15.37

Мразь

Лиза пыталась уговорить всех пойти куда-нибудь, но никто не вписался. Шарлин даже подмывало, но она всё-таки решила поехать сразу домой к маме. В такси она репетировала свой отчёт, решала, что рассказать маме об отпуске, а что оставить при себе.

Когда она вошла, мир рухнул. Там был он.

Он вернулся.

Тварь охуевшая, сидит себе на стуле возле камина.

– Так-так, – сказал он самодовольно с вызовом.

Не удосужился даже изобразить раскаяние, просто пролез в их жизнь, как жалкая гнида. Теперь он был настолько уверен в слабости её матери, что просто не считал нужным ни обуздывать свою заносчивость, ни скрывать свой мерзкий нрав.

В голове Шарлин крутилась единственная мысль: такси я отпустила. Несмотря на это, она взяла свои сумки и вышла из дома. Краем уха она слышала, как мать говорила какие-то глупые, неверные, трусливые слова и как они развеялись под напором звуков, похожих на скрип отпираемого гроба, которые стал издавать её отец.

Холодно не было, но после Ибицы Шарлин чувствовала, что прохладный ветер пронизывает её до костей. Увидеть его снова – вот это шок. В припадке нездорового сомнения она решила, что, хоть потрясение и велико, его появление не было для неё сюрпризом. Шарлин шла уверенным шагом, но куда идёт, не понимала. К счастью, двигалась она по направлению к городу.

Дурра, слабачка, овца ёбаная.

Почему?

Какого хуя.

Она отправилась к Лизе.

В автобусе Шарлин почувствовала, как чувство потери, самоуничтожения обострилось до такой степени, что уже как будто не хватало дыхания. Она взглянула на моложавого мужчину на сиденье напротив, он качал на коленях ребёнка, снисходительно на него поглядывая. Что-то внутри у неё опять треснуло, и она отвела взгляд.

По улице женщина толкала коляску. Женщина. Мать.

Зачем она опять его приняла?

Потому что не могла остановиться. Она не остановится, не сможет остановиться, пока он не прибьёт её насмерть. А потом он будет ползать на коленях по её могиле, вымаливать прощение, говорить, что в этот раз зашёл слишком далеко, что ему так жаль, так жаль…

И поднимется её грёбаный призрак и будет смотреть на него с неполноценной неосмысленной любовью слабоумного, разведёт руками и заблеет тихонечко: «Ну ничего, Кейт… ничего…»

Шарлин ехала к Лизе. Ей нужно было с ней увидеться. Они много бухали, смеялись, жрали таблы, звали друг друга сёстрами, но на самом деле были ещё ближе. Лиза – это всё, что у неё осталось.

Проблема была не в том, что приходилось признать, что она списала со счетов своего отца, это произошло уже много лет назад. Но в какой-то момент Шарлин осенило, что это же произошло теперь с матерью.

Проблема с футболкой

Рэб Биррелл медленно обводил бритвой контуры лица. На подбородке он заметил несколько поседевших волосков. Уныло размышляя, что вскорости он и девушки, которые ему нравятся (то есть молоденькие и стройные), будут работать в разных секторах сексуального рынка, Рэб побрился аккуратно, с расстановкой.

Любовь уже несколько раз ускользала из его пальцев, и последний раз несколько месяцев назад, это было наиболее болезненно. Может быть, думалось ему, он сам этого хотел. Он и Джоан: расстались, прожив шесть лет. Кончено. Она его бортанула и пошла себе дальше. Ей и нужно-то было: немного секса, немного любви, немного не честолюбия даже, нет, слишком спокойной и расслабленной она была для каких-либо амбиций, просто хоть какой-то движущей силы. Вместо этого он колебался чего-то, ходил усиленно налево, а их отношения тем временем застоялись и стухли, как еда, которую забыли положить в холодильник.

Когда на прошлой неделе он встретил её в клубе с новым парнем, в горле у него пересохло. Все они мило улыбались и вежливо жали руки, но внутри его покорёжило. Такой красивый, такой жизнерадостный он не видел её никогда.

А тот, что с ней был , – Рэб хотел оторвать сучаре голову и затолкать ему же в сраку.

