Глава девятая
Сигэо Мацуда защелкнул портфель и, рассеянно оглядевшись вокруг, перешел на нашу сторону улицы. Мельком взглянул на нас и, не узнавая, двинулся дальше.
Огата-сан проводил его взглядом, а когда молодой человек удалился от нас на несколько ярдов, позвал:
– Эй, Сигэо!
Сигэо Мацуда остановился, оглянулся и с озадаченным видом вернулся к нам.
– Как поживаешь, Сигэо?
Молодой человек всмотрелся в нас через очки и расхохотался.
– Да это Огата-сан! Вот так сюрприз! – Он поклонился и протянул руку. – Отменный сюрприз! О, и Эцуко-сан здесь! Здравствуйте! Рад вас снова видеть.
Мы обменялись поклонами и рукопожатиями, затем Сигэо обратился к Огате-сан:
– Вы, случайно, не меня собирались навестить? Вот незадача, мой обеденный перерыв вот-вот кончится. – Он глянул на часы. – Но ненадолго мы можем вернуться в дом.
– Нет-нет, – поспешно сказал Огата-сан. – Мы вовсе не хотим мешать твоей работе. Нам случилось проходить мимо, и я вспомнил, что ты тут живешь. Я как раз показывал Эцуко твой дом.
– Прошу вас, несколько свободных минут у меня найдется. Позвольте мне предложить вам хотя бы чаю. Сегодня страшная духота.
– Нет-нет, тебе пора на работу.
Оба они некоторое время смотрели друг на друга.
– А как вообще дела, Сигэо? – спросил Огата-сан. – Что в школе?
– А, да все почти то же самое. Вы знаете, что и как. А вы, Огата-сан, надеюсь, наслаждаетесь отдыхом? Я понятия не имел, что вы в Нагасаки. Мы с Дзиро как-то потеряли связь. – Тут Сигэо обратился ко мне: – Все собираюсь написать, но память стала дырявая.
Я улыбнулась и что-то вежливо возразила. Огата-сан и Сигэо снова обменялись взглядами.
– Вы великолепно выглядите, Огата-сан, – заметил Сигэо Мацуда. – Вам нравится Фукуока?
– Да, замечательный город. Я ведь там родился.
– Правда?
Наступила очередная пауза.
– Пожалуйста, не задерживайся из-за нас. Если тебе некогда, то поторопись.
– Нет-нет. Немного времени у меня еще есть. Жаль, что вы не оказались здесь чуточку раньше. Быть может, захотите зайти до отъезда из Нагасаки?
– Постараюсь. Но мне предстоит еще столько визитов.
– Да, я понимаю, каково это.
– А как твоя матушка, здорова?
– Вполне, благодарю бас.
На минуту оба вновь замолчали.
– Я рад, что все идет хорошо, – произнес Огата-сан. – Да, мы просто проходили мимо, и я говорил Эцуко-сан, что ты живешь здесь. Мне, собственно, вспомнилось, как ты приходил играть с Дзиро, когда оба были мальчиками.
Сигэо Мацуда засмеялся:
– Время летит, не правда ли?
– Да. То же самое я говорил и Эцуко. Я, в сущности, собирался рассказать ей об одной занятной штучке. Вспомнилась при виде твоего дома. Занятная штучка.
– Вот как?
– Да. Случайно о ней вспомнил, когда увидел твой дом, вот и все. На днях кое-что прочитал, знаешь ли. Статью в журнале. «Дайджест новейшего образования» – так, кажется, он называется.
Сигэо переступил с ноги на ногу, поставил портфель на землю и только потом ответил:
– Ясно.
– Меня эта статья удивила. В сущности, я был ею поражен.
– Да, полагаю, что так.
– Статья просто из ряда вон, Сигэо. Просто из ряда вон.
Сигэо Мацуда глубоко вздохнул, потупился, кивнул, но промолчал.
– Я собирался на днях к тебе прийти и о ней поговорить, – продолжал Огата-сан. – Но, конечно, запамятовал. Сигэо, скажи мне честно, ты веришь хотя бы одному слову из того, что написал? Объясни мне, что тебя заставило это написать. Объясни мне это, Сигэо, и я вернусь домой в Фукуоку со спокойной душой. В данный момент я в полной растерянности.
