Глава 23

– Ты готова завершить свой отпуск? – с надеждой спросил Мак Кори.

– Пап! До сих пор я в основном здесь работала! И ты называешь это отпуском?

Этот день она провела в знакомстве с «Шаке су гу», небольшим семейным предприятием французского производителя шоколадных плиток, известных своим отменным качеством. Отец как раз предлагал выкупить такого рода производство, не гоняясь за идеей шоколадной продукции высшего сорта с именем Сильвана Маркиза. Самой Кэйд этого не хотелось, но обсуждение возможности давало ей предлог провести во Франции больше времени.

Интересно, что сказал бы Сильван, узнав, что она подумывает о покупке целой компании просто в качестве личного оправдания для задержки с любовником в Париже? Учитывая, что в роли любовника выступал он, это известие вознесло бы его самомнение до небес. А уж если говорить об отце, то он вряд ли будет так же радоваться по этому поводу.

Надо признать, что она вела себя безответственно и эгоистично. Именно таких капризов можно ожидать от избалованного отпрыска миллиардеров.

– Ладно, ты сама понимаешь. – Искаженное веб-камерой изображение показало взмах дрожащей руки. – Заканчивай свои прогулки по Парижу с визитами к парижским шоколатье и приезжай домой. Скоро День благодарения. Мы соскучились по тебе.

В семье Кори все любили День благодарения. Спокойный и уютный. Полный радости и смеха. После смерти матери и бабушки этот праздник стал особенно важным для них, поддерживая сердечное тепло давних праздничных традиций. Кэйд пропустила между пальцами ленточку, которой был завязан ее горький шоколадный подарок. Она то накручивала ее на мизинец, то снимала с него.

– Пап, ты считаешь, что мы сможем добиться чего-то в Европе? «Марс» завоевал здесь практически весь рынок.

Мак Кори нахмурился.

– И все потому, что европейцы ужасно высокомерны. Я не поверю, что после настоящего твердого шоколада им понравятся лишь сдобренные шоколадом сладкие батончики.

– Им не нравится наш настоящий, твердый шоколад. Нам надо либо привлечь их забавной оберткой, как сделал «Марс», либо пойти более сложным путем и создать твердый шоколад, способный удовлетворить их изощренный и тонкий вкус. – Сделав быстрый глубокий вздох, Кэйд сжала ленточку в кулаке. – Может, мне удастся добиться успеха.

Последовала долгая пауза. Достаточно долгая для того, чтобы Кэйд успела понадеяться на задержку передачи веб-камеры из-за океана, но также достаточная и для крушения этой надежды.

– Что ты имеешь в виду?

– Европу, – произнесла она.

Отец пристально посмотрел на дочь.

– Я полагал, что тебе хотелось попытаться найти новый сорт шоколада для производства здесь, у нас!

– Да, но… может, эта идея даже лучше. Надо же будет представить отменный первоклассный шоколад в Штатах. Хотя если мы не поторопимся, то нам придется потратить кучу денег, чтобы отвоевать у «Марса» и «Тотал фудс» хоть какой-то кусочек торговой ниши в Европе. И если мы приживемся там, то сумеем производить новый шоколад и в Соединенных Штатах, чтобы остановить спад интереса потребителей к изысканной продукции.

– Ты нужна мне дома! Твоя сестра опять в хандре жарится где-то в Кот-д’Ивуаре. Кто подхватит нашу компанию, когда я удалюсь от дел?

Она. Разумеется, она. Это давно решено. И она отлично справится с работой.

Ленточка в кулаке Кэйд повлажнела. Ей не хотелось возвращаться в Кори, следовать той же широкой, проторенной дорогой. Кэйд мечтала сбежать в лес и, побродив по его извилистым тропинкам, посмотреть, что удастся найти.

– Тебе же еще только пятьдесят лет, папуля. И если что, у меня будет много времени наверстать упущенное. Инициативное предприятие в Европе даст мне великолепный опыт.