Он вытер лицо полотенцем. Неудачи на любовном фронте – единственное, что было общего между ним и его братом Билли. Пройдя в спальню, Рэб натянул зелёную футболку «Лакост». В дверь постучали.

Он вышел в коридор, открыл дверь и увидел перед собой собственных родителей. Несколько мгновений они стояли с открытыми трами, как курортники, приехавшие по путёвке, типа, только вышли из автобуса и ждут, пока гид скажет, что далешь делать.

Рэб вышел на лестницу.

– Заходите.

– Мы ехали по дороге к Вив, – сказала мама, переступая порог и внимательно осматриваясь.

Рэб был в лёгком шоке. Мама с папой до этого ещё ни разу к нему не приезжали.

– Вот решили посмотреть твою новую квартирку, – засмеялся папа.

– Я здесь уже два года живу.

– Боже, неужто так долго? Как время летит, – сказал Вулли и выковырял сыну из уха остатки пены для бритья. – Ну ты и неряха.

Непринуждённое отцовское запанибратство одновременно и напрягло, и успокоило. Родители прошли за ним в гостиную.

– И чем же ты теперь питаешь, жена-то от тебя ушла? – спросила Сандра, готовая отыскать в глазах сына любой намёк на притворство.

– Мы не были женаты.

– Шесть лет жить под одной крышей, спать в одной постели, по мне, так это муж и жена, – резко сказала Сандра, и Рэб почувствовал, как по хребту пробежал холодок.

– Гражданский брак, что называется, – поспешил улыбнуться Вулли.

Рэб взглянул на стенные часы.

– Давайте я напою вас чаем, но дело в том, что я как раз собирался выходить. Вечером на Истер-роуд наши играют.

– Мне нужно по-маленькому, сынок, – сказала Сандра.

Рэб проводил её по коридору и указал на стеклянную с напылением дверь. Вулли тем временем с удовольствием уселся на диван.

– Если ты собрался на матч, надень, может, тогда футболку, что тебе мама на Рождество подарила, ту переливчатую, зеленунющую такую, – предложил Вулли с воодушевлением.

– Ну нет, как-нибудь в другой раз, – поторопился возразить Рэб, – мне уже пора бежать.

Футболка была – дикий ужас.

Услышав этот разговор, Сандра, не замеченная Рэбом, застыла и сделала шаг обратно к двери.

– Он её никогда не носит. Она ему не нравится, – упрекнула она, и глаза её наполнились слезами. Повернувшись на каблуках, она направилась обратно в туалет, добавив: – Ничего-то у меня не выходит…

Вулли поднялся, схватив Рэба за руку и притянул начинающего обалдевать сына к себе.

– Послушай, сынок, – торопливо зашептал он, – твоей маме нездоровится… с тех пор как она вышла из больницы после этой гистерэктомии, он всё время на нервах. – Он покача головй. – Ходишь как по лезвию бритвы. То она «опять ты в своём Интернете», а если нет, тогда «Билли купил тебе дорогущий компьютер, он так и будет пылиться?» – Он пожал плечами.

Рэб сочувственно улыбнулся.

– Порадуй её сынок, и мне станет легче. Надень эту чёртову футболку на матч. Один раз, сделай одолжение старику, – отчаянно взмолился Вулли, – она вбила это себе в голову, только об этом и гворит.

– Я люблю сам покупать себе одежду и сам выбирать, что носить, папа, – ответил Рэб.

Вулли снова сжал его руку:

– Ну же, сынок, всего разок, сделай одолжение.

Рэб воздел глаза к потолку. Он пошёл в спальню, открыл нижний ящик шкафа. Футболка лежала нераспакованная, цвет – жёлто-зелёный электрик. Отвратительно. Он не может выйти в этом. Если его увидят пацаны… Он разорвал полиэтилен, сдёрнул с себя «Лакост» и натянул вещицу.

Выгляжу как мудак, леденцом наряженный, думал он, рассматривая себя в зеркале. На мне форменная футболка команды – знак задроты повсеместно. Остаётся только номер получить.

9 МУДАК 10 ПРИДУРОК 11 ЗАДРОТА 15 ОСЁЛ 25 СОПЛЯК 6 ИСПОРЧЕННЫЙ МАЛЬЧИШКА 8 ОХОТНИК ЗА СЛАВОЙ

Он вернулся в гостиную.

