VII
А через день Мазин сидел в кафе со слишком красивым названием "Алый тюльпан" и потягивал холодный кофе. Кофе был очень плохим, но Мазин не замечал этого. Он смотрел и думал. Смотрел главным образом на вход в ателье, где не так давно работал Эдик Семенистый. Ателье находилось рядом, через неширокую здесь улицу, а стенка кафе была стеклянная, ни разу еще не битая, без трещин, схваченных уродливыми фанерными кружками. И еще Мазин посматривал по сторонам, но не потому, что его интересовал кто-нибудь в зале, а как раз наоборот, он хотел убедиться, что сам никого не интересует.
Думал же Мазин главным образом об Аллочке, которая вот-вот должна была выйти из ателье, потому что рабочий день уже кончался.
Вспомнился разговор с Вадимом.
— Подтвердилось, Игорь Николаевич. Это та самая "невеста", что приезжала с Семенистым к его родителям, — сообщил Козельский, выговаривая слово "невеста" с подчеркнутой иронией.
— Ну, и как она вам показалась?
Лейтенант вытянул два сведенных вместе пальца.
— Вот такой лобик. Мал ее радостей тусклый спектр.
Мазин вздохнул.
— Хорошо. Придется мне самому заняться этой девушкой. Вы к ней относитесь предвзято.
И вот он сидит и ждет девчонку, которая, наверное, и в самом деле не Спиноза и поэтому может повести себя совершенно по-дурацки и не помочь, а здорово навредить делу, как, по мнению Мазина, навредил уже Эдик, насчет которого он имел точку зрения вполне определенную. Но чтобы точка эта подтвердилась, нужно было узнать немало от Аллочки. И хотя Мазин был почти уверен, что идет не главным ходом, а обследует всего лишь один из тупиков, он понимал, что и в тупик этот необходимо зайти, потому что, прежде чем заблестит золотая жила, всегда приходится переворачивать горы земли.
Мысли эти занимали Мазина, когда он глотал невкусный, холодный кофе, дожидаясь, пока Аллочка выйдет из ателье. Но раньше внимание его привлек еще один человек — широкоплечий парень в кожанке, похожий на шофера, с обветренным, красным лицом и такими же руками, которыми он неловко держал стакан. Правда, в стакане жидкость была посветлее кофе, но парень, как и Мазин, часто посматривал через дорогу.
"Коллега", — подумал Мазин, усмехнувшись. Он решил, что парень дожидается кого-нибудь из ателье. И не ошибся. Как только на дверях напротив появилась расхолаживающая табличка с надписью: "Закрыто", "коллега" засуетился, резко потянул кверху "молнию" на куртке, быстро допил стакан и двинулся к выходу. Мазин действовал спокойнее. "Интересно, за кого она меня примет? Вряд ли я похож на ловеласа".
Аллочка вышла не одна. С ней был человек, которого Мазин сразу узнал по описаниям Козельского. Тот самый "Льоня" с черными подбритыми усиками над мокрыми губами. С порога кафе Мазин хорошо видел его лицо с выпуклыми, похожими на маслины высшего сорта глазами. "Льоня" улыбался и говорил что-то Аллочке, все норовя рукой коснуться, дотронуться до нее, а Аллочка отстранялась и, кажется, торопилась закончить этот разговор.
Они стояли и говорили, и Мазин тоже стоял, парень же в кожаной куртке тем временем пересек улицу и, замедлив шаг, достал папиросу. Мазин услышал, как он спросил "Льоню":
— Спички нету, браток?
"Льоня" полез за спичкой, а Аллочка, обрадовавшись, что его прервали наконец, махнула рукой и быстро пошла вдоль улицы. Но прежде чем двинуться за ней, Мазин посмотрел еще раз на обоих мужчин и увидел, как "Льоня", глядя прямо в лицо "кожаному", кивнул вслед Аллочке, и кивнул не случайно, потому что "кожаный" наклонил голову, как бы говоря: "Понятно".
"Ого! Что-то новенькое", — отметил Мазин.
Так, втроем, они дошли до трамвайной остановки Впереди Аллочка, за ней, почти вплотную, парень в кожанке. Он шагал так целеустремленно, что даже столкнулся со встречным прохожим. О присутствии Мазина "кожаный" пока не подозревал.
