Локи

Последний учебный курс молодого вампира тоже был парным. Он назывался «Искусство боя и любви».

Занятия вел Локи, высокий худой старик с длинными желтыми волосами, немного похожий на поэта Тютчева, только без аристократического лоска. Он неизменно носил очки-велосипед и длинный черный пиджак с пятью пуговицами, напоминавший сюртук времен Крымской войны.

Второго преподавателя не было: Локи вел оба предмета. Сначала шел курс боевых искусств, а вслед за ним изучалось любовное мастерство.

Локи был старше, чем Бальдр с Иеговой. Казалось странным, что такое ветхое существо обучает боевым искусствам – но я вспомнил седобородых мастеров из гонконгского кино и решил не торопиться с выводами.

У Локи была своеобразная манера преподавания. На уроке он не говорил, а диктовал – и требовал, чтобы я записывал за ним слово в слово. Кроме того, я должен был писать пером, и непременно фиолетовыми чернилами – все это он сам принес на первое занятие в своем черном саквояже, таком же, как у Бальдра и Иеговы. На мой вопрос, почему все должно происходить именно так, он ответил коротко:

– Традиция.

Первое занятие он начал с того, что подошел к стене и написал на ней мелом:

Я понял, что цитата была из него самого.

– Не стирай, пока не кончится курс, – сказал Локи. – Я хочу, чтобы этот принцип как следует отпечатался в твоем сознании.

Усадив меня за стол перед тетрадкой, он заложил руки за спину и принялся ходить взад-вперед по комнате, неторопливо диктуя:

– Боевое искусство вампиров… практически не отличается от человеческого… если рассматривать саму технику рукопашного боя… Вампир использует те же удары, броски и приемы, которые встречаются… в классических единоборствах… Записал? Разница заключается в том, как вампир использует эту технику… Боевое искусство вампиров предельно аморально – и за счет этого эффективно… Его суть в том, что вампир сразу же применяет самый подлый и бесчеловечный прием из всех возможных…

Я поднял голову от тетради.

– А как определить, какой прием – самый бесчеловечный и подлый?

Локи поднял вверх палец.

– Вот! – сказал он. – Молодец. Попал в точку. Чаще всего вампир проигрывает поединок именно потому, что слишком долго думает, какой прием будет самым подлым и бесчеловечным. Поэтому в боевой ситуации не следует размышлять. Надо довериться инстинкту. А чтобы довериться инстинкту, надо на время забыть о подлости. Это и будет самым подлым способом ведения боя. Такой вот парадокс. Записал?

– Записал, – сказал я. – Но ведь люди тоже доверяются инстинкту в драке. И подлости им не занимать. Чем мы тогда от них отличаемся?

Локи хмыкнул.

– А встань-ка, – сказал он, – я объясню.

Я встал.

Вернее, попытался. Не успел я распрямить ноги, как получил внезапный тычок в солнечное сплетение.

Он был несильным, но действительно на редкость подлым – Локи выбрал для удара такой момент, когда я находился в самом неустойчивом положении. Я потерял равновесие и упал вместе со стулом, больно ударившись локтем о пол.

– Понял? – спросил Локи, как ни в чем не бывало.

Я вскочил на ноги. Он тут же вытянул перед собой руки и примирительно сказал:

– Ну все, все. Мир!

Моя ярость угасла. Я хотел сказать Локи, что я о нем думаю, и вдруг получил от него болезненный удар ботинком по голени. Это было просто невероятно подло – ведь только что он сам просил мира. От боли я присел.

Локи отошел к окну, вынул из кармана конфету в красной бумажке, развернул ее и кинул в рот.

– А если я вам сейчас по морде дам? – спросил я.

– Как ты смеешь это говорить? – нахмурился он. – Я твой учитель. Если у тебя возникает вопрос, мне приходится отвечать. Причем так, чтобы до тебя дошло. Понял?

– Понял, – пробормотал я хмуро, поглаживая ушибленное место. – Больше так не делайте. А то я за себя не отвечаю.

– Обещаю, – сказал Локи и отвернулся.

Мне показалось, что ему стало стыдно за свое дикое поведение. Я повернулся, чтобы сесть за стол, и в этот момент он, быстро подскочив ко мне сзади, ударил меня по внутренней стороне икры. Моя нога непроизвольно согнулась, и я повалился на колени. Тогда он дал мне затрещину. Я вскочил на ноги и молча бросился на него с кулаками.

