Скажите, кому из вас не доводилось ехать в Москву, ехать и степью и лесами, мимо знакомых городов с шумными вокзалами, пересекая сотни рек и речонок? И всегда от одной лишь мысли, что едешь в Москву, каждая поездка кажется и новой и неизведанно радостной!

Радует все: и свист ветра за окном, и равномерный стук колес, и волнующий гудок паровоза, когда он, рассыпая по шпалам искры, несется в степи глубокой ночью… «Я! А-я-я-я! И-и-ду!» — доносится в вагон. А колеса: тук-так, тук-так, тук-так, — и вы не только слышите этот однообразный говор колес, но и всем телом чувствуете, как плавно в беге раскачивается вагон… То иногда звякнут буфера, то сердито засопят тормоза, а к вам уже крадется сон, и в сладкой дремоте смежаются веки…

Просыпаетесь от толчка. Ночь. Поезд стоит на станции, в окно смотрит огненно-красная луна на закате. Промелькнул огонек фонаря, по рельсам протянулась тень… Проходит час или два, и вы снова открываете глаза. Навстречу поезду летит теплый ветер, плывут, кружатся укрытые серым пологом ночи незнакомые поля; луны уже нет, небо почернело, и только на горизонте лежит розовая каемка.

Утром проезжаете Ростов. Вслед поезду всходит солнце — узкая тень змейкой скользит по росистой траве. Блестят лиманы, точно огромные зеркала в темно-зеленых рамах камышей… Да, хорошо едем! Вот уже осталось провести в вагоне всего одну ночь, а там… И вы в десятый раз спрашиваете проводника, в котором же часу поезд прибудет в Москву. Проводник называет час и минуты, и вы уже видите Курский вокзал, широкую площадь, видите раскрытые двери метро, похожие на леток — медоносную щель в пчелином улье в разгар большого взятка; потом перед вами встает и вся Москва, такой, какой вы видели ее в последнюю поездку… И сколько тогда возникает радостных воспоминаний!

В первое же утро на пути в Москву Сергею хотелось как можно ярче представить себе облик столицы. Он напрягал воображение, и тогда вдруг куда-то исчезали и степь, и лиманы в камышах, и вагон, и полка, на которой он лежал… Солнечный день лета, Сергей идет по Москве. Город залит светом. Непрерывной лентой катятся автомобили, и видит Сергей, как одна машина останавливается возле него. Из нее выходит пожилой генерал… Да ведь это же командир танковой дивизии! Сергей становится во фронт, четко отдает рапорт. Генерал улыбается и берет Сергея под руку и говорит шоферу: «Нет, нам не нужна машина! По Москве приятно пройтись пешком».

На одной из площадей остановились.

— Гвардии младший лейтенант, — говорит генерал, — ты впервые приехал в Москву. Хочешь посмотреть столицу?

Сергей хотел ответить генералу, но тут кто-то изо всех сил крикнул над ухом:

— Да ты погляди! На этой же станции мы захватили эшелон немецких танков!

Сергей проснулся с тревожно бьющимся сердцем… Было позднее утро. У окна сгрудились красноармейцы. Поезд подходил к какой-то степной станции. Сергей слез с полки. Бойцы уступили ему место у окна. Мимо полотна тянулся огромный вал железного лома. Чего здесь только не было! То паровоз без колес взгромоздился на помятый с черным крестом танк, то остовы сгоревших вагонов, автомашин текли нескончаемой лентой, то сгрудились, оседлав одна другую, разбитые, изувеченные немецкие пушки. В дуле зеленой мортиры Сергей заметил ловко обсаженное пухом гнездо, а на щитке — воробья. «Эх, голубчик, — подумал Сергей, — скоро весь этот лом будет погружен на платформы, и уедет твое жилье куда-нибудь на металлургический завод…»

— Порядочек! — воскликнул сидевшим рядом боец. — Помню, тут было такое… — он не договорил и махнул рукой. — Много немцы оставили железа.

Поезд остановился. На том месте, где когда-то было здание станции, из земли снова вырастал, как молодой побег на месте срубленного дерева, каменный фундамент, и к нему уже были подвезены кирпич, песок, цемент и штабели леса.

— Товарищ гвардии младший лейтенант, — обратился к Сергею сержант. — Случаем, вам не знакома эта станция?

— Нет, мы проходили под Харьковом.

