Путь от отеля до Старого Города – минут пятнадцать пешего хода – ничего примечательного не сулил. Почти всюду над головой по обеим сторонам улиц, заполненных шумным предвечерним транспортом, высились застекленные здания офисов. Но едва я вышел к реке и ступил на ведущий в Старый Город горбатый мостик, то почувствовал, что здесь атмосфера совершенно иная. На другом берегу показались цветные навесы и раскрытые зонтики уличных кафе. Я видел, как двигаются официанты и бегают кругами дети. На набережной взволнованно тявкала собачонка – возможно, заметившая мое приближение.

Еще немного – и я оказался в Старом Городе. Узкие мощеные улочки были заполнены неспешно прогуливавшимися людьми. Я бесцельно поблуждал мимо многочисленных сувенирных лавочек, булочных и кондитерских. По дороге мне попалось и несколько кафе: это заставило меня призадуматься, легко ли я отыщу нужное заведение, указанное носильщиком. Впрочем, вскоре я вышел на просторную площадь – и тут же увидел Венгерское кафе. Весь дальний конец площади был заставлен столиками – их выносили, как я мог разглядеть, из небольшой двери под полосатым навесом.

Я остановился, чтобы чуточку передохнуть и осмотреться. Солнце над площадью клонилось к закату. Как Густав и предупреждал, то и дело пробегал прохладный ветерок, от которого начинали трепетать зонтики кафе. И все же едва ли не все столики были заняты. Среди посетителей, похоже, было много туристов, но, судя по всему, немало и местных жителей, которые рано кончили работу и снимали усталость за чтением газет над чашкой кофе. Пересекая площадь, я миновал группки чиновников с кейсами, оживленно о чем-то толковавших между собою.

Возле столиков я замедлил шаг в попытке высмотреть дочь носильщика. Два студента обсуждали кинофильм. Турист читал «Ньюсуик». Старушка бросала крошки хлеба голубям вокруг ее ног. Однако молодой женщины с длинными темными волосами и мальчика нигде не было видно. Внутренность кафе представляла собой небольшую темноватую комнату, где стояло всего пять-шесть столиков. Тут до меня дошло, что имел в виду носильщик, говоря о сложностях, возникающих в зимние месяцы из-за тесноты помещения, однако сегодня здесь сидел в дальнем углу один-единственный посетитель – старик в берете. Смирившись с неудачей, я вернулся наружу и стал разыскивать официанта – заказать кофе, как вдруг услышал, что меня зовут по имени.

Обернувшись, я увидел, что мне машет рукой женщина, сидящая с мальчиком за столиком поблизости. Внешность обоих как нельзя более отвечала описанию носильщика – и я не мог взять в толк, каким образом не заметил их раньше. Слегка озадаченный тем, что они меня ждут, я не сразу помахал в ответ – и уже потом двинулся к ним.

Хотя носильщик назвал Софи «молодой женщиной», на самом деле она скорее была среднего возраста – лет сорока или около того. Тем не менее выглядела она привлекательнее, чем я ожидал. Высокий рост, гибкое сложение и длинные темные волосы придавали ей цыганский вид. Мальчик рядом с ней был коротконог и немного пухловат: сейчас он сердито смотрел на мать.

– Что же вы? Не собираетесь присесть? – с улыбкой обратилась ко мне Софи.

– Конечно-конечно, – откликнулся я, осознав, что стою рядом с ними в нерешительности. – Конечно, собираюсь, если только вы не против. –Я улыбнулся мальчику, но он в ответ лишь окинул меня неодобрительным взглядом.

– Разумеется, не против. Правда, Борис? Борис, поздоровайся с мистером Райдером.

– Привет, Борис, – сказал я, усаживаясь. Мальчик по-прежнему смотрел на меня с неодобрением. Потом обратился к матери:

– Почему ты пригласила его сесть? Я ведь тебе как раз кое-что объяснял.

– Это мистер Райдер, Борис, – ответила Софи. – Он нам не просто друг. Конечно же, он может посидеть с нами, если хочет.

– Но я объяснял тебе, как летит «Вояджер». Я знал, что ты не слушаешь. Хоть бы когда внимание на меня обратила.

– Извини, Борис, – Софи обменялась со мной беглой улыбкой. – Я старалась как могла, но вся эта наука для меня темный лес. А почему ты не поздоровался с мистером Райдером?

Борис мельком взглянул на меня, угрюмо произнес «Здравствуйте» и опять отвернулся.

