Папахи на башнях

Со времен Гомера хорошо известен следующий литературный сюжет – слепому библиотекарю снятся две группы героев, одна из которых обороняет некую крепость, а другая пытается взять ее штурмом. Сюжет чрезвычайно навязчив – люди склонны воспринимать через его призму даже события, которые с фактической точки зрения совершенно не укладываются в эту канву. За примерами далеко ходить не надо – достаточно открыть любую газету и прочитать о «штурме космоса». То, что объектом штурма является абсолютная пустота, не должно смущать – это лишний раз подтверждает известный тезис философа Ильина о том, что русская мысль в своем саморазвитии приходит к стихийному буддизму. Или, для простоты, можно взять «битву за урожай» – тут роль крепости играет пшеничное поле (возможно, с этикетки «Пшеничной»). Кроме этих примеров, можно вспомнить штурм полюса, атома, глубин океана и так далее.

Интересно – и показательно – что во всех приведенных случаях неясно, кто такие защитники. Возможно, что мы ничего про них не знаем потому, что ни один из этих штурмов так и не увенчался полным успехом.

Но самое интересное, что стоит какому-нибудь реальному жизненному событию полностью уложиться в рамки гомеровского сюжета, как сознание напрочь отказывается узнавать его в случившемся и настойчиво пытается увидеть на его месте что-то иное. Кроме того, подлинные защитники крепости обычно даже не догадываются, что их действия являются защитой крепости, – подтверждением чему и служит наша история.

В тот достопамятный август, когда Шамиль Басаев взял Кремль, эта новость по какой-то странной причине долгое время не желала распространяться за пределы Садового Кольца. Может быть, дело в том, что слово «взял» не очень подходило к ситуации – если не считать убийства офицера ГАИ, сидевшего в своем стакане у въезда в Кремль, акция обошлась без жертв. Да и то, как выяснилось, милиционер был застрелен потому, что украинской снайперше, ехавшей в одной из головных машин, показался подозрительным большой черный телефон, по которому он с кем-то говорил. Такой молниеносный успех операции объясняется прежде всего тем, что акция была тщательно спланирована и были учтены все проблемы, возникшие во время буденновского рейда.

На этот раз не было никаких КамАЗов и никакого камуфляжа – двести человек из басаевского диверсионно-штурмового батальона ехали на сорока «Мерседесах-600», конфискованных для этой цели у жителей горных районов Чечни. Успеху операции способствовало то, что большая часть машин, как этого требует горский обычай, была с мигалками. Каждый боец батальона был гладко выбрит и одет в ярко-малиновый пиджак (они были наскоро сшиты из крашенных свекольным соком мешков), а вокруг шеи имел толстую унитазную цепь, покрашенную золотой краской, – эти цепи, как показало расследование, были в спешном порядке произведены в одном из грозненских бюро ритуальных услуг.

Дополнительным результатом тщательной подготовки была крупная экономия денег – в этот раз на взятки ГАИ ушло немногим более трехсот долларов, потому что большинство милиционеров просто не решались останавливать такой представительный кортеж, а те, которые все же поднимали свой жезл, довольствовались выброшенной в окно стотысячной купюрой. По всей видимости, среди консультантов Басаева нашелся психолог, знавший, что в силу врожденного подобострастия к богатству швейцары, милиция и проститутки склонны брать значительно меньше с тех, кто поражает их рассудок роскошью своего выезда или наряда.

В соответствии с первоначальным планом операции, сразу же после захвата Кремля все входы и выходы из него были забаррикадированы. Из подвалов Дворца Съездов было вытащено заранее заготовленное там оружие, бойцы переоделись в свои традиционные защитные наряды, и между зубцами кремлевской стены засверкали оптические прицелы басаевских снайперов. Словом, успех был полный, если не считать того, что Кремль оказался почти пустым – ни одного члена правительства или сколько-нибудь заметного государственного служащего захватить не удалось. Число заложников, взятых группой Басаева, составило около двадцати человек – в основном это были работники казино из Дворца Съездов и несколько монтеров, проводивших ремонтные работы, несмотря на воскресный день. Но Басаев совершенно не был обескуражен небольшим числом захваченных.

