Эпилог
В последующие месяцы я имел связь с Билли только по почте и по телефону. Он продолжал надеяться, что апелляционный суд отменит решение, по которому его отправили в Лиму, и он сможет возвратиться в Афины, чтобы продолжить лечение у доктора Кола.
14 апреля 1980 года, на втором пересмотре дела, судья Кинуорти отклонил обвинения в оскорблении суда, выдвинутые адвокатом Билли против директора клиники Роналда Хаббарда и директора медицинской части Льюиса Линднера, обвиняя их в том, что они не лечат Билли как множественную личность. Судья решил, что Билли останется в Лиме.
Большую часть 1979 года Законодательное собрание Огайо рассматривало изменения, вносимые в существующие законы, касающиеся лиц, признанных невиновными по причине безумия. Прежде чем переводить больного человека в учреждение с менее строгим режимом (как требовал того закон), окружной прокурор будет иметь право потребовать судебного разбирательства в рамках закона, действующего на момент совершения преступления. Пациент будет иметь право на пересмотр дела через каждые 180 дней, вместо 90. Слушание будет происходить публично, в присутствии прессы и телевидения. Вскоре это стали называть «Законом “Коламбус диспэч”» или «Законом Миллигана».
Берни Явич, бывший обвинителем по делу Миллигана, позднее сказал мне, что он участвовал в подкомитете Ассоциации прокуроров штата Огайо, который работал над проектом нового закона. Явич сказал:
– Я думаю, эта группа собралась в ответ на протесты против того, что происходит с Миллиганом…
Новый закон, билль Сената №297, был принят 20 мая 1980 года. Судья Флауэрс сказал мне, что новый закон прошел благодаря делу Билли.
1 июля 1980 года я получил письмо с почтовым штемпелем Лимы. На обороте конверта было напечатано слово «Срочно». Открыв конверт, я увидел письмо от Билли на трех страницах, написанное арабской вязью. Переводчик сказал, что это превосходный арабский язык. Вот отрывки из письма:
"Иногда я не знаю, кто я или что, а бывает, не узнаю окружающих. В голове отдается эхо голосов, но я их не понимаю. Возникают лица, словно из темноты, но мне страшно, потому что ум мой распался.…Моя [внутренняя] семья фактически существует отдельно от меня, я с ними не контактирую, и это уже давно… События за последние недели были не особенно хороши: но я за это не отвечаю. Ненавижу все, что происходит вокруг, но мне не остановить это, ничего не изменить…"
Письмо было подписано: «Билли Миллиган». Несколько дней спустя я получил еще одно письмо, объясняющее, кто был автором первого послания:
"Извините за письма, написанные не на английском. Меня смущает то, что я все делаю неправильно. Артур знает, что вы не говорите по-арабски, но все равно посылает вам это глупое письмо.Артур никогда не старался произвести впечатление, значит, он спутал себя с кем-нибудь и забыл об этом. Артур учил Сэмюэля арабскому, но Сэмюэль не умеет писать на арабском. Артур говорит: хвастаться плохо. Я хотел бы, чтобы он поговорил со мной. Происходит что-то плохое, и я не знаю почему.Артур говорит и на суахили. В Ливанской тюрьме Артур прочитал много книг об основах арабского языка. Он хотел исследовать пирамиды и египетскую культуру. Ему надо было выучить их язык и узнать, что они написали на стенах. Однажды я спросил Артура, почему его так интересовала эта груда треугольных камней. Он сказал мне, что его не очень интересует то, что внутри гробницы, но это может дать ключ к тому, как эта гробница попала туда. Он что-то сказал о том, что все это противоречит закону физики и он хотел бы получить ответ. Он даже сделал маленькие пирамидки из картона, но Дэвид сломал их.Билли-Н"
В это время в клинике, по словам Билли, было много агрессии, санитары избивали пациентов, но из всех личностей, кроме Рейджена, лишь Кевин восстал против санитаров. В знак признания Артур вычеркнул его из списка «нежелательных».
Кевин написал мне 28 марта 1980 года:
"Произошло что-то плохое, но я не знаю что. Полный распад – лишь дело времени, и Билли уснет навсегда. Артур говорит, что в Билли еще остался вкус к сознательной жизни, но, к сожалению, вкус этот горький. Здесь он день за днем все больше слабеет. Не может понять ненависти и ревности начальников этого учреждения. Они подначивали других пациентов бить его и заставляли Рейджена драться, но Билли не мог отозвать Рейджена… уже не мог. Врачи плохо о нас говорят, и ведь они правы, вот что больно…Мы, я – уроды, недоразумение, ошибка природы. Мы ненавидим это место, но только здесь нам и жить. Нас не очень-то хорошо приняли, верно?Рейджен все прекратил навсегда. Ему пришлось это сделать. Он сказал, если не говоришь, то никому не причиняешь вреда – ни внутри, ни снаружи. Никто ни в чем не сможет нас обвинить. Рейджен выключил слух. Внимание будет обращено внутрь, и это приведет к полной блокировке.Отгородившись от реального мира, мы сможем мирно жить в своем собственном мире.Мы знаем, что мир без боли – это мир без чувств… но ведь мир без чувств – это мир без боли.Кевин"
В октябре 1980 года Департамент штата по проблемам психического здоровья сообщил, что клиника в Лиме больше не будет считаться государственной клиникой для психически больных преступников и станет тюрьмой, подведомственной Департаменту исправительных учреждений.
