Глава 5
Бакен
1
— Быстрее, быстрее, — поторапливал голос.
По коридору аэропорта, расталкивая пассажиров, протискивалось семейство. Отец с чемоданом и большим бумажным пакетом. Мать, волочащая за руку малыша. Мальчонка с рюкзаком за плечами — похоже, ученик младших классов, — изо всех сил старающийся не отставать от остальных. Касуми отошла влево, пропустив спешащих, и безразлично посмотрела им вслед — что за спешка? Пассажиры с ее рейса, приземлившегося в аэропорту Титосэ, в основном были туристами. Оживленная, веселая толпа заполонила коридор, мешая проходу. Семейство — на лицах нетерпение, — то и дело окликая друг друга, с трудом пробиралось вперед.
Касуми огляделась по сторонам. Белые панельные стены, натертый до блеска пол, большие окна от пола до потолка, за ними — взлетная полоса. На токийских станциях, которыми регулярно пользовалась Касуми, во главу угла ставилась функциональность; внутри мельтешили люди, поднимая невидимую глазу пыль. На платформах повсюду налеплены комки жвачки, тут и там темные липкие пятна от пролитых напитков. Грязно и шумно. Но Касуми так больше нравилось. А здание аэропорта ничем не пахло и было слишком светлым. Касуми боялась, что в какой-то момент утратит чувство реальности. Если бы не семья торопыг, она сама, возможно, не осознала бы, что двигается.
Касуми поправила нейлоновую сумку на плече. Хотя она приехала всего на три дня, сумка была довольно большой. На то были причины. В сумке лежали новая одежда и обувь для Юки. На следующий день после съемки передачи и звонка из Отару Касуми пошла в магазин и сделала покупки.
Юка любила зеленый цвет. В то утро, когда она исчезла, на ней были зеленая футболка, белые шортики и черная кофта. Поэтому Касуми остановила свой выбор на футболке оливкового цвета и джинсах. Обувь — черные кроссовки. Носовой платок с котенком Китти и обруч для волос, в шотландскую клетку. В душе ее лихорадочно боролись два чувства: надежда (а вдруг!) и осторожность (как оправиться в случае разочарования?). И кроме того, в каком-то другом измерении потихоньку росло еще одно решение.
Вчера вечером Риса, получив от матери одежду точь-в-точь такую же, какая была куплена для Юки, кружила по комнате в новых черных кроссовках и с обручем на коротких волосах, приговаривая: «А у меня наряд, как у Юки!» Вдруг лицо у нее стало озабоченным:
— Мамочка, а если эта девочка окажется не Юкой, что же будет с одеждой?
— И правда, что же будет с одеждой?
— У меня такая уже есть, мне больше не надо.
— Хм.
— Не выбрасывать же.
Касуми рассматривала обруч — согнутый в дугу кусок пластика для детской головки, намного меньшей, чем у взрослого человека. Ободок целиком умещался у нее на ладони. Неужели детская головка такая крошечная? Касуми невольно бросила взгляд на Рису. Рисе было всего шесть, так что головка у нее была еще меньше. Касуми не могла реально представить себе размеров девятилетнего ребенка. Как бы она ни молила о том, чтобы Юка оказалась жива, представить себе, насколько дочка подросла и как изменилось ее тело, она не могла. Просто потому, что ей не пришлось растить ее до девяти лет. Касуми растила в своей душе бестелесного ребенка-призрака.
— Может, и выбросим.
Касуми сама удивилась, произнеся это. Риса, уже потеряв интерес, уткнулась в телевизор и не слышала, что сказала мать. Успокоившись, что дочка не слышала ее слов, Касуми убрала обруч в бумажный пакет. В разговоре с ней Асанума сказал, мол, вероятность того, что девочка из Отару — Юка, очень мала. «Информация эта, как всегда, фальшивка. Не советовал бы вам особо надеяться», — сказал он. Услышав эти слова, Касуми в душе заколебалась.
Если девочка окажется не Юкой, может, ей самой стоит исчезнуть, как исчезла Юка? Раньше ей такого и в голову не приходило. А что, если это и есть та самая «перемена», о которой говорил Огата?
Внутри Касуми жила убежденность, что для благополучного возвращения Юки домой они должны оставаться в Токио. Они должны быть как бакен, что мелькает посреди водного пространства, раскачиваясь на волнах. Расклеивая объявления в доме, где они раньше жили, в детском саду, куда ходила Юка, она хотела любыми способами дать Юке знать, где они, на случай, если девочка вернется. Но теперь оставаться в Токио и ждать было нечего. Нужно жить и искать Юку на Хоккайдо, там, где она исчезла. Эта внезапная идея, ловко проскользнувшая сквозь щелочку ей в душу, никак не шла у нее из головы. Касуми знала, что с ней происходит: она больше не могла жить в вечном напряжении, дожидаясь Юку.
Но была еще Риса. Взгляд Касуми остановился на девочке, ставшей ее единственной дочкой. Риса, вооружившись пультом от телевизора, переключала с канала на канал. Умело отлавливая любимые ролики, она беззаботно подпевала героям рекламы. Дитя — побывавшее младшей сестрой, а теперь ставшее единственным ребенком в семье. Бедная девочка, которой все время приходится терпеть из-за исчезнувшей старшей сестры. Но у Рисы были силы это пережить.
Если Касуми решит исчезнуть, значит, ей придется бросить своего ребенка. Сможет ли она бросить Рису? Сможет ли она ради пропавшего ребенка бросить другое свое дитя? Бросить не ради Юки, а бросить ради себя, женщины, у которой пропало дитя, подумала Касуми и содрогнулась от этой мысли.
Она вспомнила слова Асанумы «как аукнется, так и откликнется». Искали ли ее, сбежавшую из дома свою единственную дочь, родители, как искала она Юку? Искали ли они ее в перерывах между приготовлением кацудона и рамэна? Эгоистка до мозга костей, бросившая родителей, потерявшая из-за собственного предательства ребенка, эгоистка, которая теперь собирается бросить еще одного ребенка и мужа! И такой она была всегда! Ее стремление всегда быть самой собой причиняло столько боли окружающим ее людям. Осознав это, Касуми, кажется, наконец поняла, как Исияма принимал решение о покупке дачи: он впервые в жизни решил отказаться от всего и поступить, руководствуясь лишь своими желаниями. Наверняка это решение далось ему, человеку, которому все в жизни давалось легко, с неимоверным трудом. Сама Касуми, для которой свидания с Исиямой были ее «побегом», в душе не одобряла его решения. А может, просто не верила в Исияму? Побег на Хоккайдо казался ей тогда дезертирством. Теперь она подумала, что снова готовится к побегу. И если ей не удастся сбежать, она перестанет быть сама собой. Эта идея незаметно стала овладевать ею.
