Книга: t
Назад: IV
Дальше: VI

V

Выбравшись на берег, Т. пошёл вниз по реке, прячась в прибрежных зарослях. Зарево пожара осталось позади; вокруг сомкнулась холодная тьма, и вскоре Т. стало казаться, что он не человек, а заблудившийся зверь, крадущийся сквозь ночь — доказательством были его нагота и одиночество.
«Впрочем, — подумал он, — фальшивое чувство. Крадущийся зверь не ощущает себя крадущимся зверем. Хищнику не нужны метафоры — всё это слишком человеческое…»
Примерно через час он увидел вдали огни костров, потом услышал звуки гитары, а затем до него долетел сводящий с ума аромат печёных яблок. Это, видимо, и был тот табор, о котором говорила покойная княгиня.
Самая весёлая компания расположилась вокруг большого костра у кромки воды. Они пели «Шёл мэ вэрсты». Т. любил эту песню.
Чтобы не смутить цыган внезапностью своего появления, он издали запел им в лад. На его голос обернулось несколько человек — но никто не проявил беспокойства, когда в освещённом пространстве перед костром появился голый мускулистый бородач.
Сохраняя дистанцию, Т. присел у огня и с наслаждением стал впитывать тепло — за время прогулки по берегу он изрядно продрог. Вскоре к нему подошла цыганская девушка, одетая в ворох пёстрых платков и тряпок, и протянула глиняную тарелку с двумя печёными яблоками. Т. благодарно принял предложенное, и девушка, покосившись на его золотой талисман, присела рядом.
— Куда путь держишь, офицер? — спросила она хриплым разбойничьим голосом.
«Видимо, — подумал Т., — офицер для неё всякий мужчина, который не цыган. Какая простая вселенная, даже завидно…»
— В Оптину Пустынь, — ответил он.
— А что это такое?
— Так я сам, милая, хотел у вас разузнать.
Цыганка смерила его взглядом.
— Ну погоди, сейчас разузнаешь.
Встав, она ушла в темноту.
Когда Т. доел последнее яблоко, к нему приблизились двое — седой старик, похожий на зажиточного мужика (его принадлежность к цыганскому сословию выдавала только серьга в ухе), и бритый наголо гигант в зелёных шароварах. Торс гиганта покрывали лубочные татуировки, выполненные крайне неискусно и криво, а нос был уродливо расплющен.
«Это впечатляет, — подумал Т. — До чего, однако, точный психологический расчёт: сразу понимаешь, что такому ничего не стоит убить человека. Ясно по тому, как пошло он себя изуродовал. Ведь из презрения к собственной жизни всегда следует презрение к чужой…»
— Ты спрашивал про Оптину Пустынь? — спросил старик.
— Я, — подтвердил Т.
Старик с гигантом обменялись многозначительным взглядом.
— Думаю, это тот, кого мы ждём, — сказал гигант. — Если полковник правду говорил, куплю новые сапоги.
— Не лютуй, Лойко, — вздохнул старик.
Он повернулся к Т. и показал ему дешёвые песочные часы — вроде тех, что встречаются в гимназических кабинетах естествознания.
— Тебе придётся доказать, что ты заслуживаешь ответа на свой вопрос, борода.
— Каким образом?
— Ты должен бороться с Лойко и выстоять против него хотя бы две минуты. Останешься живым — узнаешь всё, что хочешь.
— Господа, — сказал Т., — здесь какое-то недоразумение. Вы даже не спросили, кто я такой.
— Тебя не спросили, кто ты такой, — отозвался старик, — потому что это не в нашем обычае. Мы цыгане. Но каждый, кто заговорит о том, о чём заговорил ты, должен бороться с Лойко. А если ты тот, кого мы ждём, ты просто обязан бороться.
Перевернув часы, он поставил их на землю и объявил:
— Время!
— Постойте, — сказал Т., — а кого, собственно, вы ждёте?
Гигант, уже протянувший к Т. руки, замер.
