Анонимус
Анонимус был сгорбленным мужчиной в серых ризах (наверно, из-за их цвета он напоминал Кеше испепеленного таракана). Его лицо — если оно у него вообще имелось — скрывала маска с тонкими усиками и бородкой. Говорили, что это лицо Гая Фокса, древнего английского конспиролога, казненного за измену.
На лбу у Гая Фокса было тату — следы птичьих лап, похожие на две косые буквы «F». По одной из версий, это значило «Fuck Freedom», а по другой — «Facebook Free» (фейсбуком называлась старинная социальная сеть, в которую Гай Фокс отказался записаться — за что, после многолетнего заключения, был обезглавлен по приказу короля, чтобы воскреснуть иконой и ведущим «Конспирологического канала АНОНИМУС»). Чуб над его головой был стандартным атрибутом древних политзаключенных — чтобы палачу было удобно поднимать отрубленную голову и показывать толпе.
Анонимус вел себя не просто конспиративно, а именно конспирологически. Обычно он старался встать на фейстопе где-нибудь подальше, за фонтаном — но не так, чтобы действительно спрятаться, а так, чтобы казалось, будто он прячется. Кешу это нервировало, потому что Анонимус оттуда мог видеть не только его, но и сестричку… И хоть Кеша понимал, что на самом деле Анонимус ничего не видит, поскольку мало чем отличается от пятна на обоях, это все равно раздражало.
Кеша недолюбливал древнего страстотерпца. Но сегодня был подходящий момент, чтобы услышать какую-нибудь мрачную правду — и Кеша кивнул усатой маске.
Реальность расплылась в разноцветные нечеткие полосы, и Кеша очутился в каменном каземате — с решеткой на окне и кучей сена на полу.
Скованный цепями Анонимус стоял у стены. Кеша теперь сидел на табурете напротив него — словно вел допрос. Пахло неприятно, мочой и мышами. Но ведь так, наверно, и должно быть в каземате? Да и окончательная конспирологическая истина, видимо, воняет примерно так же… Как всегда бывало в гостях у Анонимуса, Кешины мысли сразу стали какими-то недобрыми.
«На площади-то он отдыхает, — подумал Кеша, удобнее устраиваясь на табурете, — мой фейстоп для него как санаторий…»
Анонимус относился к своей работе добросовестно. Несколько раз лязгнув цепями — так, что получилось подобие короткой мелодии на ксилофоне, он тревожно оглянулся по сторонам и заговорил:
— АНОНИМУС — не «конспирологический канал», как лжет меню на вашей ретине. Слово «конспирология» придумано медийными проститутками менеджмента, которые день за днем промывают ваш мозг ядовитым пойлом для свиней, превращая вас в усталых и покорных рабов. АНОНИМУС — единственный ручеек истины в мутном потоке лжи, где вы родились и умрете! АНОНИМУС. Пять минут правды!
Приличную часть этих пяти минут, подумал Кеша, занимает самопрезентация.
— Люди, как и крысы, смутно предчувствуют будущее, — продолжал Анонимус. — Лучшие фантасты человечества часто угадывают отдельные черты нового века, но так смешно ошибаются с другими… Оруэлл подарил нам слово «мыслепреступление», но совершенно не представлял, что оно станет обозначать в действительности, поскольку в его время сексом занимались исключительно на физическом плане. Или вспомним, как воображали реальность будущего создатели легенды про Матрицу. Человек был вмонтирован в особую капсулу, а к его голове подключался разъем, соединяющий его с единой информационной сетью, которая, кстати, в те годы уже существовала. Поразительное прозрение! Хотя, с другой стороны, нетрудно было догадаться, что личного пространства у человека будет оставаться все меньше и меньше, а компьютерный интерфейс рано или поздно загонят ему под кожу. Но все равно — «Матрица» была прозорливой и злой сатирой на наше время… На физическом плане разница лишь в том, что вместо жидкости мы плаваем в невесомости, создаваемой антигравитационным полем.
Анонимус растянул угол маски в свою фирменную циничную усмешку — отчего в очередной раз стало ясно, что никакого лица за ней не скрыто.
— Но вот где авторы фильма развели самую настоящую, простите за выражение, конспирологию — так это в вопросе соотношения двух реальностей. В фильме люди не знают, что с ними происходит на самом деле. Они видят себя и других в поддельной реальности, не имеющей ничего общего с действительным положением их физических тел, плавающих как зародыши в своих пузырях. Именно этот грандиозный обман делает освобождение возможным… Потому что из сна можно проснуться в явь, из обмана можно бежать в реальность… Можно пережить ужас пробуждения и стать избранным — тем, кто все понял…
Анонимус сделал одну из своих коронных гримас — сначала изобразил неподдельное благоговение, а потом каким-то крохотным движением лицевых черт превратил его в цинизм такого запредельного градуса, что Кеша не удержался от смеха.