Было уже за полночь. Касуми стояла у кроватки Рисы. Лежа на боку, Риса крепко спала с полуоткрытым ртом. У изголовья лежала аккуратно сложенная одежда, такая же, как та, что была куплена для Юки. На подушке валялся обруч. Касуми с нежностью смотрела на дочь — видимо, так и заснула, не сняв тот с головы. Улыбнувшись, она тихонько положила обруч на сложенную одежду. Размеренное, здоровое дыхание Рисы смешивалось с тихим жужжанием кондиционера. Она любит свою девочку, та ей небезразлична. У Касуми стало легче на душе, когда она это осознала.
Но этого было недостаточно. И не потому, что в Рисе чего-то не хватало. Спокойствие от того, что Риса растет здоровым ребенком, порождало внутри Касуми какой-то дисбаланс, рвущий ей душу. Правда заключалась в том, что внутри Касуми жило безграничное беспокойство о другом ребенке — где он, что с ним — и о себе: она не знала, что будет с ней самой. Чем стабильней была ее жизнь, тем сильнее терзало ее это беспокойство. Что произойдет с ней, если она полностью погрузится в его пучину? Касуми не заметила, когда руки ее сами сложились в молитве. Это был жест Огаты, он всегда делал так. Касуми пыталась представить, что бы ей сейчас сказал Огата, но так ничего и не придумала.
Прокручивая в голове вчерашнее решение, Касуми блуждала по зданию аэропорта в поисках выхода. Она все шла и шла, а вокруг тянулись бесконечные ряды сувенирных лавок. Нагруженные багажом туристы выбирали местные сувениры: дары моря и молочную продукцию. В прошлом году она легко нашла выход, а в этом — никак не получалось. Касуми была взбудоражена — наконец она прибыла на Хоккайдо с новыми сведениями о Юке. А может, просто потому, что давно не заявлялась сюда в одиночку. И в прошлом, и в позапрошлом году они приезжали сюда всей семьей. Тогда ее преследовало ощущение, что она неверной походкой бредет по краю пропасти, время от времени косясь вниз. На этот раз, как ни мала была вероятность, у нее появилась надежда. Если ее снова ждало разочарование, впереди — только «побег». Что в результате «побега»? Этого она не знала.
В конце концов Касуми, обнаружив лестницу с надписью «выход», спустилась вниз. Из огромного окна было видно белесое небо. Блеклое летнее небо северных широт. Она все меньше и меньше скучала по нему, небу из ее детства. Будто пытаясь вынырнуть из глубины озера, она закрыла глаза, опустила плечи и рванулась телом на поверхность.
Касуми села на электричку JR, следующую в Саппоро. По прибытии купила в привокзальном киоске карту Отару и бэнто на ужин. Гостиница, где она остановилась, располагалась неподалеку от вокзала. В комнате — ничего, кроме односпальной кровати. Комнатенка была такой незатейливой и тесной, что задайся кто-нибудь целью сделать ту еще более компактной, ничего бы не вышло.
После полудня она почувствовала себя одинокой и беспомощной в этом малознакомом городе. Но тревоги не было. Касуми вспомнила, с какой гордостью она смотрела на тесную комнатенку в три татами, снятую ею после приезда в Токио. Среди комнат, которые предлагала школа, ее была самой дешевой. Фуро в ней не было, туалет и кухня — общего пользования. Тут уж ничего не поделаешь: откуда у беглянки взяться деньгам? Все, что у нее было, — остаток денег, обманом полученных от родителей на обучение в Саппоро, из которых она оплатила училище в Токио. Вдобавок у нее имелись небольшие сбережения — она понемногу откладывала с тех денег, что дарили ей на праздники взрослые. Касуми купила футон и кухонную утварь — деньги закончились. О холодильнике и телевизоре приходилось только мечтать. Тем не менее с этой бедной обстановкой у нее было связано так много хороших воспоминаний, что она не променяла бы их ни на что. Она была горда собой, горда своей независимостью. Нынешний ее настрой чем-то напоминал ей то далекое ощущение.
Вечером Касуми позвонила Асануме. Голос у того был растерянный:
— Мориваки-сан, здравствуйте! Уже прибыли в наши края?
— Да, я в Саппоро. Завтра собираюсь съездить в Отару.
— Но я же вам сказал. Нет смысла, информация не подтвердилась. Я же связывался с местной полицией.
— И они сказали, что это мальчик.
— Совершенно верно. И у него есть семья. Женщина, которая позвонила, явно не из тех краев, так что, говорят, местные были возмущены ее обвинениями.
— Но ведь она сказала, что ребенок похож на меня. Даже если это не Юка, мне бы все равно хотелось взглянуть.
— Ясно… понимаю, — выдавил Асанума, будто обращаясь к самому себе.
В его голосе она уловила сочувствие, но при этом полицейский явно тяготился их разговором.
— Я в любом случае хочу убедиться своими глазами, — без обиняков заявила Касуми.
— Мориваки-сан, если вас это успокоит, то, конечно, я думаю, вам лучше поехать, — с прохладцей в голосе согласился Асанума.
— Спасибо, что уделяете мне столько внимания. Я знаю, что у вас и без меня много дел.
Ответа не последовало, на том конце провода просто положили трубку. Касуми легла на кровать и стала смотреть на темнеющее небо. Завтра она поедет и убедится во всем сама. Как было бы здорово, если бы ребенок оказался Юкой. Допустим, это Юка. Касуми так много потеряла за эти годы, сможет ли она восполнить это чувство утраты?
Взгляд ее остановился на телефонном справочнике, лежащем на прикроватной тумбочке. Невольно она подумала о Фуруути, который намекал ей в свое время на побег. Касуми поднялась с кровати и стала листать толстенный справочник. Нашла «Строительная компания Фуруути». Название было тем же. Адрес и телефон она выучила наизусть, сама визитка истрепалась от постоянного тисканья. Может, попробовать позвонить? На этот раз у нее хватит смелости так поступить, возможно, потому, что она одна в этой комнате, и потому, что она свободна. Касуми нерешительно набрала номер, на той стороне трубку быстро, даже слишком быстро подняли.
— Строительная компания Фуруути, — раздался мелодичный девичий голос.
— Моя фамилия Мориваки, могу я поговорить с директором?
— Откуда вы, госпожа Мориваки? — запинаясь, произнесла девушка заученную фразу.
Касуми на секунду замешкалась.
— Мориваки из Токио.
— Господина директора сейчас нет на месте, но он скоро будет и перезвонит вам. Скажите, пожалуйста, как с вами связаться, — скороговоркой произнесла девушка, решив, что собеседник звонит из Токио.
— Я перезвоню.
Касуми положила трубку, вздохнув с облегчением оттого, что Фуруути не оказалось на месте. Что, собственно, она собиралась сделать? Даже если бы подошел Фуруути, разговаривать им было явно не о чем. Он наверняка уже давным-давно забыл о девочке из забегаловки на берегу моря. Дело было больше двадцати лет назад. Касуми достала из нейлоновой сумки одежду, купленную для Юки, и стала рассматривать. Размер 130 — для ребенка ростом сто тридцать сантиметров — какая-то мучительная половинчатая величина. Она потеряла свою девочку, когда той было пять лет. А начало всему положил миг, когда Фуруути, обратив на нее внимание, протянул ей свою визитную карточку. Касуми снова легла на кровать и стала размышлять о своей причудливой судьбе.