Работа в Европе. Она видела реакцию Сильвана на эту фразу, его глаза, поблескивающие полемическим задором. Ей не хотелось работать в Европе, сражаться за свою торговую нишу, посещать разные предприятия. Лучше бы она погружала руки в мешки с фисташками и бродила по рынкам, выискивая экзотические специи. Посещала бы разные лаборатории и училась в них магическому мастерству. Создала бы нечто большее, чем создал Сильван, – прекрасные, роскошные, волшебные шоколадные кондитерские. Кэйд не хотелось вытеснять их из бизнеса, используя свою сокрушительную огненную мощь.

Повисла очередная пауза.

– Послушай, детка, давай мы поговорим об этом после твоего возвращения. Дадим задание нашим маркетологам всесторонне проанализировать эту идею. Не забывай также, что мы положили глаз на «Девон канди». Это может значительно повлиять на ситуацию в Европе.

Это сделает их роль в Европе такой же, как в Штатах – массовые производители дешевой шоколадной продукции. Кэйд могла бы привести аргументы в пользу своей задержки здесь, если бы они договорились с «Девон канди».

– Пока я не могу вернуться, – произнесла она.

– Хорошо, побудь там еще недельку. Твой дедуля прав: тебе нужно немного поразвлечься. К тому же я уверен, что ты много узнаешь о наших шансах. Заложишь, так сказать, фундамент, и он поможет нам в будущем, если мы решим через несколько лет открыть там новое дело.

– Через несколько лет?

Без Сильвана в обозримом будущем жизнь вдруг представилась ей зловещей черной бездной. Кэйд задохнулась от ужаса, словно пошатнулась на краю этой бездны, и отчаянно взмахнула руками, пытаясь предотвратить падение.

– В зависимости от того, как мы договоримся с «Девон канди». Оставайся на неделю. Давай подробно обсудим все, когда ты вернешься на День благодарения.

Впереди еще две недели.

Закончив разговор, Кэйд расстроилась и вышла на улицу, чтобы развеяться. Она брела по старинным улицам Шестого округа, стараясь ни о чем не думать. Прохожие равнодушно проходили мимо нее, когда она, остановившись, разглядывала витрину магазина, полную старых игрушек, или замедляла шаги, вдыхая ароматы, доносившиеся из пекарни. Никто не уточнял, что такое райские запахи, но если бы Кэйд задумала создать Рай Небесный, то обогатила бы его ароматами пекарен и шоколадных кондитерских. Вскоре она поморщилась от запаха сточной трубы в какой-то fromagerie и, стараясь не вдыхать глубоко, обошла огромные бруски масла и круги сыра, от которых продавец отрезал для нее пробные ломтики. Кэйд с интересом наблюдала за ним, пока он рассказывал ей историю каждого сорта и уговаривал попробовать сыр, видела его настроение, веру и страсть к своему делу.

Когда она вернулась к своему парижскому дому, Сильван вышел из кондитерской и стоял, задрав голову и глядя на окна ее квартиры. Увидев Кэйд, он оживился. Она замерла перед ним, не зная, какими приветствиями им следует обменяться. Легкими поцелуями в щечки? Или в губы? В общем, Кэйд предпочла сунуть руки в карманы, сохраняя дистанцию. Его губы сжались в тонкую линию, которая получается на редкость выразительной только у французов.

– Ты знаешь, чего мне хотелось бы? Прогуляться, – заявила Кэйд, чтобы не получилось так, будто она просит его пойти с ней.

Сильван мог присоединиться к ней или нет; ведь в свободной стране каждый волен поступать, как ему хочется, в рамках закона, разумеется. Да, они находятся во Франции, но ведь и сами французы тоже считают, что живут в свободной стране. Кэйд не просила Сильвана пойти погулять с ней, и это важно учесть.

