Глава 3. Жизнь — это путешествие, которое вы совершаете прямо сейчас

изделия аборигенов», — сказал с сильным австралийским акцентом человек в шортах и майке, протягивая мне деревянный ящик с предметами, похожими на примитивные каменные топоры. Он рассказал, что нашел их в какой-то глуши и хотел бы подарить мне.

Я только что закончил лекцию о силе разума, прочитанную в ходе турне по Австралии, и стоял на краю сцены, окруженный множеством людей, хотевших поговорить со мной. Прежде чем я успел хоть о чем-то спросить, этот человек исчез в толпе, оставив меня с ящиком в руках.

На протяжении следующих нескольких месяцев я не раз доставал эти каменные топоры из ящика и подолгу держал в руках, представляя себе истории, которые могли быть с ними связаны. Но чем ближе становилась дата отъезда, тем сильнее я чувствовал, что эти реликвии не должны покидать Австралию и что их нужно вернуть законным владельцам. Я связался со знакомым торговцем предметами искусства Трешемом Стюартом, который нередко покупал всякие артефакты у аборигенов. Через несколько дней Трешем позвонил и сказал, что один из вождей готов принять мой подарок. «Ты не хотел бы вручить его лично?» — спросил он.

Сидя в самолете, державшем курс на Дарвин, и глядя в иллюминатор на пустынную местность, я впервые осознал, насколько огромен Австралийский континент. На следующее утро, когда асфальтированная дорога сменилась грязным проселком, а затем и полным бездорожьем, я еще раз прочувствовал всю необычную и манящую красоту этого пейзажа. Места становились все более безлюдными.

Джип, который Трешем взял напрокат, хорошо справлялся с бездорожьем, но к полудню жара стала невыносимой. После очень долгого пути без всяких признаков человеческого жилья мы добрались наконец до нескольких довольно жалких лачуг, которые явно требовали ремонта. Из них выбежали детишки и обступили меня. Они были в грязи, их одежда больше напоминала лохмотья, но глаза светились радостью и любопытством. Почти сразу же на меня напали австралийские мухи, о которых я так часто слышал, но с которыми мне не довелось встретиться в городе. Они присасывались, словно пиявки, залезали в уши и ноздри. Я пытался стряхивать и отгонять их, но они не отставали. Дети смеялись и передразнивали мои отчаянные жесты.

Меня пригласили в одну из хижин. Там было трое мужчин. Тот, что был в центре, казался старше остальных. На его лице была ритуальная раскраска, которая местами потрескалась и осыпалась. На нем не было никакой одежды, кроме набедренной повязки. Протягивая ему ящик, я подумал: «Кто этот странный человек и что я здесь вообще делаю?»

Вождь открыл ящик, достал оттуда один из топоров и начал его внимательно рассматривать. Затем он поднял на меня взгляд и посмотрел прямо в глаза. Казалось, что он смотрит не на меня, а заглядывает прямо в душу. Несколько минут никто не произносил ни слова. Я явственно чувствовал, что он видит меня насквозь. Ощущение было странным, но не неприятным.

Наконец он сказал что-то Трешему, и тот перевел: «Он выражает тебе благодарность и просит провести с ним сегодняшний день и вечер. В твою честь он устроит церемонию». Я был в смятении и не знал, что ответить. «Послушай, это большая честь, — добавил Трешем. — Я никогда не видел, чтобы он делал что-то подобное».

Я согласился, и Трешем вышел, чтобы присмотреть себе очередные покупки. Один из аборигенов, одетый в майку и джинсы, представился мне: «Меня зовут Сэм. Хотите есть?» Я сказал, что умираю от голода, и он повел меня в помещение, которое можно было бы назвать кухней. Там он предложил мне что-то похожее на тушеное мясо с овощами. Я не стал уточнять, что это такое, но мухам блюдо, очевидно, нравилось. Когда Сэм полез черпаком в кастрюлю, оттуда взлетел целый рой. Я попытался скрыть свою реакцию, но он, заметив мое смущение, успокоил меня: «Не волнуйтесь. Мухи только добавляют вкуса». Не думаю, чтобы эти слова меня убедили. Аппетит сразу же куда-то пропал, но мне не хотелось обижать хозяев и я все-таки проглотил несколько ложек. При этом меня не оставляла мысль о том, смогу ли я выжить после отравления.