Зазвонил телефон. Касуми подскочила, у нее будто остановилось сердце. Она ведь не сказала свой номер телефона и представилась фамилией мужа! Но они с Фуруути связаны некой особой нитью. И этот звонок, возможно, еще одно странное тому подтверждение. Что-то, видимо, должно измениться в ее судьбе. Она подняла трубку и услышала знакомый голос:
— Алло. Мориваки-сан?
— Да, я вас слушаю.
— Это Уцуми из Саппоро.
— А-а… — В голосе Касуми послышалось замешательство. Это показалось ей забавным, и она рассмеялась; Уцуми молчал. — Извините, я обозналась.
— Понятно.
— А как вы узнали, где я остановилась? — Касуми стало как-то не по себе.
— Меня попросил ваш супруг.
— О чем?
— Он позвонил и попросил помочь вам в поисках Юки-тян.
На этот раз она действительно растерялась и, пытаясь сдержать раздражение, закусила губу. Со службы Уцуми, может, и ушел, но от него за версту несло полицейским. Он говорил тихим, сдержанным тоном человека, привыкшего угрожать. Ей часто приходилось слышать такие голоса в полиции, и каждый раз она испытывала бесконечные гнев и унижение. Ну как это ему объяснишь? Она молчала, а Уцуми продолжил:
— Я завтра приеду за вами на машине. Вы же собираетесь в Отару?
— Собираюсь.
— В девять вас устроит?
— Да.
Касуми ничего не оставалось, как согласиться, поняв, что другого ответа от нее и не ждут. Она с трудом выдавила из себя слова благодарности:
— Спасибо, что уделяете мне столько внимания. Думаю, у вас и без меня много дел.
На том конце положили трубку. Касуми вспомнила, что совсем недавно этими же словами благодарила Асануму, и горько улыбнулась.
Внезапно она припомнила унизительный допрос в полиции, вспомнила ухмылочки, которыми обменивались молодые полицейские.
— Тут пошли слухи, что вы с господином Исиямой состоите в романтических отношениях? Это ведь только слухи, не так ли?
«Как аукнется, так и откликнется».
«Пропал ребенок — ищи преступника среди своих».
Ей было все равно: ради того, чтобы найти Юку, она может и потерпеть, успокаивала сама себя Касуми. По крайней мере, этот Уцуми сможет ей помочь. Но она злилась на Митихиро, не сказавшего ей ни слова о звонке. Касуми посмотрела на часы и набрала номер «Мориваки-сэйхан».
— Компания «Мориваки-сэйхан», — раздался неожиданно бодрый голос Митихиро.
— Это я. Недавно добралась.
— А, Касуми. Ну, как там?
— Что?
— Ну, там, погода.
— Погода хорошая. Послушай, я позвонила Асануме, он сказал, что информация не подтвердилась. Но я все равно завтра поеду убедиться, — не стала вдаваться в детали Касуми.
Не было смысла говорить об этом, пока она все не увидит своими глазами.
— Поезжай, убедись. Иначе так и будешь мучиться.
На протяжении всего разговора Касуми слышала, как пыхтит копировальный автомат за спиной у Митихиро.
— Ты звонил Уцуми, так ведь?
— Звонил. Он сказал, что готов помогать бесплатно, и я думаю, мы должны использовать этот шанс.
— Тебе легко говорить «использовать», а ехать-то с ним мне!
— И что? — В голосе Митихиро послышалось раздражение. — Все лучше, чем ты поедешь одна, — отрезал он.
— Думаешь, ему можно доверять?
— О чем ты вообще говоришь? Тебе же будет легче, вот и все.
— Да, ты прав.
— Он что, тебе не понравился? Почему ты отказалась?
— Так ведь он сказал, что он бывший полицейский! И ты, и я — мы оба знаем, что на полицию нельзя полагаться. У них ведь ни капли доброжелательности, сплошная предвзятость.
— Люди все разные. Ну что ты, право, как ребенок.
Это был справедливый довод, но в нем ей послышалась какая-то беспечность. Будто муж пытался переложить все заботы на нее и Уцуми. Такая позиция мужа вывела ее из себя.
— В любом случае, будь добр, не принимай решения, не посоветовавшись.
— А ты на себя посмотри. Ты ведь мне тоже ничего не рассказала про разговор с Асанумой.
— Я просто хотела сначала поехать и убедиться.
— Может, ты просто не хочешь, чтобы что-то всплыло на поверхность? — Неожиданно тон Митихиро поменялся.
У Касуми кровь отхлынула от лица.
— О чем это ты?
— Ты что, собираешься встретиться там с кем-то?
— «С кем-то» — это с кем? — На такое нелепое обвинение она даже не рассердилась, ее захлестнуло отчаяние. — Зачем ты мне это говоришь?
— Ты что же, думаешь, я не знаю про тебя с Исиямой?
От неожиданности Касуми ойкнула. На том конце провода повисла тишина — копировальная машина больше не работала. Она представила себе офис — полосы тени и света от заходящего солнца на полу — и мужа, замершего с телефонной трубкой, прижатой к уху.
— Я сначала растерялся, когда меня об этом спросили в полиции. Да быть того не может, подумал, даже пытался вас выгораживать, как любой человек на моем месте бы сделал. Довыгораживался, дурак, до того, что сам попал под подозрение — уж не убийца ли я собственной дочери! Я, пока Исияма не развелся, все верил, что это просто сплетни, а вот в последнее время стал думать: что, если это правда? — Митихиро замолчал.
— А что сейчас? — тихо спросила Касуми.
Митихиро обрушил на нее град нетерпеливых вопросов:
— Что скажешь? Это правда? Ну скажи, правда?
— Правда. Прости, — без лишних слов тихо попросила прощения Касуми. Ей показалось, что Митихиро заскрежетал зубами.
— Какая пакость! И когда это началось?
— Несколько лет назад.
Похоже, Митихиро потерял дар речи, послышался тяжелый вздох.
— Прости, — повторила она.
— А что же тогда случилось с Юкой?
— Я не знаю. Этого я не знаю, — пробормотала Касуми.
— Не знаешь? Правда не знаешь? Эй ты, верни Юку. Верни мне мою дочь! — прокричал Митихиро. — Это все из-за тебя. Верни мне дочь!
Крики все рвались и рвались из трубки. Касуми закрыла глаза и представила себе, что проклятия мужа — это лишь ветер, гуляющий по равнине. Голос Митихиро задрожал от слез, он пытался сдержать рыдания.
— Ты мне больше не нужна.
— Я поняла, — кротко ответила Касуми. — Я не вернусь.