— К нашему барону приезжал жандармский полковник, — ответил старик. — Он сказал, что сегодня из реки может выйти голый человек с чёрной бородой, за которого объявлена награда — за живого или мёртвого. Нам не нужна награда за живого, потому что мы цыгане и это будет для нас позором. Но нет позора в том, чтобы получить награду за мёртвого — это как продать лошадиную шкуру. Поэтому борись с Лойко, и пусть Бог поможет тебе выстоять.
— А какой смысл вы вкладываете в понятие «выстоять»?
— За то время, пока в часах сыплется песок, ты ни разу не должен коснуться спиной земли. Это не так долго — меньше двух минут. Тогда мы поверим, что ты тот, за кого себя выдаёшь
— Но я ни за кого себя не выдаю, — заметил Т.
Старик с гигантом переглянулись.
— Это правда, — сказал старик. — Тогда ты должен доказать, что ты тот, за кого мы тебя принимаем.
— А за кого вы меня принимаете?
— За того, кого ждёт наш барон, — ответил гигант Лойко. — Тебе уже объяснили. Жандармский полковник предупредил барона, что может прийти голый человек с бородой.
Т. почесал в затылке, словно пытаясь понять слишком мудрёную для него мысль.
— Но для чего мне доказывать, что я голый человек с бородой, если это и так видно?
Цыгане у костра давно затихли и теперь напряжённо вслушивались в разговор. На лице гиганта отразилось раздумье. Старик тоже надолго задумался, поглаживая пальцами тяжёлый серебряный полумесяц в растянутой мочке уха. Наконец он сказал:
— Голый человек с бородой может быть тот и не тот. Голых людей с бородой много, а награду дают только за одного.
— Да, — согласился Лойко.
— И я уже не уверен, — продолжал старик, — что ты тот голый человек с бородой, про которого говорил полковник. Для того человека ты слишком много болтаешь. Но тебе всё равно придётся пройти испытание.
— И что будет, если я его пройду? — спросил Т.
— Мы отведём тебя к барону.
— Хорошо, — ответил Т. — Извольте, я готов. Только скажите, какие приёмы мне разрешается применять?
Лойко презрительно засмеялся.
— Любые, какие знаешь.
— То есть совсем-совсем любые?
Лойко кивнул.
— Все это слышали? — спросил Т., обращаясь к сидящим у костра.
— Да, — подтвердил Лойко, пригибаясь к земле и вытягивая перед собой похожие на два полена руки. — Все слышали. Не бойся сделать мне больно…
Он сделал шаг к Т.
— Но тогда, — сказал Т., — я уже прошёл ваше испытание.
— Почему? — спросил старик.
Т. указал на поблёскивающую в траве колбу.
— Весь песок в часах пересыпался вниз. Извольте свериться. И я ни разу не коснулся спиной земли. Такие уж у меня приёмы, господа.
Вокруг костра поднялся шум — цыгане заспорили. Кто-то смеялся, кто-то разочарованно плевал в огонь. Но, судя по всему, серьёзных возражений ни у кого не нашлось.
— Какие странные приёмы, — сказал старик. — И что это за борьба?
— Она называется «незнас», или «непротивление злу насилием», — ответил Т.
— Ты схитрил, как баба, — презрительно бросил Лойко.
— Ещё скажите, сударь, что я веду себя как цыган, — усмехнулся Т.
— Мы ещё встретимся с тобой, борода, запомни.
Т. пристально поглядел гиганту в глаза.
— Вам не следует к этому стремиться.
— Почему?
— Встреча закончится не так, как вы предполагаете.
Цыган Лойко ничего не сказал, только недобро ухмыльнулся. Т. повернулся к старику.
— Вы обещали отвести меня к барону, если я пройду испытание? Так ведите…
Цыганский барон оказался приземистым полным человеком, похожим на отставного гусара — он был одет в малиновый доломан со споротыми шнурами. На его морщинистом лице кустились пушистые длинные усы, которые вполне пошли бы полицмейстеру или железнодорожному служащему.
Барон в одиночестве сидел на раскладном стуле у самого дальнего костра; рядом стоял второй такой же стул. Изредка к огню приближалась худая маленькая женщина, чтобы подбросить в него веток, и сразу уходила прочь.
Цыган, сопровождавший Т., подошёл к барону, склонился к его уху и долго что-то говорил. Барон несколько раз усмехнулся, глядя на Т., а потом жестом пригласил его сесть рядом.