— В те годы цивилизация задыхалась под гнетом разросшегося финансового сектора. Степень неравенства в тогдашнем обществе труднопредставима для современного человека. Медиа были лживыми и лицемерными, социум — иерархичным. Поэтому тогдашние фантасты и предположить не могли, что избранными, как Нео, в будущем станут все без исключения. Вот только подпольщиков среди них будет, хе-хе, маловато. Да, друзья, можно сказать и так — мы подключены к матрице. Но мы отлично это знаем. Мало того, мы за подключение платим. И у нас даже есть профессиональные юмористы, зарабатывающие себе на жизнь скетчами по этому поводу — причем от их унылой самодовольной тупости нас всех давно тошнит…
Анонимус сперва ухмыльнулся собственной шутке — а потом, словно испугавшись, что его могут принять за одного из таких юмористов, помрачнел.
— Мы просто не думаем больше на эту тему, — продолжал он. — И поэтому, в отличие от Нео и Магнуса, не можем убежать. Убегать некуда. Реальность не скрыта от нас вселенским обманом. Зачем? Это слишком неэкономно. Реальность не запрещена. Она всего лишь не видна. Она скучна, и мы прячем ее под обои фейстопа. Физический мир скрыт за ворохом электронных симуляций и поп-апов. Нас не надо вводить в принудительный транс уколами наркотиков или настроенными на ритмы мозга вспышками. Мы зомбируем себя сами — и больше всего боимся, что это прекратится. Мы способны в любой момент увидеть реальность, отвлекшись от наложенной на нее лжи, но мы этого не делаем. Зачем? Мы и так все знаем про этот скучный и всегда одинаковый бэкграунд… Ре-аль-ность. Ну и что? Зачем, Нео? Не интересно…
Кеша подумал, что Анонимус — такой же примерно враг системы, как Little Sister. «Оппа-Зишн Стайл», как пели в древности. Просто его задача, как и у прочих светлых борцов — собрать вместе все возможные претензии к «менеджменту» и слепить их в грозно грохочущие, но безвредные комбинации слов, которые не то что не расшатают существующий порядок, а убедительнейшим образом докажут — от противного — его незыблемую безальтернативность.
И неудивительно. Иначе на фейстопе никакого Анонимуса не было бы. Говно этот Анонимус. Платное говно. Не в том смысле, что ему платят — за маской никого нет, — а в том, что заставляют за него платить самого Кешу. Списывают sharing points.
Кеша чуть заметно наклонил голову, и маска смолкла. Кеша наклонил голову сильнее, и, превратившись на миг в звездный дождь, Анонимус сжался до своей обычной фигурки на фейстопе. Пять минут правды кончились.
Сестричка пускала в фонтане кораблики. Увидев, что Кеша смотрит на нее, она отвернулась. Сердце над головой Мэрилин опять горело, но мысли Кеши устремились совсем в другую сторону.
Анонимус сказал кое-что интересное. Вернее, навел на мысли.
Действительно, когда Кеша последний раз видел физическую реальность под фейстопом? Сложно было даже припомнить. Да и зачем? Что, спрашивается, могло там измениться? А вот если специально постараться увидеть — прямо сейчас? Сможет он сразу или нет?
Раньше Кеша умел переключать внимание очень быстро. Это было одновременно просто и муторно — следовало расфокусировать особым образом взгляд, как бы угадав еще один фон, спрятанный под итальянской площадью. И тогда…
Кеша напряг глаза и волю. Так… Так…
Фейстоп потускнел. Затем перед глазами поплыла зеленоватая пелена, словно он засыпал. Несколько секунд Кеше казалось, что он летит куда-то сквозь облака зеленого тумана. А потом…
Ну да. Вот оно, такое же, как всегда.
Там, где только что были фонтан и сестричка, стала видна гигиеническая трекпэд-мембрана, отделяющая его от социальной партнерши. Именно по ней гуляли его руки, когда Кеша чувствовал под ними чужое тело. Но для выдрессированных долгой тренировкой нервов прикосновение к мембране давно уже превратилось в интимнейшую форму контакта.
В своем обнаженном естестве мембрана выглядела странно. Это была золотистая упругая поверхность из чего-то среднего между пружинистой тканью и эластичной пластмассой — с узором, похожим на мелкие пчелиные соты. Так выглядели сопла разрядников, позволяющих мембранной матрице создать тактильные ощущения в дополнение к внутримозговой стимуляции.
На мембране были видны темные полосы, оставленные его руками и ногами, которые щупали, обнимали и охватывали то, что скрывалось за ней. Словно засаленная спинка дивана в древнем love-отеле, какие показывают иногда в кино. Вот ты какая, сестричка, мрачно подумал Кеша — и так восхитился собственной высокой иронии, что чуть не проартикулировал эту мысль…
Потом он поглядел на свои руки.