Надо сказать, что в десятом классе я некоторое время занимался карате. Это, конечно, не превратило меня в Джеки Чана. Я мог, например, расколоть ударом ноги кафельную плитку на стене школьного туалета или сломать кулаком треснувшую доску – вот, пожалуй, и все. Но из-за этих занятий я мог в полной мере оценить все то, что проделывал на экране Джеки Чан.

Тем поразительнее было увиденное.

Локи прыгнул на стену, сделал по ней несколько шагов вверх (перемещались только его ноги), и, когда сила тяжести развернула его тело параллельно полу, перекувырнулся в воздухе и мягко приземлился у меня за спиной. В этом не было ничего сверхъестественного – все оставалось в рамках законов физики, просто для такого маневра требовалась невероятная ловкость, да и смелость тоже.

В следующую секунду он со свистом пронес ногу у меня перед лицом, заставив меня попятиться, затем поймал меня за руку и заломил мне кисть – такой уверенной хваткой, что я сразу же отбросил мысль о сопротивлении.

– Сдаюсь, сдаюсь! – закричал я.

Локи отпустил мою руку. От изумления я забыл все свои обиды.

– Как вы это?

– Садись и записывай, – сказал он.

Я сел за стол.

– Для того, чтобы в боевой ситуации вампир был непобедим, вампиры создали конфету смерти… Записал?

– Ага, – догадался я, – это вы ее съели? В красной обертке?

– Именно, – сказал Локи.

Он сунул руку под сюртук и вытащил еще одну конфету – небольшую, круглую, в глянцевой красной обертке. Она напоминала бесплатные карамельки, которые раздают в самолетах.

– Можно попробовать?

Локи подумал немного.

– Не сегодня, – сказал он. – Ты… Слишком возбужден.

– Вы боитесь, что я вас… ну это… побью?

Локи презрительно засмеялся.

– Мальчишка… Ты думаешь, дело в конфете?

– А в чем?

– Конфета бесполезна без воинского духа. Ты знаешь, что это – воинский дух?

Ответа у меня не нашлось.

– Тогда, – сказал Локи, – пиши дальше.

Я склонился над тетрадкой.

– В китайской провинции Хубэй, – стал диктовать Локи, – расположены живописные горы Вудан… что означает «Воинский Щит». С давних пор в них живут даосы, занимающиеся боевыми искусствами… Самым известным из них был Чжан Саньфэн, который умел летать…

Локи сделал паузу, ожидая, видимо, что я спрошу, действительно ли этот Чжан Саньфэн умел летать. Но я не стал спрашивать.

– В горах Вудан и сегодня существует множество академий ушу, где доверчивых туристов обучают красивым, но бесполезным танцам с мечом и палкой…

Локи сделал несколько карикатурных движений, изображая такой танец. Получилось и правда смешно.

– Даосы, которые занимаются настоящими боевыми искусствами, еще до Второй мировой войны ушли далеко в горы, прочь от дорог, гостиниц и, хе-хе, массажных центров. Настоящих мастеров осталось мало – но они есть. Чтобы жить вдали от людей, даосам необходимо получать средства к существованию. Эти средства должны быть весьма значительными… Записал? Вампиры предоставляют им эти средства. В обмен лучшие даосские мастера раз в год дают вампирам образцы своей красной жидкости… Из этих препаратов вампиры изготовливают несколько видов конфет смерти. Однако без воинского духа такая конфета бесполезна… Записал? На сегодня все.

Всю ночь я ворочался в своей огромной кровати под балдахином, думая, что такое «воинский дух».

У меня были разные предположения. Во-первых, я допускал, что это действительно какой-то дух, с которым надо вступить в контакт. Во-вторых, это могло быть какое-то героическое состояние сознания, которое следовало долго воспитывать в себе, не надеясь ни на какие вампирские штучки (такой вариант казался мне самым мрачным). В-третьих, «воинский дух» мог быть связан с особой процедурой, которая меняла физические свойства тела – иначе трудно было объяснить, как немолодой и явно неспортивный Локи мог махать ногами, словно наевшийся амфетамина акробат.

Все три догадки были неверными.

«Воинский дух» оказался последовательностью из пяти особых вдохов – длинных и коротких вперемешку. Это был своего рода код, который приводил конфету в действие. Он был связан с даосскими практиками: таким способом настраивался дыхательный центр. Локи не стал углубляться в механику происходящего – подозреваю, что он и сам не понимал ее до конца. Просто запомнить эту последовательность было достаточно.