— Итак, — начал он, когда провожатый удалился, — вы победили Лойко. Кто вы?
— Меня называют граф Т.
— Здравствуйте, граф.
— Здравствуйте, барон, — сказал Т. с еле уловимой иронией. — Зачем нужно было это идиотское испытание?
— Мы стараемся, чтобы из жизни не уходил дух благородного соперничества, — ответил барон чуть виновато. — Иначе мы быстро выродимся в шайку воров.
— Вы знаете, кто я, — сказал Т. — А как ваше славное имя?
— Зачем я стану обременять вашу память, — сказал барон. — Моё имя вам уж точно ни к чему. Пусть я буду просто цыганским бароном. Итак, у вас, кажется, был ко мне вопрос?
— Да, — сказал Т. — Что такое Оптина Пустынь и где она находится?
Барон выпучил глаза в недоумении.
— Как? — переспросил он.
— Оптина Пустынь, — отчётливо повторил Т. — Мне сказали, это что-то цыганское.
Барон надолго задумался.
— Не знаю, — сказал он. — Кажется, я раз или два слышал похожее словосочетание, когда учился в Петербургском университете. Это что-то литературное или мистическое. Но я могу и ошибаться. Однако совершенно точно, что к цыганскому укладу и обычаю это не имеет никакого отношения.
— Позвольте, — сказал Т., — но ваши люди только что говорили: всякий, кто спросит об этом, должен бороться с Лойко.
— Они по любому поводу так говорят, — махнул рукой барон. — Скучают, кровь играет. Вчера, верите ли, проезжал мимо жандармский полковник — один, верхом на лошади. Направлялся из сестриного имения в город Ковров, который тут неподалёку. Спросил у этих разгильдяев дорогу, так они и его заставили бороться… Он, кстати, успел рассказать, что похожего на вас человека ищут в округе.
— Мне уже говорили, — ответил Т. — Выходит, вы ничем не можете помочь?
— Отчего, — сказал барон, — могу. Ваша победа в поединке накладывает на меня определённые обязательства, поэтому мы обратимся к оракулу нашего табора. Делать это следует только в исключительных случаях, но сегодня у меня тоже есть к нему вопрос.
— Думаете, оракул знает что-то такое, чего не знаете вы?
Барон засмеялся.
— Понимаю ваш скептицизм, граф. И всё-таки попробовать стоит. Вы ведь рисковали ради этого жизнью.
Он хлопнул в ладоши, и к нему приблизилась следившая за костром женщина. Барон что-то тихо приказал, и она исчезла в темноте. Через минуту она вернулась, положила к ногам барона вместительный футляр, обтянутый тёмной тканью, отвесила поклон и снова растворилась во мраке.
Барон вынул из сапога маленький нож. Придвинув к себе футляр, он вспорол пыльную ткань и раскрыл его. Внутри лежала деревянная кукла. Вместо ног у неё была заострённая на конце палка, чёрная от земли. Цыган воткнул её в землю (отчего кукла в бессильном возмущении взмахнула руками), а затем вынул из того же футляра курительную трубку с маленькой металлической чашкой и длинным деревянным чубуком. Достав из привязанного к трубке мешочка кусочек какого-то прозрачного вещества, похожего на янтарь или канифоль, он вложил его в чашечку.
— Вы хотите… — начал было Т., но цыган перебил его:
— Не бойтесь, вас не отравят. Мне надо понять, что делать по поводу вчерашнего жандарма, поэтому у вас будет собственный лорд-пробователь… Вернее, барон-пробователь.
Вынув из костра горящую ветку, он поднёс её к металлической чашечке, затянулся и повелительным жестом протянул трубку Т. Тот осторожно взял её в руки и, стараясь не вдыхать чересчур много, потянул в себя густой терпкий дым. У него сразу же закружилась голова, и он вернул трубку барону.
— Ну как? — спросил барон. — О чём вы теперь думаете?
Т. открыл рот для ответа, и вдруг понял, что ответа нет.
Все мысли, только что заполнявшие его ум, разлетелись и исчезли — остался только треск сучьев в костре, запах дыма и чуть холодящий спину ветер. И ещё мелькнуло головокружительное ощущение: словно под ногой подломилась перекладина лестницы, и тело стало невесомым.
