ЭДИНБУРГ, ШОТЛАНДИЯ Ч.2
Звукозаписывающая компания
Франклин Дилэни сидел с Колином Тейлором в людном кафе-баре на Маркет-стрит в Эдинбурге. Интерьер был не в его вкусе: неброский, как будто замалчивающий свою стильность; такое место можно обнаружить в модном квартале любого западного города.
– Катрин все мозги мне проебала, – доверитально сказал он.
Франклин пожалел об этом признании, как только его сделал. Тейлор был человек малосимпатичный, основной интерес – нажива. Одежда его смотрелась дорого, но слишком неношеной, нетронутой, чтобы походить на костюм живого человека. Он был как манекен, и шмотки его подтверждали статус полуфабрикатного эталона корпоративных правил. Зато голос был вполне настоящий.
– Она должна есть, иначе скопытится, на хуй. – Он устало покачал головой. – Вот бы она передознулась – всем бы такую услугу оказала!
Менеджер Катрин Джойнер резко взглянул на директора её звукозаписывающей компании. С этим английским мешком говна никогда не поймёшь, когда он на понт берёт. Он уже давно пытался овладеть британской традицией иронии и сарказма, но так и не преуспел.
На этот раз Тейлор не понтовался.
– Мне это осточертело. Если она крякнет, мы хотя бы на несколько пунктов продвинемся. Хватит с меня этой примадонны, – усмехнулся он, неодобрительно поглядывая на салат, который перед ним поставила официантка.
Он старался приобщиться к здоровой пище, но она оказалась не слишком аппетитной. Бифштекс Франклина смотрелся куда лучше, хотя этот янки грёбаный и не заметил. Ещё начнёт, как обычно, сетовать на качество британской еды. Тейлор наблюдал за Дилэни. К американцам он никогда пристрастия не испытывал. Большинство из тех, что встречались ему в музыкальном бизнесе, были задротами середнячками, которые хотели, чтоб всё было как в США.
– Она до сих пор величайшая белая певица в мире. – Франклин почувствовал, как голос скакнул вверх, как бывало всегда, когда он принимал оборону. Тейлор ему никогда не нравился. На его место можно было бы поставить любого пидора из звукозаписывающей компании, каких он повидал немало. У сучки свои проблемы – она ебанутая, однако ему следовало бы проявлять больше уважения к её таланту, который принёс его жопной компании немало бабок, а ему – всеобщее признание. Хоть теперь кажется, что это было давным-давно.
– Да, конечно, – Тейлор пожал плечами, – жаль только, что это не потверждается продажами.
– На новом альбоме есть несколько отличных примеров, но начинать с «Предана тобой» было ошибкой. Этот сингл ни за что не стали бы крутить по радио. «Женщина-загадка» - вот идеальный выбор для заглавной песни. И она хотела с неё начать.
– Мы обсуждали эту тему столько раз, что я уже со счёту сбился, – устало сказал Тейлор, – и ты не хуже меня знаешь, что голос её наебнулся, как и голова. Да её на пластинке едва, ёб твою, слышно, так что, какой бы сингл мы ни выбрали, была бы та же хуйня.
Франклин почувствовал, как внутри всколыхнулся гнев. Он жевал превосходный бифштекс и, к своему великому огорчению, очень больно прикусил язык. Он страдал молча, глаза его слезились, щёки горели, кровь смешалась во рту с коровьей, отчего казалось, будто он ест своё лицо изнутри.
Тейлор принял его молчание за согласие.
– По контракту она должна выпустить с нами ещё один альбом. Буду с тобой откровенен, Франклин, если на этот раз она не возьмёт себя в руки и не наверстает упущенное, я буду чрезвычайно удивлён, если она выпустит следующий альбом на этом лейбле... или на каком-либо другом. Концент в Ньюкасле разнесли все газеты из тех, что потрудились напечатать хоть что-либо, публики приходит всё меньше. Уверен, что завтра здесь, в Глазго, повторится та же грустная история.
– Это Эдинбург, – заявил Франклин.
– Не важно. Для меня всё едино – обязательный концерт для шотландской деревенщины в конце тура. Это дела не меняет. Жопы на сиденьях, вот что нам нужно, приятель, жопы на сиденьях.
– Билеты на этот концерт продаются хорошо, – возразил Франклин.
– Только потому, что шотландцы настолько удалены от цивилизации, что до них не дошла весть: Катрин Джойнер потеряла голос. Похоже, что Стена Адриана отфильтровывает часть новостей. Однако это хороший ход – привезти её сюда, на Эдинбургский фестиваль. Они тут что хочешь схавают. Любой конченный фрик из бывших может всплыть здесь на поверхность, и те, кто устраивает солянку, назовут это «мужественным» или «вдохновенным» возвращением. При этом люди здесь настолько привыкли ходить на большие концерты, что пойдут на что угодно. На следующей неделе она может выступать с той же программой в гадюшнике у них на местности, так они даже не подумают на неё сходить.
