Глава ХХI
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ

Шарлотта и Уилбур остались одни, когда все пошли искать Ферн. Темплтон уснул, а Уилбур растянулся, отдыхая от волнений. Медаль всё ещё висела у него на шее, и он мог видеть её краем глаза.

— Шарлотта, — спросил он немного погодя, — почему ты такая тихая?

— Я люблю сидеть тихо, — ответила она. — Мне всегда нравился покой.

— Но сегодня ты тише, чем всегда. Ты здорова?

— Я, наверно, немного устала. Но на душе у меня спокойно. Ведь твой успех сегодня был немножко и моим успехом. Теперь тебе нечего бояться в будущем. Ты можешь жить в полной безопасности, и ничего не причинит тебе вреда. Осенью дни станут короче и холоднее, а с деревьев опадут листья. Придёт Рождество, а с ним и зимний снег. Ты будешь жить и увидишь красу застывшего мира, потому что ты много значишь для мистера Закермана, и он никогда не сделает тебе ничего дурного. Пройдёт зима, дни опять станут длиннее, и растает лёд на пруду. Вновь зазвучат песенки воробьёв, проснутся лягушки, повеет тёплым ветром. Все эти красоты, и звуки, и запахи будут твоими. Этот мир так прекрасен, Уилбур, а каждый день так бесценен…

Шарлотта смолкла, и слёзы навернулись на глаза Уилбура.

— Шарлотта, — сказал он, — когда я познакомился с тобой, то думал, что ты жестокая и кровожадная.

Успокоившись от нахлынувших чувств, он снова заговорил.

— Почему ты сделала всё это для меня, — спросил он, — я ведь ничего для тебя не сделал.

— Ты стал моим другом, — сказала Шарлотта, — а это ни с чем не сравнимо. Я ткала свою пряжу для тебя, потому что ты мне нравился. Ведь что такое жизнь, в конце концов? Мы рождаемся, проходим наш краткий путь и умираем. А в жизни пауков много неприглядного: приходится ставить ловушки и есть мух. И, помогая тебе, я хотела её хоть чем-то облагородить. Бог знает, удалось ли мне это…

— Вот что, — сказал Уилбур. — Я не умею красиво говорить, как ты, и нет у меня дара слова. Но ты, Шарлотта, спасла мне жизнь, и я готов отдать её за тебя.

Честное слово, я б отдал её за тебя!

— Я верю тебе, Уилбур. Спасибо за твои благородные чувства.

— Шарлотта, — сказал Уилбур. — Сегодня мы вернёмся домой. Ярмарка закончилась. Как прекрасно снова очутиться в подвале с овцами и гусями. Разве ты не хочешь скорей вернуться?

Минуту Шарлотта молчала, а потом заговорила так тихо, что Уилбур едва мог различить слова.

— Я не вернусь в наш хлев, — сказала она.

Уилбур вскочил на ноги.

— Ты не вернёшься домой — воскликнул он. — Шарлотта, что ты надумала?

— Мой путь окончен, — сказала паучиха. — Через день-другой я умру. У меня не осталось сил залезть обратно в клеть, а в моих прядилках не хватит шёлка даже на то, чтобы опуститься на землю.

Услышав это, Уилбур упал в нестерпимой тоске. Рыдания сотрясали его тело.

Он вздрагивал и хрипел от отчаяния.

— Шарлотта! — простонал он. — Шарлотта, мой верный друг!

— Не надо, не устраивай сцену, — попросила она. — Успокойся, Уилбур. Слезами горю не поможешь.

— Но я не могу этого вынести, — всхлипывал он. — Я не могу оставить тебя здесь умирать. Если ты останешься здесь, я останусь с тобой.

— Не будь смешным, Уилбур, — ответила Шарлотта. — Ты не можешь остаться здесь. Закерман, Джон Арабл и Лэрви сейчас вернутся, затолкают тебя в клеть, и вы поедете домой. А, кроме того, какой смысл тебе здесь оставаться — ведь тебя никто не станет кормить, а ярмарка скоро опустеет.

Уилбура охватила паника — он бегал кругами по загончику. И вдруг у него возникла мысль: он вспомнил о мешке с яйцами и пятистах четырнадцати паучках, которые появятся из него весной. Если Шарлотта сама не в состоянии вернуться в хлев, он должен взять с собой хотя бы её детей.

Уилбур подбежал к стенке загончика, задрал передние ноги на верхнюю доску и огляделся. Вдали он увидел Араблов и Закерманов, которые шли к загончику, и понял, что действовать нужно быстро.

— Где Темплтон? — спросил он.

— Спит в углу под соломой, — ответила Шарлотта.

Уилбур подбежал, сунул рыло в солому и подбросил крысу в воздух.

— Темплтон, — крикнул он, — а ну, смотри!

Темплтон, не очухавшись ещё от глубокого сна, посмотрел сперва с изумлением, а потом с отвращением.

— Что за глупые шутки, — пробурчал он. — Не дают крысе спокойно поспать. Кто тебе позволил подбрасывать меня в воздух?