Она не выставила себя беспомощной, опустив щит, чтобы равнодушный отстраненный взгляд не смог разбить ее хрупкую душу. Сильван резко взмахнул рукой, словно ему не хотелось показывать свое удивление. Его темные глаза оценивающе смотрели на Кэйд, будто он был шоколадом, а она экзотическим джемом, и он размышлял о том, что получится, если их соединить.

Кэйд почувствовала, что предательский румянец снова расцветил щеки. Ее душа вдруг съеживалась в надежде, словно ей хотелось сжаться до эфирного состояния, залететь в тот тесный лифт и спрятаться на верхнем этаже в скромной квартирке, отпустив внешнюю оболочку, безрассудно гулять по миру, позволив ей делать любые глупости.

– Tu veux faire une promenade? – уточнил он, видимо, проверяя, верно ли она использовала слова.

Шоколадные глаза продолжали пристально изучать ее лицо, будто желали проникнуть внутрь и понять ее внутренние побуждения, но его лицо оставалось бесстрастным.

– Вместе со мной? – добавил Сильван.

Кэйд могла предпочесть прогуляться в гордом одиночестве. Или просто уединиться в своей квартирке. За исключением того, что квартирка находилась прямо над его лабораторией. Или улететь в Америку… Наилучший следующий шаг.

– Ты хочешь общаться со мной помимо… – Он показал на свою лабораторию.

Кэйд подумала, что вчерашняя встреча и совместный ужин благотворно повлияли на их с Сильваном отношения.

Теперь красные щеки уже сравнялись с алостью шарфа, но еще хуже то, что глаза ее отчаянно защипало: слезы. Вечно она рыдает в этой дурацкой стране! А вот дома никогда не плакала.

– Забудь, пустяки, – проговорила Кэйд по-английски, не вспомнив французского выражения, и развернулась на каблуках к своей парадной, до боли сжав руки в карманах пальто.

Сильван потянул ее за рукав, вынуждая остановиться.

– Мне хотелось бы этого, – произнес он по-английски.

Она моргнула, пытаясь загнать обратно дурацкие жгучие слезы. Его акцент и слова, сказанные по-английски, обезоружили ее.

Его рука осторожно пролезла в карман ее пальто и, завладев спрятавшимся в перчатке кулачком, вытащила его. Сильван крепко держал ее руку, хотя между ними оставалось еще два слоя их перчаток. Последний раз их руки переплетались, когда он завел руку Кэйд за голову и прижал к матрацу. Она заметила, что они впервые просто держатся за руки.

– Сегодня хороший день для прогулки, – добавил Сильван.

Хороший? Холодный, серый день с пронизывающим ветром и с намеком на снежную пыль в воздухе, которая вскоре обернется дождем. Да уж, хороший день для прогулки рука об руку двух людей с взаимной сердечной привязанностью, осознающих, что впереди ждет общий уютный дом, что один из них не останется в одиночестве к приходу зимы. Понимали ли они это? Понимали, что не расстанутся к приходу зимы?

Кэйд и Сильван шли по улицам, едва успевшим просохнуть после вчерашнего вечернего дождя. Проходили мимо магазинов, заполненных вещами, которые трудно было даже вообразить в каком-то другом городе. В одной витрине красовались старые деревянные клейма для оттиска на чьем-то фирменном масле, сбитом от собственной коровы. Другую украшало тончайшее белье насыщенного лавандового оттенка, расшитое вручную пурпурными кружевами. В очередной лавочке торговали ванилью. Ничего, кроме стручков ванили – с Таити, Мадагаскара, Мартиники.

Когда они приближались к Сене, сгустились сумерки. От воды несло холодом, хорошо, что они оделись тепло, по сезону. Сильван, показывая Кэйд парижские достопримечательности, свернул налево по верхней набережной, и они вступили на старейший из сохранившихся каменных мостов Пон-Нёф, который, естественно, считался Новым Мостом в начале семнадцатого века. Перед ними возвышалась позеленевшая конная статуя Генриха IV. Снизу донеслось пыхтение полузаполненного туристами речного трамвайчика, готового отчалить от пристани для вечернего путешествия по Сене.

