Версия
Санька Журавлев рассказал диковинную историю. Был он в городе (мотоцикл садил покупать), зашел там в ресторан покушать. Зашел, снял плащ, в гардеробе, направился в зал… А не заметил, что зал отделяет стеклянная стена — пошел на эту стенку, И высадил ее. Она прямо так стоймя и упала перед Синькой и со звоном разлетелась в куски. Ну, сбежались. Саньки был совершенно трезв, поэтому милицию вызывать не стали, а повели его к директору ресторана на второй этаж. Человек, который вел его по мягкой лестнице, подсчитал:
— Зарплаты две выложишь. А то и три.
— Я же не нарочно.
— Мало ли что?
Зашли в кабинет директора… И тут-то и начинается диковина, тут сельские люди слушали и переглядывались — не верили. Санька рассказывал так:
— Заходим — сидит молодая женщина. Пышная, глаза маленько навыкате, губки бантиком, при золотых часиках. «Что случилось?» Товарищ этот начинает ей докладывать, что вот, мол, стенку решили… А эта на меня смотрит. — Тут Санька всякий раз хотел показать, как она на него смотрела: делал губы куриной гузкой и выпучивал глаза. И смотрел на всех. Люди смеялись и продолжали не верить.
— Ну, ну?
— Она этому товарищу говорит: «Ну, хорошо, — говорит, идите. Мы разберемся». А кабинет!.. Ну, «-мо», наверное, у министров такие: кругом мягкие креслы, диваны, на стенах картины. «Вы откуда?» — спрашивает. Я объяснил. «Так, так, — говорит. — Как же это вы так?» А сама на меня смо-отрит, смо-отрит… До-олго смотрела.
Еще потому не верили земляки Саньке, что смотреть-то на него, да еще, как он уверяет, долго, да еще городской женщине, зачем, господи?! Что там высматривать-то? Длинный, носатый, весь в морщинах раньше времени… Догадывались, что Саня потому и выдумал эту историю, чтобы хоть так отыграться за то, что деревенские девки его не любили.
— Ну, ну, Саня? Дальше?
Дальше Санька бил в самое дыхало; история начинала звенеть и искриться, как та стенка в ресторане…
— Дальше мы едем с ней в ее трехкомнатную квартиру и гужуемся. Три дня! Я просыпаюсь, от так от шарю возле кровати, нахожу бутылку шампанского — буль-буль-буль!.. Она мне: «Ты бы хоть из фужера, Санек, вон же фужеров полно!» Я говорю: «Имел я в виду эти фужеры!» Гужуемся три дня и три ночи! Как во сне жил. Она на работу вечером сходит, я пока один в квартире. Ванну принимаю, в туалете сижу… Ванна отделана голубым кафелем, туалет — желтым. Все блестит, мебель вся лакирована. Я сперва с осторожностью относился, она заметила, подняла на смех: «Брось ты, — говорит, — Санек? Надо, чтоб вещи тебе служили, а не ты вещам. Что же, — говорит, — я все это с собой, что ли, возьму?» Шторы такие зеленые, с листочками… Задернешь — полумрак такой в комнатах. Кто-нибудь спал из вас в спальне из карельской березы? Мы же фраера! Мы думаем, что спать на панцирной сетке — это мечта жизни. Счас я себе делаю кровать из простой березы… город давно уже перешел на деревянные кровати. Если ты каждый день получаешь гигантский стресс, то выспаться-то ты должен!
— Ну, ну, Сань?
— Так проходят эти три дня. Вечером она привозит на такси курочек, разные заливные… Они мне сигналют, я спускаюсь, беру переносной такой холодильничек, несу… И мы опять гужуемся. Включаем радиолу на малую громкость, попиваем шампанское… Чего только моя левая нога захочет, я то немедленно получаю. Один раз я говорю: «А вот я видел в кино: наливает человек немного виски в стакан, потом туда из сифончика… Ты можешь так?» — «Это, — говорит, — называется виски с содовой. Сифон у меня есть, виски счас привезут». Точно, минут через пятнадцать привезли виски. Они мне, кстати, не поглянулись. Я пил водку с содовой. От так от нажимаешь курочек на сифончике, оттуда как даст в стакан… Прелесть.
— А как со стеклом-то?
— С каким стеклом?
— Ну, разбил-то…
— А-а. А никак. Она меня потом разглядывала всего и удивлялась. «Как ты, — говорит, — не порезался-то?» А мотоцикл — я ей деньги отдал, мне его прямо к подъезду подкатили…
Вот такая история случилась будто бы с Санькой Журавлевым. Из всего этого несомненной правдой было: Санька в самом деле ездил в город; не было его три дня; мотоцикл привез именно такой, какой хотел и на какой брал деньги; лишних денег у него с собой не было. Это все правда. В остальное односельчане никак не могли поверить. Санька нервничал, злился… Говорил мужикам про такие поганые подробности, каких со зла не выдумаешь. Но считали, что всего этого Синька где-то наслышался.