– Завтра сами придут, слюшай, – сказал он растерянному пакистанскому инструктору. – Сажать нэкуда будет.

Чутье и на этот раз не изменило террористу, но об этом мы скажем чуть позже. Сразу же после захвата территории Кремля и организации узлов обороны на трех главных направлениях возможных контратак Шамиль Басаев приступил к выполнению второй части своего плана. Эта вторая часть имела прямое отношение к такому, казалось бы, далекому от террора событию, как резкое подорожание каракуля на Московской меховой бирже.

Сняв телефонную трубку, Басаев набрал номер, который он помнил наизусть, и, когда на том конце линии откликнулись, произнес:

– Тама!

После чего бросил трубку.

Здесь не обойтись без некоторых объяснений.

Всем хорошо известно, что за любой кровью в наше время стоят чьи-то деньги. Деятельность Шамиля Басаева ни в коем случае не была исключением из этого правила. Как сейчас окончательно установлено, главным московским спонсором и союзником Басаева был генеральный директор «Тута-банка» Ким Полканов. Именно он еще за два месяца до описываемых событий развил бурную деятельность по скупке каракуля, который в результате подорожал почти втрое.

В этом месте мы хотели бы сделать одно чрезвычайно важное замечание. Ни в коем случае не следует путать «Тута-банк» с «Тама-банком», а некоторое концептуальное сходство их названий мы попытаемся объяснить. Оно связано с методикой первоначального накопления. В те дни, когда Полканов собирал стартовый капитал для своего бизнеса, его единственным достоянием были табличка с надписью «Обмен валюты» и молоток. Обычно он вешал табличку возле какой-нибудь глухой подворотни, прятался там и ждал клиента. Когда кто-нибудь из них заходил в подворотню и спрашивал Полканова, где здесь банк, Полканов отвечал:

– Тута!

После чего немедленно бил клиента по голове. То ли из сентиментальности, то ли из суеверия предприниматель не пожелал расстаться со словом, принесшим ему удачу, деньги и возможность войти с первую десятку российских финансистов.

Что же касается Марлена Хрюслина, президента совета директоров «Тама-банка», то он, как и все предприниматели в те годы экономического рабства, тоже был вынужден пользоваться табличкой с надписью «Обмен валюты», но его ролью было направить клиента в подворотню, где стояло совсем другое юридическое лицо с удавкой. Когда прохожие, увидев табличку, спрашивали, где здесь банк, Хрюслин, показывая в глубь подворотни, говорил: «Тама». Такой способ аккумулирования средств – причем совершенно легальный и респектабельный во всем, что касалось деятельности самого Хрюслина, – оказался очень эффективным, потому что большинство граждан решалось завернуть в подворотню, у входа в которую стоял симпатичный и интеллигентный человек. Понятно, что, узнав правду о деятельности своего партнера, Хрюслин разорвал с ним всякие деловые контакты, но средств, собранных за время работы с Хрюслиным, хватило этому партнеру, чтобы открыть свой бизнес – небезызвестный «Вона-банк».

Мы несколько отвлеклись от канвы событий, но надеемся, что теперь стало ясно, кто, используя вызванный захватом Кремля кризис, раздувает нынешний скандал вокруг «Тама-банка». Умный читатель без труда поймет все сам, если обратит внимание на то, что именно газеты, скупленные «Вона-банком», изо всех сил пытаются связать деятельность «Тама-банка» с кремлевскими событиями.

Так вот, связавшись с Полкановым по телефону, Шамиль Басаев сказал только одно слово:

– Тама!

Это был условный сигнал, выбранный таким специально, чтобы бросить тень на «Тама-банк», который, повторяем, абсолютно никакого отношения ко всей этой истории не имел, но был зато основным конкурентом Полканова. Сразу же после этого с дачи Полканова в направлении Кремля выехали два крытых грузовика, которые беспрепятственно проникли на его территорию. Ворота за ними немедленно закрылись, и через несколько часов звезды на всех кремлевских башнях скрылись под огромными каракулевыми папахами.