Кэйд смотрела по сторонам, стараясь ничего не упустить. Она прожила здесь всего несколько недель. Каждое мгновение надвигающегося парижского вечера казалось ей чудом.

Убывающие лучи света коснулись двух конусовидных башен средневековой тюрьмы Консьержери, окрасив их розовым цветом, но потом они потемнели, словно ускользали в какую-то волшебную старую сказку. Проплывали суда, озаряя переливчатым светом черные воды. Мимо них промчался парень на роликах, они с легким режущим звуком скользили по тротуару. Кофейни начали заполняться закончившими трудовой день людьми, там они грелись и общались с приятелями. Ненавязчивая иллюминация выхватывала из темноты Лувр, являя гуляющим величественные здания одного из прославленных музеев Парижа.

Эйфелева башня возвышалась над городом точно маяк, посылая всем лучи своих прожекторов. Вдруг возникло какое-то оживление. Кэйд покрепче сжала руку Сильвана.

– Огоньки!

Она остановилась и, прислонившись к бетонному парапету набережной, взглянула вверх. Всего два раза ей удавалось увидеть это знаменитое мерцание, продолжавшееся по десять минут ежечасно. Сильван молчал. Когда Кэйд посмотрела на него, ее лицо сияло счастьем. По губам Сильвана блуждала легкая улыбка, но потемневшие глаза были серьезными. Почему? Может, он предпочел бы, чтобы они сразу занялись сексом, пропустив прогулку?

Эйфелева башня перестала мерцать, и люди вновь двинулись дальше. Хотя большинство прохожих даже не останавливались, спеша по делам резвой и уверенной парижской походкой. Поодаль на боковой улочке мужчина, поднявшись со скамейки, попытался остановить проходящую мимо женщину в черных сапогах и куртке.

Сильван решительно выпрямился, но женщина даже не замедлила шага, даже не взглянула на этого мужчину, и он, пожав плечами, вернулся на скамейку дожидаться другой возможности.

– Однажды я столкнула одного приставалу в Сену, – призналась Кэйд.

Сильван расхохотался.

– Неужели?

– Он попытался плюхнуться ко мне на колени! И тянул свою руку к моей… – Она показала на свою грудь.

– Ты спихнула его в воду? Серьезно? C’est bien fait pour sa gueule, alors! Жаль, что я не видел этого наглеца.

– Если бы ты увидел его, то, вероятно, ему не довелось бы искупаться, – сухо произнесла Кэйд. – Я заметила, что подобные индивиды привязываются только к одиноким женщинам.

– Connards, – пробурчал Сильван, мрачно взглянув на парня, вновь занявшего свой пост на скамейке. – И все-таки на это стоило бы посмотреть.

– Он ухватился за мой компьютер, чтобы сохранить равновесие, но рухнул в воду вместе с ним, – добавила Кэйд. – А знаешь, как сложно завести новый лэптоп во Франции?

– Нет… Тебе нужна помощь?

– Спасибо, я связалась с нашим техническим отделом, и через день мне доставили новый компьютер.

Он удивленно поднял брови.

– Понимаешь, я просто побоялась разрешить продавцу в магазине переустановить мою систему, – пояснила она. – Безопасность данных нашей компании…

– Я мог бы помочь тебе. Не думаешь же ты, что я украл бы ваши секреты?

Он сказал это особым тоном, подразумевавшим, что дело тут не в его честности, а в гордой чести – по мнению Сильвана Маркиза, компания «Шоколад Кори» не имела никаких секретов, достойных похищения. Очевидно, его не интересовал и секрет получения сверхприбылей.

Кэйд удрученно покачала головой. В нем она не сомневалась. Но это предложение о помощи в установке компьютера прозвучало приветом из другого мира, где нет множества услужливых подчиненных, но зато есть один верный друг.

