Книга: Пелевин и поколение пустоты
Назад: Пиворылов и Бершадский
Дальше: Где у ирландца пародия, у русского всерьез

Простота

Однажды на приеме встретились Чарли Чаплин и Альберт Эйнштейн.
«Вы великий человек, – сказал Эйнштейн своему визави, – ваши фильмы понимают все в мире». – «Это вы великий человек, – естественно, ответил Чаплин, иначе анекдот не сложился бы, – вашу теорию относительности не понимает никто».
Чаплин и Эйнштейн – два полюса сверхуспешности, две радикальные стратегии. Таких немного. Все деятели искусств в широком смысле слова располагаются где-то между, калибруя кто как может свою элитарность и доступность.
Про сложность Пелевина напечатаны диссертации и набиты километры интернет-комментариев. Литературу нового и новейшего времени непросто описать без такого термина, как палимпсест, означающего текст, написанный поверх другого, соскобленного с пергамента. Скоблили неаккуратно, и предыдущие культурные слои иногда проступали в более свежих письменах.
Позже палимпсест стал писательской стратегией. Как мы знаем из «Фрагментов речи влюбленного» Ролана Барта, невозможно просто сказать «я тебя люблю», не процитировав тысячу источников от античности до Голливуда. Предыдущие надписи обязательно проступят.
У Пелевина проступают Кастанеда, «Книга перемен», Борхес и менее считываемый, но не менее нарочитый Набоков.
При этом отличительная особенность писателя Пелевина – литературная простота, грубость, возможно, тщательно выверенная, но скорее всего имманентная небрежность. Пелевин – сомнительный стилист, не желающий озаботиться отделкой своих произведений.
Назад: Пиворылов и Бершадский
Дальше: Где у ирландца пародия, у русского всерьез