Нет.
М. Дж.: А… Наверное, ты не знаешь и о том, что кто-то, возможно, с целью сорвать забастовку, включил сигнал пожарной тревоги? Ну, на втором этаже, около питьевого фонтанчика?
Я: Нет, не знаю.

 

(Ларс на заднем плане как закашлял! Надо будет припомнить это ему, балбесу!)

 

М. Дж.: Так я почему-то и думал. Ты ведь и сама прекрасно знаешь, что бывает за беспричинное включение пожарной тревоги, не правда ли? Исключение из учебного заведения, да?
Я: Да, конечно, знаю.
М. Дж.: Ну так вот, я и подумал, может, ты и видела кого-нибудь, кто мог это сделать. Помнится, ты вышла из класса за пару минут до сигнала.
Я: Нет, нет. Я никого не видела.

 

Кроме Джастина Баксендайла, красавчика нашего. Но, понятное дело, этого я мистеру Джанини не сказала.

 

М. Дж.: Не уверен, ну да ладно! Если узнаешь, кто это был, передай ей, чтобы никогда больше так не поступала.
Я: Мгм. Хорошо.
М. Дж.: И еще передай от меня личную благодарность. Самое «лучшее», самое «подходящее» сейчас, перед зачетной неделей, – забастовка учеников. Ладно. Увидимся дома.

 

И он мне подмигнул. ПОДМИГНУЛ, как будто знал, что это я включила пожарную тревогу. Но он же не мог знать наверняка. Он же не знает про мой проклятый нос, который буквально горел, я чувствовала, даже, кажется, видела! Ужас какой.
Назад: 10 декабря, среда, французский
Дальше: 11 декабря, четверг, домашняя комната