В глазах Тейлора заиграли злобные озорные искорки. Он вынул газетную вырезку и положил рядом с Франклином.
– Ты видел рецензию на прошлый концерт?
Фракнлин промолчал, стараясь сохранить невозмутимое выражение под неотступным ироничным взглядом Тейлора, и стал читать вырезку:
ПЕРЕБОРЩИЛИ С МЯТНЫМ СОУСОМ,
МИССИС ДЖОЙНЕР
Катрин Джойнер
«Сити-холл», Ньюкасл-на-Тайне
Вокальная техника вибрато – метод противоречивый, если не сказать больше. Часто это последнее оружие не вполне добросовестного артиста, поистрепавшегося певца, чей голос потерял былой диапазон. В случае Катрин Джойнер чрезвычайно грустно, а иногда просто больно наблюдать публичное унижение талантливой певицы, которая в своё время могла вызывать разные суждения, однако безоговорочно была выдающимся явлением в поп-музыке.
Теперь, когда голос Джойнер бывает слышно, каждая песня звучит так, будто её блеет жертвенная овечка, часто прибегающая к жалким трелям, сталкиваясь с самыми незначительными мелодическими сложностями. Складывается впечатление, будто наша Кэт просто разучилась петь. Подвыпившая, средних лет публика в припадке ностальгии была готова к сопереживанию, прояви исполнитель хоть немного сценического обаяния, но Джойнер, как и её голос, витала в облаках. Общение с публикой на нуле, чему лучшее подтверждение – её упорное нежелание испольнить нам «Наятоящую любовь», её главный хит по обе стороны океана. Долетавшие из зала просьбы певица старательно игнорировала.
В конце концов, это ни йоту не изменило общего впечатления. Так же по-овечьи Джойнер исполнила хиты «Я знаю, ты используешь меня» и «Оставь свою любовь». Нездорово худая Катрин сегодня источает тот сексапил, что делает Энн Уидкомби похожей на Бритни Спирс. Признаться, весь концерт пропах мятным соусом, и нам остаётся только молиться, чтобы музыки ради эта представленная ягнёнком овца поскорей попала в лапы каннибала Лектера.
Франклин с трудом сдерживал злость. Артисту нужна поддержка, а её осмеивают и списывают со счетов собственная компания.
– Заставь её, Франклин, – улыбнулся Тейлор, поднося ко рту вилку с жирной курицей, – просто заставь её поесть. Пусть она снова станет сильной.
Боль во рту уже затихала, зато возмущение продолжало расти.
– А ты что думаешь, я не пробовал? Я испробовал всех известных человечеству врачей, клиники, специальные диеты… каждый день я заказываю ей клубные сэндвичи в номер!
Тейлор поднёс ко рту бокал красного вина.
– Ей хорошая ебля не повредит, – задумчиво проговорил он, заговорщически поглядывая на Франклина, который только сейчас понял, что директор звукозаписывающей компании уже немного навеселе.
– Мятный соус, а? Неплохо сказано!
Я знаю, ты используешь меня
Джус Терри не любил высоты. Он под такую работу не заточен. Мыть окна – пожалуйста, но забираться на такую верхотуру – это просто не для него. Как же он оказался на подвесной платформе, где город как на ладони, и моет окна отеля «Балморал»? Какого хуя он позволил этому старому синяку Алеку Почте вписать его в это шоу, было вне пределов его понимания. Алек сказал, что им заплатят сразу и наличными, потому что Норри Макфейл попал в больницу и ему собираются делать операцию на плече. Норри не хотел потерять выгодный контракт с гостиницей, поэтому доверил Алеку завершить начатую работу.
– Ебанический видок отсюда, скажи, Терри, – прокашлял Алек, охаркнул комок мокроты и сплюнул.
Несмотря на приличную высоту и шум машин, Алеку показалось, что он расслышал, как харчок расплескался по асфальту.
– Ну кртуо, – ответил Терри, стараясь не смотреть вниз на Принцесс-стрит.
Можно просто перелезть через перила – и привет. Делов-то. Даже слишком просто. Удивительно ещё, чего не так много народу прыгает. С бодуна и того легче. Долю секунды почувствуешь тшетность всего, и ты уже там. Слишком большой соблазн. Интересно узнать бы, какой процент самоубийств среди высотных мойщиков окон. В голове Терри всплыла картина из прошлого, и его замутило. Он схватился за перила, потные руки онемели на металле. Он сделал глубокий вдох.
– Да, не каждый день такой вид открывается, – восхищался Алек, смотря на замок сверху.