– Ох, как тебе идёт, – заворковала Сандра, заметно успокоившись, – вот она, настоящий космический век.

– «Миллениум-Хибз», – улыбнулся Вулли.

Рэб стоял с каменным лицом. Он считал, что если позволять людям волности, даже – а может, особенно – близким тебе людям, тебе в итоге сядут на шею.

– Не хочу вас подгонять, но я уже опаздываю. Я вам позвоню, вы приедете, я приготовлю вам ужин.

– Да нет, сынок, мы удовлетворили своё любопытство. Приходи сам к маме, она тебя накормит как следует, – сказала Сандра, и лицо её растянулось в напряжённой улыбке.

– Мы с тобой поедем, сынок, – сказал Вулли, – мы к тёте Вив, нам по дороге.

Рэбу показалосб, что сердце его в грудной клетке упало на целый дюйм. Вив живёт на пути к стадиону, и времени вернуться и избавиться от этого кошмара просто не будет. Сверху он надел кожаную коричневую куртку и застегнулся до ворота, чтобы футболка не вылезла. На кофейном столике заметил мобильный телефон, взял, сунул в карман.

На улице, по дороге к автобусной остановке, Сандра схватила язычок молнии и дёрнула его книзу.

– Цвета своей команды носят с гордостью! Сейчас тепло, застегнёшься ближе к ночи, если похоладает.

Через месяц тридцать, а она до сих пор пытается наряжать меня, как пупса грёбаного.

Никогда он ещё с таким удовольствием не расставался с родителями. Он смотрел им вслед. Мама уже приземистая, папа до сих пор худощавый. Он застегнул молнию и направился в паб. Уже на входе он засёк в углу пацанов: Джонни Катар, Фил Нельсон, Барри Скот. Рэб даже не понял как, но, к своему ужасу, при входе он машинально расстегнул куртку. Джонни Катар взглянул на торс Рэба и сперва не поверил своим глазам, но потом осклабился по-крокодильи.

Рэб понял, что случилось.

– Забудь, Джонни, просто забудь.

Потом к нему подоёшл Гарет; и не рассекал ещё по секторам чувак, более замороченный на стиле. В отличие от большинства пацанов, происхождение которых Рэб определял строчкой «вышли мы все из рабочих», Гарет ходил в самую навороченную школу – Феттес-колледж, где воспитывался Тони Блэр. Рэбу всегда нравился Гарет, нравилось, что он предпочитал выставитья, нежели уйти в тень, нравлась его принадлежность к верхушке среднего класса. Прикалывается он или говорит всерьёз, понять было невозможно, он выступал арбитром в отношении одежды и манер и то веселил, то смущал пацанов из центра и с окраин задиристыми насмешками. «Разве мы не можем вести себя как настоящие эдинбургские джентльмены! Мы ж не сорняки какие-нибудь!» – вещал он на весь вагон на выездах, пародируя Малькольма Рифкинда. Пацаны бывали в восторге.

И вот он взглянул на Рэба.

– В вопросах моды ты, Биррелл, всё-таки несгибаемый единоличник, – начал Гарет, – как тебе удалось выковать это непоколебимое чувство стиля? Да, не для нашего Рэба тупой диктат консюмеризма…

Рэбу оставалось только слушать и обтекать.

Паб заполнялся радостными болельщиками, чей энтузиазм усиливался соразмерно выпитому. Рэб думал о Джоан, о том, что, по сути, должен быть доволен вновь обретённой свободой, но почему-то чувствует себя совсем иначе. Он спросил Гарета, скучает ли он по старым деньками, по тогдашним треволнениям. Теперь его друг был авторитетным ветеринаром со своей практикой; у него была подруга, ребёнок, и они ждали второго.

– Если быть до конца честным – это лучшие годы моей жизни, то время ни с чем не сравнится. Но вернуться туда невозможно, кроме того, главное – это суметь разглядеть нечто хорошее и закончить вовремя, пока тема не скисла. Но скучаю ли я? Каждый день. И по рейвам тоже. Пиздец как скучаю.

