Глава 14
– Сильван!
Тот прищурился, тряхнул головой и обернулся к Паскалю.
– Мы же хотели решить, какие конфеты готовим сегодня, – напомнил Паскаль, кивая в сторону старой потрепанной школьной папки, в которой хранилась пачка рецептов, собранная за десять лет. Вернее, ингредиенты рецептов. Методика и временные параметры хранились только в голове Сильвана.
Сильван потер лоб.
– Извини. Сегодня мне не удалось выспаться.
Губы Паскаля сложились в выразительную усмешку, свидетельствующую о том, что на ум ему пришла дюжина шуточек относительно бессонных ночей, но он предпочел придержать их до лучших времен.
– Передайте мне дела, а потом идите домой и отоспитесь. Вы и так пашете почти без выходных.
Дверь открылась, и в нее вошла Франсин, управляющая его магазином.
– Сильван, вы можете объяснить мне, что это за глупая серия репортажей о похищениях? Последние пару дней покупатели только об этом и спрашивают, а сейчас одна из живущих поблизости американок заявила, будто утром видела статью на сайте «Нью-Йорк таймс». И еще звонит какой-то репортер из «Ле монд». Правда, что какой-то американский шоколадный барон крадет ваш шоколад? Ко-рий?
Сильван прищурился еще сильнее.
– «Нью-Йорк таймс»? В сегодняшнем номере?
В смущении он попытался вспомнить, какое же время сейчас на противоположном берегу Атлантики. Но так и не смог, поскольку его никогда не волновало, что происходит на том самом противоположном берегу Атлантики.
– Говоришь, упоминали Кэйд Кори?
Франсин развела руками.
– Сама не читала. Но подозреваю, что статья есть в Сети.
Сильван молча бросил папку с рецептами и прошел в кабинет к своему компьютеру.
«Похитительницей Шоколада могла стать любая лакомка» – гласил заголовок кулинарной рубрики. Он усмехнулся. Прелестно. Всякий раз, как его имя мелькало в кулинарном разделе «Нью-Йорк таймс», в последующие пару месяцев он зарабатывал целое состояние на продажах американским туристам. У него и так уже сложился солидный контингент покупателей из американских знаменитостей и сумасбродных богачей, которым раз в неделю доставляли партии его конфет авиапочтой, и он мог наверняка увидеть расширение этого списка. Сильван испытал удовольствие, когда смотрел фильм Стивена Спилберга, или на персонажа, сыгранного Кейт Бланшет, или когда открывал «Гугл» на своем компьютере и представлял, как эти знаменитые деятели поедали его конфеты, работая над созданием своих шедевров.
«Последние два дня, – как сообщили блогеры, – похититель крадет всемирно известные шоколадные конфеты Сильвана Маркиза».
«Всемирно известный». Сильван усмехнулся. Пусть так, но всегда приятно видеть, как это повторяется теми, кто признан глобальным авторитетным источником новостей.
«Вероятно, в это дело замешана Кэйд Кори, дочь Мака Кори и совладелица компании «Шоколад Кори», в настоящее время живущая в Париже. Согласно нашим сведениям, она предоставила одной женщине на день свою кредитную карту – ссудив ей около тридцати тысяч долларов – в обмен на ее место на мастер-классе Сильвана Маркиза. А прошлым вечером, как было замечено, она проскользнула в закрытую мастерскую Сильвана Маркиза и через несколько часов покинула ее под покровом ночи».
«Правда, там ее поджидал сам Сильван», – подумал он, теряя нить сообщения из-за более ярких, вновь вспыхнувших в нем ощущений во время близкого общения с Кэйд Кори и живо представляя ее гордо вскинутую голову и настороженный взгляд, когда он застал ее на месте преступления в своей лаборатории.
«И сейчас, судя по всему, ее телефон должен постоянно звонить», – подумал он.
Лицо его отразило явные сомнения. Как отреагирует Кэйд на эту статью? Пришлось признать, что в основном его обеспокоило то, что она может перестать тайно красться по ночам в его лабораторию за шоколадом. А если прошедшая ночь станет единственной и их роману не суждено продолжиться? То, чем двое занимались в тайном молчании, может никогда не повториться, они могут даже отказаться признать, что между ними имелась связь. С годами жизнь научила Сильвана многому.
