Книга: Любовь к трем цукербринам
Назад: Мэрилин
Дальше: Грех

Lovebook bedroom

Кеша так и не составил определенного мнения, что это — неграмотная русификация, запредельная ирония или очередной плевок злопамятной цивилизации в прошлое, о котором сегодня напоминал только один из локализационных языков. Таких нестыковок на самом деле не понимал никто. Вот почему словосочетание «LOVEBOOK BEDROOM» было — пусть уродливо — локализовано, а Little Sister — нет?
Ясно было одно — оскорбить русскоговорящих пользователей совершенно точно никто не хотел. Подобных сил в мире просто не осталось — вернее, силы-то, может, и присутствовали, но без бюджета. То есть уже и не силы, а так.
Скорей всего, локализация была результатом машинного перевода. Система провела автоматическую лингвоэкспертизу и выбрала словосочетание в духе сетевого слэнга углеводородного века. Как бы почтительно погладив седины национальной культуры, заодно подмигнув молодой аудитории, любящей грубое, дикое и непонятное. Жаловаться все равно некому…
Испытанная Кешей негативная эмоция оказалась, однако, достаточно сильной. Мало того, он настолько расслабился, что артикулировал слова «жаловаться некому» — и их уловила система.
Она тут же выплеснула на Кешу блок мелкого шрифта, повисший прямо перед глазами. Это было не так навязчиво, как бубнящий в ушах голос. Текст можно было не читать, но совсем игнорировать его столбец не стоило — система, корректировавшая асоциальные мысли, следила за движениями глаз. Ничего, легчайше и почти бессловесно подумал Кеша, системе мы отомстим — и скоро…
Уже начиная массировать дебелые плечи Мэрилин, он быстренько пробежал послание по диагонали, стараясь, чтобы в мозг воткнулось как можно меньше слов.
Смысл был таков: жаловаться, однако, можно — писать обрабатывающему электронные письма роботу. С русскоязычным названием этого приложения была занятная история: первоначально его назвали «ЕБЛОКНОТ ДАВИМ УХО». А переименовали после потока возмущенных жалоб, что три горящих слова занимают на фейстопе слишком много места.
Кеша усмехнулся. История с переименованием могла быть просто выдумкой, призванной подчеркнуть, что менеджменту вовсе не чужд гуманизм. Еще одна негативная эмоция… Надо себя контролировать.
В окне спальни стала видна Little Sister.
Она расстроенно покачала головой, как всегда случалось, когда Кешин эмоциональный фон начинал сползать в цинизм. Но колонка обязательного к прочтению текста все же погасла, и стекло опять сделалось мутным, отрезав сестричку от спальни. Спасибо за заботу. И подожди, милая, подожди…
Кешино поле зрения заполнили разноцветные светящиеся прямоугольники. Каждый изображал окошко чьей-то спальни. Окна с ободранными деревянными рамами и чуть бликующими стеклами были, конечно, просто спецэффектом — а вот лежащие за ними пары уже нет. Вернее, пары тоже — но не до конца. В том смысле, что там действительно кто-то трахался. То есть, конечно, не там, а совсем в другом месте. Но трахался совершенно точно.
«ЛАВБУК ИУВКЩЩЬ» показывал всех окрестных жителей, занимавшихся в этот момент любовью (и подписанных на неизбежный sharing). Окрестностью в таких случаях становился любой наименьший физический радиус, который позволял полностью заполнить страницу картинками, поэтому lovebook не пустовал никогда, хотя где находятся пары в физическом мире, определить было трудно.
На стеклах горели цифры рейтинга — ненавязчиво, словно блик невидимой луны. Но все делалось ясно и без цифр, просто по положению окон. Высший балл был у левого окна в верхнем ряду, где увитая змеями Клеопатра совокуплялась с Марком Антонием, при каждой фрикции убедительно звякавшим о панцирь золотой рукоятью меча. Следующим был Маркиз де Сад в клюквенном парике, мучивший щипцами для волос пожилую негритянку. Третьим — барон Ротшильд в засаленной желтой буденовке и Свобода Топлес с картины Делакруа, решившие отдохнуть прямо на парижской баррикаде. Прыгая на партнере, Свобода постреливала в стороны из двух пистолетиков и детским голосом пела старинную песенку:
— Bang-bang! My baby shot me down…
Кеша пошарил глазами по экрану — нет ли тут случайно его самого?
И вдруг нашел!
Причем не внизу, куда закомплексованно нырнул его взгляд, а во втором ряду сверху.
Второй ряд! Вот так.
Впрочем, сразу же подумал он с грустью, это не у него все так хорошо. Это у других сегодня все так плохо.
Сначала он увидел не себя, а Мэрилин. И только узнав ее ленивое напудренное лицо с мушкой на щеке, обнаружил напротив нее себя самого. Как обычно, он был Юрием Гагариным — вкусы Мэрилин за последние пять лет не изменились. Впрочем, если честно, он все эти пять лет в глубине души надеялся, что ЛАВБУК оценит икебану. Мэрилин и Юрий — пара что надо…
Св. Юрий был в каноническом наряде — черной рясе, порванной зубами обезьян, в клетке с которыми опричники запустили его в космос. На его груди блестел золотой крест, а борода была обильно смазана тюленьим жиром. Мир любит экзотику.
Остальные лавбучане, однако, уже вовсю предавались страсти, а Св. Юрий все медлил, словно борясь до последнего с искушением, как и требовал ранг великомученика. Кеша подумал, что вполне можно подняться на один ряд выше или даже — чем черт не шутит — взять и взлететь в топ… Хоть раз. Это sharing points. И много.
Но рисковать не хотелось.
Свой номинальный секс-опыт Кеша не стеснялся шэрить, потому, что не вкладывал в него душу. Вернее, вкладывал — но хитро, как начинку в пирожок. Так, что этой души не видел никто, кроме тех, кто видит все — цукербринов. Но Кеша подозревал, что он им не особо нужен: таких пирожков с дерьмом у них были бессчетные миллионы.
Легчайшим усилием глазных мышц Кеша перевел внимание с окон ЛАВБУКа на Мэрилин. Ее белое платье до сих пор было раздуто в колокол сквозняком. Сейчас этот колокол, конечно, стал багом — Мэрилин не могла лежать на кровати рядом с ним в таком виде. Но «ЛАВБУК ИУВКЩЩЬ» ценил верность культурному канону выше формального правдоподобия — классическую съемку Мэрилин не станут трогать ради соблюдения каких-то там законов физики.
Кеша взялся за платье Мэрилин. Та не возражала — сердце над ее головой горело по-прежнему ярко. Мэрилин хотела его легально неопровержимым образом.
Ну что ж, подумал Кеша, чувствуя, как волнующе закручивается в его солнечном сплетении спираль страха и похоти, а теперь настало время совершить грех.
Назад: Мэрилин
Дальше: Грех