Книга: Сборник "Семьдесят два градуса ниже нуля"
Назад: ГРУЗДЕВ
Дальше: ДЯДЯ ВАСЯ

БЕЛКА

Белку нашли утром за дизельной. Окунув в снег разбитую голову, она лежала, раскинув лапы, а из сугроба торчала рукоятка окровавленного молотка. Всю ночь был снегопад, и никаких следов не оставалось, а если бы даже они и были, сбежавшиеся люди так натоптали вокруг, что и самый опытный следователь только развел бы руками.
Семенов, глубоко задумавшись, стоял над Белкой. Он думал о том, что случай произошел исключительный, из ряда вон выходящий и что станция надолго лишится покоя. Зимовок без собак Семенов не помнил. Бывало, что иные люди относились к ним равнодушно, а один доктор, которого собака цапнула за руку, сгоряча даже ее пристрелил. Плохо ему было зимовать… Заласканные, не умеющие во льдах добывать себе пищу и целиком зависящие от человека, беззащитные, по-щенячьи нежные собаки… Да ведь она доверчиво за ним побежала, льстиво заглядывая в глаза и ожидая сахара, а он ее – по голове… Молоток из механической мастерской, но это ни о чем не говорит – его оттуда мог взять, кто угодно. Дежурный по станции Шурик Соболев честно признался, что полночи просидел в кают-компании за книгой и никого не видел. Но Белка, глупая, бестолковая и донельзя ласковая, лежала мертвой, ее кто-то убил, и этот «кто-то» стоял рядом сейчас, дышал одним со всеми воздухом, и каждый день его буду по-дружески приветствовать, жать ему руку! Ярость и омерзение заполнили душу Семенова.
Прежде чем сказать резкость, посчитай в уме до десяти, советовал когда-то Андрей. Ты всегда был прав, как жаль, что тебя нет рядом. Как ничтожная пылинка может остановить механизм часов, так одно непродуманное слово может непоправимо расколоть коллектив. Одно слово – и вспыхнут страсти! А страсти, как ветер на море: может надуть парус и спасти, а может и опрокинуть, утопить лодку – все зависит от того, кто стоит на руле…
И снова почувствовал себя бессильным. Сотня тысяч затратил институт на станцию, с какими трудами Льдину выбрали и обживали ее, бесценные для науки данные идут отсюда на материк, и все летит к черту: никто из стоящих рядом людей и думать не думает сейчас о солнечной активности и магнитных бурях, о причинах гибели и возрождения ледяных полей, о том, что через сорок пять минут кровь из носу, а центр должен получить метеосводку из «кухни погоды», сводку, цену которой так замечательно определил когда-то Свешников. Его спросили, какую пользу дают антарктические и дрейфующие станции (честно говоря, оскорбительный вопрос: неужели не читали про Нансена и Седова, Амундсена и папанинцев – географические и геофизические открытия в деньгах не замеришь), и он в своем ответе ограничился лишь таким всем понятным примером: «Если наш прогноз, составленный с помощью данных полярных станций, спасет от гибельного шторма хоть одно судно, это оправдает годовой бюджет всего института». А ведь не только прогнозами, не только геофизикой, ионосферой и космическими лучами занимаются полярники – Арктику и Антарктиду для людей завоевывают! Высокие широты, недоступные когда-то, как Млечный Путь, людям на тарелочке подносят: пользуйтесь, проводите корабли, качайте нефть! Тайны воздушной оболочки Земли, секреты космических лучей – где можно лучше всего выведать, как не в высоких широтах, где воздух прозрачен и чист? И все эти тайны, думал Семенов, на третий план: самая главная для всех нас тайна, без раскрытия которой жить на станции будет невозможно, – кто убил собаку…
– Так за всю ночь никого и не видел? – переспросил он.
Шурик виновато замотал головой. Один только Филатов, вахтенный механик, позвонил, попросил согреть кофе и на минуточку забежал.
– Завтракать! – коротко приказал Семенов и пошел в кают-компанию.
Завтрак проходил в непривычной тишине. Люди говорили вполголоса, а то и шепотом, будто боялись кого-то разбудить. Любая смерть, даже если это смерть обыкновенной собаки, на крохотной полярной станции воспринимается особенно тяжело и считается плохим предзнаменованием. А тут еще случилась не простая смерть, а насильственная, убийца Белки находился здесь, и это обстоятельство чрезвычайно электризовало атмосферу. Тихо переговаривались за своим столом Семенов, Бармин и Кирюшкин, скорбно, ни на кого не глядя и по-бабьи подперевшись рукой, задумался о чем-то хозяин Белки Горемыкин.
Филатов неожиданно и звонко постучал по столу кружкой.