Вслед за этим Локи разрешил мне съесть кусочек конфеты смерти. Он предупредил, что ничего необычного я не увижу, поскольку информации о жизни даосов в конфете нет, и доступно только их воинское умение. Я приступил к опыту.

По вкусу конфета была похожа на лакричный леденец. Сделав требуемую последовательность вдохов, я почувствовал головокружение и легкость. Но этим все и ограничилось. Вглядевшись в свое новое состояние, я не увидел ничего – как в случае со смесью «Пастернак+1/2 Nabokov». Воспоминания о доноре были стерты.

Появилось только умение виртуозно управлять собственным телом. Но оно действительно впечатляло. Я попробовал сделать то, что мне ни разу не удавалось во время моих школьных занятий карате, – сесть на шпагат. К моему изумлению, это получилось безо всяких усилий – сначала я сел на поперечный шпагат, а потом на продольный.

Затем я запросто повторил прием, которым так поразил меня Локи – пробежался по стене вверх, перекувырнулся и приземлился на ноги. Локи велел мне атаковать его, и за секунду я обрушил на него такой шквал ударов, какой до этого видел только в кино (правда, ни один из них не достиг цели). Но когда действие конфеты закончилось, повторить этих подвигов я не смог.

Локи объяснил, что секрет этой гуттаперчевости не в эластичности мышц, а в их способности к мгновенному расслаблению. Именно от нее и зависело умение садиться на шпагат и наносить высокие удары ногами.

– Если говорить о физиологической стороне вопроса, – сказал он, – все дело в нервных импульсах, которые мозг посылает в мышечные клетки. Долгие тренировки меняют физические свойства мышц, связок и костей очень незначительно. Меняется только последовательность нервных сигналов, которые управляют всей механикой. Конфета смерти действует на этот код. Любой средний человек, конечно, будет намного слабее тренированного бойца. Но все равно он достаточно развит физически, чтобы делать все то же самое. Не готов его нервный аппарат. То же самое относится и к силе ударов. Она связана не только со свойствами мышечных волокон, но и с умением концентрировать жизненную энергию. Вампир получает временный доступ ко всем этим навыкам через препарат. Но эта технология имеет, конечно, свои границы. Штангу весом в двести килограммов ты не сможешь поднять, даже высосав всю красную жидкость из чемпиона мира по штанге.

– То есть, – сказал я, – когда гимнаст долго тренирует свое тело, он работает не столько над хардом, сколько над софтом?

– Я этого наркоманского жаргона не понимаю, – ответил Локи.

Теперь стало ясно, почему вампиру следовало применять самые подлые приемы из всех возможных. Это был не этический выбор, как я подумал сначала, а практическая необходимость. Конфета смерти давала потрясающее чувство уверенности в себе; с противником хотелось играть как с котенком. Но, как только ее действие кончалось, вампир делался беззащитен. Поэтому ни в коем случае не следовало тратить зря время смерти, как называл его Локи.

По правилам вампиру следовало носить с собой конфету смерти постоянно. Локи дал мне маленький футляр и показал, как доставать из него конфету: при нажатии на пружину она выскакивала прямо в руку. Для скорости конфету можно было кидать в рот прямо в обертке – она была сделана из специальной бумаги. Табельную конфету полагалось носить на поясе и использовать только в случае опасности для жизни.

– Скажите, – спросил я Локи, – а бывает такое, что вампиры дерутся между собой? Я имею в виду, когда оба участника драки съедают по такой конфете?

– Что значит «дерутся», – сказал Локи. – Вампиры не дети. Если между двумя вампирами возникает серьезная проблема, они решают ее с помощью дуэли.

– Дуэль? – спросил я. – Такое еще бывает?

– В нашем мире да. Правда, редко.

– А как выглядит такая дуэль?

– Расскажу в следующий раз, – ответил Локи.

На следующее занятие он пришел с длинным черным тубусом вроде тех, в которых носят свернутые чертежи.

– Итак, – заговорил он, – что тебе следует знать о поединке… За долгую историю существования вампиров между ними часто возникали ссоры личного характера. Вампиры, как правило, рекрутировались из высших слоев общества, где было принято решать спорные вопросы с помощью дуэли. Этот обычай перешел в среду вампиров, однако после нескольких смертельных исходов на него был наложен запрет. Дело в том, что во время поединка вампир подвергает опасности не только собственную жизнь, но и жизнь языка. А у языка, как ты догадываешься, нет ни малейшего повода участвовать в дуэли. Это как если бы лошади начинали лягаться, и сидящие на них всадники…

– Понял, – перебил я, – не надо продолжать.