— Да, да, не возвращайся. Я сейчас даже думать об этом не могу.
— А как быть с Юкой?
— Юка — моя дочь. Я смертельно скучаю по ней.
— Я буду продолжать ее искать.
— Брось. Я уже не надеюсь ее найти. Для меня и Юка, и ты мертвы. Ты можешь искать хоть вечность, а мы с Рисой будем жить дальше. Я так ее люблю!
— Хорошо, поцелуй ее от меня.
Митихиро плакал. Касуми тихонько положила трубку. К ее собственному удивлению, слез не было. Она снопа легла на кровать, крепко обхватила себя руками и замерла, погрузившись в раздумье. Наконец-то Митихиро сможет позволить себе «безнадежность», к которой так стремился. Теперь он смирится с потерей дочери и будет жить в ненависти к Касуми.
И нечего ожидать от поездки в Отару. Здесь и сейчас начиналось ее настоящее странствие. И несло ее в открытое бурное море. В этот вечер, чтобы избежать снов, Касуми откупорила бутылочку виски из холодильника. Иначе во сне ей было бы не убежать.
На следующее утро погода была унылой: небо в оконном проеме затянуло серыми тучами. И настроение под стать этому небу, подумала Касуми и выпила минеральной воды. В холодильнике со вчерашнего вечера лежала нетронутой коробка бэнто, еще в обертке. Касуми открыла ее. На куске рыбы выступили белые кристаллы соли, сама рыба высохла и покоробилась. Рис стал жестким, листья салата увяли и побурели. И все же это еще можно было есть. Внутренний голос произнес: «Оставайся жить здесь». Касуми взялась за перемерзший завтрак. В этот момент раздался стук в дверь. Она отворила. В коридоре стоял мужчина — неприятный взгляд, прическа под Элвиса. Черный костюм с белой футболкой — служащие так не одеваются. Но при этом вид у него был очень официальный, будто весь он втиснут в какую-то твердую рамку. Глаза с одинарными веками, непреклонное выражение лица, темный взгляд. На шее кожа обвислая, сам худой до такой степени, что костюм висит мешком.
— Вы Мориваки-сан?
— Да, это я.
Мужчине, видимо, показалось, что она витает где-то в облаках, и он, будто пытаясь удостовериться, переспросил:
— Вы же Мориваки-сан, так?
— Да.
— Я Уцуми.
— Уцуми-сан?
— Да. Бывший полицейский, мы с вами вчера по телефону разговаривали.
Касуми только сейчас вспомнила свое обещание — оно абсолютно вылетело у нее из головы.
— Я вас с девяти ждал внизу. Вы не пришли, ну я и…
— Извините, я забыла.
Услышав такой ответ, Уцуми бесцеремонно заглянул в комнату, усмехнулся. Взгляд его остановился на коробке бэнто, лежащей на столике.
— А, вы едите?
— Да.
— Ну ладно, подожду вас внизу.
Уцуми засунул руки в карманы пиджака. Пиджак обтянул заостренные кости крупных плеч. Видимо, почувствовав, что Касуми смотрит на него, Уцуми закрыл дверь, будто пытаясь заслониться от ее взгляда. Касуми задумалась, не столько о неожиданно представшем перед ней мужчине, сколько о том, как она могла забыть о таком важном деле — поездке в Отару. Возможно, это случилось потому, что решение, которое она собиралась принять в зависимости от результата поездки в Отару, уже было принято ею вчера вечером. В Мусасисакаи она не вернется. Касуми поспешно оделась, собрала вещи. Спустилась в маленький вестибюль отеля. Уцуми стоял к ней спиной перед автоматом с сигаретами. Касуми тихо, чтобы он не заметил, расплатилась за отель. Теперь ей надо как можно меньше тратить.
— Простите, что заставила вас ждать, — обратилась она к Уцуми, по-прежнему стоявшему к ней спиной.
Тот бросил взгляд на стойку администратора, потом на нейлоновую сумку Касуми.
— Вы сегодня тоже собираетесь здесь остановиться?
— Да. В сумке детские вещи.
— А, понятно. Ну, поехали.
Говорил Уцуми как-то очень холодно. Касуми его манера показалась странной. И почему он заявил, будто может быть ей полезен?
— Извините, мне как-то неловко.
— Да ничего. Мне все равно делать нечего.
— А вы почему уволились?
— Заболел.
Касуми непроизвольно окинула взглядом неестественно худую фигуру Уцуми. Не столько в истощенном теле, сколько в этом пронзительном, не вяжущемся с его обликом взгляде ей виделось какое-то дурное предзнаменование.
— Извините, что потревожила вас так некстати.
Касуми чувствовала, что слишком назойлива, но никак не могла сменить тему. И все потому, что никак не могла разгадать истинные намерения этого человека.
— Я сам напросился. Надеюсь, вас это не обидит, но для меня это так, время свободное убить. У меня самого детей нет, так что мне трудно понять, что вы чувствуете.
— Время свободное убить, — повторила за ним Касуми; то, что было для нее таким серьезным делом, для других лишь развлечение, времяпрепровождение.
Уцуми негромко рассмеялся, не смеялись только его глаза.
— Простите. Мне просто действительно нечем заняться, поэтому я так говорю. Подумал, может, мое время вам пригодится.
Что значило «время» для Уцуми, Касуми знать не хотелось. Она продолжала размышлять о том, почему этот человек заинтересовался исчезновением Юки.
— Так или иначе, пора трогаться.
Грязноватая автоматическая дверь со следами прикосновений рук открылась, Уцуми вышел первым. Рядом с отелем располагалась улочка, где торговали оптовики, вокруг деловито сновали мужчины в рабочих куртках и скромных деловых костюмах. Дверь, успевшая закрыться за Уцуми, снова открылась, и Касуми вышла на улицу. Было прохладнее, чем вчера. Скорее всего, ниже двадцати. На Касуми были джинсы и черная ветровка. В горах наверняка уже пахнет осенью — она пристально посмотрела на небо вдалеке. В часе езды отсюда находится место, где исчезла Юка. Касуми вспомнила, как четыре года назад на мопеде носилась по горным тропам. Никому не понять ее тогдашней тоски и беспомощности. Никому не понять, через какое она прошла испытание. Испытание, которое, должно быть, закалило ее.
Уцуми ткнул пальцем в серую машину, припаркованную на противоположной стороне улицы. Касуми кивнула. Уцуми начал переходить дорогу, прохладный ветер трепал полы его пиджака. Тощая, торопливо шагающая фигура. От нее веяло одиночеством и усталостью, как от состарившегося животного. Касуми поспешила за Уцуми.
— Муж мой вам что сказал? Наверное, что не сможет заплатить? — натянуто заговорила Касуми.
— Я волонтер.
— Позвольте мне хотя бы дать вам денег за бензин.