– Не нравится мне это! – возвестил он. – То с одной, то с другой стороны: «Веня… Филатов…» Если у кого есть подозрения – говори, а то получается вроде фиги в кармане.
– На воре шапка горит! – сострил Непомнящий, но его никто не поддержал. Все неотрывно смотрели на Филатова.
– Ну? – У Филатова зло вспыхнули глаза. – Кто самый храбрый, ты, Олег?
– Хорошо, – кивнул Ковалев. – Никакой фиги, Веня, я и в глаза могу. Всем известно, что Белку ты не очень-то любил…
– Ты за всех не говори! – перебил Томилин.
– … обзывал сукой, – продолжал Ковалев, – а вчера, ребята видели, пинком выгнал ее из дизельной. Было такое?
– Было. – Филатов подобрался, напрягся. – Только выгнал я ее потому, что ведро с соляркой опрокинула.
– Пусть так, – согласился Ковалев. – И опять же кого единственного Шурик ночью видел? Тебя, Веня. И еще… пусть Николаич скажет… Так что не лезь в бутылку, кое-что, сам понимаешь, на тебе замыкается.
– Мне оправдываться нечего, – сказал Филатов. – Рука у меня не поднялась бы на собаку.
– У него рука только на человека поднимается, – уточнил Осокин.
– Я протестую, – спокойно сказал Груздев. – С таким же основанием можно утверждать, что кое-что замыкается, скажем, на Шурике, который всю ночь не спал, или на Рахманове – он выходил на срок.
– Ты чего, Ковалев, к Вене цепляешься? – Томилин вскочил. – Подумаешь, из дизельной выгнал! Белку механики на ночь в дизельную пускали греться, а ты ее к своему домику подпускал? Хоть раз кормил? Да она к тебе в гидрологию и дороги не знала!
– Скажи еще, что я ее убил!
– Может, и ты, откуда я знаю?
– Ах, так! – Ковалев обернулся к Семенову. – Сергей Николаич!
Семенов встал, прошелся по кают-компании.
– Груздев прав, с подобными уликами можно заподозрить любого из нас. Ко мне, Костя, Белка тоже не забегала, и я ее тоже не кормил. Обращаю вопрос ко всем: припомните, кто из ваших соседей выходил ночью из домика!
– Рахманов выходил, – сказал Непомнящий. – На метеоплощадку, минут на двадцать.
– А ты откуда знаешь, насколько? – быстро спросил Томилин.
– Он дверью хлопнул, разбудил.
– Вы никого не видели, Николай Васильич? – обратился Семенов к Рахманову.
– Никого, – чуть поколебавшись, ответил Рахманов. – Вышел на срок, передал данные Томилину и отправился спать.
– Кто еще выходил? – спросил Семенов. – Так. Значит, достоверно известно лишь то, что на срок выходил Рахманов и в кают-компанию забегал пить кофе Филатов. Веня, когда это было?
– Часа в два.
– Так, Шурик?
– Да, в начале третьего.
– Тогда, Веня, совпадение не в твою пользу: доктор определил, что смерть Белки наступила примерно в это время.
– Плюс-минус час, – поправил Бармин. – Но могу повторить…
– Знаю, – кивнул Семенов. – Слишком глупо было бы убивать Белку рядом с дизельной собственным молотком и бросать эту улику на виду.
– Я убежден в этом…
– Погоди, Саша, эмоции нам не помогут. Веня, напряги память: не слышал ли какого звука, лая? Ну?
– Когда дизель ревет под ухом? – Филатов мрачно покачал головой.
– Веня. – Семенов подошел к Филатову, положил руку ему на плечо. – Посмотри мне в глаза: ты не убивал Белку?
Филатов побелел.
– Не убивал, Сергей Николаич.
– Так почему же, – Семенов сунул руку в карман, – возле Белки нашли твою зажигалку? Ковалев, где она лежала?
– Я же вам показывал, буквально рядом с Белкой.
По кают-компании прошел гул.
– Молчать! – Семенов пристукнул кулаком по столу. – Так как же это объяснить, Веня?
– Не знаю, Сергей Николаич, потерял я эту зажигалку недели две назад.
– Что-то уж очень много совпадений! – выкрикнул Ковалев.
– Насчет зажигалки Веня правду говорит, – сказал Кирюшкин. – Он у меня еще коробок спичек брал.
– Да, много совпадений, – будто про себя, задумчиво проговорил Семенов.
– Пожалуй, даже, слишком много – молоток, зажигалка, кофе ночью пил… – Он вновь прошелся по кают-компании, остановился возле Филатова. – Слишком много! Поэтому прошу не обижаться, но приступим к неприятной процедуре, другого выхода нет. Все здесь?
– Дугин в дизельной, – напомнил Кирюшкин.
– Всем надеть каэшки и рукавицы, – приказал Семенов. – Никому, ни под каким предлогом не выходить из кают-компании. Костя, позвони Дугину, пусть немедленно явится.
Недоуменно переглядываясь, люди столпились у вешалки, разобрали одежду.
– Каждому внимательно проверить, своя ли на нем каэшка, свои ли рукавицы!
– Какая разница?
– В чем дело, Николаич?
– Выполнять! – Семенов встал у выхода из кают-компании. – Сейчас будем по очереди подходить к доктору. Саша, приступай.
