Глава первая
В чем главное достижение
Рогов придирчиво принимал дела, не уставая удивляться, что на участке так безобразно учитывали и хранили ценности. Мерзляков апатично отмалчивался. Старший бухгалтер Кондрин, высокий худой человек с узким рябым лицом и колючими глазами, доказывал: он здесь человек новый и делал для учета все, что мог.
— Это же социалистическое добро! Под суд отдают за такое к нему отношение! — возмущался Рогов.
В навигацию на участок успели перевезти по морю много механизмов, оборудования и материалов. Для постройки перехода через пролив требовалась лишь часть их, остальное надо было завезти в глубь материка и на остров. Разбросанные по берегу, из сугробов торчали ящики, детали машин и стальные трубы. Только продовольствие да некоторые исключительно ценные материалы лежали на складах — в наспех сколоченных деревянных сараях с щелями в стенах.
Рогов собрал людей, сколько их нашлось в бараках, и приказал расчистить площадку, выкопать из-под снега механизмы и материалы, уложить их под навесы. На берег высыпала оживленная толпа. Наблюдая за работой, Рогов размышлял о том, что надо сделать сегодня, завтра и в ближайшие дни. Неотложных дел набиралось так много, что трудно было установить их очередность.
Мерзляков и Кондрин ходили за Роговым по пятам. На льду пролива показался Батманов. Мерзляков следил глазами за каждым движением начальника строительства, который в один миг лишил его всех прав и благ.
— Природой любуется? — иронически поджимая губы, кивнул Кондрин в сторону Батманова.
— Кому нужна ваша природа! — в сердцах откликнулся Рогов. — Начальник смотрит, как лучше провести по льду дорогу, ту самую, что вы забыли построить. И вот что, бухгалтер: довольно созерцать. Начинайте вместе со мной принимать ценности. От трактора и до гвоздя, все надо занести в книги и прибрать к рукам.
Тем временем Батманов пристально осматривал открывшуюся перед ним беспредельную ширь пролива. Когда появлялось из-за туч солнце, в голубой дымке прочерчивался волнистым силуэтом далекий берег острова. Мыс Гибельный возвышался там, похожий на голову какого-то встрепенувшегося гигантского чудовища. Василий Максимович и в самом деле искал возможное направление дороги. Его обеспокоило предупреждение Беридзе, будто в эти дни, если верить старожилам, лед в проливе отрывается от берегов. Беридзе собирался исследовать пролив в нескольких местах; по его мнению, лед еще тонок и вряд ли выдержит тяжесть автомашин, не говоря уже о тракторах. Сильно притопывая, Батманов шел по льду, и ему казалось, что ледяная броня надежно намертво соединила оба берега.
Заметив направлявшегося к нему Филимонова, начальник строительства повернул к берегу.
— Всех людей до единого завтра поставим на лед и за два дня пробьем дорогу к острову. Потом повернем их в сторону Адуна, — сказал Василий Максимович.
— Мне главное — дорога. Будет дорога, будет и движение. За машины и шоферов я не беспокоюсь, — отозвался Филимонов.
Его обескураживало, что он должен ждать, пока сделают дорогу — это связывало по рукам. Филимонов не верил, что можно пробить ее за два дня, даже за неделю. Разговоры о ненадежной толщине льда еще больше расстраивали его.
— Главное не дорога, а именно шоферы с машинами, — заметив сомнение Филимонова, проговорил Батманов. — Я вижу, вы слегка раскисли и мнетесь, вместо того чтобы проявить побольше расторопности и твердости. Советую отвыкать помаленьку от этой иждивенческой манеры транспортников: дай асфальтированную дорогу, дай то да се, пятое-десятое, тогда поедем.
На участке так далеко было до асфальтированной дороги, что хмурый Филимонов улыбнулся.
— Пойдемте-ка к вашим шоферам, я у них еще не был,— предложил Батманов.
Они поднялись к деревянному, сложенному из неотесанных бревен домику, одиноко и цепко державшемуся на скалистом мысу. Снег не держался на голых, обдуваемых ветрами серых камнях.
Домик был полон людей: лежали на нарах, сидели и стояли, повернувшись к раскаленной печке. Пламя за ее открытой дверцей казалось ярче дневного света, едва пробивавшегося сквозь два закопченных оконца. Красноватые блики плясали на лицах шоферов. Сизый махорочный дым слоями висел в воздухе.
Батманов и Филимонов протиснулись к печке. Василий Максимович снял шапку.
— Значит, покуриваете? — спросил он после долгого молчания.
— Спасибо за табак, товарищ Батманов. Стосковались по нему, — ответил сидевший ближе всех крепыш с добродушным, широким лицом. — И за радостную весть о Москве спасибо, мы духом воспрянули.
— Вы шофер? Как ваша фамилия?
— Ремнев. Шофер я и тракторист. Но у меня нет ни грузовика, ни трактора.
— И долго намерены, товарищ Ремнев, покуривать и греться?
— А что?
— Пора бы начинать хлеб зарабатывать. Весть, говорите, радостная. Но вы ее, похоже, только к сведению приняли.
— Мы не по охоте отсиживаемся у печки. Кое-кого послали с утра по воду и по дрова, а нам пока дела не нашлось.
— Дела не нашлось? — изумился Батманов и посмотрел на Филимонова. — Интересно! Вот, учтите: с завтрашнего дня я самолично буду продавать хлеб. Как бы не пришлось променять рабочие карточки на иждивенческие. — Шутка была сказана сердито.
— Что же мы должны делать, если дорог нет и не скоро будут? У многих из нас машины и тракторы в тайге, — говорил Ремнев. Он вел беседу с Батмановым как бы за всех.
— Значит, дядя сделай вам дорогу, дядя подай машины и заведи, тогда вы поедете? Сморчков здесь?
В углу поднялся Сморчков. Его словно опять подменили: он был чисто выбрит и подтянут.
— Что ж ты им не рассказал, как мы с тобой знакомились вчера? Помнится, и слово дал: теперь, мол, подгонять не придется.
— С дорогой-то, и правда, уперлись в тупик, товарищ Батманов, — тихо сказал Сморчков. — С утра сегодня судим да рядим насчет работы. К старому начальнику участка ходили — он на нас рукой махнул, а новый предложил пока выходить на расчистку снега. «Подождите, говорит, день-два, дайте мне разобраться»... Сомнение у нас большое, как будет с дорогой через пролив. Лед еще тонок и может отойти от берега, тут каждый год это бывает. Так не лучше ли пока от пролива отвернуться и сначала на материке ладить дорогу?
— Вот это уже деловой разговор! — одобрил Батманов. — Только ты, Сморчков, громче говори! Давайте сообща думать, как лучше одолеть препятствие. Этого я от вас и хочу. Конечно, можно сидеть, сложа руки, ждать, когда начальство свое слово скажет: ему, мол, виднее, оно газеты читает. И чувствовать себя честным. Но мне такая честность не по душе. С такой честностью плохо получается: вот порадовались вы победе под Москвой и затихли. Раздобыли дровишек, греетесь!
— Правильно, товарищ Батманов. Задайте нам горячую баню — давно по делу соскучились! — воскликнул Ремнев.
— Лед на проливе проверим, — продолжал Батманов. — Думаю, не так уж страшно с ним. И вы будете сами делать дорогу. Не одни, конечно, а всем участком. Отворачиваться от пролива нельзя — он главная наша задача. На постройку даю дня два, не больше. Хватит двух дней, товарищ Филимонов?
— Управимся, — подтвердил Филимонов, еще час назад сомневавшийся, удастся ли пробить дорогу за неделю.
Он и сейчас не был убежден в этом, но Батманов и шоферы так смотрели на него, что отступить он не мог, поэтому повторил:
— Управимся вполне. — И уже сказав это, он понял: другого выхода нет, надо управиться.
— Машины приведете из тайги тоже сами, не позднее, как завтра к полудню, — сказал Батманов. — Я намерен каждого шофера и каждого тракториста заново принимать на работу. Разумеется, с исправными машинами. Кого в шоферы и трактористы не приму, тот пусть в кладовщики к Либерману идет.
Шоферы дружно зашумели.
— Вы только путь укажите нам, а потом не остановите! — говорил какой-то здоровяк; привстав, он почти достал головой до потолка.
— Ну что ж, ладно, договорились! — сказал Батманов, с чуть заметной усмешкой глядя на Филимонова.
В доме Котляревского Батманов застал всех членов своей бригады. С ним пришли Филимонов и Рогов. Либерман хлопотал у стола с обедом, остальные грелись у камина, слушая рассказ Тани Васильченко об острове — она уже успела сходить туда на лыжах.