Басаевцы, молниеносно проделавшие эту операцию, имели с собой все необходимое альпинистское снаряжение, а перед этим долгое время тренировались в горах. Приказав часовым удвоить бдительность, Басаев совершил намаз и стал ожидать парламентеров.

Чтобы объяснить, почему это ожидание затянулось, следует сказать несколько слов о ситуации в Москве. Слухи о захвате Кремля, как уже было отмечено, долгое время циркулировали в пределах Садового кольца, причем разносили их в основном таксисты, отказывавшиеся везти пассажиров через центр или требовавшие за это неимоверную плату. Первые известия об удавшемся теракте дошли до ФСБ от одного из сотрудников, добиравшегося до работы на такси. Сначала там не поверили услышанному. Когда информация получила подтверждение, в ФСБ решили на всякий случай проверить ее и позвонили в московское бюро телекомпании Си-Эн-Эн. Там сказали, что с ними никто ничего не согласовывал, и в ФСБ был сделан вывод, что информация ложная.

Ситуация осложнялась тем, что верхушка руководства ФСБ в это время сопровождала президента, наносившего официальный визит в Гренландию, и принять быстрые ответственные решения было некому. Так что у низкой активности силовых структур в первые два дня операции есть вполне объективные причины. Что же касается слухов, будто охрана, бывшая в курсе возможных событий, просто увезла кормильца подальше, то всерьез мы их не рассматриваем – все эти солнцевские и долгопрудненские предвыборные маневры просто омерзительны. Не спорить же всерьез с мнением, будто такое далекое место для визита было выбрано потому, что у террористов имелась атомная боеголовка, по дороге прикупленная на Украине.

Когда силовые структуры все же убедились в справедливости информации о захвате Басаевым Кремля, аналитическому отделу ФСБ было поручено обдумать меры противодействия. Они были разработаны в рекордно короткий срок. Во-первых, было решено, что нужно немедленно объяснить жителям столицы причину появления этих огромных папах на башнях. (Хотя, если признаться честно, это заметили очень немногие.) Для этого по городу и нескольким подконтрольным телеканалам была пущена информация, что на Красной Площади готовится концерт Махмуда Эсембаева в сопровождении прибывающего из Пакистана ансамбля суфийской музыки. Говорили даже, что все спонсирует сам Питер Гэбриэл, а вместе с Эсембаевым будет петь Нушрат Фатех Али-Хан. Интересно, что сразу же после этого объявления неизвестными личностями в Москве было изготовлено и продано огромное количество билетов без даты – назвать их фальшивыми не поворачивается язык, потому что это слово предполагает существование настоящих билетов.

Кремль, разумеется, был оцеплен и закрыт для посещения, но никаких толков в народе это не вызвало. Народ по обыкновению безмолвствовал, а по милицейским частотам велись переговоры с засевшим в бункере под Дворцом съездов Басевым, и его условия (по конфиденциальной информации, он добивался огромных кредитов на подъем сельского хозяйства Чечни) уже были почти приняты. Возможно, факт захвата Кремля удалось бы скрыть совсем, если бы несколько басаевцев не открыли торговлю гранатометами и амуницией прямо в Александровском саду. Когда конкуренты по торговле оружием с известной точки на Котельнической набережной узнали об этом и навели на них свою милицию, басаевцы заперлись в Кремле. О происходящем стало известно журналистам, и никакой возможности дальше скрывать факт захвата не осталось.

Тогда в ФСБ решили перейти к силовым мерам. Поскольку в группе «Альфа» на предложение взять Кремль осторожным штурмом ответили нецензурной бранью и бросили трубку, было решено надавить на террористов психологически. С этой целью на здании гостиницы «Националь» был растянут портрет президента, срочно изготовленный путем монтажа: на портрете президент грозно хмурил брови из-под малинового омоновского берета. Акция основывалась на идее полковника ГУОП Семичленного, что нахмуренное лицо президента повергнет врагов в трепет. Сам полковник, предлагая свой план, исходил из того, что его повысят в должности, как только о его идее будет доложено наверх. Так, разумеется, и произошло.

