Она проснулась рано и недолго лежала в постели, освещенная странным тусклым светом, просачивавшимся снаружи от заснеженного пейзажа. Отчаяние, испытанное ею предыдущим вечером, затаилось где-то в глубине, но ее голова была занята другим. Что бы ни произошло между ней и Дэвидом, она решила выполнить свой план: заглянуть в шкаф директора и посмотреть, не найдет ли она там что-нибудь, что дало бы разгадку смерти Джозефа Уолша и Мейбл Глоссоп. Как именно она должна добраться до шкафа директора, она не знала, но в этот день она дежурила во время обеда, и возможно, ей могла бы предоставиться такая возможность во время ленча. Но прежде она должна была встретиться с Эндриной за завтраком. И этой встречи она предпочла бы избежать.

Встреча прошла более приятно, чем можно было ожидать. Эндрина держалась тихо, Кристина почувствовала, что ее поведение можно охарактеризовать как уныние. Когда она спустилась вниз, то сказала:

— Крис, извини меня за вчерашнее.

К концу завтрака она внезапно произнесла, словно собираясь что-то сообщить:

— Крис… — но не стала продолжать.

— Что? — спросила Кристина.

— Нет, ничего… Пора ехать.

В это утро в учительской царила атмосфера беззаботности и радостного ожидания. Причину этого скоро объяснила Энн Смит:

— Лед на Лэнг-Стрейк держит, и сегодня вечером у нас начинается праздник. Вы ничего не знаете об этом, Крис, но это — целое событие для Данроза. Я вспоминаю, в последний раз все были в масках и полумасках, совсем как на карнавале в Европе, понимаете.

— Это было довольно давно, — сказала Крис с затаенной ненавистью.

— О, тогда я была очень маленькой, но мать сказала, что позволит мне пойти, потому что такое случается не часто. Дэвид Роналдсон уверен, что придет туда. Полагаю, что он наденет одну из старинных масок, так как Роналдсоны живут в Данрозе уже несколько поколений, почти так же долго, как и мы. Или, может быть, мы сможем ему одолжить нашу маску, изображающую голову орла, так как в нашей семье нет мужчины, чтобы ее надеть.

Но звонок на богослужение прервал бесконечный поток болтовни Энн. В зале собраний также чувствовалось ожидание и волнение, и после объявления директора о том, что лед на Лэнг-Стрейк держит, и что поэтому школа заканчивает занятия на час раньше, «с тем, чтобы можно было выполнить домашние задания, как обычно», послышался взрыв аплодисментов.

Дэвид догнал Кристину, когда она шла в свой класс.

— Привет, Крис, — сказал он, а затем они пошли имеете в неловком и напряженном молчании. Чтобы его нарушить, она сказала:

— Ты собираешься на Лэнг-Стрейк?

— Думаю, что да. А ты?

— Да, наверное.

И Кристина свернула в свой класс с тоской в сердце, так как было ясно, что Дэвид все еще обижен и сердит. При обычном положении дел она бы предвкушала катание на Лэнг-Стрейк с горячим нетерпением, так как ей ужасно нравились традиционные общественные праздники. Теперь ей следовало кое-что сделать, это могло уберечь ее также от излишних размышлений и переживаний. И ее план заглянуть в шкаф директора также должен был отвлечь ее от слишком грустных размышлений. И действительно, мысль об этом взбудоражила ее утром, и время прошло быстрее, чем она предполагала. Прежде чем она точно решила, каким образом надо действовать, подошел час ленча.

Выполнять обязанности дежурного во время обеда означало наблюдать за двумя столами, смотреть за тем, чтобы были собраны талоны на ленч и подобающим образом подана еда. Обычно это была довольно медленная процедура. В этот особенный день Кристина ухитрилась, будучи быстрой и более требовательной, добиться, чтобы на ее столах уже поели и убрали посуду, когда на соседних столах только принялись за пудинг. Она вывела строем своих подопечных из столовой и притворилась, что не услышала, как одна девочка шепнула другой: «Спорю, что ей назначил свидание ее возлюбленный».

