«Петюковский обгон»
Главинж радушно встречает меня в своем тесном кабинетике.
— А, Михалев! Заходи. Как осваиваешься на новом месте? Не нужно ли чего? Говори прямо — поможем…
Рыхлое лицо Костюкова источает благодушие. Для руководителя такого сложного, требующего высокой дисциплины хозяйства он кажется слишком мягким, податливым. Не удивительно, что такие «жуки», как Пономарь, вольготно чувствуют себя в этой атмосфере всепрощения. Но я ему задам задачу.
— У нас на базе очень трудно с резиной…
— Да-да, — с готовностью подхватывает Костюков. — Имеются тут серьезные недостатки в снабжении. Это верно. У тебя, что покрышки уже сносились?
— Я не о себе в данном случае. Вот посмотрите на кое-какие цифры…
Стрельцов с ребятами из «Комсомольского прожектора» — Лауринайтисом и Паламарчуком, после тщательной проверки приготовил для меня этот списочек, который должен ошеломить Костюкова.
— В этом году автобаза получила двести десять пар покрышек. А шоферам было роздано сто семьдесят пар. На складе сейчас ни одного комплекта резины. Сорок покрышек исчезли неизвестно куда…
— Дай-ка твою бумагу. Так-так…
Я ожидаю, что он разразится громом и молнией в адрес ротозеев. Но лицо его принимает плаксивое, даже обиженное выражение. «Ну, вот, опять неприятности, недоразумения. Нельзя ли без них…»
— Нашим шоферам нередко приходится приобретать резину на «черном рынке», — продолжаю я. — Платить по меньшей мере тридцатку за каждую покрышку. Из своего кармана. А что поделаешь? Ездить нужно, иначе без заработка останешься…
— Да-да, это все очень печально, — соглашается Костюков. — Временные трудности. Ну, а с недостающими комплектами мы разберемся.
— Это еще не все.
Я рассказываю ему о пожаре на зимовье, принадлежавшем Пономарю. Лицо главинжа багровеет.
— Обязательно займемся, Михалев. Обязательно. А ты уверен, что это покрышки сгорели?
— Да.
— Новые?
— Ни одной покрышки не осталось на пожарище.
— Да… Ну, спасибо тебе, Михалев. Вот так и нужно — бдительность и еще раз бдительность. Подобных фактов мы не должны оставлять без внимания.
От Костюкова я ухожу успокоенный. Кажется, мне удалось расшевелить благодушного главинжа: хочется ему этого или нет, а клубочек начнет распутываться, не остановишь. Но Стрельцов прав: даже если нам удастся уличить Пономаря, это еще далеко не все. Завесу над тайной катастрофы мы так и не откроем, и, может быть, подлинные виновники останутся в тени…
Только в Наволочном я смог бы найти разгадку. Диспетчерский журнал молчит… Но ведь можно попытаться найти свидетелей.
Тягач терпеливо ожидает меня у ворот автобазы. Оглянувшись, я вижу в окне второго этажа конторки — белым пятном — лицо Костюкова… Скорей в Наволочное.
До самой метеостанции еду, не давая себе ни одной минуты отдыха. Машину я оставляю, как всегда, на мосту. Мороз такой, что потрескивают доски под колесами.
Лунной белизны солнце окружено ореолом. Над горами, растворяясь в высоких и легких облаках, мерцает радуга.
У метеостанции меня встречает маленький Васька.
— Ты похож на Деда Мороза, — говорит он.
Я выкладываю на стол желтые, отливающие перламутром круги мороженого молока, каменные ломти мяса и золотистые мягкие апельсины, гревшиеся за пазухой.
— Спасибо, — просто говорит Таня. — Здесь все это трудно достать. А Ваське нужно.
Жорка по-прежнему остается между мной и Таней. Наверно, поэтому мы можем говорить непринужденно и естественно, как будто знакомы долгие годы…
Так мне хочется думать.
Таня наклоняется над Васькой, и я чувствую, как пахнут ее схваченные лентой темные волосы.
— Ты бы приехала на Новый год в Козинск, — говорю я. — Мы молодежное кафе отстроим. Небольшая, правда, избушка, но все же… Чисто, культурно.
— А метеосводки кто будет давать?
Электроорган из-за матерчатой шторки приемника расплескивает печальную мелодию. Она долетела сюда через перевалы из большого города. Там парни встречаются с девушками, надев вечерние костюмы и повязав галстуки. А на мне потертая стеганка, и в моем распоряжении полчаса. И снова будут прыгать горы в стекле кабины и за спиной будут громыхать бочки с солидолом.
— Слушай, что ты обо мне заботишься? — спрашивает Таня с упреком. — Расскажи, что там у тебя… Думаешь, я не знаю про твои стычки с Пономарем?
— У меня все в порядке.
Она смотрит с укоризной: «Скрываешь!»
— Петюк заезжал… Говорит, чтобы ты опасался Пономаря.
— Петюк в роли доброжелателя!
— Мне показалось, он говорит искренне. Вася, может быть, я могу тебе в чем-нибудь помочь?