— А мы как раз тут… Дело было весной, снег уже растаял… Понимаешь, с этой станции немецкий эшелон пробивался на Барвенково. А мы уже ходили по тылам. Весь состав был загружен танками — направлялись они под Ростов, да не успели. Ну мы и обрезали пути — ни взад, ни вперед. Завязалась жаркая стычка… Видите этот сарайчик? Нет, не тот, что под черепицей, а вот маленький, под соломенной крышей. Как раз против него стоял паровоз, а я с ручным пулеметом и с гранатами в том сарайчике… Дело кончили быстро. — Сержант потрогал пальцами медаль «За отвагу», висевшую у него на груди рядом с другими медалями и двумя орденами Славы. — Вот память…

Поезд тронулся. Сержант не отрываясь смотрел в окно.

— Да, — задумчиво проговорил он, — как же все-таки приятно проезжать по знакомым местам.

Это было сказано так радостно, как только может сказать человек, у которого при виде простого сарайчика под соломенной крышей вдруг заблестят глаза и взволнованно забьется сердце, а в памяти встанет в мельчайших деталях картина короткого, но жаркого боя с врагом. Сергей даже позавидовал сержанту. Ему тоже захотелось увидеть подступы к Харькову, лесок недалеко от железной дороги, деревушку в низине…

Да, пройдут десятки лет, а из памяти никогда не изгладятся дороги войны, и никогда не забудутся ни холмики, ни бугорки, скрывавшие нас от вражеского глаза, ни лески, ни кустарники, некогда служившие нам исходным рубежом для атаки… Хорошо, если поезд будет подходить к Харькову днем. А если ночью?.. Сергей разыскал проводника и спросил, в котором часу поезд прибудет в Харьков.

— Рано беспокоитесь, — сказал проводник. — Перед вечером будем в Харькове.

Наступил вечер. Сергей сидел у окна. Холмистая степь казалась ему знакомой. Да вот же, вот же они стоят, те самые густые вербы! В них когда-то укрывалась танковая рота, ожидая приказа. Сергей приподнялся и высунулся из окна… Да, именно здесь и были спрятаны танки — искусная была засада! А вот и деревушка у взгорья. За два дня непрерывного наблюдения она была так изучена, что танкистам казалось, будто они жили здесь много лет. Дома тогда были пустые, на улицах — ни души. Деревушка стояла на пути к Харькову, и танки, выскочив из засады, пронеслись по ней, как вихрь…

Утром поезд подходил к Москве.

От Серпухова в вагоне царило знакомое беспокойство, предвещавшее близость столицы; в проходах стало тесно, никто не лежал на койках — одни умывались или укладывали чемоданы, другие толпились у окон. Мимо проплывали заводские корпуса, поселки, укрытые деревьями, тянулась линия высокого напряжения с белыми изоляторами, похожими на серьги. Навстречу с воем неслись электропоезда — длинная зеленая лента пролетала мимо окна и исчезала. Вдали в голубоватом мареве подымались многоэтажные корпуса, точно отлитые из стали. Блестели на солнце окна, крыши… «Москва! Так вот ты какая!» — думал Сергей.

Вскоре мимо окон побежали строения, товарные станции, заставленные составами, тоннели, и Сергей увидел улицы, уходящие под мост, по которому проносился поезд, вереницу трамвайных вагонов, автомашины, спешащих людей… Паровоз, сбавляя ход, громким гудком приветствовал город.

Сергей вышел на привокзальную площадь. Люди толпами растекались во все стороны: они скрывались в дверях метро, их увозили троллейбусы, трамваи. Встречные толпы с такой же поспешностью устремлялись к вокзалу… Метро приняло и нашего героя в свое сказочное подземелье. Шагнув на бегущие ступеньки эскалатора, видя блеск мрамора, огни, плывущие навстречу, слыша глухой, идущий из земли шум, Сергей не мог скрыть волнения. «Так вот ты какая, Москва!»

…Не было и десяти часов, когда Сергей подошел к высокому зданию. В вестибюле его встретил капитан с красной повязкой на рукаве, стройный, гладко выбритый, с приятным улыбающимся лицом.

— Ну, вот и хорошо, что вы прибыли вовремя, — сказал он, рассматривая документы. — Номер в гостинице заказан. Мы сейчас поедем.