Он предоставил ей больше шансов, чем ему хотелось бы, больше возможностей для отступления, чем подсказывало ему чувство, оставшееся после их встречи в его лаборатории. Вчера ожидание казалось Сильвану невыносимо долгим, пока он проверял, не захочет ли Кэйд отклонить его притязания или передумать. Но она, казалось, не колебалась. Ни секунды. И это означало… сегодня это уже абсолютно ничего не означало. Можно ли удержать в руках легкокрылую бабочку? Так просто обольститься ее красотой и разрушить из-за нее всю свою жизнь. Суровая реальность стерла улыбку с его лица.
«Ça, alors… ça serait vraiment con!» – подумал он.
Он повел себя как идиот. Все знал о тонкостях обработки шоколада; и также отлично знал, что ему следовало потом приласкать ее, успокоить, охладив пыл до нормальной температуры, вернув к обычной жизни. А он не удосужился. Слишком поглощенный собственными переживаниями, просто околдованный случившимся – словно потер одну из своих склянок с ванилью, а оттуда вылетел суккуб со всеми вытекающими из этого последствиями.
Только после того, как Кэйд начала одеваться в том неловком молчании, у него хватило сообразительности попытаться спасти ситуацию, предложив ей горячего шоколада. Сильван приготовил его по лучшему рецепту, пытаясь искупить свою глупую невнимательность. С того момента он уже обдумывал каждое движение, каждое слово, стараясь вновь настроить Кэйд на сердечные отношения, заманить обратно в свои объятия. Специально не надевая рубашку, он даже не замерз, пока готовил горячий напиток. Но если его обнаженный торс и породил в ней вновь безумное вожделение, то она умело скрыла его.
Сильван не знал, помог ли тот шоколад исправить… хоть что-то. С женщинами все сложно, никогда не поймешь, о чем они думают. Похоже, ими движут какие-то странные инстинкты, после секса они почему-то становятся сумасбродными и загадочными. Казалось бы, секс мог вселить в них уверенность в собственных силах, подарив блаженное ощущение того, что мир этот устроен прекрасно, – но ничего подобного. С женщинами постоянно надо быть предельно внимательным и тактичным, а он оплошал.
Его попытки закинуть удочку на будущее, очевидно, не сработали. Ему подумалось, что вымогательская сексуальная игра может раздразнить женщину, которая, наряжаясь в кожаные легинсы, проникает в его лабораторию специально, чтобы ее там поймали, но Кэйд это жутко разозлило. В ушах еще звучал холодный стук пустой чашки о мрамор, точно лязг закрывшегося дверного засова.
Если он потерял ее, то по своей идиотской вине… Ça serait vraiment, vraiment con.
В этот момент зазвонил его собственный телефон.
А телефон Кэйд звонил не переставая, сводя ее с ума, точно назойливый зловредный шмель, пока наконец не вырвал из сонного блаженства. Счастливого, беспечного сна. Взяв мобильник, она увидела количество пропущенных вызовов от отца, деда и даже от Джейми, потом озабоченно потерла лоб и переключилась на сообщения своей почты. Поток входящих сообщений беспрерывно пополнялся из «Гугла». Вот наказание! Чем же на сей раз привлек Сильван Маркиз столько внимания?
Кэйд открыла первое сообщение, небольшую цитату на сайте «Нью-Йорк таймс», и увидела, что, помимо имени Сильвана, склоняется не только дерзкая похитительница, но и ее собственное имя.
От ужаса ее чуть не стошнило прямо в кровати.
Мобильник продолжал гудеть, точно растревоженный улей. Кэйд вскочила, забежала в ванную и надолго обнялась с туалетом, пока не убедилась, что рассталась со всем выпитым ночью горячим шоколадом. Вернувшись в комнату, Кэйд прочитала основные статьи. После чего ей пришлось опять заглянуть в туалет и еще немного пострадать над ним. Придя в себя, она открыла новый ноутбук, купленный вчера, и минут двадцать пыталась наладить работу Скайпа, набиралась мужества, чтобы стоически перенести вызванные ее безумствами неприятности.
Отец Кэйд, небритый, со всклокоченными после сна начинающими седеть волосами, еще пытавшийся выгнать дремоту из своих голубых глаз, практически потерял дар речи.
– У меня… просто… нет слов… Ты с ума сошла? Кэйд, зачем? У нас же есть для этого специалисты.
– Тебе не следовало позволять уличить себя, – добавил дед, выглядывая из-за отцовского плеча.