Сигэо Мацуда подталкивал камешек на мостовой носком ботинка. Потом вздохнул, взглянул на Огату-сан и поправил очки.
– Многое переменилось за последние годы, многое.
– Конечно, переменилось. Я и сам вижу. Это что, ответ, Сигэо?
– Огата-сан, позвольте мне объяснить. – Он замолчал и снова уставился себе под ноги, почесывая ухо. – Видите ли, вы должны понять. Многое теперь переменилось. И все еще продолжает меняться. Мы живем в другое время – не похожее на то, когда… когда вы пользовались влиянием.
– Но, Сигэо, как связано одно с другим? Перемены переменами, но зачем писать такую статью? Я хоть чем-то тебя оскорбил?
– Нет, ни разу. По крайней мере, меня лично.
– Да уж, наверное. Ты помнишь тот день, когда я представил тебя директору твоей школы? Не так давно это было, верно? Или это тоже было другое время?
– Огата-сан, – Сигэо Мацуда повысил голос, и во всем его облике появилась властность, – Огата-сан, мне бы очень хотелось увидеться с вами часиком раньше. Тогда, вероятно, я сумел бы вам все подробнее объяснить. Сейчас не до обсуждений. Но позвольте мне сказать вот что. Да, я верил и продолжаю верить всему, о чем написал в статье. В ваши времена детей в Японии учили страшным вещам. Им вдалбливали в головы самую вредоносную ложь. Хуже всего, что их учили не видеть, не задавать вопросов. И вот почему страна была ввергнута в губительнейшую за всю свою историю катастрофу.
– Мы могли проиграть войну, – перебил Огата-сан, – но к чему по-обезьяньи перенимать повадки врага. Мы проиграли войну, потому как не имели достаточного количества оружия и танков, а не потому, что наш народ был труслив, а наше общество оказалось шатким. Ты, Сигэо, и понятия не имеешь, как напряженно мы трудились – люди вроде меня и доктора Эндо, которого ты тоже оскорбил в своей статье. Мы были глубоко преданы нашей стране и посвятили все силы тому, чтобы надежно сберечь истинные ценности и передать их по наследству.
– Я не подвергаю это сомнению. Не подвергаю сомнению и вашу честность и затраченные вами усилия. Но так вышло, что ваша энергия была направлена в ложное русло, в пагубное русло. Вам не дано было об этом знать, но, боюсь, это так. Теперь все это позади, и мы должны быть только благодарны за это.
– Это просто из рук вон, Сигэо. Ты в самом деле этому веришь? Кто тебя этому научил?
– Огата-сан, будьте честны сами с собой. В глубине души вы должны знать, что я говорю правду. И, по справедливости, вас нельзя осуждать за непонимание последствий ваших действий. Лишь очень немногие могли тогда видеть, куда все идет, и их сажали в тюрьмы, если они прямо выражали свои мысли. Но теперь они на свободе – и поведут нас к новым горизонтам.
– К новым горизонтам? Что это за чушь?
– Что ж, мне пора идти. Сожалею, что мы не можем обсудить это подробней.
– Что такое, Сигэо? Как ты можешь говорить подобные вещи? Ты явно понятия не имеешь о том, сколь ревностно служили делу люди наподобие доктора Эндо. Ты был тогда мальчишкой, откуда тебе знать, что было да как. Откуда тебе знать, что мы отдали и чего добились.
– Собственно говоря, мне стали известны некоторые стороны вашей карьеры. К примеру, увольнение и заключение в тюрьму пяти учителей в Нисидзаке. Апрель тридцать восьмого, если не ошибаюсь. Но теперь эти люди на свободе, и они помогут нам достичь новых горизонтов. А сейчас прошу меня извинить. – Он подхватил портфель и поочередно с нами раскланялся. – Мой привет Дзиро, – добавил он и повернулся, чтобы уйти.
Огата-сан проводил Сигэо взглядом, пока тот не исчез за спуском. Он еще постоял на месте, не говоря ни слова, потом обратил ко мне смеющиеся глаза.