На остановке, как всегда в часы "пик", народу было много. "Придется потолкаться" Мазин предпочел бы соблюдать дистанцию.
Подошел трамвай, сравнительно свободный, окраинного пятнадцатого маршрута. К нему двинулось несколько человек. Аллочка осталась на месте, но "кожаный", как заметил Мазин, сделал шаг к вагону и, кажется, удивился, что Аллочка не собирается ехать. А она спокойно достала из сумочки зеркало и рассматривала лицо, повернувшись к нему спиной. Прошел еще один трамвай. На этот раз "тройка", набитая до отказа. Мазин проводил ее с облегчением. Аллочка все еще любовалась на себя в зеркальце, а "кожаный" выплюнул изо рта окурок и растер его подошвой. Подошла "восьмерка" Аллочка сунула зеркальце в сумку. "Кожаный" ринулся к ней. Мазин приготовился… Но ничего не произошло Аллочка раздумала. В самый последний момент она отступила от подножки, и Мазину показалось, что "кожаный" пробормотал что-то нехорошее.
Они остались рядом и посмотрели друг на друга: "кожаный" хмуро, Аллочка без всякого выражения, как смотрят сквозь стекло.
"Будь она поумнее, она заметила бы его манипуляции", — подумал Мазин с сожалением. Он присел на освободившуюся скамейку.
"Кожаный" тоже отошел от Аллочки.
Снова показался "пятнадцатый", на этот раз не такой свободный. "Кожаный" отвернулся, и напрасно, потому что тут-то Аллочка и села. Вернее, не села, а остановилась на задней площадке прицепки. "Кожаный" заметил это, когда она была уже внутри. И здесь он проявил кое-какую смекалку. Вскочил на другую, переднюю, площадку. В наполненном вагоне, где выбираться нелегко, это была лучшая позиция. Мазин хотел войти вслед за "кожаным", но дверь захлопнулась перед самым его носом. Он услыхал звонок отправления и бросился назад, чтобы успеть хоть туда, но садиться в вагон не пришлось. В самых дверях Мазин столкнулся с Аллочкой. Она прыгнула ему прямо в руки, так что он едва успел поддержать ее. А трамвай двинулся с места и пошел, гремя и дребезжа по разболтанным рельсам, увозя "кожаного".
— Извините, — сказала Аллочка.
— Пожалуйста, — ответил Мазин, разглядывая ее. "Кажется, Вадик дал маху. Под челкой еще на палец наберется".
— Ловко вы его провели.
— Что?
— Я про парня в кожанке. Кстати, как его зовут?
— Не знаю.
— Думаю, что это правда. "Льоня" демонстрировал вас довольно продолжительное время.
— Разрешите пройти, гражданин. Не знаю я, о чем вы…
Мазин не пытался задержать ее. Он просто пошел рядом.
— Конечно, тут нечего больше делать. Такой дурак может вернуться с ближайшей остановки.
Аллочка смерила его любопытным взглядом:
— Вы так всегда с девушками знакомитесь?
— Нет, в первый раз.
— Тогда придумайте что-нибудь поумнее.
Мазин улыбнулся:
— Зачем?
— Не на такую напали. Идите-ка своей дорогой, а то…
Она не договорила, и Мазин воспользовался этим.
— Что?
— Я милицию позову.
— А почему вы не обратились к милиционеру, когда за вами следил этот "кожаный"?
— Сказала же я вам, не знаю никакого "кожаного".
Мазин уловил, как дрогнул ее голос.
— Вот что, Аллочка… Хватит нам играть в кошки-мышки. Я ведь не похож на тех, кто пристает на улице к девушкам. Или вы обо мне более высокого мнения?
Мнение свое она уточнять не стала.
— Что вам нужно?
— Вот это другой разговор. Видите стеклянную будочку? Там вы сможете съесть пирожное.
— А вы что там будете делать?
— Я не люблю пирожные. Я просто поговорю с вами.
— Не знаю, о чем нам говорить.
— Я скажу.
Она глянула на него в упор, и Мазин снова подумал, что Козельский ошибся.
— Послушайте, незнакомый товарищ. Я съем пирожное, чтобы доставить вам удовольствие, но прошу вас таким тоном со мной не разговаривать. Я не маленькая.
— Безусловно. Всего раза в два помоложе меня Но ссориться не будем. Будем говорить серьезно, с полным доверием друг к другу.
Она вдруг улыбнулась.