По сравнению с коренастым сыном он выглядел более стройным и изящным, с белоснежной шевелюрой, обрамлявшей морщинистое, но оживленное лицо, словно он давно бодрствовал, что в принципе вполне могло быть правдой. Дед привык спать по ночам всего по несколько часов. Его голубые глаза были светлее, чем у Кэйд или ее отца, Мака, поблекли с возрастом, но речи, неизменно яркие, полнились абсолютной уверенностью в каждом изрекаемом им слове.
– Я же предупреждал, чтобы ты не попадалась в ситуации, где тебя могут выследить!
– Когда ты собираешься вылететь домой? – спросил отец.
Кэйд нахмурилась, сосредоточенно покусывая ноготь большого пальца.
– А я не собираюсь. Пока не собираюсь.
Затянувшееся молчание. Из-за задержки передачи с видеокамеры ее отец замер, неподвижно взирая на нее.
– Зачем тебе задерживаться? Трудно придумать, какой еще ущерб ты надеешься нанести нам! Кэйд, я связался с «Уолл-стрит джорнал». Просто сделал дополнительный политический вклад на тот случай, если нам придется вытаскивать тебя из какой-то французской тюрьмы. Опомнись, ты же не Джейми!
Увы, почему-то Джейми всегда добивалась того, чего хотела, какое бы сумасбродство ни взбрело ей в голову. Протесты на саммите «Большой восьмерки», шествие с плакатом против применения слезоточивых газов для разгона антикапиталистических демонстраций, туристические поездки по миру, в то время как Кэйд еще со школы начала трудиться на их семейном предприятии. Сестра могла плюнуть на все дела и последовать зову сердца, причем ее отец да и сама Кэйд только поощряли ее выходки – предприятия Кори обеспечивали Джейми лейбористские программы на шоколадных плантациях, осуществление любых ее желаний. Кэйд подумала, что если бы в юности дерзнула попасть на первые полосы газет, выразив протест Всемирной торговой организации, то тоже могла бы стать свободной практически в тот же момент. Свободной следовать за своими мечтами. И тогда, вероятно, именно Джейми пришлось бы взвалить проблемы компании «Шоколад Кори» на свои плечи, поскуливая о том, что старшая сестра сбросила их на нее.
– Франция не станет утомлять себя экстрадицией из-за одного незаконного проникновения, поэтому если вернешься домой до того, как они выпишут ордер на арест, то сможешь избежать тюрьмы, – услужливо подсказал дед.
– Я еще не добилась того, зачем приехала, – упрямо возразила Кэйд.
– И мне пока не удалось облагородить шоколад вкусом шпината, – парировал дед. – Невозможно добиться всего желаемого.
Она посмотрела на экран. Значит, дед в одночасье превратился в ренегата, вот хитрец. А ведь сам всегда поддерживал ее, пока в прессе не всплыла фамилия Кори.
– Верно, но ты же не отказался от попыток. Да и прадедушка упорно сражался за тот молочный шоколад, даже после того, как спалил дотла ферму из-за своих экспериментов.
Это воспоминание внезапно придало ей уверенности. Как бы она сейчас ни огорчила своих родных, прадедушкины родные огорчились гораздо больше, когда он обратил в руины их отчий дом из-за одной несбыточной мечты. А посмотрите, чего они достигли благодаря его экспериментам.
И теперь благодаря ее стараниям они все… во власти настроения французского шоколатье.
– Давай перейдем сразу к делу, – заявила мать Сильвана, Маргерит, позвонив из Прованса, где Сильван помог купить дом вышедшим на пенсию родителям.
Везет как утопленнику. А он-то уже обрадовался, что увернулся от звонка «Монда».
– Значит, какая-то избалованная миллионерша вламывается в твой магазин и крадет шоколад? – Мать Сильвана, как обычно, очаровательно играла голосом, но милые оттенки несли такой колкий подтекст, что у сына загорелись уши.
– Как ты пронюхала об этом так быстро?
– Мой «Гугл» настроен на тебя, разумеется. А кроме того, проснувшись сегодня, я смогла спокойно принять душ только после десятка утренних звонков от наших друзей. Так это правда?
– На самом деле пока ей не удалось украсть ничего, кроме конфет, – уклончиво ответил он. – Она не нашла моих рецептов.
Да и они, в общем, ей не сильно помогли бы. В рецептах Сильван указывал лишь список ингредиентов. А весь процесс смешивания, температурных режимов и прочей обработки держал в голове.