– Какая самоуверенность у этих молодых людей, – произнес он. – Думаю, я когда-то был точно таким же. Стойко держался за свои убеждения.
– Отец, – начала я. – Наверное, нам надо отправиться к миссис Фудзивара. Время обеденное.
– Да, Эцуко, конечно. Я очень неосмотрительно заставил тебя жариться на солнце. Да-да, пойдем навестим эту добрую женщину. Мне будет очень приятно с ней вновь увидеться.
Мы спустились с холма, потом перешли через деревянный мост над узкой речкой. Внизу, на берегу, играли дети, некоторые сидели с удочками.
– Какую чушь он городил, – проговорила я.
– Кто? Сигэо?
– Какую отвратительную чушь. Думаю, отец, вам не стоит обращать ни малейшего внимания.
Огата-сан рассмеялся, но ничего не ответил.
Как всегда в этот час, в торговой части этого района было многолюдно. Войдя в тенистый дворик закусочной, я обрадовалась тому, что за несколькими столиками сидели посетители. Миссис Фудзивара, завидев нас, поспешила навстречу.
– Это вы, Огата-сан? – воскликнула она, тотчас его узнав. – Как я рада вас видеть. Надо же, сколько воды утекло.
– Да, времени прошло немало. – Огата-сан ответил на поклон миссис Фудзивара. – Да, немало.
Меня удивила теплота, с какой они друг друга приветствовали: насколько мне было известно, Огата-сан и миссис Фудзивара никогда особенно близко знакомы не были. Они без конца раскланивались, а затем миссис Фудзивара поспешила за едой для нас.
Она вскоре вернулась с двумя дымившимися чашками, извиняясь за то, что не может предложить нам ничего лучшего. Огата-сан поклонился в знак благодарности и принялся за еду.
– Я думал, миссис Фудзивара, вы меня давно забыли, – заметил он с улыбкой. – В самом деле, столько воды утекло.
– Для меня эта встреча – такая радость, – сказала миссис Фудзивара, присаживаясь на край скамьи. – Эцуко говорит, вы живете теперь в Фукуоке. Я там не раз бывала. Замечательный город, правда?
– Да, конечно. Это моя родина.
– Вы родились в Фукуоке? Но вы прожили и работали здесь не один год. Мы в Нагасаки тоже имеем на вас какие-то права?
Огата-сан засмеялся и склонил голову набок.
– Человек может трудиться и нести служение в одном месте, но в самом конце, – он пожал плечами и грустно улыбнулся, – в самом конце ему все-таки хочется вернуться туда, где он вырос.
Миссис Фудзивара понимающе кивнула.
– Мне, Огата-сан, вспомнилось сейчас то время, когда вы были директором в школе у Суити. Он всегда так вас боялся.
Огата-сан рассмеялся:
– Да, помню вашего Суити очень хорошо. Смышленый малыш. Очень смышленый.
– Неужели вы все еще его помните, Огата-сан?
– Ну да, конечно же, я помню Суити. Он всегда прилежно работал. Славный мальчик.
– Да, он был славным мальчиком.
Огата-сан показал палочками на свою чашку:
– Это что-то поистине удивительное.
– Что вы. Мне очень жаль, но ничего лучше я не могу вам предложить.
– Нет-нет, это очень вкусно.
– Так, погодите, – проговорила миссис Фудзивара. – Тогда у вас была одна учительница, она очень хорошо относилась к Суити. Как же ее звали? Судзуки, кажется, мисс Судзуки. Вы не знаете, что с ней стало, Огата-сан?
– Мисс Судзуки? О да, я отлично ее помню. Но, боюсь, понятия не имею, где она сейчас.
– Она очень хорошо относилась к Суити. И там был еще один учитель, по имени Курода. Прекрасный молодой человек.
– Курода… – Огата-сан задумчиво кивнул. – Да-да, Курода. Помню его. Превосходный учитель.
– Да, и очень видный молодой человек. Мой муж был под сильным от него впечатлением. Вы не знаете, что с ним теперь?