Школьная столовая располагалась в задней части здания, во время часового перерыва на ленч передняя часть школы была вообще совершенно пуста. Кристина поднялась по задней лестнице и услышала в учительской голоса. Обычно Джоан Дати устраивалась там на ленч, и по понедельникам к ней присоединялась приходящая учительница музыки, и Кристина проскользнула мимо, не заходя. Она быстро прошла через старинный кабинет математики и спустилась к парадному входу. Кабинет директора находился невдалеке по коридору, отходившему от вестибюля, как раз напротив конторки Туэки. Туэки! Пошел ли он на обед домой? Она полагала, как само собой разумеющееся, что он так поступил. Дверь в его конторку была наполовину приоткрыта. Она быстро подошла и заглянула вовнутрь. Швейцарская была пуста, но в ней пахло сигаретным дымом, словно Туэки только что вышел. Возможно, он все еще находился в здании, ладно, остается только надеяться, что он не появится в неподходящий момент.

Как только Кристина быстро и бесшумно подошла к двери кабинета директора, она внезапно осознала всю важность того, что собиралась совершить. Предположим, что кто-то появится и застанет ее в кабинете директора, что же она сможет сказать? Ей захотелось, чтобы у нее никогда не появлялось этой сумасшедшей идеи; возможно, он держит дверь запертой, но нет, она была не заперта, а даже приоткрыта.

Кристина посмотрела в оба конца коридора и прислушалась. Никого не было видно, стояла полная, ничем не нарушаемая тишина. Она осторожно распахнула дверь и проскользнула внутрь.

Кабинет директора был обставлен со вкусом: на полу ковер, большой старомодный стол из темного дуба, вдоль одной из стен стоял книжный шкаф, а над камином висела картина, изображавшая школу в том виде, как она выглядела первоначально, с тех пор она мало изменилась. Но Кристина не стала рассматривать убранство кабинета.

Рядом с камином, пламя в котором едва горело, висел большой старинной формы ключ, рукоятка которого была украшена орнаментом. Это, должно быть, ключ отличного шкафа директора, а это, видимо, дверь шкафа, с необычно большим отверстием для ключа.

Кристина быстро сняла ключ, стремительно пересекла комнату и вставила его в замок. Он легко повернулся. Она открыла дверь и заглянула внутрь, ее сердце бешено билось.

Это был большой стенной шкаф, приблизительно восемь на четыре фута. На одной стороне располагались полки, на другой крючки для одежды. Воздух в нем был немного затхлый, но, насколько можно было заметить, ничто не указывало на то, что его использовал преступник.

В шкафу было темно, так как свет проникал только из комнаты. Кристина поискала выключатель, нашла его и включила свет. Затем она закрыла за собой дверь и огляделась. Свет от ничем не прикрытой лампочки осветил окрашенные в коричневый цвет стены, коричневый линолеум, обтрепанные учебники, которые затолкали в глубину полок. С другой стороны было пусто. Кристина почувствовала удручающее разочарование. Она вообразила, что найдет здесь то, что сразу все поставило бы на свои места, что доказало бы, где было спрятано тело Мейбл Глоссоп. Было, конечно, совсем глупо предполагать, — еще один пример того, как чувства действуют на процесс мышления. Она с отчаянием посмотрела по углам, пошарила по пыльным полкам, — ничего. А затем, как только она собралась открыть дверь, чтобы выскользнуть наружу, она услышала шаги по коридору, потом они замерли, а затем раздались в комнате, она затаилась и очень осторожно выключила свет. Она услышала шаги, заглушенные ковром, а затем стук кочерги. Кто-то (Туэки?) разводил огонь… Предположим, он заметил, что ключ исчез со своего места около камина и теперь вставлен в дверь шкафа. Заглянет ли он внутрь? Она услышала, как со звоном положили кочергу, снова шаги… а затем дверь в кабинет закрылась. Она сразу же выскользнула из шкафа, заперла дверь, повесила ключ и вышла во все еще пустой коридор с сильно бьющимся сердцем и чувствуя облегчение от того, что не была обнаружена.