Кэйд украдкой взглянула на Сильвана. Сейчас Шанталь казалась далекой и забытой, непостижимо, что она могла быть его любовницей. Но непостижимо также, что Кэйд могла спросить Сильвана про Шанталь, не рискуя испортить вечер.

– Так почему ты гуляла одна? – вдруг спросил он. – Кстати, о безопасности. Разве тебе не следовало бы обзавестись телохранителем?

Он покосился на выжидающего на скамейке мужчину, когда они проходили мимо него. Парень ничего не заметил, разглядывая женщину на противоположной стороне улицы.

– Только не в Париже. Здесь много богатых людей. И меня тут никто не знает. Я всегда думала, что Пэрис Хилтон спятила, выбрав столь скандальный способ парижского отдыха. Ты же понимаешь, что она могла обеспечить себе тайную личную жизнь.

– Здесь живут люди не такие богатые, как ты, – сухо отозвался Сильван.

– А я уверена, что если посчитать, то окажется, что в Париже самый большой процент богатых и знаменитых по сравнению с остальным миром. Некоторые магнаты из Эмиратов, расположившиеся здесь в собственных апартаментах, сочли бы меня представительницей среднего класса. Да и сам ты вполне состоятелен и, по-моему, более знаменит, чем я.

– Ну… не знаю насчет знаменитости… А уж если вспомнить, что я вырос в пригороде…

– Так же, как и я. Городок Кори тоже маленький. Своего рода захолустье.

– Если ты выросла в богатом пригороде, то он скорее ассоциируется с бывшим левобережным пригородом Сен-Жермен-де-Пре, который и пригородом-то можно назвать с натяжкой. А я вырос в неприглядном местечке Кретей.

– А какой он? – спросила Кэйд.

Сильван пожал плечами.

– Плохие школы, наркотики, насилие, отсутствие работы, никаких перспектив, никаких денег, безвыходное положение, с завидной регулярностью поджигались машины. Но из правил бывают и исключения. Хотя приходилось ломать людские стереотипы, самому создавая свою жизнь, пытаясь стать личностью. Именно это я стараюсь внушить Малику.

Кэйд внимательно смотрела на него. Она никогда бы не подумала, что этот элегантный мужчина, чьи руки способны превращать простые ингредиенты в нечто прекрасное, с непоколебимым высокомерием к превосходству своего искусства, с безупречным французским, из-за которого ее акцент становился таким неуклюжим и американским, с его страстностью, со сдержанным, но очевидным чувством стиля, с умением вполне цивилизованно выражать свои мысли… она даже представить не могла, что он рос и воспитывался не в изысканной благополучной среде.

– Ты не понимаешь, как странно звучат твои слова о том, что кто-то может счесть тебя представительницей среднего класса, – произнес Сильван.

Ладно, допустим, она преувеличила. Кэйд почувствовала, что смущенно краснеет, осознав, как могли быть восприняты ее слова.

– Но теперь у тебя есть деньги, – заметила она.

Кэйд видела, какие очереди выстраиваются в его кондитерскую, и могла прикинуть, какая выручка поступит в его карман при цене конфет по сотне евро за килограмм. Уж она-то поднаторела в подсчетах размера прибыли.

– Естественно, деньги у меня есть. У меня есть все необходимое. Но наши доходы просто несравнимы. Нельзя стать мультимиллионером на шоколаде, понимаешь?

Кэйд смотрела на него сосредоточенно и долго, пока не стало очевидно, что ей придется кое-что объяснить ему. Желательно при этом вбивать молотком по букве в его упрямую голову.

– Нет, не понимаю, – заявила она.

– На качественном шоколаде, – уточнил Сильван.

Она скрипнула зубами.

– А ты когда-нибудь размышлял, из каких денег складываются миллионы?