Другой мерой воздействия на террористов было избрано отключение воды, света и канализации. Впрочем, после нескольких гранатометных выстрелов из-за стены и ехидного замечания контролируемой «Тута-банком» газеты о том, что только нынешняя российская власть способна обращаться с неизвестными бандитами так же, как с законно избранными депутатами парламента, воду и канализацию включили опять.

Вообще реакция средств массовой информации была неоднозначной. Леворадикальная печать (особенно подконтрольная «Тута-банку») демонстрировала широкий плюрализм мнений, с одного конца граничащий с паранойей, а с другого – с шизофренией. Газеты, контролируемые «Вона-банком» и претендующие на интеллектуализм, осторожно отмечали сходство папах с презервативами и писали о неизбежной в постимперскую эпоху демаскулинизации Кремля, об эдиповом комплексе юных национально-государственных образований по отношению к недавней метрополии и о многом другом. Уровень осмысления случившегося в таких статьях поднимался до невероятных высот, и даже непонятно делалось, как это события вроде кремлевского захвата могут происходить в стране, где живут настолько умные люди. Но и на это давался ответ. «Басаев, – писал один автор, – просто первым осознал довлеющую над построссийскими пространствами необходимость как можно скорее уйти от доминантных парадигматических кодов фаллического фетиша и этатизированного воеризма…»

Словом, если бы несколько опираюшихся на «Тама-банк» свободных газет не сохранили объективность и трезвость, общественность так и не составила бы представления о реальном положении дел.

Что касается радикально-патриотической прессы, то ее реакция оказалась на редкость единодушной. Умозаключения, стоявшие за этим единодушием, были благородно-просты и достойны древнеримского учебника логики: поскольку не подлежит сомнению, что Кремль контролируют евреи, а Басаев захватил Кремль и, следовательно, контролирует его, то никакого вопроса о его нацпринадлежности не возникает. Басаев просто очередной агент международного сионизма, выполняющий директиву мирового правительства. Приводились интригующие факты его биографии, было опубликовано около десяти вариантов его настоящей фамилии от «Басайман» до «Горгонзоллер», последняя фамилия, по некоторым сведениям, связана с некачественной пиццей, которой патриотического журналиста угостили в чеченской пиццерии на улице Горького. Интересно, что все авторы такого рода сходились на том, что настоящее имя Басаева – Шлемиль.

Тем временем стало сбываться предсказание Басаева насчет добровольных заложников. Для их пропуска были открыты Боровицкие ворота Кремля. В первые два дня наплыв желающих был так велик, что охранявшие вход террористы вынуждены были устроить у ворот что-то вроде небольшого фильтрационного пункта. На территорию Кремля пропускали только тележурналистов и лиц, пользующихся повышенным общественным вниманием, – различного рода магов, эстрадных артистов, депутатов, телеведущих, то есть всех, кто мог своим присутствием поднять статус происходящего и притянуть к даваемому Басаевым представлению еще больше внимания.

Конкуренция была жесткой, и доходило до драк – гитарист поп-команды «Бык божий» Андрей Андросов, отвергнутый бородатыми часовыми в силу своей малой известности в Чечне, в ярости пытался избить гитарой продюсера группы «Гы-гы» Ларри Аналбесова, но был оттащен охраной. Некая Вика Беспалая, отрекомендовавшаяся моделью, пыталась пустить в ход ногти. Случаев такого рода было множество. Дело не в них.