Поборов испуг усилием воли, Т. исподлобья поглядел на барона. Тот, видимо, понимал, что происходит — улыбнувшись, он затянулся ещё раз, затем положил трубку назад в футляр, указал на куклу, встал и неторопливо пошёл прочь от костра. Оставшийся в одиночестве Т. уставился на деревянного истукана.
Это было подобие деревянного Пьеро: кукла печального образа с яйцеобразной головой, поднятыми над переносьем бровями (что придавало ей комически грустный вид) и прямоугольным подвижным ртом. Её овальное тело покрывал чёрный лак; на груди были нарисованы три больших белых помпона, а длинные суставчатые руки кончались шариками, похожими на сжатые кулаки. С этих шарообразных кулаков и подвижной челюсти свисали коротко обрезанные нити. Т. разглядел выступающие из дерева крохотные металлические кольца, к которым они были привязаны: кукла, по-видимому, когда-то служила для представлений в балагане.
Вдруг одна из рук куклы пришла в движение — хотя Т. отчётливо видел, что за обрезки нитей никто не тянул. Поднявшись до уровня головы, рука приветственно помахала, затем прямоугольный рот поехал вниз, и кукла сказала:
— Коман сава, граф?
Она говорила тем же голосом, что и тень на корабле княгини Таракановой.
— Сава, — ответил Т.
— Извините за этот вид, — сказала кукла. — Но если бы я выбрал в качестве медиума кого-нибудь из цыган, у вас наверняка остались бы сомнения в достоверности происходящего. Сейчас их не будет.
— Кто вы такой? — спросил Т.
Деревянный рот куклы издал несколько сухих звуков, похожих на что-то среднее между смехом и стуком.
— Я уже представился в прошлый раз. Я ваш создатель. Моё имя Ариэль. Как и положено создателю, в настоящий момент я творю вас и мир. Я имею в виду, ваш мир.
— Это я помню, — сказал Т. — Но кто вы по своей природе? Вы Бог?
— Лучше считайте меня ангелом, — сказала кукла. — Мне будет приятно.
— Вы падший ангел? Князь мира сего?
Кукла зашлась деревянным смехом.
— Вам не кажется, граф, что слово «падший» применительно к князю мира отдаёт просто небывалым лицемерием? Люди наперебой соревнуются, чтобы получить у него какую-нибудь работёнку, и отчего-то называют его при этом «падший»…
Т. улыбнулся.
— Так учит церковь, — сказал он.
— Да-да, церковь, — повторила кукла. — Считается, церковь противостоит князю мира. Ну не чушь ли? Вот подумайте сами, если бы у обычного околоточного надзирателя в самом что ни на есть жидоедском околотке какой-нибудь бедный еврей открыл корчму, где на вывеске было бы написано «противостою околоточному надзирателю», долго бы он так противостоял?
— Думаю, нет.
— И я тоже так думаю. А если бы такое заведение исправно работало из года в год и приносило хорошую прибыль, это, видимо, означало бы, что тут с околоточным очень даже совместный проект.
— Извините, — сказал Т., — но ведь есть разница между околоточным и князем мира сего.
— Я тоже так думаю, — согласилась кукла. — Князь мира не в пример могущественнее и умнее. И если он позволяет в своём околотке заведения, которые официально и торжественно противостоят околоточному, то это, надо думать, не без особого резону…
— Что вы хотите этим сказать?
— Пока ничего, граф, — хмыкнула кукла. — Так, делюсь наблюдениями. — Просто мне не нравится выражение «падший ангел». Если хотите, считайте меня пикирующим ангелом.
— Что значит — «пикирующий»? Вы с кем-то пикируетесь? Говорите язвительности?
— Нет. Пикирующие ангелы — это такие, которые ещё надеются выйти из падения. Не совсем падшие, но вплотную приблизившиеся к порогу, хе-хе…
— Церковь ничего о вас не говорит.