– Мне бы очень не хотелось, чтобы из-за меня произошла размолвка, – сказал я. – Борис, продолжай, пожалуйста, свои объяснения. По правде говоря, мне и самому было бы очень интересно узнать об этом самолете.

– Это не самолет, – вяло отозвался Борис. – Это транспортное устройство для сообщения между звездными системами. Но вы в этом разберетесь не лучше мамы.

– Вот как? С чего ты взял? А если у меня научный склад ума? Нельзя же судить так поспешно о людях, Борис.

Глядя по-прежнему в сторону, Борис тяжело вздохнул:

– Что мама, что вы… Не умеете сосредоточиться.

– Ну-ну, Борис, перестань, – вмешалась Софи. – Не будь таким букой. Мистер Райдер – наш друг, очень нам дорогой.

– И не только ваш, – добавил я. – Я также друг твоего дедушки.

Впервые за все время Борис взглянул на меня с интересом.

– Да, – подтвердил я. – Мы с твоим дедушкой подружились по-настоящему. Я остановился в отеле, где он работает.

Борис продолжал внимательно меня изучать.

– Борис, – увещевала его Софи, – почему ты не поздороваешься с мистером Райдером как следует? Ведешь себя из рук вон плохо. Ты же не хочешь произвести впечатление оболтуса?

Борис всмотрелся в меня еще пристальней, потом вдруг плюхнулся грудью вперед, обхватив голову обеими руками и болтая ногами под столом так, что слышались удары ботинок о металлические ножки.

– Простите, – сказала Софи. – Он сегодня что-то не в настроении.

– Мне, – проговорил я вполголоса, – нужно с вами кое-что обсудить. Но… – Я показал глазами на Бориса. Софи поймала мой взгляд и обратилась к мальчику со словами:

– Борис, мне нужно поговорить с мистером Райдером. Почему бы тебе не пойти и не поглядеть на лебедей? Всего минутку-другую.

Борис по-прежнему закрывал голову руками, словно во сне, продолжая ритмически стучать ботинками о ножки стола. Софи легонько тронула его за плечо:

– Ну иди же. Там есть и черный лебедь. Пойди встань вон там, у перил, рядом с монахинями, и ты его увидишь. А потом скоренько вернешься и расскажешь нам о том, что видел.

Поначалу Борис не отозвался никак. Затем выпрямился, испустил еще один утомленный вздох и соскользнул со стула. По какой-то причине, ведомой только ему одному, он изображал пьяного вдрызг и шел, шатаясь из стороны в сторону.

Как только мальчик отошел достаточно далеко, я повернулся к Софи. Мной вдруг овладело сомнение, с чего начать, – и я минуту-другую пребывал в нерешительности. Софи, однако, улыбнулась и заговорила первой:

– У меня хорошие новости. Мистер Майер позвонил насчет дома. Дом только сегодня выставлен на продажу. Условия самые заманчивые. Я сегодня весь день только об этом и думала. Чутье мне подсказывает: это именно то, что нужно, – именно такой дом, какой мы все это время искали. Я сказала мистеру Майеру, что отправлюсь туда завтра же с утра пораньше и хорошенько все осмотрю. В самом деле, лучшего и желать нельзя. Около получаса ходьбы от деревни, дом стоит на взгорке, три этажа. Мистер Майер говорит, что чудеснее вида на лес он давно уже не встречал. Я знаю, ты сейчас очень занят, но если все окажется хоть чуточку таким, как на словах, я тебе позвоню – и ты, наверное, сможешь туда выбраться. С Борисом. Похоже, это в точности то, что мы искали. Поиски затянулись, но думаю, я наконец нашла то, что нужно.

– О да. Отлично.

– Я поеду туда первым утренним автобусом. Нам придется действовать быстро. На такой дом найдется немало охотников.

Софи принялась рассказывать о доме подробнее. Я молчал, но лишь отчасти из-за того, что не знал, как отвечать. Дело было в том, что, пока мы тут сидели вместе, лицо Софи становилось мне все более и более знакомым: у меня даже появилось чувство, будто я смутно припоминаю какие-то давние толки о покупке подобного дома где-нибудь в лесу. Лицо мое, должно быть, тем временем вытянулось, потому что Софи вдруг осеклась и произнесла другим, слегка настороженным голосом:

– Извини за последний звонок. Надеюсь, ты на меня больше не дуешься?

– Дуюсь? Ничуть.