Ногти на его пальцах были крошечными мягкими бляшками, не способными ни за что зацепиться — их рост купировался с детства. Ладони и пальцы покрывала сложная оранжевая татуировка — вживленные в кожу микросенсоры, работающие вместе с мембраной.
Мембрана была настолько податливой, что позволяла любую акробатику и кама-сутру. Она казалась огромным — Кеша не мог удержаться от такого сравнения — презервативом.
Причем дырявым. Никакого прямого контакта между социальными сожителями не было — за исключением требуемого по закону «Об общественном самовоспроизводстве» универсального копулятивного отверстия «AC/DC», рассчитанного на стрэйт— и гей-пары (как выходили из положения лесбиянки, Кеша даже не знал — существовал, наверно, какой-то нетривиальный механизм).
Кеша не был инженером-нанотехнологом и вообще не понимал, как эта дырка, закрытая сейчас шторкой, может ездить по мембране. Правда, у дырки имелся тонкий черный ободок, и вот этот ободок, собственно, и перемещался — как застежка-молния, сдвигающаяся в любую сторону… Сама дырка, технически говоря, была не в мембране, а в черном диске, просто она занимала всю его площадь, оставляя от него только край. Но физика происходящего все равно оставалась непонятной.
Кеша отвернулся от мембраны, покосился вниз — и увидел свое тело.
Оно невесомо парило в крохотном объеме пустоты — то приближаясь к мягким серебристым стенкам, то отдаляясь от них. Антигравитация. Сила тяжести сразу превратила бы крохотный модуль в гроб, где его заперли живьем. А так — он просто парит себе в пространстве…
На нем была оранжевая гигиеническая пижама, похожая на что-то среднее между легким скафандром и обернутым вокруг рук и ног стеганым халатом. Пижама была распахнута на животе и открывала подобие толстых пластиковых плавок телесного цвета. На них выделялся сложный зубчатый вырез гульфика со словом «GooD!®» — трэйдмаркой Google Dick. Приглядевшись, можно было различить мелкие буквы «It eels reel GooD, man!» на том самом месте, где при запуске приложения открывался склизкий копулятивный порт).
Кеша уже давно не видел своего рекреационного органа в рабочем состоянии: чтобы запустился Google Dick и включилась микрогидравлика, укрепленная Катушечно-Пружинной Технологией®, внимание должно было находиться на фейстопе. Следовало созерцать партнершу или партнера, в идеале подключившись либо к «ЛАВБУК ИУВКЩЩЬ», либо к какому-то другому социально-эротическому приложению.
Анонимус прав, никакого мирового заговора. Никто ничего не прячет, бро. Можно напрячься — как сейчас — и все увидеть.
Но зачем? Разве, как говорила Ксю Баба, цветок смотрит на свои корни? Он следит за солнцем. Солнце у нас, понятно, это три цукербрина… Но в главном Ксю пожалуй что и права.
Сравнение было точным — корень растения прекрасно чувствовал себя в подземной тьме, и биологическое тело Кеши точно так же не нуждалось во внимании. Низкая физическая основа жизни в наше время может существовать, не напоминая о себе почти никогда — сейчас Кеша, в сущности, заглядывал реальности под кожу.
Толстый пластиковый памперс, соединенный со стеной несколькими разноцветными шлангами, не просто отводил выделения, но и поддерживал телесные отверстия в чистоте, питая кожу водой и кислородом. Пластиковые утолщения под мышками всасывали пот и превращали его в еле заметный аромат еловой хвои — выбранный Кешей из многих тысяч запахов в каталоге. Капиллярный биобинт, обматывающий руки и ноги, еженощно упражнял мышцы, заставляя их сокращаться от электрических разрядов. Никаких пролежней, никакой грязи. Вечная свежесть. Вот так сбылась древняя мечта всех бездельников — расслабиться и видеть сны всю жизнь, без вреда для здоровья.
Кеша секунду колебался, а потом поднял глаза вверх — и отважно уставился в висящее прямо над ним круглое зеркальце.
Вообще-то он выглядел даже романтично.
Щеки и череп покрывала трехдневная щетина — эпиляционный модуль был настроен на минимальную частоту работы. Рот и нос закрывала похожая на маску летчика система «LifeBEat», подводившая к организму чистейший воздух, воду и трубки с пищей («BEat» — расшифровывалось как «breath & eat», плюс глагол, как бы уловивший ритм сердца, и еще, понятно, «BE» — «what you truly are», мелкая сестренка не даст соврать). Еда одинакова для всех — полужидкая пища: клетчатка, белок, протеины, углеводы, витамины и минералы. А вот вкус зависит от готовности тратить шэринг поинтс. Черепаховый суп может себе позволить не каждый.