— Ну, «-мо»! — психовал Санька. — Да где же я эти три дня был-то?! Где?!
— Может, в вытрезвителе.
— Да как я в вытрезвитель-то попаду?! Как? У меня лишнего рубля не было!
— Ну, это… Свинья грязи найдет.
— Иди найди! Иди хоть пятак найди за так-то. На что же бы я жил-то три дня?
Этого не могли объяснить. Но и в пышного директора ресторана, и в ее трехкомнатную квартиру тоже не могли поверить. Это уже черт знает что такое — таких дур и на свете-то не бывает.
— Дистрофики! — обзывал всех Санька. — Жуки навозные. Что вы понимаете-то? Ну, что вы можете понимать в современной жизни?
Слушал как-то эту историю Егорка Юрлов, мрачноватый, бесстрашный парень, шофер совхозный. Дослушал до конца, усмехнулся ядовито. К нему все повернулись, потому что его мнение — как-то так повелось — уважали. И, надо сказать, он и вправду был парень неглупый.
— Что скажешь, Егорка?
— Версия, — кратко сказал Егорка.
— Какая версия? — не понял Санька.
— Что ты дурачка-то из себя строишь? — прямо спросил Егорка. — Чего ты людей в заблуждение вводишь?
Санька аж побелел… Думали, что они подерутся. Но Санька прищемил обиду зубами. И тоже прямо спросил:
— У тебя машина на ходу?
— Зачем?
— Я спрашиваю: у тебя машина на ходу? — Санька угрожающе придвинулся к Егорке. — Ну?
Егорка подождал, не кинется ли на него Санька; подождал и ответил:
— На ходу.
— Поедем, — приказным голосом сказал Санька. — Надоела мне эта комедия: им рассказываешь, как добрым, они, стерва, хаханьки строют. Поедем к ней, я покажу тебе, как живут люди в двадцатом веке. Предупреждаю: без моего разрешения никого не лапать и не пить дорогое вино стаканами. Возможно, там соберется общество — может, подруги ее придут. Кто еще хочет ехать, фраера? — Саньку повело на спектакль — он любил иногда «выступить», но при всем том… При всем том он предлагал проверить, правду ли он говорит, или врет. Это серьезно.
Егорка, недолго думая, сказал:
— Поехали.
— Кто еще хочет? — еще раз спросил Санька.
Никто больше не пожелал ехать. История сама по себе довольно темная, да еще два таких едут… Недолго и того… угореть. А Санька с Егоркой поехали.
Дорогой еще раз ругнулись. Санька опять начал учить Егорку, чтоб он никого не лапал в городе и не пил дорогое вино стаканами.
— А то я ж вас знаю…
— Да пошел ты к такой-то матери! — обозлился Егорка. — Строит из себя, сидит… «Я ва-ас…» Кого это «вас»-то? А ты-то кто такой?
— Я тебя учу, как лучше ориентироваться в новой обстановке, понял?
— Научи лучше себя — как не трепаться. Не врать. А то звону наделал… Счас, если приедем и там никакой трехкомнатной квартиры не окажется, — Егорка постучал пальцем по рулю, — обратно пойдешь пешком.
— Ладно. Но если все будет, как я говорил, я те… Ты принародно, в клубе, скажешь со сцены: «Товарищи, зря мы не верили Саньке Журавлеву — он не врал». Идет?
— Едет, — буркнул мрачный Егорка.
— Черти! — в сердцах сказал Санька. — Сами живут… как при царе Горохе и других не пускают.
Приехали в город засветло.
«Направо». «Налево». «Прямо!» — командовал Санька. Он весь подсобрался, в глазах появилась решимость: он слегка трусил. Егорка искоса взглядывал на него, послушно поворачивал «влево», «вправо»… Он видел, что Санька вибрирует, но помалкивал. У него у самого сердце раза два сжалось в недобром предчувствии.
— Узнаю ресторан «Колос», — торжественно сказал Санька. — Тут, по-моему, опять налево. Да, иди налево.
— Адрес-то не знаешь, что ли?
— Адресов я никогда не помнил — на глаз лучше всего.
Еще покрутились меж высоких спичечных коробков, поставленных стоймя… И подъехали к одному, и остановились.
— Вот он, подъездик, — негромко сказал Санька. — Голубенький, с козырьком.
Посидели немного в кабине.
— Ну? — спросил Егорка.
— Счас… Она, наверно, на работе, — неуверенно сказал Санька. — Сколько счас?
— Вез двадцати девять.