— «Тайсин» означает жилище богов,— подняв брови, говорила девушка. — Ну и жилище у богов, скажу вам! Дикое, пустое место. Жуть! Я огляделась — и скорей обратно.
— Разве можно одной пускаться в такие экскурсии? — укорял ее Алексей. — Вот так, говорят, ушел и не вернулся Панков. Надо бы тебе хорошенько всыпать за гусарство.
Услышав о Панкове, девушка помрачнела. Беридзе, довольный, что Таня вернулась невредимой, подробно расспрашивал ее о крепости льда на проливе.
— Куда все-таки Карпов девался? — спросил Алексей. — Беспокоит меня это.
— Карпов не пропадет, — отозвался Беридзе. — Помнишь, как он сказал тогда, в буран: «Нам Адун — квартира!..»
Батманов молча стал раздеваться. Одеревеневший на морозе полушубок плюхнулся на пол и был похож сейчас на присевшего человека. Василий Максимович поднял полушубок и повесил его на гвоздь.
— Куда ни приду, — заговорил он, растирая лицо, — везде лодыри точат языки и благодушествуют. Ты, Либерман, подожди кормить их обедом, пусть сначала заработают его. А то Карпов сбежал, Васильченко делает спортивные переходы на лыжах, остальных не оторвешь от печки.
— Осмотреться надо, Василий Максимович! — ответил Беридзе. — Мы с Алексеем и Кузьмой Кузьмичом весь берег облазили и кое-какой план уже набросали.
— Люди ждут от нас умного и твердого руководства. Осматриваться можно и день, и десять дней. Десяти дней у нас нет, есть один. Пора всем рассредоточиться и охватить участок со всех сторон. Сразу же и условимся: толпой не ходить, друг другу не мешать. Несогласованные действия не разрешаются. Вон Рогов собрал сегодня всех людей участка, начал расчищать снег, заниматься инвентаризацией. Дело полезное, но не самое главное! Нас, начальников, много, и если все будем хвататься за один руль — быстро сползем в канаву. Я за то, чтобы толчеи и анархичности не допускать, без толку не распоряжаться. Нужен общий план, согласованный и ясный.
— Задачи надо распределить, кто и за что отвечает, — подсказал Беридзе.
— Правильно, с этого и начнем. Вас, Георгий Давыдович, я пока освобождаю от общего руководства. Вместе с Ковшовым, Тополевым и Котляревским занимайтесь сугубо инженерными делами. Рогову — разобраться в хозяйстве участка и вместе с Либерманом налаживать быт...
— Вы распорядились отправить Мерзлякова в Новинск, — перебил Рогов. — Но я не могу отпустить его, пока он не подпишет акта.
— Хорошо, пусть только не попадается мне на глаза. Вам, Филимонов, надо взять в свои руки транспорт и всю механизацию. Таня Васильченко задачу знает, мы с ней уже договорились. Я и Карпов будем делать дорогу на остров и по материку. Сейчас давайте разберемся, какими силами мы располагаем.
Забыв про обед, все стеснились вокруг Батманова. Беридзе, держа листок с записями, рассказывал, сколько людей на участке и что за люди. Тут же их распределили по работам.
— Обедать! — вдруг озорно крикнул Батманов и с проворством первый сел за стол.
Он сказал, что вечером соберет весь коллектив участка — обсудить предстоящие задачи. Филимонову он велел побывать на электростанции: чтобы к вечеру в бараки обязательно дали свет.
В ветхом сарае, где располагалась передвижная электростанция, было холодно, как на улице. Механик Серегин и два монтера заканчивали сборку двигателя после ремонта. Филимонов познакомился с ними, осмотрел несложное хозяйство станции.
— Свет дадите, как стемнеет. Успеете?
— Постараемся, — скупо ответил Серегин, молодой широколицый парень в синем комбинезоне, надетом поверх ватника.
Филимонова интересовало, почему участок был лишен электроэнергии, почему электростанция оказалась в столь запущенном состоянии. Серегин на расспросы отвечал нехотя.
— Что ж скрывать-то? — вмешался в разговор один из монтеров. — Ничего нам не давали для нормальной работы. Говорили об экономии топлива, смазочных. Никому эта станция и не нужна была. Начальник Мерзляков требовал от нас одного: аккуратно подавать свет в его дом. Мы так и делали.
— Будем строить новую большую электростанцию, — сказал Филимонов. — Об этом потом подробно поговорим. А сегодня дадите свет в бараки, и чтобы без перерывов подачи...
— Ток будет, — уверенно пообещал Серегин.
Вскоре после Филимонова на электростанцию зашел бухгалтер Кондрин. Бросив несколько малозначащих фраз, он незаметно кивнул головой механику, отзывая его в сторону.
— Тут начальство важное понаехало, и ты, может быть, захочешь с ним покалякать, — процедил сквозь зубы Кондрин. — Я тебя опять предупреждаю: не вздумай настучать на меня. Худо будет...
Серегин сосредоточенно вытирал руки тряпкой и молчал, будто слова Кондрина к нему не относились.
— Ты меня не слышишь, Лошадка? — спросил бухгалтер, впиваясь в Серегина острыми глазами.
— У меня человеческое имя есть, — проворчал механик.
— Ах, вы образованными стали! Ну что ж, можно и по-образованному, — насмешливо согласился Кондрин. — Я убедительно прошу вас, товарищ Серегин, забыть меня и мой адрес. Вы меня не знаете...
— Что ты задумал, Сомов? Зачем ты здесь, на участке? Почему у тебя чужая фамилия? — взволнованно заговорил Серегин.
— Молчи, фраер! — прошипел Кондрин, зыркнув по сторонам глазами и цепко хватая механика за руку. — Вижу, ты перо в бок просишь? Клянусь, ты его получишь! Ты ведь знаешь, я бью прямо в орла, на чистуху. А если не я пришью тебя, так найдутся другие...
— Что ты привязался? — пробормотал заметно напуганный Серегин. — Мне до тебя дела нет. Я сам по себе, ты сам по себе.
— Это уже умное слово, приятно слышать, — сказал Кондрин, успокаиваясь. — Ты будешь держать язык за зубами, и мы останемся приятелями.
Кондрин испытующе поглядел на механика и, утешая его, заверил:
— Бояться тебе нечего, камня за пазухой у меня нет. Просто хочу начать жить с начала, чистый ото всего. Пусть никто не знает, что я Сомов и был в заключении.
— Почему же нельзя начать все по-честному?
— У каждого своя голова на плечах, — с напускной веселостью отвечал Кондрин. — Ты начал жить по-честному под своей фамилией — и должность твоя маленькая, незавидная. А я начинаю жить по-честному под фамилией Кондрина, и другое дело — старший бухгалтер, почет-уважение, и многое от меня зависит. Понял? Вот и договоримся: ты меня знаешь как товарища Кондрина, старшего бухгалтера. Можешь положиться на меня во всем. Если же обознаешься и назовешь иначе — пиши тогда заранее завещание...
Управленцы сидели в доме Котляревского и слушали, как Батманов диктует Ковшову приказ по участку. Свет вспыхнул так внезапно, что Таня вскрикнула. На пороге появился Карпов. От его тулупа несло холодом, и весь он покрылся инеем. Сняв шапку, рыбак поздоровался и удовлетворенно произнес:
— Привез гостинцы, паря. Рыбой и нерпичьим мясом покормим теперь людей. Нивхи прислали в подарок.
Карпов оглянулся и отступил в сторону. За ним стоял маленького роста нивх в высоких торбазах, в меховой оленьей рубахе и брюках из нерпичьей кожи. На голове у него конусом торчала меховая шапка.
— Председатель колхоза Никифор Гибелька, — отрекомендовал его Карпов.
— Здоров живем! — громко сказал гость, раскачиваясь всем туловищем. Глаза его, чуть видные в узких прорезях, весело блестели. — Принимай товара!
На улице стояли четыре оленьих упряжки, нагруженные рыбой, возле них проводники. Олени нервно поводили ветвистыми рогами и косились на выскочивших из дому людей. Батманов с жаром поблагодарил нивхов, пригласил их к чаю.
Для собрания Рогов выбрал самый вместительный барак. Трижды вымыли пол и дважды протопили печи. Серегин и монтеры подвесили несколько электрических ламп — стало светло, как на сцене. Длинный стол в проходе между нарами накрыли кумачом, на стене повесили портрет Сталина.
Задолго до начала барак заполнили люди, пришедшие со всего участка. Они устраивались по трое на нарах, вплотную друг к другу садились на пол. Появлялись все новые и новые группы людей — и снова все в бараке передвигалось.
