Негатив корреспондента Сухоногова
В Кадыр въезжаю с первым зажженным фонарем. После деревянных изб Козинска райцентр кажется значительным городом. Вывески, магазины, фонари.
Редакция районной газеты уже закрыта, но сторож в тулупе подсказывает, где найти Сухоногова. На лестничной площадке я смущенно отряхиваю от снежной пыли свой видавший виды шоферский полушубок. С чего начать разговор? Мне открывает девочка-подросток.
— Наконец-то он явился! — провозглашает она. — Идите скорее, мы вас ждем.
Комната залита темной, дымящейся водой, окутана паром. Из этого пара навстречу мне выходит долговязый человек, весьма растерянный.
— Понимаете, батарея потекла…
— Вы корреспондент Сухоногов?
— Я.
«Это очень удачно, что потекла батарея», — решаю я.
Спустившись к машине, я достаю инструменты, паклю. Вскоре авария ликвидирована.
Между мной и корреспондентом устанавливаются «теплые дружеские отношения».
— Не знаю, как вас благодарить…
— Не надо благодарить. Дело в том, что я не водопроводчик. Я приехал к вам из Козинска.
— Ага… — невразумительно отвечает Сухоногов.
— Дело мое такое… В апреле этого года вы были в Наволочном. Снимали наших шоферов. Говорят, вы долго там работали. И вот теперь мне надо установить, в какой очередности проезжали в тот день шоферы. Понимаете?
Близорукие глаза Сухоногова все еще выражают растерянность.
— Не понимаю.
— Ну, словом, у вас, может, сохранились записи того дня… Может быть, снимки, негативы?
— Наволочное, Наволочное… — повторяет корреспондент. — Что-то не упомню. Память стала… Знаете, все некогда, работа.
Я подаю ему газету с заметкой «На горных дорогах».
Корреспондент разглядывает снимок.
— Знаете, я рассеянный человек, — доверительно сообщает он. — Недавно дал снимок в газету с соревнования гимнастов. Написал: «Спортсмен делает стойку». А потом уже выяснилось, что он на кольцах висел, просто я карточку перевернул и получилось, как будто стойка.
Неужели рейс в Кадыр окажется напрасным?
— Тогда как раз началось строительство рудника в Аксае, — Напоминаю я. — Вы остановились у Гути и забыли там экспонометр…
— Вспомнил! — хватается за голову Сухоногов. — Ну конечно… Я провел там целый день, хотел сделать репортаж о шоферах на две полосы… «День большого тракта». Но журналистское дело такое: «зарезали» репортаж. Подождите, я пороюсь в апрельских пленках.
Он выдвигает ящики, черные пленки змеями вьются по полу, скачут. Это длится полчаса или больше.
— Услуга за услугу… Обязательно найду, подождите.
Наконец Сухоногов достает истерзанный конвертик с пленками.
Мы смотрим пленку на свет. Негативы передержаны, затемнены, и это мешает нам разглядеть лица.
— Знаете что? — предлагает корреспондент. — Давайте я сделаю контрольные отпечатки с пленки. Пойдемте в «лабораторию».
Ванная комната уставлена увеличителями и склянками. Красный фонарь выхватывает из темноты лишь руки и лица.
— Только вы проявляйте по порядку, — прошу я. — Всю пленку от начала.
В лужице проявителя происходит таинственный процесс возрождения прошлого. Шестнадцатое апреля. Снег еще лежит на горах. Пик Саб-Ола выглядывает из-за хребта. Тракт поблескивает под солнцем.
Бородатый Матвеич испуганно уставился в объектив, в руке у него путевой лист. Так, все правильно. Матвеич проезжал Наволочное утром, за час или два до того, как у диспетчерской появился Жорка.
Еще несколько шоферов. Ни Пономаря, ни Петюка среди них нет.
Жорка. Он нагнулся, осматривая колесо, и повернул лицо к фотографу. Так, видимо, попросил Сухоногов. «Улыбнитесь». Жорка улыбается. А почему бы не улыбаться? День солнечный, веселый, скоро он должен быть в Аксае, а там — обратная дорога, метеостанция у моста. Таня.
Спустившись в теплые долины, он остановится, нарвет багульника — целую охапку. Смолистый аромат фиолетового сибирского чуда вытеснит запах бензина из кабины…
«Поедем в Саяны… Знаешь, как там здорово! Горы…» Я мог быть рядом с тобой в тот день, Жорка.
На следующем снимке — две машины с будками, стоящие рядом. Лица шоферов туманно белеют за стеклом.
Крупным планом: Петюк на подножке ЗИЛа. Он гордо всматривается в белые вершины, приставив козырьком ладошку. Этот снимок был в газете.
Потом — Пономарь. Без шапки. Короткий чубчик прикрывает лоб, глаза прищурены. Плечи распирают ватник. Руки по-хозяйски уверенно лежат на руле.
Еще чьи-то лица…
— Вы уверены, что в таком порядке они и ехали через Наволочное? — еще раз спрашиваю я.
— Я снимал всех подряд для репортажа. — Сухоногов листает замусоленный блокнотик. — Вот здесь записи: «Березовский, передовик, план — сто тридцать, с восемнадцати лет водителем. Петюк, выполнение плана двести процентов. Пономаренко, план сто сорок»… Знаете, я думал, это будет великолепный репортаж, на две полосы: «День тракта», во всех подробностях…
Значит, Петюк. После Наволочного он не мог обогнать Жорку. Там узкий тракт, там встречные машины расходятся, зарываясь в щебенку.
Петюк и Пономарь должны были видеть машину Жорки под откосом.
Они скрыли это во время следствия. Значит, Петюк… Он шел следом… Там, на вираже, достаточно было легкого толчка.
Петюк.
И все-таки мне не верится. Если бы я, знал, что за Жоркой ехал Пономарь, то не колеблясь назвал бы имя преступника.
— Вы можете дать мне блокнот и пленки?
— Ну, разумеется. Я так вам обязан… Вы здорово справились с батареей…
Теперь назад в Наволочное. И пусть Петюк попробует отвертеться!