— Хорошо. Спасибо, — без особой радости произнес Уцуми, обернувшись к ней, и лишь слегка кивнул; с этого ракурса Касуми бросилось в глаза, какие впалые у него щеки.
Уцуми открыл перед ней дверцу, предлагая сесть рядом с собой. На капоте и двери виднелись надписи «дурак» и «сдохни». Касуми вздрогнула. Прямо про нее.
— Стереть не хотите?
— Пускай.
— Неприлично как-то.
— Да ладно. Я и в самом деле сейчас всякими глупостями занимаюсь.
Прямо как она сама. Касуми потупилась. Выходило, что Уцуми извинялся перед ней за какие-то загадочные проступки.
— Извините, Мориваки-сан. Не обращайте внимания. Раньше я глупостями не занимался, но таким, как сейчас, я себе больше нравлюсь.
Похоже, этой машиной долго не пользовались — внутри на всем лежал тонкий слой пыли. Касуми опустилась на запачканное сиденье. Уцуми медленно тронулся с места и привычным движением руки вставил кассету в проигрыватель. Из колонок тихо полилась незнакомая ей песня на английском языке.
— Не мешает?
— Нет-нет, нормально.
Простите, в последнее время только эту мелодию и могу слушать.
— А как она называется?
Уцуми ничего не ответил. Не то чтобы он проигнорировал ее вопрос, просто Касуми показалось, что он не хочет говорить об этом с посторонним человеком. Играла музыка, Уцуми молчал, совершенно устранившись, казалось, будто он где-то далеко. Касуми расслабилась, решив, что можно не обращать на него внимания, облокотилась на выступ дверцы — щель между обшивкой и стеклом была забита мелкой пылью — и стала смотреть в окно. Город стоял в пробках.
— А когда вы поедете в Идзумикё? — заговорил Уцуми.
Касуми смотрела на легковушку слева от них. Молодой парень, одетый как торговый агент, сосредоточенно читал мангу, положив книгу на руль.
— Думаю завтра поехать.
— Почему бы вам не остановиться у Идзуми-сан?
— Его супруга этого не допустит.
— А, ясно, — кивнул Уцуми, на лице его читалось понимание.
Интересно, насколько хорошо Уцуми знаком с делом Юки, тревожилась Касуми; суть-то он точно уловил. Ей было и спокойно, и неловко в его присутствии.
— А вы были знакомы с Идзуми-сан?
— Был. Старик этот хорошо известен в наших местах. К тому же, когда пропала ваша дочь, я участвовал в поисковой операции в горах.
— И Мидзусиму-сан вы знаете?
— Ага.
Он не стал вдаваться в подробности. Когда они миновали пробки, Уцуми, продолжая молчать, вел машину, придерживаясь разрешенной скорости, — до скуки безопасная езда.
Перекрикивая музыку, Касуми спросила:
— Уцуми-сан, вам Асанума-сан все рассказал? Я про то, что информация из Отару не подтвердилась.
— Нет, я не в курсе, — мельком взглянув на грузовик, обогнавший его по правой полосе, обронил Уцуми; в кузове грузовика тряслось с пяток коров. — Выходит, дезинформация.
— Не знаю. Поэтому и еду убедиться.
— Может, лучше было полицейских попросить съездить.
— Я бы хотела сама проверить.
— Похоже, чем-то не угодил вам Асанума во время следствия? — Уцуми бросил на Касуми проницательный взгляд.
— Да кто бы ни вел следствие, думаю, ничего бы не изменилось. Хотя кто его знает.
Неожиданно в машине наступила тишина. Уцуми извлек из проигрывателя кассету. Касуми молча смотрела на разделительную полосу посредине дороги. На трассе, проходящей перед домом Касуми, такая полоса была выкрашена в желтый цвет. Желтый запрещал обгон, но Касуми в детстве думала, что разделительная полоса всегда желтого цвета.
— Думаю, если бы расследование вел я, все могло бы и по-другому сложиться, — снова завел разговор Уцуми.
В его словах чувствовались тщеславие и печаль, не имеющая ничего общего с раскаянием. Касуми невольно посмотрела на его изможденное лицо.
— О чем вы?
— Да так… — замялся Уцуми и натянуто хохотнул.
Касуми показалось, что он хотел рассказать ей что-то о себе, но передумал.
— Хотите сказать, что если бы следствие возглавляли вы, то быстро раскрыли бы дело?
— Ну, если говорить коротко, то да.
— Не пытайтесь просто меня утешить, это все очень серьезно. А то вы как эти гадалки да гадальщики. Терпеть не могу тех, кто машет кулаками после драки, — резко сказала Касуми.
Уцуми горько усмехнулся.
— Я считаю, что каждый человек немного да лукавит. Из-за этого общая картина постепенно искажается и становится странной, неправдоподобной. Вот, может, вы что-то скрываете. Возможно, супруг ваш тоже что-то скрывает. Или возьмем, к примеру, семью Исиямы. Мы ничего не знаем ни про него, ни про его жену. Или почивший Идзуми. Что у него было в голове, нам неизвестно. Никто этим не занимался. Искали ребенка, а руки до таких вещей не дошли. Такое мое мнение.
— А вы бы что сделали?
— Я бы порылся в человеческих отношениях между всеми этими людьми.
— И думаете, выяснили бы что-то? Юка бы нашлась? Все равно только мертвой ее б и нашли! — вызывающе произнесла Касуми.
Ей показалось, она наконец-то уловила, что заставило Уцуми взяться за расследование: в его помыслах не было никакого злого умысла, только своего рода честолюбие. Впрочем, будь то злой умысел, будь то честолюбие, Касуми было все равно.
— Извините, что так говорю вам, но если найдется труп, можно будет возбудить уголовное дело.
— И что потом?
— Дело о похищении и убийстве ребенка… это очень круто.
— То есть если вы его раскроете, то вы герой, да?
Уцуми, не отрывая взгляда от дороги впереди, кивнул. Оказывается, они уже выехали на скоростную трассу.
— Правда, мне до этого уже дела никакого нет.
— Потому что вы уволились.
— Ага, я в полицию уже не вернусь. Ко мне это не имеет никакого отношения.
— И что вы собираетесь делать? — начала заводиться Касуми. — Вы мне с самого начала подозрительным показались. Волонтер, волонтер! Встретилась с вами и ничего понять не могу. С чего вы вообще решили взяться за расследование?
— Хм. — Уцуми, склонив голову набок, задумался, будто речь шла о другом человеке. — Я и сам не знаю.
Несмотря на их язвительный, на повышенных тонах разговор, Уцуми продолжал до тошноты спокойно вести машину. Появился знак «Отару — 33 км». На смену высотным зданиям пришли однообразные жилые постройки.
— Родители ведь не убивают своих детей, так ведь? — внезапно поинтересовался Уцуми.
— Это вы меня подозреваете? — вопросом на вопрос ответила Касуми, вспомнив о муже, с которым окончательно порвала вчера вечером.