— Заходите, заходите, места всем хватит! — радушно приглашал Рогов.
— Забирайся сюда, на балкон, — звал с верхних нар Ремнев запоздавшего Сморчкова.
Настроение у собравшихся было приподнятое, всюду слышались шутки. Когда вошел Батманов, они ответили на его приветствие столь громогласно, что стены барака, казалось, зашатались.
К столу, накрытому кумачом, подошел Рогов.
— Товарищи, разрешите мне общее собрание коллектива одиннадцатого участка объявить открытым...
Люди бурно захлопали в ладоши. Они радовались что, здесь, на краю света, возобновилась для них привычная жизнь. Умара Магомет что-то кричал, но слова его тонули в шуме. Когда аплодисменты затихли, он крикнул:
— Правильно сказал: «собрание коллектива»! Теперь у нас есть коллектив! А раньше не было.
Рогов предоставил слово начальнику строительства. Речь Батманова была живой и так близко касалась всех, что никто не оставался к ней равнодушен, каждое слово ловили с жадностью. В сущности Батманов отчитывался перед людьми этого дальнего участка в каждом дне с момента своего появления на строительстве. Он рассказывал, как постепенно создавался план сражения за нефтепровод и какие трудности преодолевались при этом, разъяснял новый проект стройки, одобренный самим товарищем Сталиным. Теперь надо было как можно скорее претворить этот проект в жизнь.
Батманов подробно остановился на задачах, которые возлагались на коллектив одиннадцатого участка. Он тоже подчеркивал слово «коллектив». Впервые люди узнали по-настоящему, какое сложное и трудное сооружение поручалось им построить под Джагдинским проливом, и выражали свою радость возгласами и аплодисментами. Механик Серегин вместе со всеми увлеченно хлопал в ладоши. Оглянувшись, он вдруг увидел сидящего за ним в соседнем ряду Кондрина. Тот насмешливо смотрел на него и, подчеркнуто подняв руки, громко аплодировал. Оживление механика сразу пропало.
А Батманов говорил о своем намерении ввести на участке железную дисциплину, строжайший распорядок дня.
— Не обещаю вам, друзья, легкой и спокойной жизни. Придется работать изо всех сил, придется вытерпеть немало. Смею вас заверить, что это и есть настоящая жизнь. Мы, советские люди, не стремимся к легкой жизни обывателей, думающих только о собственном благополучии. Мы — за трудную жизнь во имя светлого будущего. Короток сейчас день — выхватим несколько часов у темной зимней ночи, будем работать при электричестве...
Когда он кончил, в бараке зашумели, заговорили наперебой. Никто не просил слова, да Рогов и не старался придерживаться официального порядка. Строители выступали один за другим, у каждого находились предложения, дельные советы.
Старый землекоп Зятьков поднял над головой натруженные руки:
— Тысячи кубометров земли перекидал я ими, на самых больших стройках работал и везде был в почете. И здесь не посрамлю себя, пятьсот процентов буду давать.
Ремнев вспомнил Мерзлякова и принялся ругать его.
— Мерзлякова забудьте, товарищ Ремнев,— отвечал ему Батманов. — Его нет. Спрашивайте теперь с меня, с Рогова, с Беридзе — мы теперь вместо Мерзлякова.
Умара пробрался вплотную к Батманову.
— Тебе верим! Требуй, что хочешь — все сделаем... Смотри, какой сила мы! — кричал он.
Чуть свет Беридзе и Ковшов, взяв в помощь несколько человек, отправились на пролив промерять толщину льда. Не дожидаясь, пока инженеры скажут свое слово, Батманов решил вывести на лед все население участка. Хлопотавший всю ночь Либерман успел накормить людей сытным завтраком. Тепло одетые в темные ватники и валенки, строители загомонили на улице. В бараках остались больные, да Мерзляков отказался выйти на работу.
Десятник Гончарук, махнув рукой на свой грипп, не захотел сидеть дома. Он вышел вместе со всеми и деловито выдавал с автомашины подвезенный инструмент. Затаив улыбку, Зятьков молча подал Батманову увесистый железный лом.
— Спасибо, старик, — зорко глянул на него Василий Максимович.
Рогов построил всех в колонну, и люди пошли, неся на плечах кирки, лопаты, ломы. В голове колонны Карпов сильным баритоном затянул «Трех танкистов», его поддержали нестройно, но громко.
— Наша задача — до наступления темноты пробить дорогу до самого острова, — говорил на берегу Батманов, оглядывая собравшихся строителей. — Руководить работами буду я, помощниками назначаю Карпова и Умару Магомета.
— А лед оторвется от берегов? Не боишься, Василий Максимович? — тихо спросил стоявший рядом с ним Карпов.
— Когда это произойдет, ты знаешь? Сегодня или через месяц?
— Правда, не знаю...
— И я не знаю. А ждать нельзя. Будем рисковать. В труде, как в бою, товарищ, — без риска нельзя.
Рогов разделил рабочих на две колонны. Карпов и Умара договаривались об участках работы. Ремнев из толпы подал голос:
— Товарищ Батманов, я бы полагал, лучше нам вести дорогу с двух концов. Одним остаться здесь, другим — начать с острова.
— Это пустая затея, — возразил Рогов. — Люди, пока дойдут в тот конец, потеряют время и силы.
Батманов с ним не согласился.
— Предложение хорошее, — сказал он и прибавил для одного Рогова: — Не понимаешь ты, это же соревнование. И фронт работ шире. Подумаем, как это получше организовать.
— А что, паря, если мы так сделаем, — оживился Карпов: — обе колонны пусть идут в одном направлении. Одна колонна пробивает дорогу отсюда, от берега. Вторая уходит километра за четыре и орудует оттуда, тоже в сторону острова. Когда первая колонна дойдет до готовой дороги, она нагонит вторую, и они там поделят остаток.
— Согласен, Иван Лукич, с твоим планом, — одобрил Батманов. — Принимаем его.
Он внимательно посмотрел на Карпова, и тот понял, что ему идти к середине пролива.
— Не беспокойся, Василий Максимович, осторожно будем все делать, — сказал Карпов.
— На острове оставите десятка два человек, пусть готовят площадку под грузы, — наставлял Батманов.
Умара был доволен, что остается на этой стороне, с начальником строительства.
— Соревноваться давай! Вызываю! — наступал он на Карпова.
— Принимаю вызов, паря. Только слаб ты со мной соревноваться, заранее скажу.
— Ничего не слаб! Посмотрим, кто сколько даст километра!
— Надо, однако, взять на заметку, Василий Максимович: мы поначалу в проигрыше маленько остаемся. Пока дойдем до острова. Умара тут немало уже наковыряет со свежими силами.
— Учтем это, Иван Лукич. И обед твоим людям привезем, и по сто граммов найдется, — пообещал Батманов.
— Слышь, паря, что начальник говорит? — толкнул Карпов Либермана.
— Слышу. Маменька родная, у меня же музыкальный слух!
— Бригады! — закричал Карпов. — Путь у нас нехоженный, можем попасть на тонкий лед, поэтому надо рассыпаться, не идти гуртом. Слушай команду: строем по одному на два метра друг от друга, к острову — шагом марш!
Долго была видна движущаяся среди торосов длинная цепочка людей, следовавших за рыбаком. Не успели они скрыться, как Умара уже расставил свою колонну группами по нескольку человек. Первые удары по льду нанесли Батманов и Умара. Следом за ними три сотни ломов и кирок разом впились в ледяные торосы. Послышался звонкий, стеклянный хруст. Умара ловко орудовал киркой и все оглядывался на Батманова.
— Посмотришь, начальник, как я сварка делаю! Наверное, думаешь: Умара говорит красиво, сварка делает плохо. Я писать огнем могу. Не веришь? Не уезжай, пока первый стык не сварю, — увидишь тогда.
— Знаю, что ты большой мастер своего дела, — отвечал Батманов. Он легко и сильно врубался ломом в ледяные глыбы, отворачивая лицо от летящих осколков. — Уезжать отсюда я не собираюсь, еще поработаем вместе. И твой первый стык увижу, конечно...
Меж тем инженеры сделали несколько промеров льда. Присев на торос возле небольшой круглой майны, в которой ворчливо бурлила черная сода, Ковшов делал расчет.
— Получается неутешительно, — сказал он. — При такой толщине трактор провалится даже без груза. Рискованно пускать и машину, лед неровный и кое-где очень тонок. — Алексей поднялся. — Надо сказать Василию Максимовичу, зря торопится он с дорогой через пролив.
Беридзе с любопытством смотрел, как из воды в проруби высовывались острые головы крупных рыб.