— Слушай! — крикнул ему Уилбур. — Шарлотта тяжело больна, и ей осталось жить совсем недолго. Она не может вернуться с нами домой в таком состоянии. Поэтому я должен взять с собой её мешок, но я не могу добраться до него, потому что не умею лазать, и только ты можешь принести его. Нельзя терять ни секунды: люди уже идут, и они сейчас будут здесь. Ну, пожалуйста, Темплтон, залезь и достань мешок!

Мистер-крыс зевнул и расправил усы, а потом посмотрел вверх, на мешок с яйцами.

— Вот как? — сказал Темплтон с отвращением. — Значит опять старый Темплтон должен рисковать: Темплтон, сделай то, Темплтон, сделай сё, Темплтон, сбегай на свалку и принеси вырезки из журнала, Темплтон, дай мне кусок верёвки, чтобы я сплёл паутину.

— Быстро! Быстро, Темплтон, — умолял Уилбур.

— Быстрей, Темплтон, быстрей — вот как! И что за награда? Ни одного доброго слова за всю жизнь, лишь брань, оскорбления, шуточки да ухмылочки. Никто ещё не сказал крысе доброго слова.

— Темплтон, — молил Уилбур в отчаянии, — если ты не перестанешь болтать и не займешься делом, всё будет потеряно, и я умру от разрыва сердца. Ну, слазай наверх, пожалуйста!

Темплтон забрался обратно в солому. Он лениво сложил передние лапки под головой и скрестил колени в позе полного расслабления.

— Умру от разрыва сердца, — передразнил он. — Ой, ой, ой, как трогательно! И почему-то всегда ты идешь со своими бедами ко мне. Только я ещё не слышал, чтобы у кого-то разорвалось сердце из-за крысы. Видано ли такое! Кому есть дело до старого Темплтона?

— Встань! — взвизгнул Уилбур. — Перестань капризничать, как ребёнок.

Но Темплтон ухмыльнулся и не сдвинулся с места.

— А кто бегал каждый раз на свалку? — спросил он. — Всё тот же старый Темплтон — кто же ещё? Кто спас жизнь Шарлотты, когда отпугнул мальчишку тухлым яйцом? Боже правый — да всё он же! А кто укусил тебя за хвост, когда ты брякнулся с копыт перед всем честным народом? Старый Темплтон. Ты не думаешь, что мне осточертело быть на побегушках и оказывать всем любезности? Что я вам — рабочая крыса?

Уилбур был в отчаянии: люди подходили, а крыс не хотел ему помочь. Вдруг он вспомнил о чревоугодии Темплтона.

— Темплтон, — сказал он, — принеси мне мешок с яйцами Шарлотты, и когда Лэрви будет выливать мне пойло, ты всегда станешь есть его первым. И ты, по своему выбору, будешь есть из моей лоханки сколько захочешь, а я к ней не притронусь, пока ты не насытишься.

Темплтон сел.

— А не соврешь? — спросил он.

— Честное слово. Хочешь — сердце перекрещу!

— Ладно, договорились, — сказал Темплтон.

Он подошёл к стенке и полез вверх со всё ещё раздутым от ночного пиршества брюхом. Кряхтя и постанывая, он медленно добрался до потолка и подполз к мешку.

Шарлотта отодвинулась в сторону, чтобы дать ему место. Она умирала, но всё ещё имела силы, чтобы подвинуться. Тогда Темплтон оскалил свои длинные мерзкие зубы и начал обкусывать ниточки, на которых висел мешок. Уилбур снизу смотрел на него.

— Осторожней! — просил он. — Смотри, не разбей ни одного яичка.

— Эта гадость застряла во рту, — ворчал Темплтон. — Липнет, как карамелька.

Всё же ему удалось отделить мешок, спустить его на землю и бросить перед Уилбуром. Уилбур с облегчением вздохнул.

— Спасибо, Темплтон, — сказал он. — Век не забуду.

— Я тоже, — оскалился мистер-крыс. — Такой вкус во рту, будто съел катушку с нитками. Ну, поехали домой!

Темплтон залез в клеть и зарылся в солому, скрывшись с глаз как раз вовремя, потому что Лэрви, Арабл и Закерман уже подходили, а за ними шли их жены, Эвери и Ферн. Уилбур уже решил, как он повезет мешок. Способ был только один: он осторожно взял крохотный свёрток в рот и держал его на кончике языка. Он помнил, что мешок, как сказала Шарлотта, прочный и не боится влаги. На языке было странно и щекотно, и, конечно, он не мог сказать ни слова. Но когда его заталкивали в клеть, он поднял глаза на Шарлотту и подмигнул ей. Она знала, что Уилбур прощается с ней единственным способом, на который был способен, и что её дети в безопасности.

— Прощай! — прошептала она, собрала последние силы и помахала ему передней лапкой.

Больше она не шевельнулась, а на следующий день, когда разбирали колесо обозрения, грузили лошадей в фургоны и хозяева аттракционов укладывали свои балаганы и разъезжались на машинах с прицепами, Шарлотта умерла. Ярмарка обезлюдела, навесы и лотки стояли пустыми и заброшенными. Всё поле было усыпано бутылками и мусором; но никто из посетителей не знал, какую важную роль сыграла во всём серая паучиха, и в последний час рядом с ней не было никого.