Но едва поднявшись по лестнице, она вновь испытала сильнейшее разочарование. Она зашла в учительскую и, не задерживаясь в ней ни на минуту, вышла, но до нее все-таки донесся голос Энн Смит, заявившей с победными нотками в голосе: «Так что он согласился одолжить у нас нашу орлиную маску». Итак, на Лэнг-Стрейк она сможет узнать Дэвида по фамильной реликвии Смитов. По крайней мере, она сможет его увидеть, даже если он ни разу к ней не подойдет. Фамильная маска Энн Смит, вероятно, голова орла, подумала она раздраженно. Но она не могла выдержать болтовню, раздававшуюся в учительской, и ускользнула в классную комнату, где было тихо, пока не было школьников. Она задумалась над вопросом, где можно было надежно спрятать тело в школе. Джейн Мелвилл говорила, что имеется дюжина мест для тех, кто знает школу. В то же время Туэки хорошо знал школу. И у него были ключи. Но какие места она знает сама? Библиотека. Запирается ли она на ночь? Какие комнаты систематически запираются? Как она может это узнать?

Носит Туэчер ключи с собой, или они висят в конторке. Это, несомненно, было гораздо более сложным делом, чем она вначале думала… но пришел ее класс, и она должна была оставить на время свои размышления.

Однако не раз еще в течение дня и в перерывах между уроками она возвращалась к этому вопросу. Допустим, ей потребовалось спрятать тело, куда бы она пошла? В какое-нибудь редко посещаемое помещение, достаточно большое… и затем в конце последнего урока на нее снизошло вдохновение.

Когда прозвенел звонок, она ни на минуту не задержала учеников, но две девочки остались, чтобы с ней переговорить. Это были ученицы первого класса, и они подошли к ней несколько неуверенно: «Могут ли они участвовать в спектакле после экзаменов? И могут ли они выступать в костюмах? И могут ли они использовать школьные костюмы?» На все вопросы Кристина ответила утвердительно и увидела, как, счастливые, они вышли из класса. А затем она сказала себе: «Костюмерная!»

В школе Финдлейтера существовала давняя традиция постановки драматических спектаклей. Многие годы спектакли в школе Финдлейтера были важным событием для Данроза, и не один раз о них писали в газетах. Часто ставились не только спектакли, но и разыгрывались сцены из спектаклей на уроках. И в течение многих лет школа собрала достаточно большую коллекцию костюмов, которая хранилась в подвальном помещении и старом здании школы. Это помещение не очень для этого подходило, оно было неудобным и сырым, но нигде больше не было места для костюмов, картонных доспехов, деревянных мечей, колпаков ведьм, отрубленных голов из папье-маше и т. д. и т. д. И там, подумала Кристина, там, где-нибудь, я спрятала бы тело.

Итак, она задержалась в классной комнате до тех пор, пока в школе не стало тихо, а затем спустилась в костюмерную, в которую вел короткий переход, мощенный камнем. Он начинался от двери в бойлерную. По крайней мере, она не почувствовала бы себя там неловко, если бы кто-нибудь вошел. Она всегда могла скачать, что искала что-нибудь для спектакля. Предположим, что дверь заперта? Она просто пошла бы и попросила ключ у Туэчера. Но свет в подвальном коридоре горел, и дверь не была заперта. Она со скрипом, но довольно легко открылась. Кристина включила свет и стояла в дверях, осматриваясь. Это была продолговатая узкая комната, с низким потолком и грязными крашеными стенами. В дальнем конце висели на вешалках костюмы, дюжины из которых, как припомнила Кристина, были, кажется, подарены школе Финдлейтера одним из торговцев мануфактурными товарами Данроза. Вдоль стен на другой стороне была неаккуратно сложена бутафория. Кристина узнала небольшие, покрытые кожзаменителем щиты из пьесы «Макбет», которую ставили в прошлом году, далее виднелась замечательная ослиная голова с хитрющими глазами, ее, должно быть, использовали когда-то в спектакле «Сон в летнюю ночь», а слева, отбрасывая нелепую тень, стояла реалистически выполненная часть туловища носорога, свидетельство героической попытки кафедры французского языка, соблазненной девственной природой, поставить пьесу Ионеско. Она попыталась выяснить, имеются ли следы, которые указывали бы на недавнее передвижение этих беспорядочно сложенных предметов, но это было невозможно. Хотя, в самом деле, было довольно просто спрятать тело под всеми этими вещами и небрежно сложить их сверху… а на них стояла большая корзина… ей следовало бы заглянуть в нее. Кристина сделала шаг внутрь комнаты.