Джоан ушла, и с тех пор, не считая одного беспонтового перепихона, Рэб обходился без секса. В свободную комнату заселился Энди, теперь вместо девушки у него был сосед. Ещё он студент. Чему он учится? Тридцать лет, девчонки нету, практически нетрудоспособный. Каков же итог? Рэб завидовал Гарету. Казалось, он с самого начала знает, чего ему нужно. Учился он очень долго, но не отступал. «А почему ты решилс стать ветеринаром?» – как-то спросил его Рэб, ожидая услышать лекцию о материальном и душевном благополучии животных и фашизме, который сквозит в отношении ко всем видам.

Гарет сделал непроницаемое лицо и сдержанно сказал: «Я рассматриваю это как способ возмещения ущерба. В прошлом я доставил животным немало страданий. – И, улыбнувшись, добавил: – Особенно на выездах в Пакрхед и Иброкс».

Они допили и пошли на стадион. На месте снесённых ржавых секторов строили новые трибуны. Он помнил, как его отец брал их сюда с Лексо, Билли и Голли. Как они считали себя навороченными, потому что стояли на трибуне! Трущобы из старой фанеры и гофрированного железа! Смех. Взрослые дядьки выстукивали ногами ду-ду, ду-ду-ду, ду-ду-ду-ду… «Хибби-и!» Рэб подумал, что это имело отношение скорее к кровообращению в затёкших ногах, нежели к происходяшему на поле.

Теперь это фестивальный стадион, ну, или три отремонтированные стороны. Олд-скульные болельщики всё ещё кучковались в спартанском укрытии старых секторов на восточной стороне поля, ожидая, пока строители и бульдозеры не истребят их как вид или же переведут из ранга футбольных фанатов в разряд потребителей спортивных услуг.

Рэб повернулся к Джонни и увидел, как тот отхаркнул и сплюнул на бетон, где раньше был деревянный настил восточных трибун. Пройдёт немного времени – и за такое поведение Джонни выведут со стадиона с полицейским эскортом. Радуйся, пока можно.

Маркетинговые возможности

– Со всеми причитающимися гонорарами бабок у неё хватит, – ухмыльнулся Тейлор, – если только… ха-ха-ха.. если только налоговики не удержали с неё большую часть. – Он даже прослезился от хохота.

Рюмка за рюмкой шли так легко, что Франклин и Тейлор были уже почти готовы зажечь, но Франклин дал задний ход.

– Надо проверить, как там сучка, – пробормотал он, вздрагивая внутри от собственных слов; какой-то его части было крайне неприятна та лёгкость, с какой после нескольких глотков он стал сообщником Тейлора. Но она действительно настолько поглощена собой. Тейлор прав. Ну что такого сложного просто поднять вилку ко рту, прожевать и проглотить?

Он позвонил ей в номер с мобильного, но там никто не ответил. В нарастающей панике он поспешил обратно в гостиницу, представляя костлявый труп рядом с бутылкой водки и таблетками снотворного. Тейлор с той же картиной в голове не колеблясь последовал за ним. Только вот для него эта перспектива была источником возбуждения и эмоционального подъёма, он уже обдумывал список песен на двойной альбом «Best of…». Потом будет переиздание бокс-сетом и, конечно, трибьют. Аланис поёт песни Катрин Джойнер. Важно. Энни Ленокс… обязательно. Танита Тикарам… Трейси Чэпмен… Шинейд. Это то, что сразу приходит в голову. Нужен, однако, списко пошире, главное – качество. Арета – немного притянуто за уши, но – почему нет? Джоан Джет – в качестве сюрприза. Долли Партон – обработка в стиле кантри. Возможно, соблазнятся даже Дебби Харри или Мейси Грэй. Может, даже Мадонна. Возможности накручивались в его голове, когда они подошли к дверям гостиницы.

Оба были чрезвычайно изумлены, когда им сообщили, что полчаса назад Катрин ушла с каким-то мужчиной.

– Она что, съехала? – выдохнул Франклин.

– О нет. Она просто пошла прогуляться, – благоразумно рассудила девушка за стойкой и по-деловому сверкнула на него глазами из-под тёмной чёлки.

Он никогда не тусовалась с незнакомыми людьми. Сучка страдала агорафобией.

– А как выглядел этот мужчина?

– Довольно крупный, волосы в мелких кудряшках.