– Буду вызывать по алфавиту. – Бармин положил на стол листок с фамилиями, достал из кармана куртки большую лупу. – Горемыкин!
Теперь все поняли, что это за процедура, заволновались. Бармин через лупу тщательнейшим образом осмотрел каэшку рукавицы, брюки и сапоги повара.
– Все, Валя, садись здесь. Груздев!
– Никогда еще не был под следствием. – Груздев усмехнулся. – Вы очень эффектны, Саша, в роли Холмса.
Бармин шутки не принял.
– Дугин!
– Здесь я, – входя, откликнулся Дугин. – Собрание, что ли?
– Раздеваться не надо, – сказал Семенов. – Подойди к доктору.
– Медосмотр, – пояснил Томилин. – На вшивость.
– Ковалев!
– Кирюшкин!
– Кузьмин!.. У тебя на каэшке кровь!
– Палец порезал. – Кузьмин весь сжался. – Саша, побойтесь бога, вы же сами вчера перевязывали!
– Снимай каэшку, произведу анализ. Отойди, не мешай. Непомнящий!.. Да не вертись, замри, я тебя вскрывать не собираюсь! Осокин!.. Николаич, ты мне нужен… Видишь пятнышки, здесь и здесь?
Бармин соскоблил несколько комочков на чистый лист бумаги.
Осокин рванулся.
– Какие пятнышки? – Голос у него сел, по лицу прошла судорога. – Дружка выручаешь?
Железной рукой Бармин удержал Осокина на месте.
– Это мозг, – приблизив лупу к комочкам, сказал он. – А вот и кровь, на обоих унтах.
Семенов поднялся с колен и вперил в Осокина тяжелый взгляд.
– Ребята, не верьте, – оглядываясь, быстрым шепотом заговорил Осокин, – он дружка выручает! Вон, у Кузьмина тоже кровь! Может, кто мои рукавицы надел! Пусть всех проверяет!
– Проверим, проверим, – не сводя с Осокина тяжелого взгляда, сказал Семенов. – Валя, забери у него рукавицы, положи на стол поосторожней. Продолжай, Саша.
– Рахманов!.. Семенов!.. Соболев!.. Томилин!.. Филатов!
– Пусть его другой проверит! – Осокин не сидел, а подпрыгивал на стуле. На его искаженное отчаянием лицо было страшно смотреть. – Пусть Олег!
Бармин протянул лупу Ковалеву. Тот долго осматривал одежду Филатова.
– Солярка да масло, – сказал он. – Ты, Веня, не обижайся, зажигалка-то была твоя. Филатов отошел, не ответив.
– Теперь меня, – сказал Бармин.
– А, чего тебя? – Ковалев махнул рукой. – Все ясно.
– Проверяй! – потребовал Бармин.
И опять наступило молчание.
– Так во-от кто, оказывается… – тихо, с удивлением глядя на Осокина, протянул Горемыкин.
– Ребята, не верьте. – Глаза Осокина бегали и умоляли. – Никуда я ночью не выходил, а пятнышки – они от супа, они от чего хочешь могут быть!
– Позвольте! – Рахманов решительно дернул бородкой. – Извините, Сергей Николаевич, но лучше поздно, чем никогда. Возвратившись со срока, я долго не мог уснуть и видел, что Осокин оделся и покинул дом. Он отсутствовал не менее пятнадцати минут.
– Почему не сказали сразу? – устало спросил Семенов.
– Я не хотел бросать тень… не ожидал…
– И спокойно смотрел, как Веню топтали? – вскипел Томилин. – Даже обидно видеть такого… на месте Андрея Иваныча!
– Но я обязательно сообщил бы об этом, – нервно возразил Рахманов.
–Честное слово!
– Похвальное намерение, которое делает вам честь, – холодно сказал Семенов. – Осокин, почему вы убили собаку?
Осокин опустил голову.
– Я – не хотел ее убивать… сам себя не помню…
– Врете, Осокин. Вы обдуманно убили Белку, чтобы бросить тень на Филатова. Но, будучи первостатейным подлецом, преступником, вы оказались неумелым и – попались.
Осокин вскинул голову.
– А вы не оскорбляйте! Подумаешь, кокнул собаку! Когда людей на ваших глазах калечат – молчите, да? Ну, виноват, ну, выговор дайте, а, зачем оскорблять?
– Оскорбили его, – насмешливо сказал Дугин. – Нет уж, выговором не отделаешься! Уж не ты ли и Мишке глаз подбил?
– Садист!
– Подонок! Семенов поднял руку.
– Дядя Вася, ты у нас вроде старейшины, традиции лучше всех знаешь. Скажи свое слово.
– Скажу, – согласился Кирюшкин. – Ты, паря, не собаку кокнул, ты всем людям в душу плюнул, понятно? За такое административные взыскания не положены, нет их в кодексе. На материке тебя… ну, погладили бы легонько и отпустили на все четыре стороны, а отсюда – куда отпустишь? До начала полетов, Сергей, этому удальцу жить с нами, никуда от него не денешься. Поэтому предлагаю: соседей его, Рахманова и Непомнящего, переселить в другие домики, в кают-компанию пусть не ходит – еду дежурный ему носить будет, и чтоб никто, опять же кроме дежурного, с ним ни единого слова. Короче говоря, полный бойкот.

 

 

Назад: ГРУЗДЕВ
Дальше: ДЯДЯ ВАСЯ