— Это я так, вообще спрашиваю. Я в чувствах между родителями и детьми ничего не смыслю.
— Я об этом не задумывалась, — ответила Касуми, а сама содрогнулась от мысли, что ее решение бросить Рису, возможно, ничем не лучше детоубийства.
Уцуми, не замечая ее смятения, продолжал:
— У меня таких случаев по работе было довольно много. Например, застраховали ребенка, а потом убили… или забили железной битой. А сколько случаев, когда родители, наказывая детей, убивают их!
— К нам это не имеет никакого отношения. Нельзя же всех под одну гребенку стричь. Вы вот сказали, что не понимаете в этом ничего, потому что нет своих детей, так, похоже, действительно не понимаете.
— А у Асанумы-сан ребенок есть. И все равно вам не понравилось, как он вел расследование. Вот по-вашему, как должны были полицейские поступить?
— Я не полицейский, откуда мне знать.
— А что вы думаете по поводу Исиямы-сан?
С чего это вы про Исияму-сан спрашиваете? — Касуми покосилась на профиль Уцуми.
Уцуми повернул к ней свои впалые глазницы.
— Просто подумал, с чего это вы решили приехать на Хоккайдо.
Касуми размышляла, какое из многочисленных объяснений предложить, но ей было противно осознавать, что для Уцуми это метод ведения расследования, и только. Все уже позади. К чему ворошить прошлое? Это всего лишь воспоминания.
— Исияма-сан, говорите, — глубоко вздохнула Касуми. — Сейчас, когда я думаю про его семью, мне так жаль их всех. Похоже, Исияма-сан развелся. Слышала, что никто не знает, куда он подевался.
— Неужели? — вскрикнул Уцуми, будто эта новость его сильно удивила. — А почему никто не знает, где он?
— Говорят, бизнес у него прогорел, я подробностей не знаю.
— Может, его сборщики долгов преследуют?
— Полицейские всегда сразу предполагают самое плохое.
— Да не сказал бы, просто обычно именно по этой причине люди пускаются в бега.
— Ну, совсем и не обязательно. Одного мне не понять: откуда такие мысли? Возможно, есть другие обстоятельства, которые вам и в голову не приходят.
Касуми думала о бакене. Когда человек исчезает, это не всегда потому, что за ним кто-то гонится. Например, это может произойти, когда человек живет, думая, что он для кого-то сигнальный знак, буек, а потом вдруг осознает тщетность своих усилий. Или когда человек теряет из виду свой сигнальный знак и тонет в море.
— Да, это мне и в самом деле в голову не приходило.
Возможно, для Уцуми это и вправду стало откровением, его бормотание прозвучало на удивление искренне.
Касуми ничего не ответила, потому что справа от трассы неожиданно показался залив Исикари. Одновременно с этим небо очистилось от туч и на мгновение выглянуло солнце. На море был штиль, его голубая гладь переливалась в солнечных лучах. В машине стало светло. Уцуми посмотрел в сторону моря и сменил тему разговора. Его напомаженные волосы отражали свет.
— А вы, Мориваки-сан, бывали в Отару?
— Нет.
— Город на склоне холма. А на побережье в Асари были?
— Конечно, не была.
— Вы бы удивились. — Улыбка скользнула по его лицу. — Там, правда, теперь пляж.
Побережье, где находился ее дом, тоже было пляжем. С конца июля и до середины августа, всего каких-то дней двадцать, он был заполнен людьми, мужчинами и женщинами в плавках и купальниках, перепачканных черным песком. Касуми помогала в забегаловке только в этот период. Если бы Уцуми, живущий в Саппоро, увидел этот пляж, он бы не стал смеяться над пляжем в Асари. Касуми вдруг представила себя в детстве. Девочка в купальнике, идущая по берегу моря. Незаметно девочка превратилась в Юку — ее лицо, ее фигура. На Юке — красный купальник, который ей подарили в начальной школе, она подбирает кусочки песчаника и раскалывает их друг о друга, подбирает и раскалывает. Касуми закрыла лицо руками.
— С вами все в порядке?
Уцуми заглянул Касуми в лицо. На лице его читалось скорее не беспокойство, а желание понять, что происходит у нее в душе. Касуми подняла взгляд. Не глядя на Уцуми, она сидела, краем глаза ловя пролетающие мимо окна пейзажи. Когда они проехали под указателем «Поворот на Отару», сердце у нее забилось чаще. Ребенок, которого видела эта старуха Ооцука, вроде бы оказался мальчиком. Ее надежда начинала рушиться. Но в глубине сердца что-то еще тихонечко дышало, не готовое сдаться, время от времени пыталось шевелиться, пыталось подняться на ноги. И этим чем-то была горечь потери, потери, которую она продолжала искать.
Уцуми съехал с хайвея. Они пересекли заросшее летними травами плато. Путь их лежал к морю. Наконец машина подъехала к небольшому станционному зданию. Перед ним — маленькая площадь, от нее вдоль моря тянулась двухполосная дорога. Это и была центральная улица Асари. Вдоль дороги выстроились легковушки отдыхающих, отчего и без того узкая дорога стала еще уже. Несколько придорожных магазинчиков и рыбацкие домики. Кроме того, виднелись корпуса курортного отеля, крикливые и не вписывающиеся в пейзаж здания да новый круглосуточный магазин. Море начиналось почти сразу за домами. Касуми ощутила присутствие воды и напряглась. Это чувство преследовало ее всю жизнь.
— Это здесь, — сказал Уцуми и припарковался на площади перед станцией.
Вид у него был усталый, он держался рукой за живот в районе желудка. На лбу выступил липкий пот.
— Плохо себя чувствуете?
Уцуми с недовольным лицом опустил взгляд.
— Нет, просто немного болит живот. Сейчас пройдет.
— Может, зайдем купим воды? — Касуми кивнула на круглосуточный магазинчик.
— Не надо. У меня есть. — Уцуми показал на углубление в двери, там лежала пластиковая бутылка с минералкой.
— Может, лучше все-таки прохладную купим?
— Лучше неохлажденную. Мне желудок вырезали.
— Тогда я схожу поищу место, где можно передохнуть.
Касуми открыла дверцу и выбралась из машины, оставив Уцуми одного. В этот самый момент солнце заволокли тучи, с моря подул прохладный ветер. Касуми закинула голову и посмотрела на небо, сразу ставшее пепельно-серым. Удивительно, но морем совсем не пахло. И все же море было очень близко, она ощущала его гнетущее присутствие. Это ощущение было так хорошо знакомо Касуми.
Она зашла в магазинчик и спросила у молодой продавщицы, нет ли поблизости кафе. Та сказала, что рядом со станцией есть только одна забегаловка, где подают собу. Касуми ни с чем вернулась в машину. Уцуми сидел с закрытыми глазами, откинув спинку сиденья.
— Уцуми-сан, сказали, что есть только забегаловка, где дают собу. Вы отдохните в машине, а я схожу встречусь с Ооцукой-сан.