– Курода… – Огата-сан рассеянно кивал своим мыслям, потом лицо его просияло, и вокруг глаз заиграло множество морщинок. – Курода, дайте-ка мне подумать. Я однажды с ним встретился, совершенно случайно. Это было в самом начале войны. Кажется, он шел сражаться. С тех пор я о нем ничего не слышал. Да, великолепный учитель. Об очень многих с тех пор я ничего не слышал.
Миссис Фудзивара позвали, и она поспешила через дворик к столику посетителя. С поклонами убрала посуду и исчезла в дверях кухни.
Огата-сан проводил ее взглядом, потом покачал головой:
– Грустно видеть ее в таком положении, – негромко заметил он. Я промолчала и продолжала есть. Перегнувшись через стол, Огата-сан спросил: – Эцуко, как, ты говоришь, зовут ее сына? Того, кто жив, я имею в виду.
– Кадзуо, – прошептала я.
Огата-сан кивнул и снова взялся за чашку с лапшой.
Миссис Фудзивара вскоре вернулась со словами:
– Какой стыд, ничего лучше я вам не могу предложить.
– Пустяки, – откликнулся Огата-сан. – Очень вкусно. А как поживает сейчас Кадзуо-сан?
– Замечательно. Здоров, работа ему нравится.
– Великолепно. Эцуко мне говорила, что он работает в автомобильной компании.
– Да, и очень успешно. А главное, подумывает снова жениться.
– Неужели?
– Он сказал когда-то, что никогда больше не женится, но теперь начинает опять смотреть в будущее. На примете у него, правда, никого пока нет, но, по крайней мере, он начал думать о будущем.
– Здравые мысли, – сказал Огата-сан. – Но он ведь еще совсем молод, не так ли?
– Да, конечно. У него вся жизнь впереди.
– Конечно же впереди. Впереди вся жизнь. Вы должны подыскать хорошую молодую девушку, миссис Фудзивара.
Миссис Фудзивара рассмеялась:
– Не думайте, что не пыталась. Но молодые женщины теперь совсем другие. Поразительно, насколько быстро все переменилось.
– Совершенно справедливо. Молодые женщины теперь такие своенравные. Толкуют только о стиральных машинах и американских платьях. Вот и Эцуко ничем от них не отличается.
– Глупости, отец.
Миссис Фудзивара снова рассмеялась:
– Помню, когда я впервые услышала о стиральной машине, то не могла поверить, что кому-то захочется ее иметь. С какой стати тратить уйму денег, если у тебя две руки – управляться с работой. Но Эцуко, уверена, со мной не согласится.
Я собиралась что-то возразить, но Огата-сан меня опередил:
– Позвольте, я вам расскажу о том, что на днях услышал. Мне, собственно, это рассказал сослуживец Дзиро. На выборах – очевидно, последних – его жена разошлась с ним во мнении, за какую партию голосовать. Ему пришлось ее поколотить, но она не уступила. И вот в итоге оба проголосовали за разные партии. Можете себе представить, чтобы нечто подобное случилось раньше? Неслыханно.
Миссис Фудзивара со вздохом покачала головой:
– Теперь все по-другому. Но я слышала от Эцуко, что у Дзиро-сан дела идут блестяще. Вы должны им гордиться, Огата-сан.
– Да, по-моему, у мальчика все обстоит довольно неплохо. Сегодня, кстати, он представляет свою фирму на весьма важной встрече. Похоже, его снова хотят повысить по службе.
– Чудесно.
– Его только в прошлом году повысили. Начальство, по-видимому, хорошего о нем мнения.
– Чудесно. Вы должны им очень гордиться.
– Он настоящий труженик. И всегда был таким – с малых лет. Помню, тогда все прочие отцы втолковывали своим отпрыскам, что надо прилежней учиться, а мне приходилось заставлять его побольше гулять, не вредить здоровью усердными занятиями.
Миссис Фудзивара рассмеялась и покачала головой:
– Да, у Кадзуо работа тоже на первом месте. Часто допоздна засиживается над бумагами. Я убеждаю его не перенапрягаться, но он и слушать не хочет.
– Где уж им кого-то слушать. Но, должен признать, я и сам был таким же. Когда веришь в свое дело, нет охоты тратить время попусту. Моя жена вечно уговаривала меня проще смотреть на вещи, но я только отмахивался.