– Я только и думала что о доме. Лучше, конечно, было промолчать. В конце концов, можно ли сейчас чувствовать себя уютно как дома? Разве это дом? С этакой-то кухней! Я так долго старалась хоть что-то для нас подыскать.

Софи пустилась в рассуждения о доме. Слушая ее, я пытался восстановить в памяти обрывки упомянутого ею телефонного разговора. Наконец в голове у меня слабо забрезжило воспоминание о том, как звучал по проводу тот же. самый голос – и не столь давно – но звучал жестче, суровей. Мне почудилось, будто в памяти моей даже всплыла фраза, которую я выкрикивал в трубку: «Ты живешь в крохотном мирке!» Софи не унималась, и я продолжал с презрением повторять: «В крохотном! Ты живешь в крохотном мирке!» Однако, как ни огорчительно, прочее содержание разговора оставалось как в тумане.

Быть может, пытаясь толком расшевелить свою память, я вгляделся в Софи слишком пристально – и она смущенно спросила:

– Тебе кажется, я растолстела?

– Нет-нет! – Я со смехом отвел от нее глаза. – Выглядишь ты чудесно.

Мне пришла мысль, что я до сих пор не сказал Софи ни слова о ее отце, – и опять стал придумывать, с чего бы начать. Но тут что-то ударилось о спинку моего кресла сзади – Борис вернулся.

Мальчик бегал вокруг нашего стола, пиная пустую картонную коробку, точно это был футбольный мяч. Заметив, что я за ним наблюдаю, он перебросил коробку с одной ноги на другую, потом сильным ударом направил ее между ножек моего кресла.

– Номер Девять! – вскричал он, вскинув руки. – Великолепный гол забил Номер Девять!

– Борис, – сказал я, – не лучше ли кинуть эту коробку в мусорный бак?

– Когда же мы отправимся? – Борис повернулся ко мне. – А то опоздаем. Скоро стемнеет.

Оглядевшись, я и в самом деле увидел, что солнце над площадью начинает скрываться и что многие столики уже опустели.

– Прости, Борис. Что ты собираешься делать?

– Скорее же! – Он дернул меня за руку. – Так мы никогда туда не попадем!

– Куда это Борис стремится попасть? – тихонько спросил я у его матери.

– Конечно же в парк с качелями! – Софи вздохнула и поднялась с места. – Он намерен продемонстрировать тебе свои успехи.

Мне не оставалось ничего другого, как тоже подняться со стула, – и через минуту мы втроем уже пересекали площадь.

– Итак, – сказал я Борису, как только он примерился к моему шагу, – ты собираешься мне кое-что показать.

– Когда мы ходили туда раньше, – заговорил Борис, беря меня за руку, – там был один мальчик, больше меня, – так он даже торпеду не умел делать! Мама считает, он по крайней мере на два года меня старше. Я ему раз пять показывал, как это делается, но он все равно очень боится. Он все время карабкался наверх, а прыгнуть так и не смог!

– Вот как. А ты, конечно же, не боишься. И делаешь торпеду.

– Конечно, не боюсь. Это же так легко… Совсем легко!

– Ну и отлично.

– Мальчишка так боялся! До чего потешно! Миновав площадь, мы ступили на прилегающую к ней узкую мощеную улочку. Борис – очевидно, хорошо знавший дорогу – от нетерпения часто забегал вперед. Потом, стараясь идти со мной в ногу, поинтересовался:

– Ты знаешь дедушку?

– Да, я тебе говорил. Мы с ним друзья.

– Дедушка очень сильный. Один из самых сильных людей в городе.

– Неужели?

– Он здорово умеет драться. Когда-то он был солдатом. Ему много лет, да вряд ли кто его одолеет. Хулиганам на улице, бывает, это и невдомек, но тут-то они и узнают, что почем. – Борис на ходу сделал кулаком внезапный выпад. – Раз-два – и они уже на земле.

– Правда? Это интересно, Борис.

И тут, пока мы пробирались по узким мощеным улочкам, мне неожиданно припомнились кое-какие подробности спора с Софи. Вспыхнул он неделю-другую назад, я в это время находился в каком-то отеле, вслушиваясь в крики на другом конце провода:

– Сколько еще, по-твоему, это может продолжаться? Ни ты, ни я уже не молоды! Ты выполнил свой долг. Пусть теперь постарается кто-нибудь другой!