— Сказать-то ему нужно, но дорогу пусть делают, — отозвался Беридзе.
— Зачем?
— Будем пускать машины с неполной нагрузкой. Прав Батманов: не все учтешь в расчетах. Да и лед на дороге, где расчистят снег и срубят торосы, будет быстрее крепнуть.
— Эта дорога — сплошной риск людьми и машинами. И ахнуть не успеешь, как затянет под лед. Тогда пожалеешь, да поздно!
— Ты не понимаешь Батманова, Алеша. Строя эту дорогу, он подружится с людьми и даст им осознать их собственную силу. Он ведь поставил задачу пробиться к острову за день. Скажи-ка, сколько на это дней полагается по нормам?
С берега к ним подошел Силин. Они не сразу его узнали — тракторист был без рыжих бакенбард, какими удивил их в домике под снегом. Силин обрадовался инженерам, будто родным.
— Как ты добрался сюда, Семен, расскажи? — спрашивал Алексей, обнимая его.
— Благополучно. Трактор в целости, хоть сейчас запускай.
Силин ничего больше не прибавил, но Алексей представил себе, что пришлось перенести этому плотно сбитому, скромному человеку, прежде чем он доставил до места свою громадную машину.
— Где ты пропадал? Мы тебя искали.
— На участке был такой мрак, что я не вытерпел и дал ходу поближе к свету, — пошутил Силин.
— Куда же это?
— После партийного собрания, когда мы Мерзлякову сделали последнее предупреждение, он на меня и на Умару особенно взъелся. Меня-то просто уволил. И Сморчкова чуть не постигла такая же участь за строптивость. Умара заявление переправил в крайком, и мы ждали результатов. Потом посоветовались и решили, что надо как-то ускорить дело. Терпеть уж больше невозможно. Ну, добрался я до пограничников... Начальник заставы связался с Рубежанском — ему ответили, что Батманов и вы все выехали сюда. Тогда я вернулся... — Он оборвал свой рассказ и обратился к Беридзе: — У меня к вам три вопроса.
— Хоть четыре, Семен Ильич.
— Мерзляков меня уволил, да я все равно себя работником участка считаю. Однако оформиться все же надо. Бухгалтер Кондрин говорит: приказ должен быть.
— Это дело пустое. Иди к Рогову, он даст приказ.
— Пожалуй, следует Батманову рассказать, как Мерзляков его уволил, — сказал Ковшов.
— Второй вопрос, — продолжал Силин. — Я гляжу: все люди на дороге и крушат торосы ломами да кирками. Мне, значит, тоже за лом браться?
— Не хочется, что ли?
— Почему не хочется? У меня есть встречное предложение: не ломом дорогу пробивать, а бульдозером. Помните, как под Новинском делали? Я быстро все оборудую, только разрешите.
Беридзе посмотрел на Алексея загоревшимися глазами, но тот сердито сказал:
— Нельзя, Силин. Лед тонкий, ухнешь в пучину — и будь здоров!
— Разрешите. Ручаюсь, будет порядок, — настаивал тракторист.
— Нельзя!
— Алексей Николаевич прав: нельзя, — мягко сказал Беридзе, кладя руку на плечо Силину. — Автомашины и то рискованно пускать на лед. Придется тебе, друг, за лом все-таки браться. Ничего, Батманов обещает и без механизации дать к вечеру дорогу. Иди, помогай ему.
— Последний вопрос, товарищ Беридзе. В отношении Кондрина, бухгалтера. Подозрение имею: вредный он человек.
— Вот так, вдруг! — удивился Беридзе. — С чего ты взял?
— Товарищ главный инженер, надо присмотреться к нему! Он не лучше Мерзлякова.
— Что тебя так насторожило? — спросил Алексей.
— Даже трудно сказать, — пожал плечами Силин. — Конечно, он при мне никого не убивал и ничего не крал. Но когда говоришь с ним, возмущение какое-то в душе поднимается. Неприятный он.
— И только-то! — засмеялся Беридзе. — Нельзя так легко судить людей. Бывают люди и неприятные, да правильные... Наверное, он тебе резкое слово сказал, ты и обиделся...
— Не нравится мне этот человек, — покачал головой Силин.
— Ну ладно, мы заметим себе это, — сказал главный инженер.
— О Кондрине ты Батманову тоже расскажи, — посоветовал Алексей. — Иди к нему. Кстати, передашь вот эту записку.
Тракторист нашел Батманова в двух километрах от берега, среди толпы людей.
— Мы не должны облегчать себе работу, — говорил Батманов — Дорога нужна хорошая, не какая-нибудь. По ширине требуется не меньше шести метров, а мы ее опять сузили, двум машинам тут никак не разъехаться. И надо делать ее гладкой, как паркет, она же у нас в буграх. Ты, Умара, не выжимай темпы за счет качества. Ясно?
— Ясно, как божья день! — откликнулся Умара.
Он не хотел терять ни минуты, а люди все еще стояли вокруг Батманова. Умара не мог спокойно на это смотреть. Он порывисто ухватился за лом, на ходу скинув с себя ватную куртку. Шапка его сбилась на затылок, жесткие, как проволока, черные вихры торчали из-под нее.
— Нажимай, товарищи! Карпов там не зевает, не давай обгонять! — кричал сварщик, заново расставляя людей. — Сюда ставай, зачищай дорога. Не ковыряй лед, осторожно... Эх, катка нужна какой-нибудь!
Он побежал к Батманову, чтобы посоветоваться насчет катка, и увидел начальника строительства, беседующего с Силиным.
— Не мешай, потом поговоришь, — сказал Умара трактористу. — Василий Максимович, надо катка какой-нибудь придумывать...
— Подожди, Умара. Я с товарищем побеседую и вернусь к тебе, — ответил Батманов.
Умара ревниво глянул на Силина и кинулся назад. Батманов внимательно слушал тракториста. Силин стоял перед ним с тяжелым ломом в руках, как с винтовкой.
— Бульдозер отставить, — сказал Василий Максимович. — Раз инженеры говорят: нельзя — значит нечего и толковать. Вот они и в записке сообщают, что лед тонок. Предупреждение твое о Кондрине учту, хотя очень неопределенно ты о нем говоришь. Значит, уволил тебя Мерзляков? — усмехнулся вдруг Батманов, пристально вглядываясь в открытое лицо тракториста.
— Да, не по вкусу пришелся. Выходит, не вышло у него. Его нет, а я остался.
— И не могло выйти у него. Рогову я скажу — он распорядится о тебе. После работы загляни ко мне, побеседуем на свободе... А сейчас иди к Филимонову, помозгуйте вместе, какой каток побыстрее дать на дорогу. Видишь, что получается без катка...
Батманов шел к берегу, обдумывая, что сказал Силин о Кондрине. Нужно приглядеться к старшему бухгалтеру, проверить его работу. Надо поближе познакомиться с людьми. Писарев не зря предупреждал о бдительности. Как показала жизнь, в глухих местах этого пограничного края нередко хоронились и пакостили разные темные люди.
Мысли его прервал Умара Магомет. Расстроенный сварщик догонял начальника строительства.
— Куда уходишь, товарищ Батманов? Сам говорил: дорога — главный объект. Зачем же бросаешь? Давай кончать вместе!
— Пока ты один командуй, — невольно улыбнулся Василий Максимович. — Давай покурим, не сердись.
Они закурили, заслоняясь от ветра. Обожженные морозом руки Батманова — он упорно тренировал их по методу Тани Васильченко — не держали папиросу, и он с неодобрением их разглядывал.
— Умара, что ты скажешь про Кондрина, бухгалтера?
— Нехороший человек он! — Умара поморщился.
— Чем нехороший?
— В глаза тебе не глядит. Смеется нехорошо. Зачем такого прислали?
— Смеется нехорошо — это еще не основание, чтобы плохое сказать о человеке. Надо разобраться.
— Что разобраться? Гнать нада! Он и Мерзляков — два сапог пара. Ты Мерзляков прогнал, гони Кондрин тоже. Зачем держишь?
— Нельзя горячку пороть, Умара. Мерзляков-то весь как на ладони, а про Кондрина ничего не известно. Прогнать человека за одни некрасивые глаза нельзя. Вот проверим его работу, тогда и решим. А ты, между прочим, беги к людям. И надень куртку, застегнись, простудишься...
— Меня мороз не берет, — возразил Умара. — Ты сам лучше застегнись, сам перчатка надень. Рука отморозишь!..
Батманов поднялся по обледенелым голым камням на берег. Здесь к нему подошел незнакомый человек в старом черном полушубке.