– Вот-вот, и Кадзуо из того же теста. Но ему придется поменять привычки, когда он снова женится.
– Не очень на это рассчитывайте, – рассмеялся Огата-сан, аккуратно складывая палочки над чашкой. – Право же, обед был превосходный.
– Что вы, что вы. Уж извините, ничего получше не смогла вам предложить. Не хотите ли еще?
– Если можно, то с удовольствием. Считаю, грех пренебречь хорошей кухней.
– Что вы, что вы, – снова произнесла миссис Фудзивара, вставая с места.
Вскоре после того, как мы вернулись домой, пришел с работы и Дзиро – примерно на час раньше обычного. Перед тем как отправиться в ванную, он весело приветствовал отца: вчерашняя вспышка была, очевидно, забыта. Из ванной он явился переодетым в кимоно, мурлыча себе под нос, устроился на подушке и принялся вытирать голову полотенцем.
– Ну и как все прошло? – спросил Огата-сан.
– Что прошло? А, ты имеешь в виду встречу. Неплохо. Совсем неплохо.
Я была на пути в кухню, но помедлила у двери, ожидая услышать, что Дзиро еще скажет. Его отец тоже смотрел на него. Дзиро, не глядя на нас, продолжал сушить волосы.
– Собственно говоря, – начал он, – думаю, что неплохо. Я убедил их представителей подписать соглашение. Не контракт как таковой, но фактически то же самое. Мой начальник был немало удивлен. Не в их правилах брать на себя подобные обязательства. С работы меня отпустили пораньше.
– Что ж, отличная новость, – сказал Огата-сан и засмеялся. Он перевел взгляд на меня, потом на сына. – Отличная новость.
– Поздравляю, – сказала я, улыбнувшись. – Очень рада.
Дзиро посмотрел на меня так, словно бы впервые меня заметил:
– Что ты стоишь на месте? Я бы не отказался от чаю.
Он отложил полотенце и начал причесываться.
В тот вечер, чтобы отметить успех Дзиро, я приготовила кушанье повкусней. Ни во время ужина, ни позже Огата-сан ни словом не обмолвился о встрече с Сигэо Мацудой. Но едва мы приступили к еде, он внезапно объявил:
– Итак, Дзиро, завтра я от вас уезжаю.
Дзиро вскинул на него глаза:
– Ты уезжаешь? О, какая жалость. Но надеюсь, тебе у нас понравилось.
– Да, я хорошо отдохнул. Собственно, пробыл у вас гораздо дольше, чем предполагал.
– Ты у нас желанный гость, отец, – продолжал Дзиро. – Торопиться незачем, уверяю тебя.
– Спасибо, но мне пора восвояси. Дел у меня почти не осталось.
– Пожалуйста, приезжай к нам снова, когда тебе будет удобно.
– Отец, – вставила я, – вы должны приехать посмотреть на малыша, когда он появится.
Огата-сан улыбнулся:
– Быть может, на Новый год. Раньше, Эцуко, я вряд ли стану тебя беспокоить. Тебе и без меня хватит хлопот.
– Жаль, что именно сейчас я был занят по горло, – сказал муж. – В следующий раз, наверное, будет полегче и мы найдем больше времени для того, чтобы поговорить.
– Ничего, Дзиро, не огорчайся. Для меня самое радостное – видеть, как ты всего себя отдаешь работе.
– Теперь, когда вопрос с этой сделкой решен окончательно, я буду посвободней. Досадно, что тебе приходится уезжать именно сейчас. А я было собирался взять денька два выходных. Но, наверное, ничего не поделаешь.
– Отец, – вмешалась я, – если Дзиро будет несколько дней свободен, нельзя ли вам остаться еще на недельку?
Дзиро прекратил жевать, но головы не поднял.
– Заманчиво, – отозвался Огата-сан, – но, думаю, мне и вправду пора в дорогу.
– Жаль, – проговорил Дзиро, кладя в рот кусок.
– Да, необходимо докончить с верандой до приезда Кикуко с мужем. Они непременно захотят навестить меня осенью.