– Maman, une alerte Google? – поинтересовался он.
– Почему ты сказал: «пока»? – оставив без внимания его вопрос, поинтересовалась мать. – Разве ты не задержал ее?
Сильван лихорадочно соображал, что ответить.
– Шоколад – дело тонкое.
Впрочем, и его личные дела не так-то просты. Пора закрывать тему.
– У меня все нормально, – успокаивающе добавил он.
Естественно, его мать не поняла намека на то, что это вовсе не ее дело. Никогда не желала понимать.
– Так ты не смог задержать ее? – мелодичный голос вызвал у Сильвана острый приступ негодования, даже уши опять загорелись. – Так и позволил ей просто уйти с твоими конфетами?
Мало того, он еще надеялся, что она вернется и похитит у него гораздо больше.
– Сложный вопрос.
– Что же в нем сложного?
– Она… очаровательная особа, – сконфуженно объяснил Сильван.
– О, нет, умоляю, не говори мне, что ты собираешься позволить какой-то взбалмашной богатой кукле воспользоваться твоей глупостью и похитить твои ценности. А заодно и разбить тебе сердце.
– Я и не позволю, – решительно заявил он.
Похоже, он начал врать. Это уже опасный признак.
– Сильван, – простонала мать, – неужели жизнь тебя так ничему и не научила?
Что за черт! Почему это все заранее принимаются оплакивать его?
Когда случались подобные утренние неожиданности, Кэйд обычно предпочитала долго стоять под душем, оттягивая момент возвращения к делам. Но в тесной парижской ванной ей удалось только залить бумажные обои на стенах и замерзнуть. Кончилось дело тем, что она набрала ванну и погрузилась в воду, оставив на поверхности лишь нос. Кэйд уже много лет не принимала ванны, и когда бодрящее воздействие этой процедуры закончилось, испытала смутную тревогу. Вдобавок она не сомневалась, что температура в квартирке не превышает шестнадцати градусов.
Она оделась с особой тщательностью, насколько возможно для женщины, привыкшей следить за своей внешностью, – безупречно подобранные тени для век, изысканная тушь для ресниц и долгие, чертовски долгие сомнения по поводу идеальной губной помады. Следующим этапом стал выбор безупречной пары брюк, равно привлекательных и деловых, но чтобы ни у кого и мысли не возникло о черных кожаных легинсах. Кэйд уже остановилась на шоколадно-коричневом оттенке, когда ее вдруг взбесила их цветовая связь с шоколадом, и вместо брюк она решительно достала короткую серую юбку-карандаш, серые в тонкую полоску колготки и высокие черные сапоги. Темно-бордовый свитер. И подвеску с черным жемчугом. Но к строгому комплекту требовалось подобрать длинное шерстяное пальто. Без пальто на улице и простудиться недолго. А если уж без пальто не обойтись, то хотелось в нем выглядеть достойно. И ее выбор пал на вызывающе красное шерстяное пальто.
Снаружи у дверей шоколадного магазина выстроилась очередь, и Кэйд, рискнув использовать украденный код при дневном свете, направилась к черному ходу. Правда, там вполне мог торчать какой-нибудь журналист с фотокамерой. Либо один из этих дьявольски любопытных кулинарных блогеров. Пожалуй, туда соваться не стоит!
Тогда она, усвоив уже местные обычаи, с важным деловым видом прошествовала мимо очереди и решительно вошла в дверь магазина. Ну ладно, попыталась решительно войти в магазин. На практике оказалось сложно проскочить и протиснуться через плотно сбитую толпу, жадно пожирающую глазами стеклянные витрины.
Кэйд взялась за ручку двери лаборатории.
– Мадам! – воскликнула одна из служащих в коричневом переднике, украшенном надписью «Сильван Маркиз». – Vous ne pouvez pas…
– Vous êtes Cade Co-ree? – услышала она радостное восклицание какого-то мужчины.
Она не удостоила вниманием никого, хотя вздрогнула при громогласном упоминании ее имени в этом магазине. Особенно ее фамилии. Слава богу, их материнская компания доступна лишь узкому кругу инвесторов.
Сильван и Паскаль склонились над потрепанной коричневой папкой, оба в поварских колпаках – более высокий из них венчал голову владельца. Заметив ее, Сильван мгновенно выпрямился и закрыл папку. Улыбнулся, но настороженно.
Кэйд, прищурившись, посмотрела на него.