В газетах опять появились заголовки, гадающие, куда именно переведут Миллигана. Возможность того, что его могут перевести обратно в Афины или в другое учреждение с минимально строгим режимом, заставила прокурора Джима О’Грейди потребовать, чтобы, согласно новому закону, Билли перевели в Коламбус для пересмотра приговора о его безумии. Судья Флауэрс согласился провести слушание.
Сначала намеченное на 31 октября 1980 года, слушание было отложено по взаимному соглашению на 7 ноября, после дня выборов. Все согласились, что политики и пресса не должны сделать из этого слушания политическое событие.
Но чиновники Департамента по проблемам психического здоровья использовали перенос дела, чтобы предпринять некоторые шаги. Они информировали прокурора О’Грейди о том, что принято решение послать Миллигана в Центр судебной медицины в Дейтоне, который открылся в апреле. Это новое учреждение с максимально строгим режимом было окружено двойным забором с натянутой поверх него спиралью из острой ленточной проволоки, внутри которой проходила колючая проволока. Система безопасности была самая надежная, более жесткая, чем в большинстве тюрем. Прокуратура отложила это требование до проведения слушания.
19 ноября 1980 года Билли Миллигана привезли в Дейтонский центр судебной медицины. Артур и Рейджен, чувствуя отчаяние Билли-Н и боясь, что он может попытаться убить себя, снова усыпили его.
Когда Миллиган не находился в комнате для свиданий, он читал, писал или делал эскизы. Рисовать красками ему не разрешали. Его посещала Мэри, молодая девушка, пациентка на амбулаторном лечении, с которой он познакомился в первые месяцы пребывания в Афинах. Она переехала в Дейтон, чтобы каждый день приходить к нему. Билли вел себя хорошо. Он сказал мне (автору этой книги), что с нетерпением ждет, когда пройдут 180 дней и состоится слушание. Возможно, судья Флауэрс решит, что ему не требуется максимально строгий режим, и отошлет его в Афины. Он знал, что доктор Кол мог вылечить его, снова сделать его цельным человеком и вернуть Учителя. При спящем Билли-Н, сказал он, дела обстояли так, как все было перед тем, как доктор Корнелия Уилбур разбудила его.
Я видел, что Миллиган распадается. Несколько раз во время моих посещений он говорил мне, что не знает, кто он. При частичном слиянии он стал человеком без имени. Он сообщил, что Рейджен потерял способность говорить по-английски. Личности перестали разговаривать друг с другом. Я предложил вести ежедневные записи, чтобы тот, кто занимал пятно, мог писать сообщения, письма. Некоторое время так и было, но интерес пропадал, и записи делались все реже и реже.
3 апреля 1981 года прошел 180-дневный срок, и было проведено слушание. Из четырех психиатров и двух специалистов в области психического здоровья, которые дали показания, только доктор Льюис Линднер из Лимы, который не видел его пять месяцев, показал, что Билли следует держать в условиях максимально строгого режима.
Прокурор представил суду письмо. В нем Миллиган, очевидно, излагал свою реакцию на известие, что другой пациент в Лиме планирует убить доктора Линднера: «Твоя тактика абсолютно неправильна… Думал ли ты о том, что не многие доктора согласились бы лечить тебя, зная, что могут пострадать, если скажут что-то не то? Но фактически, если Линднер нанес тебе непоправимый ущерб и если ты чувствуешь, что твоя жизнь закончена, потому что ты собираешься провести остаток жизни за решеткой, я благословляю тебя».
Когда вызвали Миллигана для дачи показаний и попросили назвать под присягой свое имя, он сказал: «Томми». Томми объяснил, что письмо написал Аллен, пытаясь отговорить другого пациента от убийства доктора Линднера: «Неправильно убивать людей только потому, что они выступают против тебя на суде. Сегодня доктор Линднер выступил против меня, но я же не убью его за это ».
Билли в Центре судебной медицины в Дейтоне. 20 февраля 1981 г.
Судья Флауэрс отложил свое решение. Газеты разразились статьями против перевода Миллигана в Афины.