Самая интересная часть намордника, конечно, не медицинские рецепторы и не стоматологический модуль — а симулятор поцелуев and more… Как это работает, Кеша даже отдаленно не представлял.
Зато главная опора информационной реальности, «железо» фейстопа, выглядела на редкость неказисто. Просто никак. Полоска серого пластика под линией волос. Приемник уходящего глубоко в мозг электрода, закатанный в ту же биопластмассу, из которой сделан памперс на ягодицах. Только от памперса отходят провода и шланги, а на фейстопе ничего нет… Нет, кое-что есть. Маленькая дырочка с крохотной подписью «for professional use». Уже много раз Кеша собирался узнать, для чего она — и все время забывал.
Никаких проводов и шлангов от фейстопа не отходит потому, что мозг не какает. Какают в него… А это давно научились делать без всяких проводов. Будь Кеша состоятельным человеком, можно было бы обойтись и без вживленного в мозг электрода, но неинвазивные технологии стоят дорого, да и жил бы он тогда не здесь. А базовый фейстоп можно поставить за общественный счет. Вернее, не поставить, а прорастить. Это как дерево. Сажают семечко на лбу. И оно деликатнейше прорастает в мозг, само находя себе центры, к которым ему следует подключиться. Все научно и безопасно, права Кеши восемь раз защищены.
Было не совсем понятно, почему фейстоп называют именно так — лучше подошло бы «headtop». Во всех смыслах. Во-первых, система грузит именно голову, а не лицо. Во-вторых, названия «facetop» больше заслуживает намордник системы «LifeBEat», а не эта серая полоска на лбу. Наверно, просто унаследовали терминологию от Мордора с его Мордокнигой.
Кожа чего-то совсем бледная… Но так, говорят, лучше — из-за ультрафиолета она стареет. Хотя, с другой стороны, перед кем тут молодиться?
Кеша хмуро оглядел свой крохотный бокс.
«Гроб, — подумал он. — Обитый мягким. Чтобы не разбить голову…»
Это, конечно, было преувеличением. Объем личного пространства и правда не впечатлял. Но зато перед Кешей была мембрана, за которой спала Мэрилин. Так что все-таки не гроб. Социальных сожительниц в гробу не бывает. Если не считать, конечно, бульварной литературы.
Кеша с трудом повернул голову.
В настенной сетке лежали его Персональные Айтемы. Таких в гробу тоже не бывает.
Или когда-то в древности клали?
Мишка. Крохотный плюшевый мишка. С ним связано что-то теплое, из инкубаторного детства — но толком уже не вспомнить. Такой есть у всех русских кряклов (Кеша не знал, что значит слово «крякл» — видимо, оно просто указывало на тех, у кого в Персональных Айтемах есть такой мишка, хотя по звучанию слова тут больше подошла бы, конечно, уточка). Пластмассовый морячок в тельняшке. Это было, кажется, после мишки — но тоже так давно, что не упомнить. И машинка. Сине-желтый гоночный болид, тоже из мягкой пластмассы.
Кто-то — кажется, философ Ян Гузка, — говорил, помнится, что Персональные Айтемы нужны для сохранения корневой идентичности в условиях полисексуального мультикультурализма. Чтобы в любой момент можно было отвлечься от суеты и припасть к истокам. Поэтому у всех русских — мишка, а у всех французов — петушок. А как бы еще мы помнили, кто мы на самом деле?
— А кто мы на самом деле? — спросил Кеша.
И тут же услышал собственный голос. Губы и язык оставались неподвижными — фейстоп сам переводил артикулированную речевую интенцию в звукоряд и отсылал ее после задержки в слуховую зону мозга. Но Кеша вспоминал про это только в те минуты, когда видел в зеркале надетый на лицо намордник системы жизнеобеспечения. А такое случалось крайне редко.
И хорошо, что так. Пустыня реальности успела уже утомить — она напоминала железную сетку тюремной кровати из фильмов про тоталитарное прошлое человечества. К счастью, ничего не стоило накрыть ее соблазнительнейшим матрасом.
Кеша перенес внимание на фейстоп, который за время осмотра личного модуля превратился в набор смутно мерцающих перед глазами пятен. Сначала пятна никак не хотели оживать и наполняться смыслом. А потом что-то в нем поддалось, и он опять увидел площадь, фонтан и неодобрительно прищурившуюся на него Little Sister. Она всегда хмурилась, когда фейстоп оставляли без внимания.
Кеша посмотрел на аватарки приложений. Они походили на фигуры недоигранной шахматной партии. Кешин взгляд упал на Ксю Бабу.
Можно было навестить старушку. Не потому, что он соскучился по запредельной мудрости — просто никогда не мешало совершить в информационном космосе несколько бессмысленных заячьих петель, чтобы как можно сильнее запутать метадату — все эти «кто, когда и с кем», ежесекундно фиксируемые системой.