— Можно обратиться, товарищ Батманов? — спросил он. — Я Санин из бухты Уми. К нам прибыл ваш человек и велел явиться.
— Как дела на вашей базе, все благополучно?
— Сейчас более или менее благополучно...
— Расскажите, как вы встретились с Панковым? Ведь это вы тот человек, который ему попался по дороге на пролив?
— Точно, я. На базе было плохо, продуктов не оставалось. Помощи от участка никак не могли добиться. Я решил пробраться к ближнему участку на Адуне. Когда вышел к Адуну, тут и повстречался с Панковым. Он дал мне лошадь, продовольствие и велел возвращаться на базу. Обещал принять меры и приехать к нам вместе с Мерзляковым, сразу же, как только доберется до пролива. Дня через четыре послал я на участок человека к товарищу Панкову и узнал...
— Что же с ним случилось, как вы считаете? — спросил Батманов нетерпеливо.
— Неизвестно. Он пошел совсем один... Наверное, заблудился. До нас больше двадцати километров.
— Вы лично искали его?
— Да. Я поднял на ноги всех своих людей... Только раз с ним повидался и сразу увидел — хороший и справедливый человек...
Батманов с окаменевшим лицом смотрел куда-то поверх головы собеседника. Санин, не нарушая его мыслей, выжидал.
— Это был очень хороший, сильный и надежный человек, — со вздохом сказал, наконец, Василий Максимович. — Не знаю, что и думать. Неужели он, опытный таежник и партизан, заблудился в тайге? Будем продолжать поиски, и вы, товарищ Санин, поможете мне в этом...
Рогов препирался с Таней Васильченко, сидя под большим навесом, куда со всего берега собирали мотки провода, изоляторы, аппаратуру связи. Примостившись на ящике, Кондрин что-то записывал в книгу.
— Я получила задание от Батманова — готовить связь на острове, — говорила Таня. — Самое главное — это подводный провод. Федосов твердо сказал, что кабель был заброшен сюда. Его надо найти.
— Пусть Федосов сам ищет, — ворчал Рогов. — Этот кабель так далеко забросили, что он, наверное, упал в море.
— Нечего шутить, дело серьезное.
— Все ругаетесь? — спросил, подходя, Батманов.
— Кабель требует от меня, — улыбнулся Рогов. — А у меня его нет.
— Должен быть. Его сюда отгрузили еще по воде. — подтвердил Батманов. Он взглянул на Кондрина, деловито выписывающего цифры. — Товарищ бухгалтер! Вам придется много сейчас работать. Надо все найти, вплоть до последнего шурупа... Я сам буду проверять все ваши учетные ведомости. Так что, Татьяна Петровна, разыщут ваш кабель.
— Конечно, разыщем. Все возьмем на учет, — сказал Кондрин, прямо глядя в глаза Батманову.
— Вот и отлично.
— Мерзляков требует уплатить за корову, свинью и птиц, которые реквизированы у него по вашему распоряжению, — сказал Рогов. — Бумагу мне предъявил: заявление с расчетом по рыночным ценам. Сумма порядочная! Как прикажете поступить?
— Если ты богатый — плати! — в тон ему ответил Батманов. — У меня денег нет. По шее могу только дать. Тюрьма плачет по этому типу, а он мечтает о деньгах...
Кондрин ухмыльнулся.
— Правильно я рассуждаю, бухгалтерия? — спросил у него Батманов.
— Абсолютно. Мерзляков — куркуль, собственник, — подтвердил Кондрин. — Он приобрел свою живность нечестным путем, за счет государства, я убежден в этом...
— Вот и бухгалтерия говорит, что ему, кроме как по шее, ничего не причитается! — засмеялся Батманов.
Тут же забыв о Мерзлякове, Батманов приказал Рогову выделить плотников и подвезти лес, чтобы на ледовой дороге строить диспетчерские. По мысли Батманова, через каждый километр должен стоять домик, а в нем — телефон, печь, стол, скамейки.
— Эти домики будут управлять всем движением на дороге, — развивал свою мысль Василий Максимович.
Таня попросила у него разрешения выйти навстречу связистам, чтобы завтра вместе с ними и с проводом вернуться на участок.
— У меня, правда, был другой план: хотел вас тоже привлечь к постройке дороги, — сказал Батманов. — Мне нужен арбитр по соревнованию между Умарой и Карповым. Однако обойдусь, не буду отвлекать вас от вашего прямого дела. Идите к своим ребятам и скорее приводите их сюда. Встречать будем вас, как дорогих гостей... Рогов, инженеры где?
— У себя. Все чертят,— с некоторой снисходительностью ответил Рогов.
— Ну-ну, нечего говорить о них таким покровительственным тоном, они — наш генштаб!.. Передай Беридзе и Ковшову, чтобы начертили приказ о премировании связистов. Постарайтесь с Либерманом насчет угощения. Ребята заслужили этот маленький праздник.
— Ребятам ничего не скажу. Пусть будет для них сюрпризом эта встреча! — сказала Таня растроганно и заволновалась, вспомнив о Генке Панкове. — Как быть с мальчиком, что сказать ему, Василий Максимович? С каким нетерпением ждет он встречи с отцом!
— Не говорите ему ничего, я сам, — решительно и так же тихо ответил ей Батманов. — Признаюсь, Таня, что и у меня сердце болит, когда вспомню о пареньке. Матери у него ведь нет?
— Нет. Он в Новинске у тетки жил...
Батманов посмотрел Тане вслед — она легко и мягко бежала в своих маленьких валенках. Красный шарф бился за спиной девушки...
Он поймал мрачный взгляд Рогова, стоявшего неподалеку.
— Что надулся, Александр Иванович?
— Моему бывшему участку спасибо не будет? — спросил Рогов. — Не о себе думаю, Василий Максимович. Не хуже связистов работали мои люди в Тывлине...
— Зря напоминаешь, хорошее не забывается. Твоему бывшему участку будет большое спасибо — переходящее красное знамя управления. Понял теперь?
— Теперь понял! — повеселел Рогов.
— Раз понял, думай о том, как отобрать знамя у твоего бывшего участка — для теперешнего!..
Кондрин свернул ведомости и окликнул проходящего мимо счетовода из бухгалтерии. Вместе они пошли к соседнему складу.
— Внимательнее присматривайся к этому человеку, — сказал Батманов, кивнув в сторону Кондрина. — Он кое-кому показался здесь подозрительным. Под видом приемки дел надо будет внимательно проверить дела бухгалтерии...
— Хорошо. Он, правда, здесь не так давно...
— Будь к нему пристрастен, не доверяйся особенно... Когда убедишься, что подозрения неосновательны, тогда поверишь ему по-настоящему.
Батманов посмотрел на часы. Подходило время, назначенное им вчера для сбора шоферов. Он кивнул Рогову и направился к площадке перед электростанцией, где должны были собираться автомашины. На дороге за поворотом ему повстречался обоз из трех подвод. На санях везли термосы с обедом для бригад Умары и Карпова. Впереди обоза шел Либерман.
— Стой! Стой же, маменька родная! Не видите, начальник строительства нами интересуется! — закричал он на своих подручных, управлявших лошадьми.
Снабженец предложил Батманову «снять пробу». Батманов измерзся и проголодался. Он и не заметил, как съел миску рыбного супу, миску каши и выпил кружку сладкого чаю.
— Хитрый ты! Незаметно накормил обедом, — сказал Батманов, видя довольную усмешку Либермана, и представил себе, как снабженец вечером расскажет об этом, шепчась то с Филимоновым, то с Роговым. — Это хорошо, Либерман, что ты добрее стал. Когда я приехал, совсем ведь не хотел меня кормить. Помнишь? Что, уже забыл? Ладно, и я забуду!.. Обед хорош. Благодарю за себя и за ребят — они тоже довольны будут.
— Рады стараться! — гаркнул Либерман, выпячивая грудь.
— Все насмешничаешь? — укорил его Василий Максимович.— Зачем? Ты же не клоун и не конферансье, чтобы всегда острить и паясничать. — Он достал папиросы, угостил Либермана. — Что семья? Удалось ей выехать из Ленинграда?
— Выехали, только куда — не знаю. Третью неделю не получаю известия от жены, — тень тревоги легла на лицо Либермана.
— Залкинд послал две телеграммы с вызовом их сюда. Потерпи — жена и дочь приедут!..
Обоз стал спускаться с уклона на лед пролива. Копыта лошадей скользили и разъезжались. Вдалеке от берега виднелись на льду рабочие Умары — как темные буковки на сером листе бумаги. Берег острова затягивался плотной пеленой тумана.
— Тише! Тише, маменька родная! — кричал Либерман.