— Смешной вы.
— Не все так думают, — заверил ее Мазин, открывая дверь кафе.
— Одно пирожное и по чашечке кофе, пожалуйста. Только горячего, если можно. Холодный я уже пил.
Он повернулся к Аллочке:
— Хорошо здесь, правда? Тихо.
— Я спешу, — ответила девушка, откусывая кусочек пирожного.
— Прекрасно. Тогда скажите, чем мог интересоваться этот несимпатичный юноша в кожаной куртке? Любовь? Ревность?
Аллочка отрицательно покачала головой.
— Правильно. Я тоже так думаю.
— Но почему вы все это спрашиваете?
— Да, я и забыл совсем. Нам же нужно познакомиться.
И Мазин протянул ей удостоверение.
Аллочка изучала его тщательно. Мазин не выдержал, спросил:
— Ну, как? Все правильно?
— Кажется, правильно. Но что сказать вам, не знаю.
— Может, вместе подумаем? Я подскажу кое-что, а?
— Да что вы мне подскажете?
— Подскажу, что интересует их, простите меня, не столько вы, сколько Эдик.
Аллочка нагнула голову.
— Вот видите. Где он?
Она положила пирожное на блюдечко.
— Не знаю. Уехал он… неожиданно.
— И не сказал куда? Даже вам?
— Не сказал. Сказал, что напишет.
Мазин сжал и разжал под столом руку. Значит, все-таки дурочка? Обыкновенная обманутая девчонка, которая верит, что он напишет? Но зачем ей тогда скрываться? И что они могут выследить? Он смотрел, как она ест пирожное, без удовольствия, просто потому, что он заставил ее есть. Может, и обманутая.
— Что же им от него нужно? Почему он скрылся?
— Лешка говорит, он ему деньги должен. Не отдал будто.
— Это правда?
Мазин видел, что ей трудно. Она никак не могла найти правильной линии поведения. Что-то ей хотелось сказать, но не все и даже, наверно, не главное, но она, видимо, не могла отделить это неглавное от того, что говорить не хотела ни в коем случае.
Он протянул руку и дотронулся до ее пальцев:
— Алла. Я прекрасно вижу, что вы ни в чем не виноваты. Но сказать все, что вы знаете, вы почему-то не решаетесь. Почему? Боитесь? Не доверяете мне? Попробуйте преодолеть себя. Я хочу помочь вам. Правда. — Он глянул ей в глаза. — Я могу вам пригодиться. — Мазин помолчал. — Но смотрите, как бы вам не опоздать. Бывает, что становится поздно. Ну?
Она заморгала, как будто боялась заплакать:
— Не верю я, что Эдик ему должен. Он сам с него деньги тянул.
— А у Эдика бывали деньги?
— Да, он очень хороший мастер.
— И получал хорошие чаевые?
— Его благодарили люди. Что здесь плохого? Все так делают.
— К сожалению.
Мазин вспомнил кое-что из своего общения с Эдиком.
— А больше он ничего не получал?
— Нет, не знаю.
— Значит, Лешка врет? Зачем же ему тогда Эдик?
Она опять заморгала:
— Ну, не знаю, не знаю… Может, они его в шайку втягивали. Но он хороший, хороший.
"Врет она или говорит правду, но Эдика любит, хотя, может быть, он того и не стоит. Впрочем, что значит, не стоит? Разве это делается по выбору? Да еще в таком возрасте. И так ли уж плох Эдик? Оказалась же эта девчонка умнее и искреннее, чем решил Вадим. Может быть, и я вижу Эдика в слишком темных красках? "Все так делают". Не так-то просто быть лучше тех, кто тебя окружает".
— Вы где живете, Алла?
— В общежитии.
— Вам нравится ваша работа?
— Что в ней хорошего? Бумажки выписывать?
— Мечтаете об институте?
— Трудно это.
— В жизни все нелегко.
— Почувствовала уже.
— Ну ничего, ничего. Все образуется. По-вашему, Эдик скрылся от своих друзей?
— Да, ему хотелось отсюда уехать.
— А вы знали, что в квартире, где он жил, был убит человек? Может быть, это тоже повлияло на его отъезд?
Кусок пирожного так и лежал на блюдце. Аллочка, кажется, забыла о нем. Особенно сейчас. Она даже выпустила из рук ложку, которой помешивала кофе.