Дело в том, что именно в тот момент, когда Боровицкие ворота открылись для приема заложников и телевидения, земля под ногами Басаева дала первую, еще невидимую трещину. Это, как говорили советские историографы времен второй мировой, был еще не конец, но уже начало конца. Нельзя сказать, что Басаев совершил ошибку, которая свела на нет успех операции. Все его действия были логичными, продуманными и вытекали одно из другого. То, что удача обернулась для него таким горьким поражением, легче всего объяснить, вспомнив положение древнекитайской натурфилософии, по которому именно успех таит в себе семена поражения. Удачливость Басаева стала настолько чрезмерной, что не могла не перейти в свою противоположность. Это уже потом генерал-лейтенант Семичленный, раздавая интервью, будет говорить о том, что разгром Басаева стал результатом плана «Троянский конь», который, в свою очередь, был закономерным продолжением плана «Малиновый берет». Но на самом деле в момент, когда начался массовый приток заложников в Кремль, ФСБ была полностью парализована и просто не знала, что делать. Связано это было не в последнюю очередь с теми, кто пожелал записаться в заложники.

Коротко говоря, не хватало только Матвея Ганопольского, чтобы можно было сказать: собрался весь бомонд. Кремль больше напоминал огромную съемочную площадку. Состав собравшихся был настолько представителен, что прошел даже чудовищно нелепый слух о том, что в заложники сдался сам Виктор Темнолицев с женой и тремя борзыми, но слуху верили, возможно, из-за этой детали насчет борзых, которых у Темнолицева никогда не было. Причем верили до такой степени, что несколько десятков патриотов устроили на Манежной площади демонстрацию под лозунгом «Банду Шварцмордухая-Горгонзоллера – к ответу!». Демонстрацию пришлось разогнать, потому что она мешала телевидению, а заложники все прибывали и прибывали. Многие из них брали с собой разный домашний скарб, бутерброды, термосы и щедро угощали проголодавшихся боевиков, так что происходящее на территории Кремля вскоре стало напоминать огромный трогательный пикник.

И тут, пользуясь повсеместным поблескиванием внимательных телевизионных линз, собравшиеся в Кремле заложники стали постепенно переходить к тому, для чего они, собственно, и собрались.

Началось все с того, что всеобщее внимание к себе привлек широко известный певец Полип Херборов. Некоторое время покрутившись перед камерами в шафранной мантии и зеленой чалме, он вдруг пораженно указал пальцем вверх и рухнул в подобие обморока. Когда стоявшие вокруг подняли глаза, выяснилось, что на головокружительной высоте между башнями подвешена трапеция, на которой в лучах прожектора качается его великая подруга Степанида Разина, причем то ли отражательная способность ее камуфлированной зеленым бархатом туники, то ли спектр излучения софитов подобраны таким образом, что она кажется удивительно худенькой. Откуда-то в руках Херборова появился микрофон, и он, играя бровями, запел:

– Но не верьте, нет, не верьте, что к Кремлю легка дорога!

При этом он с мучительной негой глядел на чертящую ночное небо Степаниду и простирал к ней руку, ясно давая присутствующим понять, что поет для нее одной.

Это было как бы сигналом всем присутствующим. Почти одновременно в другом углу Кремля зажглись ослепительные магниевые лампы – какой-то неизвестный рыжебородый урод со сдвинутыми к носу крохотными глазками, сдавшийся в заложники одним из первых, начал снимать рекламный клип про кроссовки «Адидас», для участия в котором он за большие деньги нанял нескольких чеченцев. Сюжет клипа был довольно примитивным – ночная перестрелка, яркие трассы пуль, мелькающие лица в масках, мягкие кошачьи прыжки в темноте. Кто-то спотыкается и больше не встает, а в последнем кадре появляются ноги в кроссовках «Адидас», освещенные сиянием сигнальной ракеты, в кадре бородатое лицо поверженного врага и дымящийся ствол автомата. Дальше шел монтаж – три смотанных изолентой автоматных рожка – три полосы на кроссовках – три сигнальных ракеты в небе. Это был первый ролик под новый слоган для стран СНГ: «Адидас. Горькая радость победы». (Впоследствии этот слоган был заменен другим – «Адидас. Три сбоку, ваших нет».)

Одновременно другими людьми обкатывались первые пробные кадры по смене имиджа курильщика необлегченных сигарет «Винстон» – усача предлагалось заменить на камуфлированного бородача, а вынутую из костра ветку – на бутылку бензина с горящей тряпичной пробкой.