Батманов наблюдал за ним, одобрительно поджав губы: и этот «трудный дядя» был теперь более или менее надежным его помощником. За все время поездки по трассе начальник не упускал Либермана из поля зрения. Либерман заметно переменился. Он был деятелен, ловок и хитер по-прежнему, но теперь ему ближе были интересы стройки, и главное — он, пожалуй, научился понимать, что первейший смысл его работы — это забота о людях.
— Либерман! — вдруг окликнул Батманов. Снабженец обернулся и приподнял большое ухо мохнатой шапки. — Назначаю тебя арбитром по соревнованию между бригадами Карпова и Умары. Учти: Карпов вначале был в невыгодных условиях. Когда вернусь, мы посоветуемся, чем отметить победителей.
— Понято!— донеслось снизу.
Автомашины подкатывали одна за другой и становились в ряд. Рокот ставших на место машин смешивался с ревом и рыком тех, что подъезжали и разворачивались на площадке. Филимонов тут же проверял их и делал записи в книжечке.
— Что-то записывает. Молчаливый, как камень. Ни слова не скажет, — переговаривались шоферы.
К назначенному времени не вернулись две автомашины — видимо, застряли где-нибудь в тайге. Филимонов надеялся, что, может быть, они еще подойдут до появления Батманова.
Но начальник строительства уже пришел — точно в срок. Он не надеялся увидеть столько машин — и был приятно удивлен. От шеренги рокочущих автомобилей словно повеяло на Батманова теплом. Он прошелся по фронту колонны, Филимонов на ходу докладывал. Они дошли до машины Сморчкова — шофер, стоявший у радиатора, смотрел на Батманова посветлевшими глазами.
— Прошу отметить исключительную работу товарища Сморчкова, — сказал Филимонов. — Он один привел четыре автомашины. Его собственная, несмотря на пробег из Новинска, в образцовом порядке.
Батманов крепко пожал руку Сморчкову. «Ему и Силину надо посвятить отдельный приказ. Пусть все узнают, какие это парни!» — размышлял он про себя.
Филимонов жестом подозвал шоферов, и они тесно окружили Батманова.
— Принимаю вас всех опять на работу, товарищи, и зачисляю на довольствие, — не то шутя, не то серьезно начал начальник строительства.
Рев моторов не дал ему договорить: подъехали две автомашины; каждая из них тащила на буксире еще по автомобилю. Батманов вопросительно посмотрел на Филимонова, тот пожал плечами:
— Это не наши.
Из кабин вышли трое, среди них девушка. В кузове одной из машин поднялись пятеро.
— Ну, как не наши. Именно наши! — узнал приехавших Батманов. — Это же с пятого участка, комсомольцы Махов, Солнцев и Муся Кучина. И братья Пестовы, плотники... И лесорубы Шубин и Фантов. И повар Ногтев. Великолепно! — Он живо пошел им навстречу, по очереди жал каждому руку. — Поздравляю с прибытием! Быстро добрались, не ожидал!
— Не пешком ведь, — сказал Солнцев, погладив рукой радиатор. — Парочку бесхозных машин прихватили из тайги. На трассе нам сказали, что вы их собираете.
— Что ты озираешься, Махов? — спросил Батманов.
— Вот он, край света! — воскликнул Махов. — Здорово! Никогда еще так далеко не ездил!.. Хотелось бы знать, остались ли здесь какие-нибудь следы пребывания адмирала Невельского?
— Куда хватил! — удивился Солнцев. — Ты не об истории, а о сегодняшнем дне лучше беспокоился бы!
— Как дела, хозяйка? — широко улыбнулся Батманов Мусе.
У нее был утомленный и несколько расстроенный вид.
— Не жалеешь, что заехала за тридевять земель?
— Не жалею, — встряхнулась девушка. — Просто задумалась...
— Товарищ Батманов, мы уже можем приступать к работе, — сказал Махов.
— Ну да, нужны вы мне такие замученные! —отозвался Батманов, с любовью глядя на комсомольца. — Ознакомьтесь со своими товарищами и идите отдыхать. Филимонов, позаботьтесь, чтобы все им было выдано, как полагается. — Он повернулся к выжидательно молчавшей толпе шоферов. — Друзья мои, представляю вам шоферов-стахановцев Махова и Солнцева, диспетчера Кучину и остальных товарищей. Они прибыли к вам на подмогу. Прошу принять их в свою семью.
Крепкая, пропахшая бензином и овчинами полушубков толпа шагнула к приехавшим, и они растворились в ней.
Многое еще хотелось сделать строителям в этот день, но он был по-зимнему короток. Уже посерели краски неба, предвещая скорую и темную ночь. Побранив на ходу Филимонова, что тот не торопится дать побольше света на площадку, Батманов пошел к инженерам. «И то слишком уж удачно все сегодня складывается, только и успеваю объявлять благодарности!» — раздумывал он.
За ним шагали Сморчков и Силин. Шофера он позвал с собой, тракторист увязался по пути. Силин рассказывал Сморчкову, что думает приспособить для укатки дороги малые цистерны из-под горючего. Они полые, гораздо легче обычных литых катков и вполне заменят их. Только лошади их не потянут, надо буксировать автомашиной.
— У тебя готова хоть одна такая штука? — заинтересовался Сморчков.
— Одна готова. Я ее легко приспособил. В днищах цистерны, как ты знаешь, есть отверстия для впуска и слива горючего. Через них я пропускаю толстый трос, он служит в качестве оси. Но что толку? На лед их все равно не вытащишь.
— Начальник, кажись, хочет меня на лед пустить для пробы, — доверительно шепнул Сморчков. — Вот я твою цистерну и подцеплю. Беги, готовься потихоньку!..
Инженеры, как и сказал Рогов, сидели и чертили. У них было тепло, тихо. Батманов с удовольствием разделся, предложил раздеться и Сморчкову. Некоторое время Батманов отдыхал. Он подшучивал над Тополевым и Алексеем, удивляясь их производительности: старый и молодой инженеры успели сообща испещрить линиями чертежей несколько листов ватмана. Рассматривая схемы работ на льду, Батманов почесывал в затылке: каждый шаг строителей должен быть штурмом. Алексей закончил переписывать набело приказ о связистах. Батманов тонким, четким почерком заменил в тексте три пышных эпитета более скромными, и Алексей опять занялся перепиской приказа — ровными печатными буквами на хорошей бумаге.
— Хочу сегодня же пустить машины на лед, — вдруг сказал Батманов без всякого вступления. — Сначала проедусь со Сморчковым порожняком, потом попробуем с нагрузкой. Рогов готовит лес для диспетчерских, хорошо бы сразу растащить бревна и доски по льду. Ваше мнение, товарищи инженеры?
Алексей был против этого.
— Котляревский через каждый час делает промеры. Толщина льда постепенно увеличивается, но надо подождать, слишком велик риск.
— Сколько ждать? День? Два?
— Очевидно, больше. Скажем — неделю.
— Ого! Может быть, две недели? Месяц? Вы так богаты временем?.. А что скажет главный инженер? Неужели и он столь же консервативен?
— Давайте пробовать, только без азарта, — согласился Беридзе.
— Я бы советовал прикреплять к раме каждой машины поперечные длинные балки, — ответил на вопросительный взгляд Батманова Тополев. — В случае аварии машина повиснет на балках, зацепившись ими за кромку льда.
Батманов с благодарностью посмотрел на старика и стал одеваться.
— Предложение Кузьмы Кузьмича принимаем, слышишь, Сморчков? Беги, готовь машину и выводи ее к самому берегу. Так-то, осторожный молодой человек! — поддразнил Батманов Алексея, завязывая тесемку шапки под подбородком.
— Во всяком случае вам-то незачем заниматься испытанием прочности льда, — сердито отозвался Алексей, хватая полушубок и ушанку. — Начальник стройки хорош, когда он не подо льдом, а на его поверхности!..
У пролива Сморчков и Силин под наблюдением Филимонова пристраивали к автомашине две поперечные балки и прицеп на тросе — сваленную набок небольшую цистерну. Им помогали шоферы, чьи автомобили стояли в ряд по берегу.
— Зачем вы здесь? — строго спросил их Батманов. — Я никого не звал, мне нужен один Сморчков.
— Мы понимаем, товарищ Батманов. Глупостей с нашей стороны не будет, — сказал Махов. — Двинем на лед только если скомандуете.
— И ты здесь? И Солнцев тоже? Я же послал вас отдыхать!
— Нельзя от товарищей отстать, Василий Максимович. И ведь интересно! — сказал Махов так искренне, что Батманов сразу оставил его в покое.