И остановилась. В комнате как раз слева от двери стоял табурет, который в определенных случаях был очень полезен, а рядом с ним стоял поцарапанный термос и немного помятая жестяная банка. Она не должна прекращать поиски, подумала Кристина. Она должна поднять крышку корзины и заглянуть внутрь. Крышка была твердой, и когда Кристина ее поднимала, она заскрипела. Она нерешительно заглянула туда. Корзина была доверху заполнена костюмами. В нее больше ничего нельзя было положить. А не клали ли в нее что-нибудь, а костюмы положили позднее для маскировки? Возможно, если в этом возникнет необходимость, она еще в ней посмотрит.

Но Кристина подумала, что проще и легче было спрятать тело позади ряда костюмов, которые висели в дальнем конце комнаты. Некоторые из них доставали до пола и таким образом создавали плотную, почти непроницаемую завесу. Она пересекла комнату и начала перебирать их. При довольно тусклом освещении (почему-то вне учебных помещений освещение в школе просто отвратительное) костюмы с длинными болтающимися рукавами, с твердыми белыми воротничками начали казаться мрачными привидениями. Дутые рукава платьев эпохи королевы Елизаветы качались при малейшем прикосновении. Кристина даже не знала, что она ищет, и, сдвигая в сторону каждое платье, мундир, пальто, плащ, она постепенно приходила к мысли, что это безнадежное дело.

А затем она кое-что заметила. Непосредственно в самом конце ряда висело длинное светло-серое парчовое платье с коротким лифом и широкой юбкой. Она сдвинула его в сторону, чтобы взглянуть на пол, и попыталась окинуть взглядом заднюю часть платья, хотя при таком слабом свете было маловероятно, что она что-нибудь увидит. А затем, как только она выпрямилась, то увидела зацепившуюся за пуговицу, на которую застегивался лиф, тонкую серую волосяную сетку, на которой висела длинная прочная старомодная заколка для волос.

Мейбл Глоссоп носила свои густые, красивые седые полосы в пучке, а сверху надевала тонкую «невидимую» сетку, прикалывая ее очень прочными заколками, которые служили предметом шуток в учительской, она и сама над этим подшучивала. Единственным местом, где она могла их покупать, была небольшая парикмахерская вблизи Сочихолл-стрит в Глазго, и когда кто-нибудь собирался в этот город, то спрашивал Мейбл, не нужно ли ей привезти пакетик заколок для волос, так как Мейбл роняла их повсюду и всегда пополняла свой запас. Именно одну из таких заколок увидела Кристина повисшей на сером платье в костюмерной.

Так, значит, Мейбл была спрятана здесь! Кто-то притащил сюда ее тело и затолкал в укромный угол, спрятав позади одежды, и не заметил сетки, зацепившейся за пуговицу. Ибо, несомненно, этого не могло произойти, будь Мейбл живой, — она сразу же почувствовала бы, что сетка зацепилась. Итак. Именно сюда положили тело Мейбл, запихнув его как ненужную вещь. Пальцы Кристины затряслись, когда она легким движением отцепила сетку и булавку, повертев их пальцами. А затем она повернулась, обошла вокруг еще одной вешалки и протиснулась между костюмами, почти в панике покидая это место.

Но как только она откинула последний плащ в сторону, она услышала приглушенное восклицание и в тот же момент чуть вздрогнула. На пороге стоял Джордж и смотрел на нее испуганными глазами.

В школе Финдлейтера Джордж держался в тени. Он был, как сказал Дэвид, немного простоват, и время от времени его можно было видеть около школы, расхаживающего с покорно-неодобрительным видом, или в подвале старого здания школы с ведром угля; а если шел снег и требовалось почистить ступеньки у парадного входа, то Джордж занимался также и этим с помощью метлы и лопаты, неаккуратно и не особенно стараясь. Если ему дружелюбно говорили «доброе утро», то он ворчливо отвечал. Его подлинным царством была бойлерная, где он чувствовал себя полным хозяином среди шлака и золы, бережно ухаживая за нелепым старым бойлером, старательнее даже, чем судовой механик следит за своими котлами. За годы работы в его кожу въелись пыль и зола… у него были седые волосы и усы, а белый комбинезон испачкан пеплом.

Он стоял, слегка сутулясь, при этом его длинные руки слегка покачивались, и сердито смотрел на Кристину, стоявшую внизу, в другом конце комнаты. Мгновение они глядели друг на друга, не говоря ни слова, а затем Кристина, сунув сетку и булавку себе в карман, выбралась из хаоса костюмов.