Они заехали на вокзал за вещами и затем повернули к гостинице. Поднялись на четвертый этаж. Капитан был разговорчив, расспрашивал о Кубани, об урожае. Рассказал, что ему в эту войну пришлось исходить пешком кубанские равнины. Прощаясь, капитан сказал:

— Значит, в двадцать два часа мы вас ждем. Пропуск будет заказан. А покамест располагайтесь, как вам будет удобней, и отдыхайте.

Сергею Тутаринову советуют отдыхать! И где? В Москве! Это похоже на шутку. Кто ж того не знает, что человеку, впервые приехавшему в Москву, не лежится даже на самой мягкой постели, а из номера пусть самой лучшей гостиницы его так и тянет на улицу, в поток людей…

Сергей в этот день не только забыл об отдыхе, но и об обеде. На ходу закусив в буфете, он до позднего вечера, не зная усталости, ходил по Москве. Красную площадь он прошел дважды и оба раза подолгу простаивал возле мавзолея. Побывал в Третьяковской галерее, гулял по набережной, ездил в Парк имени Горького, а Москва все раздвигалась и раздвигалась перед ним, одна улица казалась шумней другой, одна площадь величественней другой. Все, что он видел, и радовало, и удивляло его, и вызывало такое ощущение, точно кто-то невидимо ходил рядом с ним и всякий раз спрашивал: «Ну, как? Хороша Москва? Но это же обычный день! А ты бы посмотрел Москву праздничную!..»

Сергею суждено было увидеть Москву и праздничную… В двадцать два часа он прибыл в Управление. Там он узнал, что в числе многих других Героев Советского Союза его вызвали на празднование Дня танкиста.

В тот вечер Сергей возвратился в гостиницу в приподнятом настроении. Ему казалось, что на земле нет человека счастливей, чем он.

Ему не сиделось, и он вышел на балкон. Перед ним лежал Охотный ряд. Смотришь на него сверху, и кажется, будто там, внизу, между высокими домами катится живая река. Над ее руслом блестит и вздрагивает медная паутина, качаются белые бусы фонарей, точно бакены на быстрой воде. В шесть рядов несутся автомобили, и нет им конца! Улица наполнена разноголосым говором машин. Посмотришь вслед этому блестящему потоку — мигают, отражаясь в асфальте, стоп-сигналы, точно яркие звезды катятся по земле… Красив и величествен город в ночное время!

Утром кто-то настойчиво забарабанил в дверь. Сергей проснулся, соскочил с кровати, наскоро оделся и вышел в коридор. Перед ним стоял старшина — шофер генерала.

— Ты ли, Гриша?!

— Так точно! — громко ответил старшина.

— Ну, заходи, дружище! Ты какими судьбами в Москве?

— А такими судьбами, что мы теперь все здесь.

— То есть — как все? Всей дивизией? В Москве? Да где же вы? Садись, рассказывай.

— Сидеть некогда, — сказал старшина. — Генерал сказал, чтобы я вас побыстрее привез… Машина внизу, так что давайте собираться.

— Генерал? Поехали. Я готов!

Долго ехали по улицам Москвы, подстроившись в автомобильную очередь. Гриша вел машину молча, даже ни разу не взглянул на сидевшего рядом с ним Сергея. Только однажды, притормаживая машину, сказал:

— Трудно ездить… Привык к фронтовым дорогам, а тут красные огни так и маячат перед глазами… Тормоза горят!

Выехали за город, и Гриша повеселел. Широкая, залитая солнцем трасса радовала взор. Машина набирала скорость. Бежали навстречу сосновые лески, дачные домики, и вскоре шоссе вонзилось, как копье, в оранжево-зеленую толщу леса… Гриша свернул на лесную дорогу, с еще свежими следами гусениц, и поехал мимо узенькой речонки с темно-голубой стоячей водой; красными пятнами плавали по ней листья… Издали, из глубины леса, плыл протяжный гул моторов.

— Слышите знакомую песню? — спросил Гриша. — Это наши готовятся к празднику…

В лесу чувствовалось дыхание ранней осени. Веяло пряным запахом вянущих, припавших к земле трав, опавших листьев, — деревья неохотно снимали свои зеленые наряды, заменяя их буднично-серыми с нежной оранжевой окраской… Неожиданно на поляне Сергей увидел палатки. Окруженные зеленью леса, они казались необыкновенно целыми, точно свежие сугробы снега. При виде этого знакомого походного жилья у Сергея так радостно забилось сердце, точно он подъезжал к родному дому.