— Я вас догоню, — ответил Уцуми, закрыв глаза ладонями и не глядя на Касуми.
Касуми тихонько притворила дверцу. Уставший вид Уцуми пугал ее, но надо было поторапливаться. А вдруг этот ребенок — Юка; она сгорала от нетерпения. Из телефонной будки у станции Касуми позвонила Ооцуке.
— Вас беспокоит Мориваки.
На том конце провода явно растерялись.
— Это которая из программы?
— Да. Я сейчас в Асари, хотела бы с вами поговорить.
— То есть вы все-таки приехали. Простите меня. Похоже, я обозналась.
Касуми по голосу почувствовала, что женщина запаниковала.
— Боюсь, что нам нет смысла встречаться, толку от этого не будет.
Я специально для этого приехала в Асари.
Ооцука с неохотой произнесла название отеля. Того самого курортного отеля, что располагался по соседству с магазинчиком. Ооцука оказалась его владелицей. Касуми пересекла маленькую площадь. Прошла рядом с машиной. Уцуми так и сидел за рулем, уставившись в небо, держа руку на животе. Касуми он не заметил. Черты его лица разгладились. Видимо, боль отступала.
— Простите за беспокойство, — позвала Касуми, стоя у небольшой стойки администратора.
На вывеске гостиницы значилось «курортный отель», но на стене возле стойки была приклеена фотография замысловато оформленной спальни. Фото не оставляло никаких сомнений — здесь располагался love-отель. Откуда-то из глубины донесся голос, затем появилась довольно крупной комплекции старуха. Одета она была броско: фиолетовый свитер из блестящей атласной ткани и желтые брюки. На губах — совсем не подходящая к свитеру яркая помада цвета киновари.
— Ой, мне так неудобно, что вам пришлось проделать такой дальний путь! Я — Ооцука.
Женщина облокотилась полными, с ямочками локтями на стойку.
— Спасибо вам за тот звонок.
— Да ну что вы. Думала, может, смогу помочь, прям места себе не находила, — любезно заулыбалась Ооцука.
— А что значит: вы обознались?
— Ну, тот ребенок, которого я видела, мальчиком оказался. В программе-то мой голос прозвучал, так мне потом тут же позвонил человек, который живет по соседству, и сказал, что ребенок, о котором я рассказала, мальчик, учится в седьмом классе и поступил туда в апреле месяце. Ой, ну мне прям так стыдно и неловко перед вами, и зачем я только ввязалась. Меня уж и полицейский отругал.
— Асанума-сан из Энивы?
— Точно, он самый. И еще я сказала, что эти люди поселились в рыбацкой хижине, а это вовсе и не хижина. Это вроде как дом. И человек, который там живет, он вроде из местных. Фото хотите посмотреть?
Ооцука извлекла из-под стойки светло-коричневый конверт и достала из него фотографию.
— Что за фото?
— Фотография с празднования начала учебного года. Вчера мне эти люди привезли. Сказали, что если полиция или вы приедете, чтобы я как доказательство показала фото. Сердились очень.
— Покажите, пожалуйста, — невозмутимым голосом попросила Касуми и взяла в руки фотографию.
На общей фотографии — около тридцати школьников. Внизу надпись — «Средняя школа Исохамы». Ооцука молча ткнула пальцем в мальчика, стоящего в первом ряду: одет в форму не по размеру, узкий подбородочек, лицо скривилось от яркого солнца.
«И нисколько на меня не похож», — раздраженно подумала Касуми. Наконец она произнесла:
— И в самом деле мальчик.
— Имя тоже немного похоже. Вроде Ютака.
— Вы перепутали Юку и Ютаку?
Ооцука смущенно заулыбалась.
— Мне так неловко перед вами. Я вообще-то нездешняя, не знала, что там за ситуация в этой семье.
— А вы, Ооцука-сан, сами откуда?
Сил продолжать разговор у Касуми не было, и, по правде говоря, ей было все равно, откуда та родом.
— Из Саппоро. Мне после этой передачи ой как непросто стало здесь бизнесом заниматься.
— Вот оно как.
— Простите меня, в самом деле. Мне так жаль. Хотела ведь помочь, вот и позвонила. А вышло все так ужасно. Отовсюду стали звонить, справляться, что да как. И из полиции приходили.
— Отовсюду — это откуда? — недоумевала Касуми.
— Из всяких газет, ну и из других мест тоже. Простите меня, — частила Ооцука, явно желая как можно быстрее отвязаться от Касуми.
— Поняла. То есть ехать туда бесполезно.
— Думаю, не стоит беспокоить людей. Пожалейте их.
Касуми взяла себя в руки и вежливо поклонилась.
— Позвольте откланяться.
— Еще раз простите, и вот, примите, пожалуйста.
Ооцука достала из-под стойки конверт и протянула Касуми.
— Что это?
— Ну, типа пожертвование. Это все, что я могу сделать.
— Спасибо большое. Я с радостью приму, — поблагодарила Касуми и с готовностью взяла конверт из рук Ооцуки.
Раньше она наотрез отказывалась от такого рода подношений, но правда заключалась в том, что для поиска Юки ей нужны были деньги. Ооцука, по всей видимости, была разочарована — не ожидала, что Касуми без колебаний примет ее подношение. Манера ее стала более сдержанной, сухой.
— Ну, удачи вам, — засобиралась уходить Ооцука.
— Ой, минуточку! — окликнула ее Касуми.
Ооцука повернулась — на лице было написано: «Ну, что еще?»
— Слушаю.
А почему вам показалось, что этот ребенок похож на меня?
Ооцука стала рассматривать уже с погасшим интересом лицо Касуми.
— Когда с человеком вот так, вживую, встречаешься, то все по-другому. Может, это просто игра воображения.
— Так оно и есть, — резко бросила на прощание Касуми и вышла из отеля, оставив ошеломленную Ооцуку в одиночестве.
Выходит, ее будут продолжать мучить не только чужие теории, но и чужие фантазии? А ведь таких случаев уже было хорошо за сотню. Касуми стала вспоминать:
«Это, без всяких сомнений, Юка-тян. Соседская девочка как две капли воды на нее похожа».
«К нам из другой школы перевелась девочка по имени Юка. Вроде она ребенок от первого брака. Думаю, это и есть ваша Юка».
Касуми выбежала на дорогу, остановилась в тени летних трав и вытащила из сумки конверт. Конверт был аккуратно заклеен. Она распечатала его и заглянула внутрь. В конверте лежали две купюры по десять тысяч иен. Наверняка Ооцука дала такой же конверт с наличными и родителям того мальчика. Бедняжка! Касуми горько усмехнулась. Усмешка превратилась в гримасу — что же теперь делать? Она приняла решение не возвращаться домой и искать Юку в одиночку, когда у нее была цель — проверить информацию из Отару. Продумать дальнейшие варианты она просто не успела. Касуми никак не могла избавиться от чувства, что ее все глубже и глубже затягивает вязкий ил на дне озера. Ей захотелось упасть без сил прямо здесь, на дороге. Хорошо хоть Уцуми не с ней, подумала Касуми. Ей не хотелось, чтобы в таком состоянии ее видели другие.