— Да что вы? Вы думаете… Эдик?
— Нет, не думаю. Просто у меня есть к вам небольшая просьба. Собственно, для этого я и встретился с вами. Может быть, Эдик напишет вам. Устроится и напишет. Как вы полагаете?
Она ответила чуть быстрее, чем было нужно:
— Конечно, напишет. Обязательно напишет.
Мазин отметил эту уверенность:
— Так вот, если будете отвечать ему, передайте от меня привет. Мы с ним встречались. И потом профессии у нас похожие.
Она глянула удивленно.
— В самом деле. Он чинит приемники, и я тоже чиню… кое-что. Вот вы и напишите, что поломки исправлять нужно вовремя, пока они небольшие. И еще, что он мог бы мне очень помочь, если бы захотел. Вот так. Поняли?
— Да, поняла. Я напишу.
— Прекрасно. А я зайду к вам как-нибудь, спрошу насчет ответа.
— Хорошо. Мне можно идти?
— Если не хотите больше пирожных.
Она встала, взяла свою сумочку, но не ушла:
— Игорь Николаевич…
— Он самый. Вы, я вижу, мое удостоверение наизусть выучили.
— У меня тоже просьба одна.
— Долг платежом красен.
— А те… Лешка и другие… Они не узнают, что я вам говорила? Я же и не знаю ничего.
— Нет, они не узнают. Но вы знаете больше, чем рассказали!
— Что вы?!
Мазин поднял руку:
— Не спешите. Вы знаете больше. Просто вы еще не готовы об этом сказать. Так бывает. Я подожду немножко. Немного, — подчеркнул он. — Долго нельзя. А вы подумайте пока. Ладно?
— Ладно. — И Алла бросилась к дверям.
Мазин проводил ее взглядом, потом глянул на стойку.
"Кажется, я заслужил сегодня стаканчик мадеры".
И отодвинул чашку с остывшим кофе.
Пока официантка брала вино в буфете, он успел сделать несколько пометок в записной книжке. Затрепанная по карманам книжка эта частенько заменяла ему тот обязательный "План расследования", который, впрочем, он тоже аккуратно заполнял от графы "Версии, подлежащие проверке" до "Примечаний". Беда была в том, что последней графы Мазину всегда не хватало. Мало места было отведено для примечаний. А они как-то незаметно становились самым главным.
Но это дело об убийстве Укладникова, пожалуй, побило рекорды по числу примечаний. Появлялись они одно за другим, и некоторые перекочевали уже в "Версии", но тут дело стопорилось: версии оставались только версиями. Одни сложнее, другие попроще. Мазин знал, к сожалению, что человека могут убить даже из-за комнаты. Недаром он спросил в свое время у Семенистого, прописан ли тот постоянно в квартире Кравчука.
Версии возникали разные, но, несмотря на внешнюю убедительность и эффектность, не убеждали. Вмешивалось чутье, основанное на многолетнем опыте. Все вроде прояснялось, перед тобой все как на ладони — иди, действуй, а Мазин барабанил пальцами по столу и вместо действий записывал еще что-то в свою книжку.
Сначала Стояновский со своим топориком — хоть сейчас в криминалистический музей, потом бегство Эдика, телеграмма, тайник, Аллочка. Фактов хоть отбавляй, но не мог Мазин найти среди них тот единственный, который нужно поставить во главу угла и добавлять к нему, прикладывать остальные, как детские кубики, чтобы получилась простая, понятная картинка.
Он даже смешивал нарочно эти кубики. И немало удивился бы Козельский, узнай он, что на свидание с Аллочкой его начальник шел не за тем, чтобы окончательно уличить Семенистого, а совсем наоборот, чтобы узнать нечто другое, позволяющее глянуть на них обоих — и Аллочку и Эдика — с иной стороны, заглянуть, если можно так сказать, через них и через Стояновского, подальше, поглубже — туда, где прятался подлинный ключ к разгадке.
Все они имели какое-то отношение к этому ключу, и отношение это нужно было определить, выяснить, чтобы добраться до главного, более сложного, чем довольно вульгарное убийство старого истопника.
Но пока он был доволен. Кое-что из его предположений подтверждалось. И, выпив мадеру, Мазин подумал шутливо: "Прекрасный день — пью вино и ухаживаю за девушками. А жена считает, что у меня тяжелая работа".