— У нее самый разгар работы…
— Ну-у… начинается. Уже очко работает?
— Пошли! — скомандовал Санька. — Пошли, теленочек, пошли. Если дома нет, поедем в ресторан. Поднялись на четвертый этаж пешком.
— Так, — сказал Санька. Он волновался. — Следи за мной: как я, так и ты, но малость, скромнее. Как будто ты мой бедный родственник… Фу! Волнуюсь, стерва. А чего волнуюсь? Упэред! — И он нажал беленький пупочек звонка.
За дверью из тишины послышались остренькие шажочки.
— Паркет, знаешь, какой!.. — успел шепнуть Санька.
В двери очень долго поворачивался и поворачивался ключ — может, не один?
Санька нервно подмигнул Егорке.
Наконец дверь приоткрылась… Санька растянул большой рот в улыбке, хотел двинуть дверь, чтоб она распахнулась приветливее, но она оказалась на цепочке.
— Кто это? — тревожно и недовольно спросили из-за двери. Женщина спросила.
— Ира… это я! — сказал Санька ненатуральным голосом. И улыбку растянул еще шире. Можно сказать, что на лице его в эту минуту были нос и улыбка, остальное — морщины.
— Боже мой! — зло и насмешливо сказал голос за дверью (Егорка не видел из-за Саньки лицо женщины), и дверь захлопнулась и резко, сухо щелкнула.
Санька ошалел… Посмотрел растерянно на Егорку.
– ‚-мо»! — сказал он. — Она что, озверела?
— Может, не узнала? — без всякого ехидства подсказал Егорка.
Санька еще раз нажал на белый пупочек. За дверью молчали. Санька давил и давил на кнопочку. Наконец послышались шаги — тяжелые, мужские. Дверь опять открылась, но опять мешал цепок. Выглянуло розовое мужское лицо. Мужчина боднул строгим взглядом Саньку… Потом глаза его обнаружили мрачноватого Егорку и — быстро-быстро — поискали, нет ли еще кого? И, стараясь, чтоб вышло зло и страшно, спросил:
— В чем дело?
— Позови Ирину, — сказал Санька.
Мужчина мгновение решал, как поступить… Из глубины квартиры ему что-то сказали. Мужчина резко захлопнул дверь. Санька тут же нажал на кнопку звонка и не отпускал. Дверь опять раскрылась.
— Что, выйти накостылять, что ли?! — уже всерьез злобно сказал мужчина.
Санька подставил ногу под дверь, чтобы мужчина не сумел ее закрыть.
— Выйди на минутку, — сказал он. — Я спрошу кое-что.
Мужчина чуть отступил и всем телом ринулся на дверь… Санька взвыл. Егорка с этой стороны — точно так, как тот за дверью, — откачнулся и саданул дверь плечом. Санька выдернул ногу и тоже навалился плечом на дверь.
— Семен! — заполошно крикнул мужчина.
Пока Семен бежал в тапочках на зов товарища, молодые деревенские бычки поднатужились тут… Цепочка лопнула.
— Руки вверх! — заорал Санька, ввалившись в коридор.
Мужчина с розовым лицом попятился от них… Мужчина в тапочках тоже резко осадил бег. Но тут вперед с визгом вылетела коротконогая женщина с могучим торсом.
— Во-он! — Странно, до чего она была легкая при своей тучности и до чего же пронзительно она визжала. — Вон отсюда, сволочи!! Звоните в милицию! Я звоню в милицию! — Женщина так же легко ускакала звонить.
— Пошли, Санька, — сказал Егорка.
Санька не знал, как подумать про все это.
— Пошли, — еще сказал Егор.
— Нет, не пошли-и, — свирепо сказал розоволицый. И стал надвигаться на Саньку. — Нет, не пошли-и… Так просто, да? Семен, заходи-ка с той стороны. Окружай хулиганов!
Человек в тапочках пошел было окружать. Но тут вернулся от двери Егор…
…Из «окружения» наши орлы вышли, но получили по пятнадцать суток. А у Егорки и права на полгода отняли — за своевольную поездку в город. Странно, однако, что деревенские после всего этого в Санькину историю полностью поверили. И часто просили рассказать, как он гужевался в городе три дня и три ночи. И смеялись.
Не смеялся только Егорка: без машины стал меньше зарабатывать.
— Дурак, поперся, — ворчал он. — На кой черт?
— Егор, а как баба-то? Правда, что ли, шибко красивая?
— Да я и разглядеть-то не успел как следует: прыгал какой-то буфет по квартире…
— А квартирка-то, правда, что ли, такая шикарная?
— Квартирка шикарная. Квартиру успел разглядеть. Квартира шикарная.
Санька долго еще ходил по деревне героем.