— Это что за барабан? Сморчков, зачем ты подцепил цистерну? — удивился он, увидев силинское приспособление. — Это же лишняя тяжесть.
— Ничего, пускай, — успокоил его Ковшов, уже осмотревший цистерну. — Мысль хорошая: это легкий и простой каток. Раз уж решили рисковать, потянем и этот барабан.
— Продовольствие не забыли погрузить? — спросил Батманов. — Одна бригада останется на острове, ее надо снабдить всем необходимым.
— Продовольствие в кузове, — ответил Сморчков.
Он завел мотор, залез в кабину и оставил дверцу открытой. Батманов шагнул было к машине, но Алексей захлопнул дверцу и встал у него на пути.
— Не надо, Василий Максимович. Мы сами.
— Пошел, Сморчков! — скомандовал Филимонов.
Алексей и Силин вскочили на подножки с правой и левой стороны машины. Она медленно скатилась на лед. За ней, вращаясь на длинном тросе, тянулась цистерна, с лязгом и хрустом уминая снег. Батманов, помедлив минуту, побежал вслед. За ним пустился Рогов. Толпа шоферов невольно потянулась тоже.
— Разрешите и мне! — в один голос крикнули Махов и Солнцев.
Филимонов раскинул в стороны руки:
— Стоять на месте! Махов, готовьсь!
— Есть! — восхищенно воскликнул тот.
Машина Сморчкова двигалась по льду. Вращавшаяся цистерна гудела глухо, как колокол. За ней, стараясь не отставать, быстро шли Батманов и Рогов. Вдруг Василий Максимович остановился, прислушиваясь, — его насторожил подозрительно сильный треск.
— Назад! — закричал он и рванулся к машине. — Алексей, сейчас же назад!
— Ничего, Василий Максимович, — успокоил его Рогов. — Это в глубине трещит, еще крепче лед схватывается!
Батманов вслушался еще раз, потом обернулся к берегу и махнул рукой Филимонову. Вторая машина покатилась по льду. Батманов дождался ее и сел к Махову в кабину.
— Знаешь, где едем, Махов? — весело спросил он, снимая шапку и вытирая вспотевший лоб. — По Джагдинскому проливу. Тут твой Невельский когда-то плавал!..
Сзади, одна за другой, спускались с берега автомашины, наполовину груженные лесом. Выдерживая между собой интервал, они пошли колонной по только что пробитой дороге. Ритмично гудели их моторы, скрипел под колесами раскрошенный лед. В кабинах возбужденно шумели шоферы. Колонна, все убыстряя ход, двигалась к острову.
Над проливом спускались сумерки. Ледяная ширь его была теперь неразличима. Издалека, то замирая, то усиливаясь, несся навстречу многоголосый шум. Бригады Умары Магомета и Карпова, завершив прокладку дороги, в эту пору сошлись на льду, в километре от острова. Люди обрадованно бросились друг к другу. Кто-то, отшвырнув кирку и лом, обнимался. Карпов и Умара расцеловались.
— Маменька родная! Как трогательно — поцелуй на морозе! — насмешничал Либерман, взволнованный, однако, не меньше других. — Внимание! Слушайте решение арбитра: первенство в соревновании заняла колонна товарища Карпова!
На стороне Карпова шумно захлопали в ладоши, на стороне Умары засвистели, запротестовали.
— Почему Карпов первый? — возмущенно спрашивал Умара. — Мы сделали больше, меня не обманешь! На нашем участке много торосов было. А Карпов два километра прошел совсем без торосов. Неправильный решенье! Надо пересматривать!
— Слушайте меня, товарищ Умара! — старался перекричать его Либерман.
— Неправильный решенье! Будем жаловаться Батманову!
Кто-то опять свистнул. Умара оглянулся на своих людей и развел руками, словно ища у них поддержки. Карпов, будто спор этот его не касался, посмеивался, обводя всех веселыми глазами.
— Смотри, паря, машины! — вдруг крикнул он, встрепенувшись.
Из мглы сумерек показалась на дороге одна машина, другая, третья. У людей взметнулись кверху руки — дружные аплодисменты разнеслись над проливом. Пока подъезжали машины, — а им, казалось сейчас, не было числа, — аплодисменты не затихали. Они усилились, когда из второй машины показался Батманов. Он шел и тоже хлопал — Умаре, Карпову, всем им, построившим эту дорогу.
— Товарищи! — сказал он, выждав тишину. — Ну что ж, поздравляю! Дорога теперь у нас есть! Завтра с утра начнем возить на остров трубы и механизмы. А сейчас Сморчков и Махов продолжат рейс до конца, свезут на остров две бригады и продовольствие. Остальным — разгружать лес, это дело срочное. Затем на отдых. Согласен? — спросил Батманов Умару.
— Не согласен! Я и мой люди обижен!
— Обижены? Кем же?
— Он обидел! — показал сварщик на Либермана.
— Вы присудили первенство Карпову? — догадался Батманов.
— Неправильно присудил! — зашумели вокруг.
— Не волнуйтесь, товарищи, минутку! — Батманов задумался. — Я понимаю Либермана. Он исходил из того, что бригадам Карпова было вначале труднее. Но я думаю, арбитр на нас не обидится, если мы коллективно пересмотрим решение. По-моему, ни одну из колонн нельзя назвать второй. Обе первые! Значит, они как бы делят между собой первое и второе места. Верно или нет?
— А ведь, паря, верно! — согласился Карпов.
— Верно, арбитр? — повернулся Батманов к снабженцу.
— Соломоново решение, — согласился Либерман. — Мой котелок этого не сварил.
Но Умара еще не был удовлетворен, он по-прежнему смотрел недоверчиво и беспокойно.
— Ну что ж ты сердишься? Недоволен? — спросил его Батманов. — Ведь оба вы на первом месте. Оба хорошо поработали.
Умара засмеялся наконец:
— Уй, хитрый ты, начальник! Хорошо. Давай премия! — Он деловито осведомился: — Что дашь?
— По два ящика махорки на колонну, каждому дополнительное блюдо и хорошую чарку! — немедленно отозвался Батманов и покосился на Либермана — не переборщил ли он? Снабженец кивнул в знак согласия.
Ночь наступала быстро. Разгрузка леса проходила уже в сумерках.
— Быстрее, товарищи, быстрее! — подбадривал Батманов.
Он все оглядывался на остров, тревожась за Сморчкова и Махова. Вот оттуда донесся шум приближающихся машин — они возвращались.
К Батманову подошел Карпов.
— Не хотелось расстраивать, паря, а надо, — сказал он нерешительно. — Складно все у нас вышло сегодня. Однако не нравится мне погода, как бы за ночь не занялась буря. Кости рыбацкие мозжат у меня. Вишь, небо заволокло, ветер поднимается.
Батманов огляделся. Над проливом изредка проносились чувствительные порывы ветра. Что-то недоброе слышалось в их завывании, но столько надежных людей было кругом и такая хорошая дорога под ногами, что беспокойство Карпова показалось преувеличенным.
— Мнителен, ты, Иван Лукич — сказал Батманов.
— Не мешает поостеречься. — не сдавался Карпов.— Пусть на ночь все со льда уберутся. Я бы и с острова забрал людей. И лес обратно на берег перевез бы.
— Поостеречься на всякий случай можно. Людей и машины оставлять на льду не будем. На острове нашей бригаде ничего не сделается — я им отправил туда продовольствия на месяц. А лес тащить обратно незачем — мне настроение людей дороже леса. Пойдем-ка отдыхать, старый рыбак. Завтра у нас дела будут посерьезней!..
Был уже поздний вечер, когда Батманов, Рогов, Алексей, Либерман и Карпов вернулись на участок. Редкие огни фонарей тонули в черном мраке, нависшем над площадкой. Возле дома, где жил раньше Мерзляков, при тусклом свете из окон Батманов заметил Таню Васильченко и ее помощника Смирнова.
— Смотри-ка, — оглянулся он на спутников. — Наша Красная Шапочка уже здесь!
— Товарищ начальник строительства! — зазвенел голос девушки, увидевшей его. — Докладывает начальник колонны связи Васильченко. Ваше задание — провести временную связь от Новинска до Джагдинского пролива — выполнено. Все вверенные мне люди здоровы и находятся сейчас на отдыхе.
— Молодцы! Вот это подарок! — обрадовался Батманов и, притянув к себе Таню, расцеловал ее в обе щеки. — Рогов, Либерман! Приготовить угощение связистам! Вечер наш должен состояться. Шоферов и строителей дороги пригласить тоже. Действуйте! — Он снова обернулся к Тане: — Аппарат еще не успели поставить?