Вечером мы собрались у костра: трое старейшин, Сэм, Трешем, я и две женщины, одной из которых было не меньше восьмидесяти лет. Вождь нанес свежую раскраску на лицо и тело. Собравшиеся запели песню, и, хотя я не понимал слов, моя душа откликалась на нее. Я когда-то читал, что раньше аборигены измеряли расстояние временем, в течение которого длилась какая-то определенная песня. Песни, состоявшие обычно из сотен строф, были для них своего рода картами. Мне подумалось, что я как раз слышу одну из них.

«Эта церемония должна разбудить в тебе любовь к путешествиям, — сказал Сэм. — Мой дед говорит, что белые люди ценят не путешествие, а только то, что приобретут в его конце. Ты — белый человек».

Эти слова меня задели. Мне было обидно, но интуитивно я понимал, что он прав.

Прежде чем я успел ответить, вождь встал и начал исполнять танец между символами, нацарапанными на земле. Его движения были на удивление легкими. Он, словно в трансе, перескакивал от одного символа к другому. На одних он останавливался и затягивал песню, другие перескакивал, в то время как остальные пели хором и дули в деревянные дудки, звуки которых наполняли ночной воздух. Все это оказывало на меня прямо-таки гипнотическое воздействие, и я не заметил, как пролетело несколько часов. Внезапно церемония закончилась, и все разошлись без всяких разговоров и объяснений.

Трешем притащил из джипа несколько одеял. Мы провели эту ночь под звездным небом. Перед тем как уснуть, Трешем тихо пробормотал себе под нос: «Никогда не видел ничего подобного».

Наутро Сэм попросил нас подвезти его в город. По пути я начал расспрашивать его о церемонии, которую устроил для нас его дед, и он рассказал о традиции ухода из племени: «Это происходит внезапно. Просто кто-то вдруг чувствует, что пора уходить. Иногда такое решение принимается накануне, а иногда — прямо не сходя с места».

Сэм продолжал рассказывать о том, как люди уходят в пустынные места, взяв с собой лишь то, что могут унести. По его словам, в этих скитаниях не было ни смысла, ни цели, ни даже определенного направления. Иногда люди уходят на несколько недель, а порой и месяцев. Никто не знает, сколько продлится путешествие и куда оно заведет. «Они не отправляются куда-то, а просто уходят, — объяснял Сэм. — Человек испытывает что-то необычное, когда отправляется в путешествие без всякого мотива и цели. В нем происходят внутренние изменения».

Наступило длительное молчание. Затем Сэм произнес: «Обычно мы не говорим об этом, но раз уж вы подарили нам вещи наших предков, дед сказал, что вам тоже надо что-то подарить. Церемония была устроена для того, чтобы научить вас путешествовать».

Я взглянул на Сэма, но он продолжал говорить куда-то в сторону. «Наш народ верит, что у каждого свое путешествие и каждый день — это шаг по пути, которым мы идем. Мы должны чтить каждый прожитый день». Это было сказано как нечто само собой разумеющееся.

Сэм посмотрел на меня, чтобы увидеть мою реакцию. Я попытался еще что-то спросить, но он остановил меня: «Вы не поймете суть путешествия разумом. Осознать это можно, лишь пережив его лично». С этими словами он выпрыгнул из джипа, остановившегося на перекрестке в пригороде Дарвина, и попрощался.

Вспоминая это событие, происшедшее почти двадцать лет назад, я не могу с уверенностью сказать, какое влияние оказала на меня церемония, но оно несомненно было, потому что следующие двадцать лет я провел как кочевник, не оставаясь на одном месте дольше трех месяцев, и страсть к путешествиям до сих пор не покидает меня.

Жизнь сама по себе — большое путешествие. Оно не имеет точки назначения, и наше счастье зависит от того, насколько мы это осознаем. Каждый прожитый момент — это часть путешествия. Каждая секунда способна принести нам радость. Семейная жизнь, работа, хобби, утренняя прогулка, общение с друзьями дают прекрасные возможности пережить моменты счастья. В этих простых будничных делах и кроется смысл нашей жизни.

Иудейский богослов Мартин Бубер рассказывает старую хасидскую легенду об одном учителе, который жил необычайно насыщенной и счастливой жизнью. После его смерти у учеников спросили: «Что было для вашего учителя самым главным?» «То, что он делал в данный момент», — ответили они.

Можно ли жить только сегодняшним днем? На первый взгляд, это слишком идеалистический подход. Как можно не думать о завтрашнем дне? У нас есть семьи, кредиты, обязательства, планы. Неужели мы должны игнорировать все это? Разумеется, нет. Наши обязанности всегда останутся с нами, но необходимо ценить то, что происходит в нашей жизни именно сегодня. Надо прожить этот день сполна. Если мы сможем это сделать, то завтрашний день сам позаботится о себе.