Дзиро не ответил, и некоторое время мы ужинали молча. Потом Огата-сан произнес:
– А кроме того, я не в состоянии тут сидеть и весь день думать о шахматах. – Он как-то странно усмехнулся.
Дзиро кивнул, но ничего не сказал. Огата-сан снова рассмеялся, и мы продолжили ужин в молчании.
– Ты теперь пьешь саке, отец? – вдруг спросил Дзиро.
– Саке? Иногда, капельку. Не очень часто.
– Поскольку это наш последний совместный вечер, может быть, выпьем немного саке?
Огата-сан, казалось, с минуту раздумывал – и наконец с улыбкой сказал:
– К чему суматоха вокруг такого старика, как я? Но за твое блестящее будущее я вместе с вами выпью.
Дзиро кивнул мне, и я достала из буфета бутылку и две чашки.
– Я всегда знал, что ты далеко пойдешь, – говорил Огата-сан. – Ты всегда многое обещал.
– Из того, что произошло сегодня, вовсе не следует, что повышение мне гарантировано. Но, полагаю, мои усилия вреда не нанесли.
– Ну да, конечно. Сомневаюсь, что ты себе сегодня очень уж повредил.
Оба молча следили, как я разливаю саке. Затем Огата-сан положил палочки и поднял свою чашку:
– За твоё будущее, Дзиро.
Муж, все еще с набитым ртом, тоже поднял чашку:
– И за твоё, отец.
На память, насколько я понимаю, полагаться нельзя: нередко на нее заметно воздействует обстановка, окружающая того, кто вспоминает; это, несомненно, касается и кое-каких моих воспоминаний, здесь собранных. Заманчиво, к примеру, убедить себя в том, что я испытывала в тот день некое предчувствие, что тягостный образ, возникший в моем представлении, разительно отличался, будучи гораздо более живым и ярким, от бессчетных фантазий, витающих в воображении в долгие часы бездействия.
Скорее всего, ничего особо примечательного в этом не было. Несчастье с маленькой девочкой, которую нашли висящей на дереве, потрясло округу куда сильнее прежних расправ с детьми, и в то лето наверняка не меня одну одолевали подобные тревоги.
В поздний полуденный час, день или два спустя после нашей прогулки на Инасу, я занималась у себя дома мелкими хозяйственными делами и случайно выглянула в окно. Почва на пустыре, должно быть, основательно затвердела: по сравнению с тем разом, когда я впервые увидела большую американскую машину, теперь она двигалась по неровной поверхности без особого труда. Она постепенно приближалась, потом въехала на бетонированную площадку под моими окнами. Блики на ветровом стекле мешали мне разглядеть, кто сидел внутри, но впечатление было такое, что водитель там не один. Автомобиль проехал по жилому кварталу и скрылся из виду.
Вероятно, это случилось именно в тот момент, когда я в какой-то растерянности смотрела из окна на домик. Без малейшего на то повода страшный образ вторгся в мои мысли, и я отошла от окна в расстроенных чувствах. Я снова занялась домашней работой, пытаясь изгнать из воображения эту картину, но не сразу сумела от нее избавиться, прежде чем обратила внимание на вновь появившуюся просторную белую машину.
Часа через два я увидела фигуру, пересекавшую пустырь по направлению к домику. Я заслонила глаза от солнца рукой, чтобы разглядеть ее получше: это была женщина, тонко сложенная, шла она медленным, осторожным шагом. Она постояла немного у входа, потом скрылась под скатом крыши. Я продолжала наблюдать, но больше она не появилась – по всей видимости, вошла внутрь.
Я постояла у окна в нерешительности. Потом надела сандалии и покинула квартиру. На улице нестерпимо пекло, и путь по иссушенному пространству показался мне вечностью. По дороге я и в самом деле так выдохлась, что, приблизившись к домику, чуть не забыла, зачем сюда шла. И потому была прямо-таки потрясена, когда услышала доносившиеся изнутри голоса. Один принадлежал Марико, другой был мне незнаком. Я шагнула ближе, но разобрать слова не удавалось. Немного помедлила, не зная толком, что делать. Потом слегка отодвинула дверную панель и позвала хозяев. Голоса смолкли. Я подождала еще минуту, потом переступила порог.