Ведь если бы он обдумал это, Кэйд сумела бы убедить его согласиться на продажу права создания шоколада с его именем. Тогда, несомненно, они смогут создать компанию в Европе. И она руководила бы европейским филиалом из Парижа…

– Нет, – небрежно бросил Сильван. – Не могу вообразить, что еще мне нужно бы купить для улучшения собственной жизни.

Вот это круто! Он говорил спокойно, уверенно, словно считал, будто его жизнь хороша, хороша настолько, что ему не приходится попусту тратить время, завидуя тем, у кого больше денег и владений. Подобное встречается в мире редко.

– О чем ты думаешь? – спросила Кэйд.

– О том, что не смог бы купить лишь одно.

Неожиданно Сильван улыбнулся легкой скользящей улыбкой, пронзившей ее чувства как молния, оставившая серебристые звездочки радости.

– Или, если смог бы, то приумножил бы то, чего у меня самого в изобилии.

Тонкий намек? Ему хотелось чего-то, что могло бы приумножить его шоколадный мир? Надежда шевельнулась в душе Кэйд, и она начала смаковать ее со всей своей богатой фантазией. Потому что как раз ее можно подкупить шоколадом или по крайней мере соблазнить.

Их прогулка продолжалась, они брели через столетия истории, от дворцового комплекса Лувра к старому железнодорожному вокзалу, вместившему музей Д’Орсэ, шли мимо вычурного декора моста Александра III с его золочеными скульптурами и витиевато украшенными фонарями, отчего у Кэйд возникло ощущение, будто ей следовало бы облачиться в тюрнюр и сапожки на кнопочках и подкатить в карете ко входу в парижскую оперу. Мимо них проезжали «Рено-Твинго», «Смарты» и «Порше», прорезая светом фар вечерний серый туман. Промчался экипированный мотоциклист, пригнувший голову к рулю и защищенный от холода дорогим оранжевым костюмом.

По мере удаления от Сены кварталы становились тише. Кэйд и Сильван пересекли несколько улиц и вышли к Елисейским Полям. Вечер начался совсем недавно, но когда, перейдя Сену около Эйфелевой башни, они направились к парковому комплексу Трокадеро, сгустились сумерки. Ноги Кэйд болели, но она мужественно терпела.

Сильван держал ее за руку, и она послушно следовала за ним на эспланаду к знаменитому фонтану Де Варсови. С этой выигрышной для обзора позиции фонтан каскадом ниспадал по ступеням и играючи выстреливал огромными струями воды под доминирующим над Сеной мерцающим железным символом романтической цивилизации.

– Так почему шоколад? – спросила Кэйд.

Вопрос прозвучал глупо. Почему бы кому-то, кроме нее самой, не выбрать шоколад в качестве жизненной стези? Это был бы логичный вопрос. Как можно противостоять искушению?

– Я с детства полюбил его. Полюбил работать с ним. – Сильван бросил на нее поддразнивающий взгляд. – И женщины не в силах устоять перед его вкусом.

Он произнес это так, словно хотел рассмешить Кэйд, но ей не хотелось смеяться.

– То есть это путь к женскому сердцу? – холодно промолвила она, стараясь не показать, как сильно ее задевает то, что она оказалась лишь одной из множества женщин, чьи сердца Сильван завоевал с такой легкостью.

Он сжал ее руку, разглядывая мерцающую городскую башню.

– Женские сердца немного сложнее, чем чувства. Поэтому нет, увы, не могу сказать, что мне удалось отыскать путь к женскому сердцу.

– А ты пытался?

Сильван медлил с ответом. Он пристально смотрел за реку на Эйфелеву башню, потом вдруг перевел взгляд на Кэйд, но ничего не сказал. Его четкий, точеный профиль мягко освещался уличными фонарями, карие глаза потемнели, черной шевелюрой играл ветер – может, один его молчаливый вид уже сам по себе был достаточно поэтичным ответом.

Однако он не дал ей путеводной нити.