– Послушай, – говорил я, все еще спокойно. – Дело в том, что я нужен людям. Стоит мне где-то появиться – и меня тотчас осаждают ужасные проблемы. Глубоко засевшие, с виду неразрешимые – и окружающие обычно бывают благодарны мне за приезд.

– Долго тебе так не продержаться – и это всем ясно. Для нас – я имею в виду и себя, и тебя, и Бориса – время уходит сквозь пальцы. Не успеешь ты оглянуться, как Борис уже вырастет. Никто и не ждет, что ты будешь продолжать держаться за свое. А все эти люди – почему бы им самим не разобраться с собственными проблемами? Это пошло бы им на пользу!

– Ты ничего не понимаешь! – в гневе взорвался я. – Просто не знаешь, о чем говоришь! Бывает – я куда-нибудь приеду, а тамошние жители ничего не смыслят. Не имеют ни малейшего понятия о современной музыке – и если их предоставить самим себе, очевидно, они все глубже и глубже будут увязать в неприятностях. Я нужен – разве ты этого не видишь? Я нужен и здесь! Ты сама не понимаешь, о чем говоришь! – Вот тут-то я и закричал: «Крохотный мирок! Ты живешь в таком крохотном мирке!»

Мы подошли к небольшой игровой площадке, обнесенной по кругу перилами. Площадка пустовала и показалась мне довольно унылой. Борис, однако, с энтузиазмом распахнул перед нами входную дверцу.

– Гляньте-ка, это совсем пустяк! – Борис бегом устремился к вертикальной лестнице.

Мы с Софи минуту-другую следили, как в сумерках его фигурка карабкается все выше и выше. Потом Софи тихо сказала:

– Знаешь, это забавно. Я слушала мистера Майера, когда он описывал мне гостиную того дома, и мысленно мне постоянно виделась квартира, где я жила ребенком. Он говорил, а я все время вспоминала нашу квартиру. Нашу старую гостиную. Мать с отцом, какими они были тогда. Возможно, никакого сходства и нет. Я, в сущности, ничего подобного и не ожидала. Поеду туда завтра – и все окажется совершенно иным. Но у меня появились надежды: знаешь ли, нечто вроде предзнаменования. – Она коротко рассмеялась и тронула меня за плечо. – У тебя такой мрачный вид.

– Мрачный? Прости. Всему виной эти разъезды. Пожалуй, я немного устал.

Борис взобрался на самую верхушку лестницы, однако уже совсем стемнело, его силуэт едва различался на фоне неба. Он что-то нам крикнул, потом, ухватившись за верхнюю перекладину, перекувырнулся через голову.

– Он очень гордится своей сноровкой, – сказала Софи. Затем позвала: – Борис, уже совсем темно. Спускайся вниз.

– Это просто пустяк. В темноте даже легче.

– Спускайся сейчас же.

– Всему виной эти разъезды, – повторил я. – Отель за отелем. Лица сплошь незнакомые. Это очень утомляет. И даже сейчас, в этом городе, напряжение у меня огромное. Здешние жители. Они явно многого от меня ожидают. То есть ясно, что…

– Послушай, – ласково прервала меня Софи, накрыв ладонью мою руку, – почему бы нам пока не выкинуть все это из головы? У нас будет еще уйма времени, чтобы это обсудить. Мы все устали. Пойдем вместе к нам. Тут всего несколько минут ходу, сразу же за средневековой часовней. Поужинаем как следует и передохнем.

Софи говорила тихо, почти что мне на ухо – и я чувствовал ее дыхание. На меня вновь накатила прежняя усталость, и мысль об отдыхе в теплой квартире – мы с Борисом, скажем, лениво растянулись на ковре, пока Софи готовит нам ужин, – вдруг показалась мне крайне заманчивой. Настолько заманчивой, что на секунду-другую я, должно быть, закрыл глаза, и очнуться меня заставило только возвращение Бориса.

– Это самая ерундовая фигура, и в темноте ее сделать ничего не стоит, – проговорил он.

Я заметил, что Борис выглядит замерзшим и каким-то сникшим. Вся его былая энергия испарилась – и мне подумалось, что представление потребовало от него слишком больших усилий.

– Мы сейчас возвращаемся домой, – заявил я. – Поедим чего-нибудь вкусненького.

– Идемте, – произнесла Софи, двинувшись в путь. – Время не ждет.

С неба посыпался мелкий дождик – и теперь, когда солнце село, в воздухе стало гораздо прохладнее. Борис опять взял меня за руку – и вслед за Софи мы вышли из парка на пустынную боковую улочку.