31 октября, пятница, ТО
О'кей.
Никогда в жизни больше не буду недооценивать Лилли Московитц, и никогда не вздумаю больше подозревать ее в чем-то плохом, и всегда буду помнить, что, как бы она ни поступала в данный момент, это делается чисто из альтруистических соображений. Торжественно клянусь в этом здесь и сейчас.
Все случилось во время ланча.
Сидим мы все вместе: я, мой телохранитель, Тина Хаким Баба и ее телохранитель, Лилли, Борис, Шамика и Линг Су. Майкл, естественно, сидит со своими из компьютерного клуба. Так что его не было, в отличие от остальных заинтересованных.
Шамика зачитывала вслух цитаты из брошюр – рекламных проспектов школ для девочек. Ее папа притащил эти брошюры из Нью-Хэмпшира. С каждой новой брошюрой Шамике становилось все страшнее, а меня наполняли стыд и чувство вины, потому что все это случилось из-за меня и моего длинного языка.
Вдруг на наш стол упала чья-то тень.
Мы все, как по команде, замолчали и посмотрели вверх.
Перед нами стояла необыкновенно красивая мужественная фигура, прямо Аполлон. Лилли что-то про него когда-то рассказывала.
Правда, это оказался всего лишь Хэнк. Но в каком виде! Таким я Хэнка никогда в жизни не видела. Под новенькой черной кожаной курткой на нем был черный кашемировый свитер, ниже – черные джинсы. Какие длинные стройные ноги! Я просто обалдела. Его светлые волосы были мастерски уложены в стильную прическу – не иначе в парикмахерской побывал. Клянусь, мне показалось, он стал страшно похож на Киану Ривза в «Матрице». На ногах у Хэнка красовались настоящие ковбойские сапоги. Черные, дорогие с виду, самые натуральные ковбойские сапоги!
Мне показалось, что все в столовой замолчали и уставились в нашу сторону. Тут Хэнк придвинул себе стул и непринужденно присел за наш стол. За наш «отстойный» стол, как, я иногда слышала, его называют.
– Привет, Миа, – сказал Хэнк.
Я уставилась на него и не могла сначала и слова вымолвить. Не только из-за одежды. В нем что-то в корне изменилось. Голос, что ли, стал глубже. И от него пахло… очень хорошо от него пахло.
– Ну, – сказала ему Лилли и сгребла сливки с пирожного, – как прошло?
– Ммм, – промычал Хэнк тем же глубоким низким голосом, – вы смотрите на новейшую модель нижнего белья от Кельвина Кляйна.
Лилли облизала крем с пальцев.
– Ну-ну, – сказала она, – молодец.
– Все это лишь благодаря тебе, Лилли, – проникновенно произнес Хэнк, – если бы не ты, они меня и на порог бы не пустили.
И тут до меня дошло, почему у него стал такой импозантный вид. Он перестал растягивать слова как провинциал.
– Да ну тебя, Хэнк, – отмахнулась Лилли, – мы сто раз об этом говорили. У тебя есть природный дар, который привел тебя туда, куда привел. Я лишь дала тебе пару дельных советов.
Когда Хэнк обратил взгляд на меня, я увидела, что в его небесно-голубых глазах стоят чуть ли не самые настоящие слезы.
– Твоя подруга Лилли, – сказал он, – сделала для меня то, чего еще никто в жизни для меня не делал.
Теперь я уставилась на Лилли. Что все это значит??? У меня в голове стоял такой шум, что я совсем перестала соображать. Но тут Хэнк сказал:
– Она поверила в меня, Миа. Она поверила в меня настолько сильно, что помогла мне пойти и осуществить мечту всей своей жизни. Я мечтал об этом с детства. Куча народу, включая бабулю с дедулей, смеялись надо мной и утверждали, что я слишком размечтался. Что все это лишь детские бредни, что мои мечты неосуществимы. Все они советовали выкинуть эту ерунду из головы, потому что я никогда не добьюсь, не смогу, ну, невозможно, и все. И никогда у меня не получится. Но когда я поделился своими мыслями с Лилли, она протянула мне руку, – увлекшись, Хэнк протянул свою руку, чтобы показать, как ее протянула Лилли, и мы все: я, Ларс, Тина, Вахим, Шамика и Линг Су – посмотрели на эту его руку, ногти которой были тщательно наманикюрены, – и сказала: «Хэнк, я помогу тебе исполнить твою заветную мечту».