— Мы тоже ничего о ней не говорим, — ответила кукла, — наша позиция по этому вопросу пока неясна. Но по мере вашего приближения к Оптиной Пустыни всё решится. Если всё пройдёт как задумано, вас ожидает трогательное возвращение в церковное лоно. Однако не будем предвосхищать события…
— Вы громоздите одну загадку на другую, — сказал Т. — Ответьте мне ясно и без увёрток — кто вы такой на самом деле?
Нарисованные глаза куклы моргнули и холодно уставились на Т.
— А кто такой вы? Что вы знаете про самого себя?
Т. пожал плечами.
— Теперь мало. Меня контузило пулей. Но хоть я и потерял память — временно, надеюсь, — я всё же остаюсь самим собой.
— Вспомните что-нибудь конкретное о себе самом. Что угодно.
— Например… Например… — Т. нахмурился, а потом нервно засмеялся. — Я думаю, так любого можно поставить в тупик. Велите человеку вспомнить о себе что угодно, и он растеряется.
— Но вы не помните вообще ничего, не так ли?
— Почему, кое-что приходит на ум. Вот Ясная Поляна, например. Беседки, борозда от плуга… Фру-Фру… Так лошадь зовут…
Т. показалось, что кукла растянула рот в деревянной улыбке — хотя устройство её рта этого не позволяло.
— Ну это уже я за вас начинаю придумывать. Трудно удержаться.
— Послушайте, Ариэль, — сказал Т., — вы, как я понимаю, можете показаться в любом виде, в каком пожелаете. Почему вы решили стать куклой?
— Это намёк.
— На что?
— Вы постоянно спрашиваете, кто такой я. Но ни разу не спросили, кто такой вы. Приходится стать для вас зеркалом.
— Вы хотите сказать… — Т. почувствовал неприятный холодок под ложечкой, — что я кукла? Ваша марионетка, игрушка? Которая кажется живой только тогда, когда кукловод дёргает ниточки?
Кукла противно захихикала.
— Почти попали. Но ниточки, как вы видите, обрезаны, и марионетка действует как бы сама. Задумайтесь, чем она занята? Дерётся, стреляет, ведёт беседы со встречными, убегает от какого-то Кнопфа. Но ничего толком не знает ни про себя, ни про этого Кнопфа. Каждую секунду она ведёт себя так, словно движется к хорошо известной цели, но стоит ей задуматься об этой цели, и она с ужасом понимает — цель неясна…
— Почему бы вам не перестать морочить мне голову? — спросил Т., сжимая кулаки. — Покажитесь в своём настоящем виде. Можете вы?
— Могу, — сказала кукла после недолгого размышления. — Но вы будете разочарованы.
— Прошу вас, сделайте это.
— Сегодня уже нет времени.
— Тогда в следующий раз. Обещайте.
— Ну что ж, — вздохнула кукла и поглядела куда-то в сторону. — Пожалуй, и покажусь. А сейчас вам следует отдохнуть, граф. Завтрашний день вы почти полностью проведёте в седле. Набирайтесь сил и не мучьте себя раздумьями — скоро вы всё узнаете и так. Спокойной ночи.
Т. не успел ничего сказать в ответ — руки куклы, только что занятые мелкой жестикуляцией, вдруг бессильно повисли; прямоугольник рта отвалился вниз.
Теперь перед Т. чернел просто мёртвый кусок дерева с нарисованными пятнами глаз. Т. смотрел на него до тех пор, пока из темноты не появился цыганский барон. В его руках были два свёрнутых одеяла.
— Устраивайтесь на ночлег, — сказал он. — Утром вы получите вещи, которые велел передать вам оракул.
— Какие вещи?
— Форму жандармского полковника, — ответил барон. — Его оружие, кошелёк с деньгами и коня. И какой это конь… Мне придётся сделать над собой усилие, чтобы не перерезать вам горло ночью.
— А откуда у вас форма жандарма? И его лошадь?
— Та Лойко заборол. Не волнуйтесь, граф, всё произошло по-честному. Жмура мы по реке пустили, а барахло я хотел приберечь, но уж больно оно горячее, как бы весь табор не запалило. Да и не нужны свободным людям сапоги со шпорами. А вам могут пригодиться. Езжайте, а дальше что-нибудь подвернётся. Может статься, и найдёте свою Пустынь…
Назад: IV
Дальше: VI