29 октября, среда, английский

В одном я теперь абсолютно уверена: если таскать за собой из класса в класс парня вроде моего кузена Хэнка, это заставит людей забыть даже про то, какую идиотку ты сделала из себя по телевизору днем раньше.

Серьезно. Ну, болельщицы, конечно, все еще активно злятся из-за интервью – каждый раз, проходя по коридору, я ловлю на себе их злобные взгляды. Но, как только их глаза пробегают по мне и останавливаются на Хэнке, что-то меняется.

Сначала я никак не могла понять, в чем же дело, и думала, что они просто в шоке от того, что в самом сердце Манхэттена встретили парня во фланелевой рубашке и комбинезоне.

Потом до меня медленно начало доходить, что здесь что-то другое. Хэнк смуглый, высокий, у него даже довольно симпатичная прическа и голубые глаза.

Но мне кажется, дело не только в этом. Похоже, Хэнк распространяет особые флюиды, я об этом читала в каком-то журнале. Есть такие у некоторых людей. А другие их улавливают. Только я их не улавливаю, поскольку являюсь его родственницей.

Как только девицы замечают Хэнка, они подходят ко мне и спрашивают шепотом:

– Кто это?

И одновременно бросают взгляд на его бицепсы, которые довольно явно проступают через клетчатую фланель.

Выкинула номер Лана Уайнбергер. Она крутилась около моего шкафчика – видимо, Джоша дожидалась. Тут появляемся мы с Хэнком. Глаза Ланы (щедро подведенные косметикой от «Бобби Браун») уставились на Хэнка, округлились, и она спрашивает:

– А кто это, твой друг? – Такого голоса я никогда у нее не слышала.

Я ответила:

– Он мне не друг, он мой кузен.

Лана обратилась к Хэнку все тем же странным голосом:

– Ну, тогда ты можешь быть моим другом.

На что Хэнк широко улыбнулся и ответил:

– О, большое спасибо, мадам.

На алгебре Лана буквально из кожи вон лезла, чтобы Хэнк обратил на нее внимание. Она раскидала свои длинные светлые волосы по всей моей парте. Карандаш она роняла раза четыре; скрещивала и выпрямляла ноги. В конце концов мистер Джанини сказал:

– Мисс Уайнбергер, может быть, вам надо выйти?

Это немного успокоило ее, но ненадолго.

Даже мисс Молина, школьный секретарь, хихикала, когда оформляла пропуск для Хэнка.

Но все ничто по сравнению с поведением Лилли! Что началось, когда она влезла в мой лимузин сегодня утром… Она взглянула на Хэнка, и тут ее рот раскрылся так, что жвачка выпала прямо на пол. Никогда в жизни не видела, чтобы с ней происходило что-либо подобное. Лилли строго следит за своими манерами. Особенно когда дело касается еды. Она ненавидит, когда кто-нибудь некрасиво ест. А тут… сама!..

Флюиды, видать, великая сила. Люди совершенно беспомощны, когда они начинают распространяться.

Этим можно объяснить и все мои заморочки с Майклом.

Ну, я имею в виду то, что я так схожу с ума по нему и все такое.

Т. Харди – тело похоронено в Вестминстере, сердце – в Уэссексе.

Фи, мерзость какая!