– Можно мне поговорить с… – Она запнулась, сообразив, что обращение к этому французу сейчас представляло для нее неловкий выбор. Она могла также сказать «vous», обратившись к нему безукоризненно официально и профессионально, или «tu», интимно обнаженное перед всеми, кто мог услышать. К черту местоимения! Кэйд сделала вид, будто забыла даже азы французского языка и не может вспомнить ни слова.
– Мне хотелось бы поговорить без свидетелей…
Отступать поздно, осознала она, вспомнив, что задавала примерно такой же вопрос при первой встрече, закончившейся позорным изгнанием из его лаборатории. Если бы Сильван в сомнении поднял брови и сказал: «Это так важно?» – то Кэйд могла бы вспыхнуть со взрывоопасной силой, способной спалить содержимое этой папки. А где же именно он хранит сокровища, когда не просматривает их? Кэйд искала повсюду.
– Bien sûr, – любезно ответил он. – Если, конечно, мне выпадет честь услышать хоть слово по-французски.
Она рассердилась, пожалев, что у нее нет стека, чтобы постукивать по ноге с угрожающим или многозначительным видом. Он угадал ее колебание по важному выбору между «tu» и «vous» и поддразнил ее. Кэйд заметила, как Сильван ловко избежал в своем ответе упоминания о том, что сам он, безусловно, является вторым собеседником диалога без свидетелей.
А ведь ночью он перешел на «ты». Хотя она не могла вспомнить, перешла ли на «ты» сама.
– Par ici, peut-être, mademoiselle Кори. – Сильван взял ее под локоток.
От его прикосновения Кэйд будто ударило электрическим током.
– Полагаю, вы еще не бывали в моем кабинете, – добавил он с многозначительной иронией, поскольку они оба знали, что она заглядывала туда три ночи подряд.
И наконец употребил отстраненное «vous». Кэйд проглотила эту ледяную «пилюлю».
Сопроводив ее в кабинет, Сильван плотно закрыл дверь. Отпустив ее руку, он присел на край письменного стола и улыбнулся.
– Bonjour, – произнес он, сняв и небрежно бросив свой белый колпак на стол, и тряхнул головой.
Прошлой ночью Кэйд даже не дотронулась до его волос. Все произошло с такой ошеломляющей быстротой. Ее пальцы невольно задрожали, словно сожалея, что упустили шанс ощутить, так ли его волосы шелковисты, как выглядят. Она не сомневалась, что если бы сейчас сняла перчатки, то не удержалась бы от того, чтобы зарыться пальцами в его шевелюру и…
– Позвольте мне объяснить вам кое-что по поводу шантажа, – процедила Кэйд сквозь зубы. – Если вы хотите манипулировать кем-то, за кем водятся, так скажем, тайные грешки, то нельзя сообщать о них всем.
Его взгляд блуждал по ее красному пальто.
– Что? – Сильван посмотрел ей в лицо.
– Повторяю, если вы собираетесь шантажировать кого-то, то должны суметь удержать компрометирующую информацию в тайне.
Он уставился на ее грудь, словно пытался проникнуть взглядом под толстое пальто.
– О чем вы?
– Вы меня не слушаете?
– Я стараюсь, – признался Сильван, улыбнувшись. – Но прошлой ночью мне не удалось толком выспаться. И я невольно продолжаю грезить о причинах бессонницы.
«Слава богу, что я в пальто!» – подумала Кэйд. По крайней мере он не увидит, как затвердели ее соски или сжались бедра.
– Мне показалось, что вы допускаете мысль о шантаже. Я даже уверена в этом!
Шоколадные глаза Сильвана потемнели.
– Так тебе понравилась моя идея? Может, под пальто у тебя легкая пижамка или даже…
Она заметила, что Сильван опять перешел на «ты». Не пытается ли он свести ее с ума? Она уже не представляла, на что может подвигнуть ее его близость.
Хотя в такую словесную игру могут играть и двое. Никто в Париже, казалось, даже не понял, что она умеет говорить по-французски. Она могла, строя фразу, путано употреблять то «tu», то «vous», изображая полнейшую невинность.
– Да, та твоя идея понравилась мне гораздо больше, чем связь моего имени с похитительницей в «Нью-Йорк таймс». Тебе следовало подумать, прежде чем выкладывать им скандальные сведения.
Его брови поднялись.
– Ты полагаешь, что это я сообщил им? Неужели считаешь меня imbécile?