В ожидании решения своей судьбы Аллен проводил большую часть времени в Дейтоне, работая над обложкой для этой книги. Он хотел послать редактору несколько набросков на выбор, но однажды утром проснулся и обнаружил, что, пока он спал, вышел кто-то из детей и разрисовал наброски оранжевым мелком. Утром, в последний день срока, Аллен работал без отдыха и вовремя закончил картину.
21 апреля 1981 года районный апелляционный суд четвертой инстанции штата Огайо рассмотрел решение суда, по которому Билли был отправлен в Лиму. Суд решил, что его перевод из учреждения с менее строгим режимом в клинику с максимально строгим режимом – государственную клинику в Лиме – «без уведомления его или его семьи, без разрешения пациенту присутствовать, консультироваться со своим адвокатом, вызывать свидетелей, то есть без предоставления ему права на слушание по всей форме закона является грубым нарушением. Необходимо отозвать приказ о переводе и возвратить пациента в то место, где он находился до незаконного перевода».
Хотя апелляционный суд и квалифицировал перевод как судебную ошибку, было решено, что ошибка не нанесла ущерба, поскольку дело Миллигана заслушивалось также в округе Аллен, где было обнаружено «на основании достаточных и веских улик, что апеллянт, в силу психического заболевания, представляет опасность для себя и для других». Поэтому апелляционный суд не согласен с действиями судьи Джоунса, но и не станет переводить Билли в Афины.
Голдсберри и Томпсон опротестовали это решение в Верховном суде штата Огайо.
20 мая 1981 года, через шесть с половиной недель после последнего слушания, судья Флауэрс сообщил свое решение. Судебная запись дает два объяснения.
Первое: «Суд в своем решении опирается на вещественное доказательство №1 [письмо] и его интерпретацию в показаниях доктора Льюиса Линднера. Суд находит показания убедительными в той части, что в настоящее время Уильям С. Миллиган демонстрирует отсутствие моральных сдерживающих факторов, факт знакомства с криминальной субкультурой и безразличие к человеческой жизни».
Второе: судья решил, что показания доктора Дэвида Кола, данные в письменном виде, где он говорит, что «не хотел бы соглашаться с наложенными судом ограничениями», делают Афинский центр психического здоровья «недостаточно соответствующим требованиям».
Без ссылок на других психологов и психиатров, которые в своих показаниях утверждали, что Миллиган не опасен, судья Флауэрс вынес решение о длительном лечении в клинике судебной медицины в Дейтоне «как наименее строгой альтернативе, отвечающей целям лечения подзащитного и общественной безопасности». Далее судья Флауэрс обязал Миллигана лечиться в Дейтоне у психолога (которая еще раньше предупредила судью, что у нее нет опыта лечения множественной личности) «за свой [т. е. Миллигана] счет».
Это решение было вынесено через три с половиной года после ареста Билли Миллигана и суда, где судьей был Флауэрс; и через два года и пять месяцев после того, как судья Флауэрс нашел его невиновным по причине безумия.
Алан Голдсберри немедленно послал апелляцию и краткое письменное изложение дела в Десятый апелляционный центр округа Франклин, штат Огайо, оспаривая билль Сената №297 («закон Миллигана») как отказывающий в равной защите со стороны закона и не дающий гарантии справедливого судебного разбирательства, а потому неконституционный. Он доказывал также, что применение билля к Миллигану – это нарушение пункта Конституции штата Огайо, направленного против законов, имеющих обратную силу.
Казалось, Билли не огорчило ни постановление апелляционного суда, ни решение судьи Флауэрса. У меня создалось впечатление, что он устал от всего этого. Мы с Билли все еще часто говорили по телефону, и время от времени я навещал его в Дейтоне. Иногда это был Томми, иногда Аллен или Кевин. А иногда это был человек без имени. В одно из моих посещений, когда я спросил, кто передо мной, он сказал:
– Я не знаю, кто я. Внутри пусто.
Я попросил его рассказать, что он ощущает.
– Когда я не сплю и не на пятне, – сказал он, – это похоже, как будто я лежу лицом вниз на бесконечном стекле и вижу сквозь него. За стеклом, в необозримой глубине, видны словно звезды в космосе, а потом появляется круг, луч света. Словно этот луч исходит из моих глаз, потому что он всегда передо мной. Вокруг луча лежат в гробах некоторые из моей «семьи». Гробы не закрыты, потому что они еще живы – они спят, ожидая чего-то. Есть несколько пустых гробов, потому что не все пришли туда. Дэвид и другие младшие хотят еще пожить, а старшие уже перестали надеяться.
– Как называется это место? – спросил я его.
– Дэвид дал ему имя, – сказал он, – потому что нарисовал его. Он называет его Местом Умирания.
Назад: Глава двадцать третья
Дальше: Послесловие