Наша жизнь представляет собой сплошное приключение. Оно всегда рядом с нами, но зачастую мы его не замечаем. Где же мы в это время находимся? В своих мыслях. Мы усиленно размышляем о других вещах. Думаем о прошлом, которое нам не дано изменить. Строим планы на будущее, которое еще не наступило. Мы не видим, что происходит у нас под носом прямо сейчас, и не пропускаем через себя каждый момент. Такой подход к жизни необходимо изменить.

Мы не можем испытывать счастье в прошлом или в будущем. Мы можем быть счастливы только в данный момент. Мы можем радоваться жизни только здесь и сейчас. Только сейчас мы можем быть теми, кто мы есть на самом деле. Все, что происходит в нашей жизни, случается сейчас.

Много лет назад, путешествуя по Тибету, я видел, как создаются рисунки из песка. Каждый день на местном рынке монахи, одетые в оранжевые накидки, выкладывали разноцветные песчинки, рисуя сложные формы. Все детали прорабатывались с необычайной тщательностью. Над каждой картиной трудилось не менее шести монахов. Приходя день за днем на рынок, я наблюдал, как картина постепенно приобретает законченный вид. Для ее создания обычно требовалось больше недели. Затем следовала торжественная церемония, а после нее происходило нечто неожиданное. Картину просто стряхивали на землю. Сотни часов, потраченных на создание уникального произведения, уничтожались одним движением руки. Меня это всегда удивляло.

Увиденное шло вразрез с нашим западным менталитетом. Мы привыкли, что целью любого труда является некий результат. Для нас особую важность имеет то, что мы создаем, затрачивая свои усилия, но для буддистов процесс важнее конечного результата. Главной ценностью для них является ежесекундное внимание, которое требуется в ходе создания картины, а не картина как таковая. В этом заключается важный урок для тех, кто стремглав мчится по жизни в погоне за успехом.

Буддийские монахи практикуют рисование из песка с заключенными в тюрьмах. Поначалу арестанты относятся к этому занятию скептически, но затем, как правило, включаются в процесс и отдаются ему с энтузиазмом. Они не просто отдыхают, но и, как ни странно, становятся увереннее в себе.

И в этом нет ничего удивительного. Что способно помочь человеку лучше осознать смысл жизни, чем понимание того, что главная ее цель и ценность кроются не в том, чего мы достигли и чем владеем, а в самом факте, что мы живем.

Дзен-буддизм учит проживать жизнь секунда за секундой. Для этого используются различные медитации и другие приемы. Один из них состоит в том, чтобы думать о настоящем времени не как об абстрактной концепции, а как о месте, куда можно прийти. Это место находится как бы в ином измерении, где человек начинает мыслить как ребенок. Находясь в полном сознании, он отбрасывает от себя все заботы, тревоги, ожидания и наслаждается лишь текущим моментом жизни.

Когда происходит подобная релаксация сознания, пусть даже на короткое время, восприятие окружающей действительности изменяется. Она начинает восприниматься непосредственно, минуя фильтр концептуального мышления. Что же мы в этом случае видим и чувствуем? Все начинает казаться ярче и полнее. Мы приходим к выводу, что нам не требуется ничего кроме того, что у нас уже есть. Мы с удивлением замечаем, насколько прекрасно и чудесно все, что нас окружает.

Люди часто допускают ошибку, откладывая счастье на потом. Мы так заняты своими делами и целями, что забываем о счастье, которое доступно прямо сейчас. А достигнув цели, которая казалась нам такой важной, мы вдруг обнаруживаем, что счастье опять ускользнуло от нас, поскольку нам хочется уже чего-то другого. Будда хорошо понимал это. Он учил, что каждое исполненное желание порождает новое желание. Такова природа бытия. Вы никогда не добьетесь счастья, реализуя все новые цели и накапливая все больше приобретений. Счастье в том, чтобы наслаждаться процессом движения к цели и ценить каждый момент жизни.

Старайтесь в каждом прожитом дне находить радостные и счастливые события. Вы сами заметите, как их много. Думайте о счастье как о состоянии, которое можно пережить множество раз в течение одного дня.

Мы стремимся к счастью, к тому, чтобы жить полной и насыщенной жизнью и быть в ладу с самими собой. Мы ищем счастье где угодно, но только не там, где находимся в данное время. Довольно искать. Приглядитесь к окружающей жизни — и вы обнаружите, что оно доступно вам в любой момент. Все мы являемся участниками увлекательного путешествия, которое происходит прямо сейчас.