В профессиональном плане Москва оправдала ожидания. Было интересно побывать в прославленных клиниках и общаться с ведущими специалистами. Многих из них я знал только по написанным ими учебникам. А тут буквально плечом к плечу со светилами в операционной. Можно было ухватить нюансы, которые никогда не войдут в монографии. Надо отдать должное: уважаемые профессора и академики охотно общались с нами – никому не известными врачами. Иногда мы поражались тому, что на утренних конференциях нашим мнением интересовались и всерьёз принимали его.

Так незаметно пролетала неделя. Выходные же дни положено было содержательно проводить вне клиники, чтобы в понедельник с новыми силами впитывать новые знания.

Несмотря на сложность исторического момента, характеризующегося путчем, расстрелом парламента, крайней нестабильностью политической и экономической систем, Москва таила в себе неисчерпаемые возможности культурного развития заезжих докторов.

Посещения театров, музеев, выставок мирового уровня закончились на первом месяце пребывания в столице. С деньгами было туговато и приходилось искать менее затратные формы досуга. Однажды мне на глаза попалась афиша выходного дня, в конце которой обнаружился спектакль Еврейского музыкального театра. Я не был знатоком музыкального наследия еврейского народа, и это меня чрезвычайно заинтересовало. К тому же одно из последних мест в афише предполагало, по моему мнению, умеренные цены на билеты. А это уже было определяющим фактором. И, как оказалось, не только для меня. Пара приятелей также выразила готовность приобщиться к театральной сокровищнице древнего этноса.

Естественно, за билетами отправили инициатора похода, то есть меня. Театр располагался на Таганке, но найти его было непросто. Все знали прославленный театр Любимова. При попытке же выяснить, где располагается искомый, многие удивлялись, что такой вообще существует. Сделав пару кругов по Таганской площади, я нашёл неказистое здание и, если бы не табличка, никогда бы не поверил, что в таком месте может находиться храм Мельпомены.

В обшарпанном помещении кассы не было никого. Учитывая явную заброшенность здания и отсутствие людей, я уже начал подумывать, что заведение не работает, как из окошечка кассы показалась женская голова.

– Чего вы хотите, молодой человек? – спросила она.

От неожиданности я начал как-то издалека:

– Мы вот… это… понимаете… первый раз в вашем театре. Хотели бы спектакль посмотреть, – наконец сформулировал я.

Голова внимательно осмотрела пустое помещение, словно ища обоснование использования множественного значения слова «мы», и, не найдя никого, снова обратилась ко мне:

– Ну так и в чём же дело?

– Скажите, а театр работает? – напрямую спросил я, пытаясь развеять смутные сомнения, возникшие от внешнего вида учреждения.

– А что я, по-вашему, здесь делаю? – обиделась кассир.

Чтобы сгладить возникшую неловкость, я подробно рассказал о стремлении группы иногородних врачей посетить именно этот театр. Деликатно упомянул о финансовых сложностях в реализации этой цели. Выразил надежду, что если всё же получится купить билеты, то на самые лучшие места. Пытался ещё что-то объяснять, но кассир перебила меня:

– Я всё поняла. Давайте деньги.

Заглянув в кошелёк, я понял, что ситуация гораздо хуже, чем я её обрисовал, – основные деньги остались в гостинице. Одинокая десятка сиротливо покоилась в складках кошелька. Этих жалких рублей никак не могло хватить на три билета. Хотя стоимость их до сих пор не оговаривалась, но я уже был уверен, что культпоход полностью провален по моей милости. Оставалось только как-то завершить разговор с кассиршей, которая продолжала вопросительно смотреть на меня.

– Знаете… так получилось… денег, вероятно, не хватит. Может я быстренько смотаюсь на Сокол. Возьму, сколько надо, и вернусь обратно, – робко предложил я в надежде, что дама пошлёт меня ещё дальше и я с лёгким сердцем свалю восвояси.

Не вышло. Мадам, не меняя выражения лица, продолжала пристально смотреть мне в глаза и снова спросила:

– Сколько у вас денег?

– Да ну, что вы! Этого никак не хватит, – я пытался уйти от ответа. Мне не хотелось даже обсуждать эту позорную сумму и называть конкретную цифру. Кассир же, напротив, хотела именно этого.

– Сколько у вас денег? – снова уже более требовательно повторила она.

– Десятка, – обречённо выдохнул я, ожидая, что сейчас всё и закончится.

– Ну так и давайте её сюда, – неожиданно продолжила собеседница.

Совершенно сбитый с толку таким поворотом разговора, я пытался сообразить, как на эту сумму можно купить три театральных билета. Сомнения уже другого свойства снова охватили меня. И я попытался уточнить:

– Простите, вы меня правильно поняли? Мне нужно три билета рядом на вечерний спектакль, на хорошие места и… по такой цене?

– Я уже давно всё поняла. Давайте деньги, – не меняя интонации, требует кассир.

– Скажите… а как это… возможно? – из последних сил пытаюсь разобраться я, в чём же подвох.

– Давайте деньги.

– А-а…

– Деньги!

Будь что будет. Протягиваю мятую купюру. Жду. Вопреки мрачным ожиданиям получаю три билета. Третий ряд партера. Места восьмое, девятое, десятое. Судя по схеме зала, лучше мест не бывает.

Но как это? Этого просто не может быть! Где засада? И сколько же стоит билет, если десять без остатка не делится на три? Машинально переворачиваю билеты. Синим штампом проставлена цена каждого. Место №8 – 5 руб. Место №9 – 3 руб. Место №10 – 2 руб.

Вспоминаю, что за порогом разруха, кризис и выживать нужно не только докторам.

Окошечко кассы захлопывается. Конец первого действия. Занавес.

Может быть, обычные театры и начинаются с вешалки, а еврейский начинается с кассы.