– С другой стороны, игнорировать гуманитарные потребности вампира или сводить его роль просто к средству передвижения недопустимо. В том числе потому, что депрессивный или угнетенный психический фон человеческой личности плохо сказывается на самочувствии языка. Поэтому был выработан компромисс, который позволял вампирам выяснять отношения, не подвергая опасности жизнь языка – и, одновременно, жизнь самого вампира.

– Но тогда, поединок окажется просто фарсом.

– О нет, – улыбнулся Локи. – В чем, по-твоему, смысл любого поединка?

Я пожал плечами. Это, по-моему, было очевидно.

– Люди обмениваются острыми словами, – сказал Локи, – но эти слова ничего не весят. У человека во рту их много. Смысл поединка в том, чтобы придать словам дополнительный вес. Это может быть вес пули, лезвия или яда. Вампиры поступили просто – они разделили поединок на две части. Сначала они договариваются, какого рода вес будет приложен к словам. А уже потом выясняют, к кому именно он будет приложен. Дуэль вампиров похожа на жеребьевку. Понятно?

– Пока не очень.

– Сначала каждый участник поединка пишет так называемый дуэльный ордер, где подробно излагает наказание, придуманное для противника. Это может быть что угодно – ампутация конечностей, лишение зрения и слуха, порка на конюшне и тому подобное. Зависит только от меры гнева дуэлянтов. Секунданты должны удостовериться, что эта операция не будет угрожать физическому существованию языка, и утвердить оба дуэльных ордера. После этого начинается сам поединок.

– Участники дуэли знают, что их ждет в случае проигрыша? – спросил я.

– Нет, – ответил Локи. – Это воспрещено правилами. Каждый раз, когда эти правила нарушаются, последствия бывают самыми печальными. Как, например, во время последнего поединка.

– А чем он кончился?

– Проигравшему отрезали нос и уши. После этого он до самой смерти носил маску. Правда, прожил он недолго…

Меня охватила тревога.

– Подождите, – сказал я, – а кто был проигравший? Как его звали? Случайно не…

– Да, – сказал Локи. – Это был Брама. Нос и уши ему отрезал лучший пластический хирург в Москве, и он не испытал никакой боли. Но после этого события он впал в депрессию, и язык больше не пожелал оставаться в его теле.

– А с кем был поединок у Брамы?

– Мне не следовало бы тебе про это рассказывать, – сказал Локи. – Но раз уж ты спросил – у него была дуэль с Митрой.

– С Митрой?

– Да. Именно поэтому Митра и встретил тебя в нашем мире. Это обычай. Так бывает, если дуэль приводит к смерти одного из участников. Победитель становится куратором новичка, в тело которого переселяется язык. Только, пожалуйста, ни в коем случае не обсуждай эту тему с Митрой – подобное поведение считается недопустимой бестактностью. Понятно?

Я кивнул. Новость поразила меня.

– Значит, – сказал я, – я здесь из-за Митры…

– Нет, – ответил Локи, – так думать не надо. Митра никак не мог повлиять на этот выбор. Собственно, и сам Брама не играл здесь большой роли. Все решает язык.

– А почему произошла дуэль? – спросил я.

– Что-то связанное с картотекой Брамы, – ответил Локи. – Брама был страстный коллекционер. Митра взял у него на время часть коллекции, какие-то альковные редкости, точно не знаю. Взял просто для развлечения, а наврал, что для важного дела. Потом с коллекцией начались проблемы. То ли Митра все высосал сам, то ли потерял, то ли кому-то отдал – я точно не знаю. В общем, она пропала. Брама пришел в ярость и вызвал его на дуэль. И заранее объявил, что отрежет ему пальцы. А Митра, когда услышал, тоже решил не отставать… Остальное ты знаешь.

– Значит, Митра опытный дуэлянт?

– Опыт тут значит крайне мало, – сказал Локи. – Все решает судьба.

– А как проходит сама дуэль? Конфета смерти?

– Да. Специальный дуэльный выпуск, на красной жидкости лучших фехтовальщиков или стрелков.

– А оружие?

– Рапира или пистолет, – сказал Локи. – Но вампиры используют специальное оружие.

Он взял со стола тубус, открыл его и вынул из него рапиру.