– Что?

– Как пермамент, так ещё сто лет назад носили.

– Как бы вы описали её психическое состояние? – спросил Франклин девушку за стойкой.

– Анализ психического состояния гостей отеля – вне нашей компетенции, сэр, – бодро ответила она.

На что Тейлор позволил себе ухмыльнуться.

Ричард Гир

После долгой ванны она поставила на видео фильм «Красотка». Всплеск чувства вины сопутствовал приливу энергии, источником которой был появившийся в её руках вибратор. Как будто на Ибице ей не хватило: перцы всевозможных форм, размеров и цветов, но, как часто с этим делом бывает, чем больше было, тем больше хочется ещё. Снова напомнила о себе, зазудела губища, и то, что было поначалу беззаботным почёсыванием, быстро переросло в прямо зондирование. Дальше уже дело техники. Дошло до включённого видео и упоительного пощипывания клитора. Ричард Гир умеет настроить на нужный лад, он один мог довести Лизу до исступлённых восторгов. Теперь посмотрим, что там у Ричарда львиного в штанах, сможет ли он закончить начатое…

– Ричард… – стонала Лиза, в то время как огромный вибрирующий пластиковый херес Ричарда нестанно подёргивал её влагалищные губы, медленно поглаживая их, с огромным умением раскрывал, постепенно продвигаясь внутрь.

Он остановился, на мгновение подался чуть назад, в то время как она зскрипела зубами, обозревая его белоснежную улыбку на экране. Искусно работая пультом в одной руке, вибратором в другой, Лиза стала ловить ртом воздух, когда Ричарда показали крупным планом.

– Испытайменя, – сказал он ей, и она нажала на паузу.

– Не дразни меня, детка… засади мне, – взмолилась Лиза, перематывая на то место, где после звука расстёгивающихся джинсов следует кадр с Ричардом в душе.

Потом вперёд.

FF>>

Вибратор жужжит…

Снова вперёд

FF>>

PAUSE

Полая юбочка пластикового члена Ричарда тыркалась уж ей в пиздогубы, а на экране в его ироничных, слегка лукавых глазах отражались её желание, её порочность… и эта упоительная борьба за власть… это перетягивание каната, без которого всё превратилось бы в скучные механические движения…

PLAY

Ричард с ней в постели. Ричард крупным планом.

– Я думаю, ты очень красивая, очень необычная женщина…

– О Ричард…

Назад

REW<<

Назад

REW<<

PAUSE

ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ…

– О Ричард…

PLAY

Зубастая улбыка Ричарда рассеивается, и лицо принимает деловое выражение.

– Я буду платить тебе, чтоб ты являлась по моему первому зову…

REW<<

– …моему первому зову…

REW<<

– Я буду платить тебе, чтоб ты являлась по моему первому зову…

– У тебя такой женщины, как я, и не было никогда, сынок, не то что эти фригидные сучки голливудские, да…

ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ

– Еби…

FF>>

Вперёд, проматываем жеманную сучку Джулию Робертс, её появление всё портит, ведь здесь должны быть только они с Ричардом…

PAUSE

PLAY

– Я скоро кончу, – это Ричард говорит лизе…

ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ

– О боже, Ричард…

ЖЖЖЖжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжж…

Ричард пропихнул свой силиконовый хрен ещё дальше, и тут что-то сломалось. Перегретый мозг нечаянно перещёлкнуло предательским флэшбеком: ирландский парень в Сан-Антонио, шланг у него обмяк и прямо вывалился из неё, а он говорит: «Джизус, со мной такого раньше никогда не было…»

….ЖЖЖЖЖ….ЖЖЖЖЖ…ЖЖ..Ж…

Но с Ричардом не могло ведь такого случиться…

И всё.

Сука пиздец.

Батарейки. Батарейки ёбаный хуй.

Лиза рывком вытянула из себя влажный кусок силикона и натянула штаны. Она уже готова была рвануть в гараж; ненавидя себя, она думала, что у смышленой девочки в сумочке всегда есть «Дюрекс», но у той, что поумнее, – «Дюраселл».

Тут прозвенел дверной звонок. Лиза Леннокс нажала на пульт, изображение исчезло с экрана. Она напряжённо поднялась и пошла в прихожую.