Этюд из личной жизни полярника
Оркестр неожиданно заиграл полузабытую мелодию, и они пошли танцевать.
– Этот вальс постарел вместе с нами, – сказала Вера, – У него такие же морщины, как у меня.
– Ты очень красива, – сказал Семёнов. – Прости, я стал совсем неуклюж.
Сердце мое, не стучи,
Глупое сердце, молчи…
– Какая она грустная. – Вера кивнула на певицу. – Наверное, жена полярника или моряка.
– Вернемся, на нас смотрят. Я разучился танцевать.
– На твоих ногах уже унты?
Их столик был расположен удачно, в дальнем и тихом углу.
– Не пей больше, Сережа.
– Сегодня коньяк для меня – вода. Улыбнись, прошу тебя. Будь как на той фотокарточке, которая на обоих полюсах со мной прозимовала.
– Ты любишь ее, а не меня, твоя жизнь прошла с ней… Мы женаты пятнадцать лет, из них дома ты был четыре с половиной года.
– Четыре года и восемь месяцев, родная моя Пенелопа.
– Я не Пенелопа, Сережа. Пенелопа сделала ожидание своей профессией. Она могла это себе позволить, ей не надо было спешить на работу, бегать в кулинарию и кормить детей.
– Но ты же знаешь…
– Знаю… Знаю все, что ты скажешь. И призвание, и наука, и высокие широты…
– Через это я уже прошел, дорогая. Но Восток..
– И это знаю… Я сто раз обмирала по ночам, когда представляла тебя там, в этой космической стуже. Да, Восток – твое детище, Сережа. Но ведь, кроме этого детища, которое можно законсервировать, у нас есть двое детей, которых законсервировать нельзя… И самое грустное для них, что я все понимаю и не лягу у порога, чтобы удержать тебя.
– Спасибо.
– Нынешний год високосный.
– Это так важно?
– На один день больше ждать.
– Один день!
– Не день, сутки. С каждым годом все тяжелее, Сережа… Наверное, возраст.
– Ты для меня всегда двадцатилетняя.
– Только для тебя.
– Этого мало?
– Много. – Вера взъерошила ему волосы. – Очень много… Другой судьбы у нас уже не будет.
– Тебе не повезло, ты полюбила полярника… Ну вот, наконец-то ты улыбнулась.
– Знаешь, еще в детстве, совсем девчонкой, я загадала однажды: если завтра кончатся дожди и будет солнце, моя жизнь сложится счастливо.
– И наутро были дожди?
– Солнце встало, Сережа.
– Я вернусь и больше тебя не оставлю.
– Не обманывай себя, тебе, как белому медведю, нужен снег. Такова уж, видно, моя участь на этой земле – ждать и дни считать. Налей мне тоже, я хочу быть пьяной. Иначе я сейчас же разревусь. За что будем пить?
– Помнишь, ты дала мне на Льдину маленький томик стихов? Там были такие слова: «Как будто бы железом, обмокнутым в сурьму, тебя вели нарезом по сердцу моему».
– Сережа, я немедленно разревусь. За что будем пить?
– За твое долготерпение, дорогая. За твою любовь.
– Ну, хорошо. Будь здоров.