– Вот, – сказал он, – посмотри.

На конце стального стрежня был круглый медный шарик диаметром в полтора-два сантиметра. Из него торчала короткая иголка.

– Транквилизатор, – сказал Локи. – В случае огнестрельной дуэли пистолет стреляет специальным шприцем с тем же веществом. Уколотого мгновенно парализует. Он сохраняет сознание, может дышать, но не может говорить и двигаться. Действие транквилизатора продолжается около сорока часов. За это время секунданты должны выполнить все условия дуэльного ордера. Для них это бывает тяжелой ношей, как во время дуэли Митры с Брамой. Но дело всегда доводится до конца, даже если в результате гибнет человеческий аспект…

То, что я выяснил о роли Митры в своей судьбе, превращало его в какого-то злого гения моей жизни. С другой стороны, сложно было инкриминировать ему умысел. Локи, видимо, понимал, о чем я думаю.

– Смотри только не приставай с этим к Митре, – повторил он. – Это будет не просто дурной тон, а совершенно недопустимое поведение.

– Обещаю, – ответил я.

Мне очень хотелось узнать что-нибудь еще про этих загадочных даосов, из красной жидкости которых делали конфеты смерти. Я решил спросить об этом Локи. Его удивил мой вопрос.

– А зачем тебе?

– Просто интересно. Нельзя ли как-нибудь заглянуть в их жизнь?

Локи пожал плечами.

– Бывают бракованные конфеты, – сказал он. – С плохой очисткой. Но много там все равно не увидишь. Все-таки эти даосы не простые люди.

– А вы можете дать мне такую?

Он ничего не ответил, и я подумал, что он счел мою просьбу несуразной. Но на следующем занятии он вручил мне расколотый надвое леденец.

– Это из плохой партии, – сказал он. – Там что-то такое есть… Странный ты парень, Рама.

Вечером, когда стемнело, я лег на кровать и положил обе половинки в рот.

Локи был прав, я увидел не особенно много. Но то, что я пережил, запомнилось мне навсегда.

Даоса, из красной жидкости которого был сделан леденец, звали Сюй Бэйшань (я даже понял смысл этих слов – они значили нечто вроде «разрешение северной доброты»). Ему было больше двухсот лет, и он начинал чувствовать приближение старости. По меркам обычного человека он был в прекрасной физической форме, но себе казался дряхлой и ни на что не годной развалиной.

Вместе с ним я совершил прогулку в горах Вудан.

Сюй Бэйшань пробирался к священному месту сквозь толпы туристов – под видом рабочего, несущего на коромысле два каменных блока для дорожных работ.

Я видел красные кумирни с крышами из блестящей зеленой черепицы. Еще я видел огромных базальтовых черепах, стоящих в полуразрушенных кирпичных павильонах. Мы шли по гребню горы, где была проложена узкая дорожка, а далеко внизу блестело горное озеро.

Наконец даос добрался до места. Оно называлось «Парящий Утес». Утес действительно парил над пропастью, а на его вершине была аккуратная площадка, выложенная камнем. Это было место высокой силы и святости. Сюй Бэйшань пришел сюда, чтобы получить знак от духов.

Дождавшись, когда все туристы спустятся вниз, он бросил свое коромысло с камнями, поднялся по лестнице к открытому алтарю, совершил поклоны и стал ждать.

Знак от духов оказался странным.

Откуда-то издалека прилетела огромная, размером с птицу, бабочка – с темно-синими бархатными крыльями в черных и коричневых пятнах. Она облетела вокруг даоса и приземлилась на край алтаря.

Даос некоторое время любовался ею. А потом увидел, что ее крылья иссечены и потрепаны на краях – до такой степени, что почти потеряли форму. Как только даос заметил это, бабочка сорвалась с места, взлетела вверх и исчезла в зеленом лабиринте между ветвями деревьев, которые росли на краю утеса.

Сам я не догадался бы, в чем смысл этого знака. Но даос понял – а вместе с ним понял и я. Пока бабочка может летать, совершенно неважно, насколько изношены ее крылья. А если бабочка не может летать, бабочки больше нет, вот и все.

Даос совершил поклон перед алтарем и пошел по лестнице вниз. Я запомнил каменную ограду этой лестницы с высеченными цветочными вазами. Некоторые ступени были сделаны из таких же резных плит, древних и истертых тысячами подошв.

Когда я пришел в себя, мне стало грустно. И еще противно оттого, что я вампир.