— Простите, если я вас напугала, Джордж. — (Ей хотелось бы назвать его «мистер», но она не знала его фамилии.) — Я смотрела костюмы на тот случай, если они потребуются для спектакля.

— А, м-м. Сначала я немного испугался. Я не привык никого здесь видеть. За исключением Туэчера.

К удивлению Кристины, Джордж казался вполне радушным. Действительно, это была нелепая мысль, что он не любит ни с кем разговаривать. Кроме Туэчера? Есть ли у него дом и семья? Или школа Финдлейтера, а точнее, бойлерная — все, что у него есть в жизни? Сильно развитый у Кристины от природы интерес к тому, как живут люди (Эндрина называла это ужасным любопытством и обычно дразнила ее этим), побудил Кристину спросить:

— Вы часто приходите в костюмерную? Это ваши термос и судок для ленча?

Джордж, казалось, насторожился:

— А, да, это мои. Они никому не мешают, не так ли?

— О, нет, совсем нет. Я просто хотела узнать.

— A-а. Мне просто нравится здесь кушать. Вдали от дыма и тлеющих углей. Знаете, мне не хотелось бы иметь язву желудка.

Кристина немного растерялась.

— Понимаете, это факт, что курение табака вызывает язву желудка. Отсюда следует, что дым от тлеющих в печи углей вызывает, вероятно, то же самое. Поэтому я предпочитаю кушать здесь.

— Очень благоразумно.

— Так что я прихожу сюда. Я редко кому мешаю. И у Туэчера мало оснований, чтобы так говорить, но он на этом настаивает. — Джордж подошел к Кристине и сказал низким голосом: — Понимаете, я служу здесь дольше Туэчера. И по праву-то я должен быть швейцаром. Но они знали, что не найдут еще кого-нибудь для работы в бойлерной, поэтому меня и оставили на этой должности.

— И вы справляетесь с этим делом очень хорошо. В школе всегда тепло.

— Я и Туэчер проводим в школе большую часть времени. Иногда Туэчер совершает не очень хорошие поступки. Иногда он меня запирает.

Кристина почувствовала, как у нее участился пульс.

— Часто?

— Не очень часто, но иногда. В последний раз я просидел в школе все выходные.

Кристина попыталась, чтобы ее голос прозвучал безразлично.

— Давно это было?

— Нет, не так давно, не в прошлую пятницу, а в позапрошлую. Я пришел сюда около половины шестого, а дверь заперта, а мой термос и судки для ленча были внутри.

— Это очень плохо. Ну, я должна идти, Джордж.

— Да. Всего доброго. Возможно, что мы еще здесь встретимся в другой раз.

Как только Кристина поднялась наверх в пустую учительскую, она почувствовала, что от волнения у нее подкашиваются ноги. Несомненно, она получила то, что ей требовалось. Она была огорчена и опечалена тем, что обнаруженная ею улика безошибочно, как ей казалось, указывала на Туэчера. Но она никак не связана с Дэвидом, это было для нее очевидно, он не имеет никакого отношения к этому делу. И когда-нибудь при случае она ему просто скажет, какие чувства она испытывала, и почему она должна была его спросить, где он был в ту ночь, и, несомненно, они снова станут друзьями! И Эндрине она тоже скажет, что была не права, и директор тоже не имеет никакого отношения к этому делу, как она могла такое даже подумать?

Но прежде всего она немедленно поедет к сержанту Макею, передаст ему свою находку и расскажет о сообщении Джорджа. А после этого она выбросит все это дело из головы.

Таким образом, охваченная волнением, испытывая триумф и облегчение, она покинула школу и поехала в полицейский участок. Там она быстро все рассказала сержанту Макею, который, как всегда, выглядел непроницаемым. Он выслушал ее, не сводя глаз с сетки и заколки для волос, которые лежали на столе, и показался Кристине одновременно трогательным и мрачным. А когда она закончила, сержант сказал:

— Понимаю. Благодарю вас, мисс Грэхем. — Он положил сетку и заколку в конверт, а затем произнес, полностью изменив тон: — Вы собираетесь на Лэнг-Стрейк сегодня вечером? — Он глубоко вздохнул. — Я сам не катаюсь на коньках, но говорят — это прекрасный вид спорта. До свидания, мисс Грэхем.

Кристина вышла на улицу и поехала домой, совершенно успокоившаяся, не отдавая себе отчета в том, как это произошло.