Перечисление всего того, что творилось на территории Кремля, заняло бы много места. Началось все как-то очень быстро, ситуация не то что бы вышла из-под контроля боевиков Басаева – просто Басаев и его громилы отошли куда-то на задний план. Когда Шамиль попытался прекратить, как он выразился, разврат и беззаконие и велел закончить все съемки, а заложников и телевидение запереть в Кремлевском Дворце съездов, произошло совершенно непредвиденное. Его как-то оттерли в сторону от горстки еще не ангажированных боевиков и культурно объяснили, что тут ему не Буденновск и базар надо фильтровать, а то можно и ответить.

Пораженный таким небывалым обращением, Басаев обратился за консультацией к своим пакистанским инструкторам, которые, в свою очередь, связались по вертушке со своей московской агентурой. То, что выяснилось, привело Басаева в ужас – оказывается, стоимость одной минуты рекламного времени в репортажах из Кремля составляла ровно двести пятьдесят тысяч долларов. Передача «Папахи на башнях» должна была выходить в эфир каждый вечер, длиться около часа и была вписана в сетку останкинских передач примерно на месяц вперед. Тридцать минут из этого часа отводилось под рекламу.

Обладая некоторыми тактическими способностями, Басаев начал догадываться, что если его диверсионно-штурмовой батальон и может противостоять паре бронетанковых дивизий российской армии, то уж никак не таким деньгам. Поскольку террористы были в некотором роде фундаментом всего происходящего, им самим ничего не угрожало, но в целом ситуация выливалась в нечто такое, чего Басаев совсем не ожидал.

Между тем дисциплина в рядах боевиков падала с чудовищной скоростью. Многие бойцы, что называется, «разгазаватились», то есть начали пить и общаться с женщинами, которых в Кремле собралось очень много по случаю конкурса «Ножки и дым». Опасности подвергся и сам Шамиль. Этой истории был посвящен целый выпуск программы «Папахи на башнях». Известная куртизанка Марья Асрамова, переодевшись чеченкой, проникла в Кремль с целью соблазнить главаря террористов и заразить его венерической болезнью. Но ее подсвеченный юпитерами патриотический порыв оказался неудачным – по отзывам журналистов, присутствовавших при несостоявшемся акте возмездия, Шамиль Басаев нашел ее некрасивой. Конечно, обдумывая эти слова, мы не должны забывать, что, помимо всего прочего, Басаев зарекомендовал себя умелым мастером психологического террора.

Кстати, когда Басаев на следующий день попытался выяснить, как всем этим людям удалось попасть на территорию Кремля, оказалось, что контроль за пропуском новых лиц сквозь Боровицкие ворота постепенным и совершенно неясным образом перешел от его заместителя по духовной работе ходжи Ахундова к какому-то непонятному Эдику Симоняну и, помимо коллективных заявок, как в случае с конкурсом «Ножки и дым», на территорию Кремля может проникнуть кто угодно, имеющий пять тысяч долларов наличными и готовый с ними расстаться. Когда Басаев стал интересоваться, как это Эдик оказался на этом месте, ему вежливо, но однозначно передали совет не искать приключений на свою, так сказать, беду, причем самым поразительным было то, что не имелось никакой возможности выяснить, откуда этот совет исходит.

Прикинув, что цены за вход высокие и у армии денег на штурм Кремля не хватит, Басаев несколько успокоился, тем более что у него было много других проблем. Но на следующее утро к нему подошел один крупный телепродюсер и сказал, пугливо косясь на два гранатомета, которые повесил на себя находящийся в дурном расположении духа Шамиль.