— Аппарат установлен! Связь работает! — отчеканила Васильченко. Она была сейчас как струна — чуть тронь и зазвенит.
— Красота! — воскликнул Батманов.
Он влетел в дом и, сбрасывая на ходу полушубок и шапку, кинулся к столу. У селекторного аппарата сидел Беридзе — он разговаривал с Залкиндом.
— Поговорил сам, дай другому поговорить! — с шутливой свирепостью сказал Батманов, отстраняя главного инженера.
Он удобно уселся на табурете, надел наушники и со счастливой улыбкой притянул к себе микрофон.
— На линии — слушай меня! — закричал он чуть хрипловатым, голосом, озорно подмигивая Алексею. — Я — Батманов, нахожусь на проливе. Всем начальникам и парторгам участков слушать мой разговор с товарищем Залкиндом! — Он перевел дыхание. — Михаил Борисович, здравствуй! Хочу отчитаться за сегодняшний день, похвастаться первыми маленькими успехами!..
— Вот хорошо! — откликнулся Залкинд. — А тут на линии как раз и Темкин, и Мельников, и Хлынов. Разговаривали про вас, когда Беридзе подал голос. Слушаем тебя, Василий Максимович!
Все утомились за день до изнеможения — и связисты, и шоферы, и строители дороги. Но людьми владела сила необычного душевного подъема, никто и не помышлял идти на отдых, всем хотелось принять участие в вечере.
Ужин пришлось устраивать в двух бараках. Все было обставлено просто, по возможностям: строители со своей порцией вина и закуски сидели, где удалось им приладиться, и никто не желал лучшего. Только во втором бараке были недовольные — им хотелось в первый барак, где собрались главные именинники, связисты, и где председательствовал сам начальник строительства.
Барак был полон людьми. Батманов стоял у стола с железной кружкой в руке и оглядывал нажженные морозом лица, отовсюду обращенные к нему.
— Долго гулять не будем, некогда, — сказал он. — Чуть свет нам снова предстоит тяжелый труд. Длинных речей говорить не надо, сам я обещаю ограничиться всего несколькими словами. — Он поднял лицо к свету. — В чем главное наше сегодняшнее достижение? Оно не в том, что мы за день сделали дорогу на остров, привели в порядок автомашины, дотянули провод до пролива. Главное в том, что мы с вами убедились сегодня: когда ясна цель, когда мы правильно организованы и единодушны — для нас нет невыполнимых задач. Не зря сказано: «Нет предела силе человечьей, если эта сила — коллектив». Вот и выпьем за наш хороший, сильный коллектив!
Он поднял кружку, и за ним выпили все. Потом Тополев, сдерживая бас, прочитал приказ начальника строительства о премировании связистов. Старик заметно волновался. За ним выступила Таня Васильченко. Она успела переодеться в новую темно-синюю вязаную кофту и была очень красива. Алексей, глядя на нее, пожалел, что Беридзе, председательствовавший в другом бараке, не видит ее.
— Среди нас связистов я всех старше — мне двадцать четыре года. А младшему из нас, Генке Панкову, пятнадцать, — говорила Таня. — Честно признаемся вам, товарищи: трудно было пробиваться через тайгу. Но каждым из нас двигала мысль о судьбе родины, о судьбе нашей Москвы. И каждый нес в своей душе образ великого Сталина, а с ним ничто не страшно!.. Мы, связисты, знаем: нам предстоят впереди трудные задачи. И мы заверяем вас, товарищ Батманов, как человека, посланного сюда товарищем Сталиным: комсомольская колонна связи сделает все, что вы прикажете!..
Едва она замолчала, как попросил слово Умара. Потом один за другим вставали и говорили Карпов, Сморчков, Зятьков, Силин. Вопреки намерению Батманова быстро закончить вечер, он затянулся. Строители словно ждали еще чего-то. Батманову и самому не хотелось расставаться с ними.
Кто-то вслух пожалел, что нет музыки, и она, как по заказу, появилась: Махов уже вынимал из футляра великолепный баян. Вокруг него потеснились, освободили ему место, и он, прижав ставшее строгим лицо к баяну, заиграл «Песню о родине». Таня звонко подхватила ее, красивым, сочным баритоном ей ладно подтянул Карпов, за ними грянул и весь барак. Когда спели первую песню, кто-то начал вторую, третью. Потом, еще потеснившись, расчистили круг для пляски.
В стороне, рядом с Колей Смирновым, сидел Генка Панков, с оживлением глядевший на все, что происходило вокруг него. Таня ему сказала, что отца сейчас нет на участке, он выехал на остров. Огорченный паренек вскоре повеселел, захваченный общим настроением. Василий Максимович, наблюдавший за Генкой издали, наконец решился подойти к комсомольцам и почувствовал, как сразу заныло у него сердце. Батманов сел между Колей и Генкой и молча обхватил их обоих за плечи. Немедленно же к ним подошла и Таня. Генка поглядел на их серьезные лица и встревожился.
— Геннадий... Ты уже не маленький, у тебя мужество взрослого человека, — заговорил Батманов среди шума, стараясь следить за тем, чтобы у него самого не дрогнул голос. — Ты должен стойко, как подобает комсомольцу, перенести тяжелое известие... Мы еще не знаем окончательно, но возможно... твой отец... погиб...
Батманов едва выдержал пристальный, напряженный взгляд Генки, у которого сузились глаза. Потом слезы хлынули из них, и паренек рванулся, хотел убежать. Батманов его не пустил. Генка согнулся, спрятав лицо в колени.
Таня, не справившись с собой, поспешно отошла от них. Коля Смирнов держал своего юного друга за руку.
— Старайся взять себя в руки, — продолжал увещевать Батманов. — Жаль отца... Утешить тебя нельзя. Но головы не теряй. Будешь учиться. У тебя хорошие товарищи, Коля, Таня, целая семья...
— Мы всегда будем с тобой, Гена, — сказал Коля. — Ты ведь мне как брат младший...
— Ты хозяин своей судьбы, и никто не будет тебе ничего навязывать. Но, если согласишься, я буду вторым отцом тебе, — Василий Максимович говорил, низко пригнувшись к Генке. — И у меня вот... сын погиб. Подними голову, голубчик, будь молодцом...
Батманов обнял Генку, приподнимая его, и паренек стал покорным Василию Максимовичу, вдруг приник к нему, жалобно всхлипывая.
Никто не заметил этой сцены, в бараке продолжался праздник строителей. Кто-то вытолкнул на середину Мусю Кучину. Подбоченившись, она задорно пошла по кругу, поводя черными лукавыми глазами. С поклоном задержалась возле Рогова, и он, семеня ногами, последовал за ней.
— Веселей давай, Махов! — крикнул Солнцев, спрыгнул в круг откуда-то сверху и под учащенный ритм музыки завел такую дробь, что все заулыбались.
За пением, за шумом голосов и топотом ног никто не слышал, как разгулялась непогода на улице. Ветер за стенами ревел все сильней, яростней. И когда барак неожиданно содрогнулся от первого порыва бури, все тревожно прислушались.
В наступившей тишине явственно раздавалось завывание бушующего ветра. Заглушая его, обрушился грохот, похожий на гром. В тот же миг в бараке погас свет и в полной темноте раздался чей-то вопль:
— Лед оторвался от берега! Лед пошел в проливе!
— Вот тебе и дорога! — горько вздохнул Карпов.
В бараке поднялись суматоха, крики. Все устремились на улицу, но дверь оказалась запертой снаружи. Ее стали ломать. Во тьме замелькали яркие лучики фонарей в руках шоферов.
— Возможно, это злой умысел!— услышал Батманов над ухом голос Рогова. — Отойдите чуть в сторону.
Рогов рванулся к окну, сильным ударом выбил раму и выбросился на улицу. Батманов, прижимая к себе Генку, почувствовал, как вокруг него молча стеснились люди. Он угадывал их по прикосновениям: Коля Смирнов, Алексей, Карпов, Умара, Сморчков, Силин, Филимонов. Он выждал секунду и зычно выкрикнул:
— Что вы всполошились, товарищи! Нам не пристало поддаваться панике!.. Призываю всех к спокойствию, к выдержке. Неужели вы испугались бурана! Дорогу сделаем снова. Найдем обход полынье и все повторим сначала. И опять за один день — силы у нас хватит на все!.. Объявляю ночной аврал! Все коммунисты, руководители, бригадиры — ко мне!..
Слова эти, произнесенные с властной силой и убежденностью, всех остановили. Из разных углов барака мятущиеся лучики света скрестились в одном месте и выхватили из темноты энергичное, волевое, спокойное лицо Батманова.