— Не надо.
— Почему вы все меня бережете?
Там, на мосту, мой грузовик, как застывший конь. Пора. Уеду — а потом опять буду думать о тех минутах, когда снова остановлю свой тягач на мосту и постучу в обитую войлоком дверь.
Мы же друзья. Только друзья.
Таня решительно надевает полушубок.
— Ты куда?
— Отведу Ваську к соседям и поеду с тобой. В Наволочное. Успею вернуться завтра… Не смотри на меня так. Я знаю про твой разговор с диспетчером в Наволочном. Стрельцов рассказал…
Она не дает мне вставить хоть одно слово.
— И не отговаривай. В Наволочном у меня подруга. Она помогает Полунчику.
— Такая пухленькая белобровая девушка?
— Да, Гутя. Она поможет. Я сделаю это лучше, чем ты или Стрельцов.
…Грохочут, подпрыгивая, бочки на прицепе, мотор монотонно гудит.
С лиственниц, кружась, медленно падают хлопья инея. Сухой туман застилает долины. Иногда гулкий удар разносится по горам — это треснула разорванная морозом лиственница.
У перевала Ясного меня догоняет Петюк. В боковое зеркальце вижу знаменитый ярко-красный чехол на капоте. Берегись тракт, Петюк едет!
Он долго идет за мной, не решаясь на рывок. Здесь, на склонах Ясного, повороты за поворотом.
Таня прикорнула в углу кабины, не замечает ничего.
Я прибавляю газу. Красный нос ЗИЛа неотступно прыгает в дрожащем зеркале. Говорят, красный цвет самый раздражающий. Недаром быков дразнят красным.
Снег, выпавший за последние дни, сметен на обочины. Машина идет в коридоре из сугробов, ровно подрезанных челюстями снегоочистительных агрегатов.
Тракт, суженный снежными стенками, петляет без конца. Обгон здесь воспрещен. Я пропустил бы идущий следом тягач, чтобы только не видеть надоедливый чехол. Но Петюк и сам не намерен вырываться.
На коротком ровном участке дороги ухожу вперед. Куски льда и камни лупят в жестяные крылья.
Громыхает под колесами мостик.
И здесь Петюк, раскатившись и используя инерцию, начинает обгон.
Он выбрал самое неудачное место. Я уже не могу притормозить, а выступающая скала закрывает обзор.
Не сигналя, Петюк выходит вперед, и в зеркальце уже не красный радиатор, а дверца кабины и угол будки. Начинаю притормаживать — поздно. Из-за скалы навстречу выскакивает бензовоз. За ним вьется облако белой пыли, лучи солнца переливаются в снежных кристаллах.
Петюк должен отстать и уйти, спрятаться за мой прицеп. Ни мне, ни встречному не затормозить на скользкой дороге.
Но Петюк не хочет уступать. Он идет уже вровень со мной — кабина в кабину. В замороженном боковом стекле я не вижу его лица.
Таня по-прежнему не замечает разыгравшейся на тракте сцены.
Вот он, петюковский обгон. Петюк слегка выворачивает руль и прижимает край будки к моему левому крылу. «Будке-то что сделается? Ну, поцарапаю… А шоферу за крыло придется платить! Сразу отстанет, коли не дурак». Так он объяснял свою тактику в нашем первом рейсе по тракту.
Слышно сквозь рев двух двигателей, как скрежещет, разрываясь, крыло. Я даю руля вправо и нажимаю на тормоза.
— Держись, Таня!
К счастью, машину не заносит. Буфер ударяет в снежную плотно утрамбованную стенку. Потом тягач подскакивает, колесо залетает в скрытый под сугробом кювет, и машина останавливается.
Я выскакиваю. Бензовоз проносится, толкнув меня волной теплого воздуха. Петюк уже далеко впереди.
Все это длилось, наверно, не больше десятка секунд.
— Что случилось? — испуганно спрашивает Таня.
Я показываю на удаляющееся облачко снежной пыли.
— Петюк проехал!
Крыло смято и порвано. Белая металлическая мякоть поблескивает из-под слетевшей краски. И машину без посторонней помощи из кювета не вытянуть.
Ну ладно, посчитаемся, чемпион!
Рядом тормозит зилок. Я вижу озабоченное лицо Володи Стрельцова. Он выехал следом за мной из Козинска — такой уж у нас теперь уговор: стараться быть поближе друг к другу.
— Вот, — говорю я, похлопывая крыло и стараясь скрыть клокочущую во мне злобу. — Машина в дым, экипаж невредим.
— Кто, Петюк? Он меня тоже чуть не сбросил в кювет.
Мы заводим буксирный трос.
— Попробуем догнать Петюка, — говорит Володька.
— Догонишь его!
— Попробуем. Жми на всю железку.
Мы вытаскиваем застрявший тягач, и я вновь сажусь за руль. Что ж, попробуем догнать. Нельзя, чтобы такие, как Петюк и Пономарь, хозяйничали на тракте, не боясь отпора.
Тракт летит под колеса, мелькают столбы…
