Мелафефон
Проблема «Generation “П”» вряд ли была в смене круга общения, даже если эта смена и произошла: Бунин ходил на приемы и написал «Темные аллеи». Подавляющее большинство бездарей никуда не ходят, но ничего особенного предложить читателю тоже не смогли. «Логико-философский трактат» основателя аналитической философии Людвига Витгенштейна был написан в окопах Первой мировой, а «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста – в пробковой комнате, и что с того?
У рок-групп существует понятие «комплекс второго альбома». Вышла дебютная пластинка: успех, гастроли, восторженные рецензии, критики приветствуют приход новой «Нирваны», как Белинский приветствовал «нового Гоголя». Гонорары растут квантовыми скачками, поклонницы атакуют гостиничные номера, Элтон Джон зовет к себе на вечеринку. И тут пора бы уже выпустить второй альбом. Который когда-нибудь обязательно выходит и оказывается – кто бы мог подумать? – похожим на первый, только хуже. Субъективно хуже, потому что объективно он может быть ровно таким же, только вот публика уже хочет другого.
Пелевин дебютировал в конце 1980-х, до «Чапаева и Пустоты» он успел выпустить две крупные вещи и пару дюжин рассказов, но все равно в определенном смысле «Чапаев» был его дебютом. Для страны, для русских читателей от Камчатки до Калининграда, включая и многих литературных критиков, «Generation “П”» стал тем самым «вторым альбомом», про который уже принято говорить, что автор исписался, что раньше было лучше, что мы надеялись, а он не справился. «Generation “П”» был следующим романом после, наверное, крупнейшей пелевинской удачи за всю жизнь. После «Чапаева» от Пелевина естественным образом ждали продолжения успеха, повторения непарного события, которого быть просто не могло.
Параллели с «Чапаевым» в «Поколении» найти нетрудно.
Во-первых, обилие культов и философских концепций эзотерического плана. В обеих книгах миром управляет тайное общество, никому и ничему нельзя верить, включая собственные глаза. Все иллюзорно. Создается иллюзия в голове Котовского или в недрах Института пчеловодства – это уже детали.
Во-вторых, ситуация бурлящей нестабильности и скачущих социальных лифтов. Постреволюционная советская Россия и постперестроечная Россия в «Чапаеве», постреформенная, но не сильно успокоившаяся Россия в «Generation “П”». Оружие и опасности и там и там.
В-третьих, кокаин как признак случайного, шального достатка.
В-четвертых, в принципе характерный для Пелевина (а заодно и для доброй половины голливудских фильмов, созданных в каноне «волшебной сказки») образ инициации простодушного. Путь героя (а с ним и читателя) составляют перипетии, то есть переходы от незнания к знанию. Это распространенный, но не повсеместно используемый прием.
Наконец, в-пятых, главный герой – такое же альтер эго писателя, каким был Петька. Теперь это молодой образованный человек в новых неожиданных обстоятельствах, интеллектуал на службе иных сил, предатель цеховой морали ради неизведанного, в погоне за кантовским ноуменом, в поисках разгадки.
Как сказал сам писатель в интервью Наталье Кочетковой, опубликованном в «Известиях», Вавилен «появился на свет» в эссе «Имена олигархов на карте родины», подписанном Татарским.
Это эссе, вышедшее в «Новой газете» 19 октября 1998 года, является классическим свифтовским «скромным предложением». Чтобы привлечь внимание к вопросу, автор доводит ситуацию до абсурда. Джонатан Свифт, писавший свой памфлет в голодные времена в XVIII веке, предлагал узаконить продажу детей ирландских бедняков в пищу англичанам. Пелевин предлагает закрепить за олигархами шефство в населенных пунктах, созвучных их фамилиям, то есть ввести крепостное право в мягкой форме – пора, мол, «и о народе подумать» (воплощать фантазии писателя в жизнь российская власть стала спустя всего два года: олигарха Романа Абрамовича, например, прикрепили к Чукотке, сделав губернатором).
Вернее, предлагает не Пелевин, а В. Татарский, главный научный сотрудник межбанковского комитета по информационным технологиям, как следует из подписи под текстом. По смыслу все верно. «Имена олигархов» – пиар-продукт, достойный Вавилена Татарского. А появился он на свет в то время, когда Пелевин работал над «Generation “П”».
Вавилену Татарскому суждено было стать для корпуса текстов Пелевина сквозным персонажем, связывающим между собой разные пелевинские вещи.
– А правда, – спросил он, – что ты с самим Татарским работал? Малюта перекрестился. – Первый учитель, – сказал он. – Всем худшим в душе обязан ему.
Числа (2003)
– …Вот, например, вчера вечером я наступил политтехнологу Татарскому. Слышала про такого? – Слышала. Он что, умер? – Зачем. Забормотал во сне и перевернулся на другой бок. Я его всухую замочил.
Священная книга оборотня (2004)
Татарский встречается в «Числах» (2003), в «Священной книге оборотня» (2004) и на вампирском балу в электронной «неофициальной» версии «Empire “V”», гуляющей по интернету (2006) (см. «Empire “V”»).
Но Татарский все же не Петька и тем более не Василий Иванович. Те, кто знал Пелевина по «Чапаеву», несколько расстроились, получив в качестве продолжения «Generation “П”». Но зато те, кто знакомился с Пелевиным впервые, оказались в восторге.
«Generation “П”» стал по-настоящему народным романом. Его растаскали на цитаты. В обиход продвинутых пользователей, проводящих всю жизнь в интернет-сообществах, оттачивая остроумие, вошел «мелафефон» – слово на иврите, обозначающее огурец и входившее в самодельную мантру ОМ МЕЛАФЕФОН БВА КХА ША («дайте мне соленый огурец»). Теперь мелафефоном можно назвать не только огурец, но и то, что его напоминает по форме.
Мелафефон проник и на страницы «Ананасной воды для прекрасной дамы», выпущенной больше чем десятилетие спустя. Один из героев, Семен Левитан, описывает свое житье в Израиле: «Недавно вот симпатичный юноша попросил огурца на хорошем иврите. Так я дал – разве ж мне жалко». Для Пелевина характерна подобная интертекстуальность и зарифмованность текстов между собой.
К числу афористичных находок-мемов в «Generation “П”» относятся: телевизор как «маленькое прозрачное окошко в трубе духовного мусоропровода», «Солидный Господь для солидных господ», «телевизионно-бурильная установка», а также реклама Coca Cola – «Сие есть кровь Моя» (которая одновременно рифмуется с пелевинским же постгребенщиковским «Будвейзер Господа моего» и московской выставкой «Запретное искусство-2006», которая была осуществлена через несколько лет после выхода романа и вызвала скандал в религиозных кругах, организаторы даже были признаны виновными в разжигании религиозной розни и заплатили штраф, а грозило им и вовсе лишение свободы до пяти лет).
И наконец, часто цитируемое и, может быть, самое удачное: «Антирусский заговор, безусловно, существует – проблема только в том, что в нем участвует все взрослое население России».
Пожалуй, в «Generation “П”» еще сильнее, чем в «Чапаеве», проявился характерный талант Пелевина, позволяющий ему выдавать емкие и запоминающиеся формулировки. Проделывать работу, которую до него совершали Грибоедов и авторы, скажем, «Бриллиантовой руки», то есть создавать шум времени, обжигать кирпичи любой беседы, выпекать афоризмы, что нас всех переживут.
Одна из наработок Пелевина прошла успешную проверку в условиях рыночной экономики. Талант копирайтера Татарского оценили во внелитературной реальности.