– Господин э-э-э… Басаев. Простите, что беспокою, – вы, я знаю, человек занятый. Но, понимаете… Мы вложили большие деньги, очень большие, а на территории вертится черт знает кто. Нельзя ли ужесточить режим пропуска? У нас здесь весь цвет культуры – только представьте, что сюда возьмут и проникнут какие-нибудь, э-э-э… террористы…

Здесь Шамиль понял, что положение полностью вышло из-под его контроля. Позже он вспомнит о моменте, когда волчье чутье террориста подсказало ему, что пора уходить. К счастью, этот момент был заснят для истории. Сохранилось несколько кадров, рабочий материал культурной программы «Москва вечером», где ведущий, стоя на фоне эффектно развороченной гранатометным выстрелом Царь-пушки, с невыносимой искренностью говорит:

– Беда, обрушившаяся на наш дом, Россию, не оставила равнодушными тех людей, которые каждый вечер приходят в ваш дом с голубого экрана. Все они – или почти все, – рискуя жизнью, собрались здесь, добровольно сдались выродкам, которые давно потеряли право называться людьми… посмотрите, у этих костров сидит наша национальная элита, наши прорабы ду…

Камера, бравшая в этот момент панораму территории с мерцающими огоньками костров, вдруг вырвала из темноты сутулую фигуру человека в панаме, с двумя гранатометами за плечами. И сразу же ведущий заорал:

– Камера, стоп! Кто этого козла в кадр поставил? Убрать!

Басаев на самом деле был очень умный человек. Уйдя из кадра, он задумался о своей ситуации, Ему было вполне ясно, что уйти из Кремля окажется непросто. Дело было не только в передаче «Папахи на башнях». Стоимость рекламного времени во всех программах новостей поднялась в два раза. Поэтому, приняв решение уходить, он решил действовать тайно. Связавшись с ФСБ, он потребовал два КамАЗа и пять миллионов долларов – денег, по его расчетам, должно было хватить на ГАИ до самого Северного Кавказа. ФСБ и Басаеву совместно удалось решить проблему с телевидением – один чеченец-смертник, внешне похожий на Басаева, согласился играть его роль перед камерами в течение некоторого времени после ухода основных сил.

Этих основных сил к тому времени осталось восемь или девять человек. Остальные… Как сказал в программе «С дулом у виска» один бывший террорист, успевший сменить камуфляж на клетчатый пиджак и ставший из-за этого очень похожим на тележурналиста Николая Сванидзе:

– Понимаешь… Раньше мы боролись за идею, да? А в Москву приехали, так поняли, что идей в этом мире очень много бывает. Любой выбирай, да?

Словом, одной ночью Басаев с немногими сохранившими верность бойцами погрузился в два «Мерседеса» и под видом проверки постов покинул территорию Кремля. Последней жертвой террористов стал известный авангардист Шура Бренный, при большом стечении народа мастурбировавший с помощью подствольного гранатомета на пути боевиков. Застрелившей его украинской снайперше показался подозрительным большой черный телефон, на который Шура собирался кончить по причинам эстетического характера. Если не считать этого небольшого инцидента, эвакуация прошла гладко. Всю дорогу Басаев молчал, а когда машина остановилась у кольцевой дороги, где он и его люди должны были пересесть на КамАЗы, он, по воспоминаниям немногих присутствовавших, повернулся лицом к Москве, поднял кулак к небу, розовеющему от первых утренних лучей, потряс им и закричал:

– Горе тебе, Вавилон, город крепкий!

Говорят, что на его глазах выступили слезы. Стоит ли добавлять, что в последних словах Басаева, очень скоро ставших достоянием гласности, патриотическая печать нашла последнее, окончательное и неопровержимое доказательство его еврейского происхождения.

Если в конце нашего короткого повествования мы вернемся к тому, с чего начинали, то есть к мифу о штурме крепости, то вопрос со штурмующими представляется совершенно ясным. Сложнее с теми, кто эту крепость защищал. Ведь не повернется язык сказать, что Москву спасли Поля Херборов с Машкой Асрамовой. И тем не менее для непредубежденного наблюдателя выглядит это именно так. Похоже, что события, происходящие с Россией, подчиняются какой-то логике Лобачевского и их смысл – если он есть – открывается только с больших временных дистанций.

А можно сказать иначе: история России есть некое четвертое измерение ее хронологии и только при взгляде из этого четвертого измерения все необъяснимые чудовищные скачки, зигзаги и содрогания ее бытия сливаются в ясную, четкую и прямую как стрела линию.