49
Зам. дир. управления тов. Желудев Н. А. был на этом месте человек новый, откуда-то переведенный, говорили, что с понижением. Возможно, в связи с понижением, а может быть, и по другой причине его лицо выражало застарелую кислость. Был он тучен и лыс, с повисшими сивыми усами, и походил на только что высеченного запорожца. Сцепив руки перед животом, он непрестанно и очень быстро вращал большие пальцы один около другого. Создавалось впечатление какой-то деловой мельнички, неустанно моловшей вопросы…
— Товарищ Ларичева, Вера Платоновна? — Голос для запорожца был неожиданно тонок. — Рад познакомиться. Я — Желудев, Николай Александрович. Слышал о вас, слышал. Выдающийся работник, можно сказать, маяк производства. Маякам везде у нас дорога. Просим…
Все это он произнес, не расцепляя рук и не прекращая на высокой скорости вращать пальцами. Вера села.
— Как поживаете, Вера Платоновна? Как здоровье?
— Пока не жалуюсь, — ответила Вера, выпуская на свет божий самую заветную из своих улыбок, на которую отзывались почти все. Желудев не отозвался. Тон его был заботлив, немного грустен:
— Может быть, испытываете какие-нибудь трудности? Если что, смело обращайтесь прямо к нам. Мы поможем.
«Мы, Николай Вторый, — подумала Вера, — и, как нарочно, Николай Александрович», — а вслух сказала:
— Спасибо, буду иметь в виду. Это вы затем меня вызвали, чтобы предложить помощь?
Желудев еще погрустнел, словно тучей обложился.
— Нет, к сожалению, не только за этим. Дело в том, что на вас, Вера Платоновна, поступил сигнал. И, будучи ответственным за морально-политическое состояние вверенного мне участка…
«Так и есть, усатый нажаловался», — подумала Вера. Желудев не спеша отпер несгораемый шкаф, порылся в нем, вынул письмо и протянул Вере. В письме, написанном довольно красивым почерком, но с орфографическими ошибками, сообщалось, что директор гостиницы «Салют» Ларичева В. П. «позволяет себе аморалку с гражданином Юрловым С. П., который является женатым и при помощи Ларичевой В. П. разрушает свою семью. Приезжая в командировку, якобы по служебным делам, Юрлов С. П. останавливается на квартире у Ларичевой В. П., днюет там и ночует, утром выходит на террасу, извиняюсь за выражение, в трусах и делает зарядку». Далее шла критика по поводу манер и поведения самой Ларичевой: «хи-хи-хи да ха-ха-ха, а работа стоит. Широко пользуется своим обаянием на мужской пол». Подписано: «Доброжелатель».
Вере стало довольно гадко, но она и виду не подала.
— Николай Александрович, — сказала она улыбаясь, — письмо, я вижу, анонимное?
— Не анонимное, а анонимка, — поправил Желудев. — А что?
— На такие письма уважающие себя люди внимания не обращают. Читали воспоминания академика Крылова? По указу Петра Первого, анонимные письма полагалось сжигать рукой палача…
Авторитет академика на Желудева не подействовал.
— Что вы мне ссыпаетесь на времена царизма? Палачи какие-то… Там была своя мораль, а у нас — своя. Вы говорите: оставлять без внимания анонимки! А если пишет зависимый, подчиненный человек? Боится подписать свое имя во избежание репрессий? Не так все просто, товарищ Ларичева! Нет, руководящий работник должен любой сигнал рассмотреть по существу. И, если факты подтвердятся, принять меры.
— Это ваше дело, — сказала Вера, вставая. — Рассматривайте, принимайте меры. Мне можно идти?
— Нет, постойте! Вы мне не ответили по существу вопроса. Правда, что вы состоите в незаконной связи с… (он заглянул в письмо) Юрловым С. П.?
— А на этот вопрос я вам отвечать отказываюсь.
— Ответите коллективу, Ларичева!
— Надеюсь, что коллектив будет умнее вас. …Последнее слово осталось-таки за ней. Она ушла, покуда Желудев Н. А. разевал рот и набирал воздуху, чтобы ее уничтожить разящим словом…
Из управления Вера вышла с улыбкой. Испытанная улыбка, еще Шунечкина: «Улыбайся, и тебе самой станет весело». Она это называла по-ученому: «Влияние надстройки на базис». Но в данном случае надстройка на базис не повлияла. Придя домой, Вера сняла улыбку, как снимают нарядное, но неудобное платье, и облачилась в моральный халат. Маргарита Антоновна застигла ее на кухне, глотающей слезы над кастрюлей борща. Борщ был вынут из холодильника — великолепный, малиновый, с янтарными пластинками застывшего жира, а Вера стояла над ним и плакала.
— Верочка, в чем дело? — всполошилась Маргарита Антоновна. — Может быть, там утонула мышь?
Сама она до смерти боялась мышей и всех других в том же подозревала.
— Не так страшно, — ответила Вера, уже улыбаясь.
— Ну, вот и солнышко проглянуло! Слава богу! В чем же дело?
Вера рассказала, зачем ее вызывали. Маргарита Антоновна выслушала, красноречиво играя лицом, а потом длинно и затейливо выругалась. Русские ругательства в устах народной артистки Куниной были как жемчужное ожерелье…
— Скажите этому… (следует купюра), что он отстал в своем развитии по крайней мере на двадцать лет. Кто нынче не живет с женатыми? Солидные люди все женаты. Вокруг каждого неженатого — площадка молодняка. А что делать зрелой женщине? С кем жить?!
Вера совсем развеселилась:
— Боюсь, он не поймет вашей теории. Не тот уровень.
— Уровень мне ясен. Знаете что, Верочка? Предоставьте его мне.
— Кого «его»?
— Вашего Желудкова.
— Желудева.
— Тем лучше. Пускай Желудева. Забудьте о нем. Обещаю вам — все будет прекрасно. У меня к хамам особый подход.