Побережье тянулось по правой стороне, перед гостиницей. Похоже, там и находился пляж. Касуми зашагала к морю. Тучи по-прежнему заволакивали солнце. Небо было свинцовым, пасмурным. Видимо, дело шло к дождю. С моря дул холодный ветер. Касуми окинула взглядом побережье и вскрикнула от удивления — таким оно было узким. Между краем воды и дорогой было всего несколько метров. Берег не был песчаным. Повсюду валялись большие круглые валуны, какие часто встречаются в нижнем течении рек. Валуны были облеплены черными водорослями, да и само море было черного цвета. На узкой береговой полосе стояло несколько похожих на игрушечные деревянных бунгало. Сбоку от них — лавка со съедобной и несъедобной всячиной, над ней развевалась тряпичная вывеска «Мороженое с сиропом».
Расстелив голубые подстилки, на валунах сидели влюбленные парочки и родители с детьми и пристально смотрели на ровную гладь моря. Возможно, оттого, что было прохладно, все сидели как-то ссутулившись. На открытой кухне перед бунгало женщина в красном купальнике строгала капусту. Душевая, на скорую руку сооруженная из двух душевых кабин. Передвижной туалет. Все это было беспорядочно разбросано на нескольких метрах береговой линии. Унылое местечко.
Даже возле ее старого дома побережье было куда лучше. По крайней мере — пустое.
Касуми, переступая с камня на камень, подошла к самому морю. Волн не было — черная вода вместо того, чтобы набегать на берег, застыла неподвижной массой. Даже мелкие ракушки, в бесчисленном количестве облепившие валуны, были черными. Пейзаж был настолько зловещим, что из груди Касуми вырвался вопль. Черное море без признаков жизни. Здесь Юки быть просто не могло.
Касуми нагнулась и попробовала рукой воду. Прохладная. Если ехать вдоль берега на север, можно добраться до ее родного поселка. Неожиданно ей снова показалось, что море куда-то ее уносит, по щекам потекли слезы. Они падали на валун, на котором она стояла. Слезы оставляли на камне следы, тоже черные.
— Мориваки-сан! — раздался голос Уцуми.
Поспешно утерев слезы, она обернулась.
— Что случилось?
Уцуми стоял на дороге. Цвет лица по-прежнему нездоровый, но выражение — бодрое. Касуми, осторожно перебираясь с валуна на валун, приблизилась к Уцуми.
— Опять неудача. Ребенок оказался мальчиком, семиклассником. Ошибки быть не может, она показала мне фотографию. Сама Ооцука-сан из Саппоро, говорит, что, когда звонила, искренне заблуждалась.
Уцуми смотрел в сторону и молчал. Его пронзительный взгляд был устремлен на море. Уцуми явно все это уже было известно.
— Вы ведь знали об этом?
— В некоторой степени.
— Тогда извините, что настояла на этой поездке.
Думала ли она, что поездка поможет ей обрести душевный покой, или же хотела проверить, какой будет ее собственная реакция? Касуми подняла взгляд на Уцуми. Тот, прищурившись, продолжал рассматривать прибрежный пейзаж.
— Да ничего. Жаль, конечно, что так.
— Вам получше?
— Да, все прошло.
Похоже, ему не хотелось говорить об этом.
— Может, зайдем поедим собу? Все-таки уже три часа.
Уцуми согласился. Касуми пошла вперед. Зашли в ту самую единственную пристанционную забегаловку и направились в полутемный угол. Две официантки, уставившись в экран телевизора, покатывались со смеху. Они мельком взглянули на гостей, но ничего не сказали. Касуми углубилась в свои мысли, сидя на засаленной подушечке-подстилке. Интересно, что бы сейчас сказал ей Огата? Эта мысль не давала ей покоя. Она нуждалась в его словах. Ее плот кидало волнами, он нуждался в гребце. Земная твердь по-прежнему не была видна. Уцуми оторвал от меню взгляд.
— Вы что будете? — обратился он к витающей в облаках Касуми.
Касуми вернулась к реальности. Официантка, заметив, что гости готовы, подошла принять заказ. Касуми заказала горячую собу, Уцуми — удон.
— Разочарованы?
— Еще бы. — Касуми тяжело вздохнула. — Хотя мне почему-то легче, что ее не оказалось в этом месте.
Она обвела взглядом ресторан. Впрочем, назвать это место рестораном язык не поворачивался. Казалось, они попали в чью-то неприбранную гостиную. Кухня выглядела неопрятно, по углам заведения валялись недочитанные газеты и одежда, будто кто-то прямо здесь раздевался. Официантка, передав заказ на кухню, снова уселась на стул и увлеченно стала смотреть очередную развлекательную программу.
— Почему, интересно?
— Сама не понимаю, — сухо ответила Касуми. Она и вправду не понимала. — А, кстати, — сказала она и достала из сумки конверт. — Это мне Ооцука-сан дала.
— Деньги?
— Да, двадцать тысяч. Если вы не возражаете, я хотела бы вам их отдать.
— Не надо. У меня проблем с деньгами нет. Мне выплатили пособие по выходу на пенсию да еще страховка, — ответил Уцуми, не поднимая на нее глаз.
— Но вам еще потребуются средства на лечение.
— Больше не потребуются, — категорически мотнул головой Уцуми.
От того, как резко прозвучал его отказ, да еще от решимости, мелькнувшей во взгляде, у Касуми мурашки пробежали по коже и снова возникло дурное предчувствие.
— Почему не потребуются?
— Потому что я решил больше не ходить в больницу.
Уцуми аккуратно, нитку за ниткой, вылавливал из остывшего бульона лапшу и пережевывал ее, как дикий зверь, серьезно и тщательно.
Касуми собралась было поинтересоваться, почему он больше не пойдет в больницу, но передумала. Ей не хотелось быть втянутой в жизнь этого человека.
Когда они вышли из забегаловки, морской бриз утих, на улице заметно потеплело. Сквозь разрезы в облаках светило солнце. Касуми открыла дверь машины, и на нее пахнуло рвотой.
— Вас вырвало?
— Извините. Воняет? Я вроде почистил за собой.
— Мне все равно.
— Боль в желудке и рвота — это у меня часто.
Касуми беспокоило, сможет ли Уцуми вести машину.
— Я бы села за руль, но у меня нет водительских прав.
— До Саппоро меньше тридцати минут, я справлюсь.
— Тогда высадите меня у вокзала.
— Ваша гостиница по пути к моему дому, так что я вас подброшу, — предложил Уцуми, будто проверяя ее.
Касуми ничего не оставалось, как сесть в машину. Вот так, буднично, покинула она место, которое всего на несколько дней дало ей надежду.