– Но ты же отказался от многомиллионного контракта, а потом мог решить, что выгоднее просто шантажировать меня. У меня пока не сложилось мнения относительно вашей сообразительности.
– Мне не выпала удача родиться лучшим шоколатье Парижа, – прищурившись, заявил он, – поэтому пришлось поработать мозгами, чтобы добиться успеха. А вы, видимо, родились владелицей «Шоколада Кори»?
Это был мучительный и вызывающий ярость удар. Именно так к ней вечно и относились, завидуя, что она унаследовала миллиарды, будто из-за них сама она превратилась в ничтожество. Но Кэйд упорно трудилась на благо своей компании, и факт ее рождения наследницей только подтвердил, что иногда фортуна улыбается достойным. Управление семейной фирмой стало целью ее жизни с того момента, как она утвердила свое появление в материнском чреве, вызвав у матери отвращение к запаху какао.
И пытаясь как-то проявить себя и сделать хоть какой-то собственный выбор, Кэйд глупо увлеклась и пустилась в немыслимую авантюру, пытаясь завладеть в Париже старинным рецептом изысканного темного шоколада во благо своей компании.
Пока она, закипая от гнева, размышляла над ответом, Сильван произнес:
– Какую связь мог иметь шантаж с вашей нелепой идеей контракта? Неужели ты подумала, будто я собираюсь использовать близость, возникшую между нами, ради наживы?
Кэйд молчала. В его глазах разгорался огонь возмущения.
– Прошлой ночью… после моих слов… ты подумала, что все это было ради денег? – Он резко встал со стола, оказавшись зажатым в тесном кабинете в шаге от нее. – И ты еще подумала, что это я не очень сообразителен? А все потому, что, видимо, ваше своеобразное понятие об интеллекте равносильно лишь способности отследить выстраивание цепочки из шести нулей за значимой цифрой!
«Девяти нулей», – машинально подумала она.
– А какое определение слова «интеллект»?
– Из множества значений мне близко одно… Это способность распознать нечто ценное в созерцаемом мире, – не задумываясь, ответил Сильван. – Или в мире вкусовых и… тактильных ощущений.
Кэйд покраснела. О чем он говорит? Об общей жизненной философии или о ней самой? Представляла ли она собой нечто ценное? В не связанном с деньгами смысле?
Ну вот опять… Ей нравились его вкусы и прикосновения. Смущение Кэйд придало лицу оттенок, близкий к малиновому цвету ее свитера, когда она вспомнила его потрясающие ласки и ошеломляющие прикосновения. Может, он имел в виду, что сам представляет собой некую ценность, а ей следовало распознать это по вкусовым и тактильным ощущениям? Тогда это просто очередной всплеск его высокомерия!
– Я вполне способна дать адекватную оценку вещам и явлениям, – резко проговорила она. – Именно поэтому я проникла сюда, пытаясь стащить рецепты ваших шоколадных конфет.
Чего бы она ни намеревалась добиться таким высказыванием, ей это явно не удалось, поскольку лицо Сильвана было непроницаемым, похожим на маску.
– Или уговорить Доминика Ришара, чтобы он продал мне свои рецепты, – капризно добавила она.
Его губы плотно сжались.
– Скажите мне еще кое-что. Ради шоколада Доминика Ришара вы могли бы также заняться с ним сексом?
Еще чего! Ведь импозантный Доминик Ришар был грубым неразборчивым волокитой. И она не лишалась умственных способностей, глядя на его руки. Или на его губы. Он не обладал красотой и совершенством движений.
Но Кэйд не собиралась объяснять это Сильвану Маркизу. Особенно сейчас, когда он напоминал оскорбленную, уползшую в свою раковину улитку, а ее смущение вдруг исчезло, сменившись усталостью.
– Мне не нужен ваш шоколад. Мне не нужны вы. – «Нет, нужен, нужен, чертовски нужен! – мысленно кричала она себе. – Замолчи, заткнись, идиотка!» – Я отзываю предложения о контракте.
Кэйд плохо помнила, как звучит эта фраза по-французски. Хотя видела ее в одном из своих пособий по деловым переговорам, которое нравилось ее учителю, но не уделила этой фразе должного внимания. И еще одно французское выражение она не выучила, поэтому перешла на английский и воскликнула:
– Идите к дьяволу, Сильван Маркиз!
После чего Кэйд удалилась.