Хэнк опустил руку.
– И знаете что?
Мы все (кроме Лилли, которая невозмутимо лопала свое пирожное) дошли до такой степени изумления, что могли только смотреть, а отвечать уже не могли. Но Хэнк и не ждал ответа.
– Это случилось! – провозгласил он. – Сегодня это случилось! Моя детская мечта стала реальностью. Мой псевдоним – Форд. Я их новейшая мужская модель.
Мы только моргали.
– И всему я обязан, – Хэнк выдержал эффектную паузу, – вот этой девушке.
Тут случилось такое, от чего отвисли челюсти у всех присутствующих. Прямо скажем, нечто вовсе из ряда вон выходящее. Словом, Хэнк встал со стула, подошел к Лилли, которая, ничего не подозревая, доедала кремовое пирожное, и одним рывком поставил ее на ноги.
Теперь уже вся столовая погрузилась в мертвую тишину и все головы до единой были повернуты в нашу сторону. В их числе (я специально посмотрела) была и Лана Уайнбергер со своими подружками. Хэнк приподнял Лилли над полом и запечатлел на ее губах такой поцелуй… прямо как в кино. Закончив свой потрясающий поцелуй, Хэнк поставил Лилли обратно на пол. У моей лучшей подруги был такой вид, будто ее только что ударило электрическим током. Она медленно-медленно опустилась обратно на свой стул. Потом Хэнк повернулся ко мне.
– Миа, – сказал он, – передай бабуле с дедулей: пусть ищут себе другого помощника продавца сельскохозяйственной техники. Я ни в жизнь… в смысле, я никогда не вернусь в Версаль. Ни на один-единственный день. Никогда.
Проговорив все это, он медленно продефилировал к выходу. У него был вид ковбоя, который только что победил в стрельбе.
Впрочем, правильнее бы было сказать, что он начал дефилировать к выходу. Все бы закончилось хорошо, дефилируй он чуть быстрее.
Потому что в массе людей, наблюдавших за этой сценой, находился, кроме всех прочих, еще и Борис Пелковски.
И тут этот Борис Пелковски – со своей пластинкой для исправления прикуса на зубах, со свитером, запиханным в штаны, – вышел вперед и крикнул:
– Эй, не так быстро, ковбой!
Хэнк продолжал идти как шел. То ли он не расслышал крика Бориса, то ли не хотелось ему, чтобы маленький гениальный русский скрипач омрачил эффект его триумфального ухода.
Тогда Борис учудил нечто совсем безумное. Он побежал за Хэнком, схватил его за руку и как заорет:
– Ты только что обслюнявил мою девушку, урод!
Я не шучу. Пишу все, как и было. Ох, как при этих словах затрепетало мое сердце! Ах, если бы хоть какой-нибудь парень (Майкл, конечно, да, да) сказал бы что-нибудь подобное про меня! Не самая классная девчонка, а моя девушка! Борис только что назвал Лилли своей девушкой! О-о-о, знаю я все про этот феминизм, и что женщины – это не собственность и неприемлемо требовать от них, чтобы они признавались в том, что они чьи-то. Но – ах! Если бы хоть кто-нибудь в этом мире (Майкл!) мог бы сказать, что я его девушка!
Тут Хэнк обернулся:
– Чего?
И тут – откуда что взялось – Борис дал Хэнку по морде! Бах!
Но вот только как «бах» удар не прозвучал. Слышен был лишь какой-то непонятный треск. Как будто что-то сломалось. Все девчонки в столовой вскрикнули, испугавшись, что Борис повредит красоту Хэнка.
Но беспокоиться нам было не о чем: звук произвела рука Бориса, а не скула Хэнка. На лице Хэнка не оказалось ни царапинки. А вот Борис сломал руку.
И вот что это означает.
Больше никакого Малера!
УРРРРААААААШ!
Принцессам, конечно, не подобает радоваться чужому несчастью.
