И Сорокин

Когда путешественник Руаль Амундсен узнал, что Роберт Скотт планирует экспедицию на Южный полюс, он приложил все усилия, чтобы опередить коллегу. Его группа первой пришла к заветной точке. Отметилась и благополучно вернулась домой.

Вскоре, определив по компасу, что полюс где-то совсем рядом, Скотт со товарищи уткнулись в норвежский стяг и записки Амундсена. Ужасно расстроились. Опоздали всего-то на месяц, когда тысячелетиями сюда никто не ходил. А потом еще и замерзли насмерть по дороге обратно.

Мировое научно-исследовательское сообщество осудило неджентльменское поведение Амундсена и постановило считать их сооткрывателями. Через тире: Амундсен – Скотт.

Название прижилось. И не только из уважения и жалости к покойному британцу. Нам вообще проще воспринимать выдающиеся достижения парами.

Бойль – Мариотт, Менделеев – Клапейрон, Ломоносов – Лавуазье. Но эти хотя бы делали общее дело, работая на один и тот же научный результат. А нам в принципе удобно мыслить бинарными связками: Пушкин – Лермонтов, Мэрилин Монро – Джейн Мэнсфилд. Как же должно было раздражать Ахматову избыточно частое упоминание Цветаевой – за компанию.

Пелевина теоретически можно сравнить с любым современным русским писателем. Хоть с Дарьей Донцовой – например, по гонорарам. Тут Пелевин отстает – во всяком случае, если не брать во внимание переводы (см. «На Запад»). Получая даже по доллару с каждой книжки, он с 2003 года мог заработать в «Эксмо» около полутора миллионов, а журнал Forbes оценил доходы Донцовой в 1,2 миллиона только за один 2010 год; правда, ей для этого приходится выпускать по несколько книг в год.

Но у нашего героя давно уже есть устоявшаяся пара, и никуда ему от этого не деться. При всех различиях по привычке их называли, называют и будут называть вместе. Как А и Б, сидевшие на трубе.