Из внутреннего кармана комбинезона он вытащил полбутылки виски «Феймос граус». Открутив крышку, сделал мощнейший глоток. Он дважды подумал, прежде чем нехотя протяунл бутылку Терри, и обрадовался, когда Терри её отклонил. Чувствуя, как алкоголь приятно обжигает его внутренности, он взглянул на Терри, чья кудрявая копна развевалась на ветру. Зря он привлёк сюда этого бездельника и ворюгу, решил Алек. Он-то думал – за компанию, но Терри всё больше помалкивал, что на Терри было абсолютно не похоже.
– Вид охуительный, – повторил Алек, слегка споткнувшись, отчего закачалась вся платформа, – прямо жизни не нарадуешься.
Терри постарался взять себя в руки, чувствуя, как кровь застывает в жилах. Особо долго жизни не порадуешься с таким-то мудаком, на такой-то верхотуре, подумал Терри.
– Да, Алек, это точно. А когда обед? Я с голоду, пиздец, помираю.
– Ты ж только что в кафе позавтракал, жирная тварь загребущая, – ухмыльнулся Алек.
– Да когда это было, – ответил Терри. Он осматривал спальню, находящуюся по другую сторону окна, которое он мыл. Моложавая женщина села на кровать.
– Хааре тёлок заценивать, грязный поддонок, – озабоченно выпалил Алек, – одна жалоба от посетителей, и на кону средства к существованию нашего Норри.
Терри засёк на столе нетронутый клубный сэндвич. Он постучал в окно.
– Да ты ёбнулся! – Алек схватил его за руку. – Норри в больнице, ты его подставляешь!
– Всё путём, Алек, – сказал Терри успокаивающим тоном, не смотря на покачивания платформы, – я знаю, что делаю.
– Доябываешься до гостей...
Женщина подошла к окну. Алек съёжился, отошёл на другой край платформы и ещё раз приложился к «Граусу».
– Прости, куколка, типа, – начал Терри, когда Катрин Джойнер подняла глаза и увидела у себя за окном какого-то толстого парня.
Ну конечно, они моют окна. И долго же он на неё смотрел? Он что, следит за ней? Псих. Нет, Катрин на эту удочку на поймаешь. Она подошла к нему.
– Что вам надо? – резко спросила она, приоткрыв огромное окно.
Полутруп грёбаный, подумал Джус Терри.
– Эээ, прости за беспокойство и всё такое, куколка… я тут бутер приметил, там, на столе, – он указал на клубный сэндвич.
Кэтрин отвела с лица волосы и заткнула за ухо.
– Что?... – Она с отвращением посмотрела на еду.
– Ты ж его не будешь, так?
– Нет, не буду…
– Давай тогда мне.
– Ну ладно… о’кей…
Катрин не могда придумать ни одной причины, чтобы не отдать этому человеку сэндвич. Франклин, может, даже решит, что это она его съела, и тогла, возможно, хоть на минутку перестанет её доставать. Парень, конечно, назойлив до неприличия,ну и похуй, бери – не хочу.
– Конечно… пожалуйста… в самом деле, почему бы вам не зайти и не выпить ещё и кофе… – язвительно сказала она, недовольная, что её потревожили.
Терри понял, что Кэтрин просто так шутит саркастически, однако решил вломиться в номер по-любому. Можно изобразить тупого, притвориться, что принимаешь всё за чистую монету. Богатые примерно такого поведения от представителей низших сословий и ожидают, так что всё на своих местах.
– Очень мило с вашей стороны, – улыбнулся Терри и зашёл.
Катрин сделала шаг назад и метнула взгляд на телефон. Псих какой-то. Надо позвонить в охрану.
Терри заметил реакцию и поднял руки вверх.
– Я просто кофе зашёл попить, я не больной какой-нибудь, как в Америке, на куски резать не буду, ничего такого, – объяснил он, расплываясь в улыбке.
– Приятно слышать, – ответила Катрин, беря себя в руки.
Алек Почта немало удивился, увидев, как его друг исчез в номере.
– Что там за тема, Лоусон? – крикнул он, начиная паниковать.
Терри подмигнул Катрин, которая всё ещё оценивала расстояние между ней и телефоном, после чего отвернулся и высунул голову в окно.
– Да девчонка тут одна пригласила зайти перекусить. Американочка. Надо уважать, а, – прошептал он рассерженной физии Алека и закрыл окно.
Кэтрин подняла брови, увидев в собственной спальне облачённую в комбинезон фигуру Терри. Это мойщик окон. Он здесь работает. Он просто хочет кофе. Спокойствие.
– Прямо изнуряет себя. Чтоб работу выполнить то есть. Нельзя работать в таком стрессе. Смертельный номер. Вот в чём Алека проблема, – Терри кивнул за окно, где человек с красным лицом размахивал по окну Катрин тряпкой, – слишком много стрессов на работе. Я ему говорю, Алек, говорю, на твоей работе все язву зарабатывают, а у тебя уже две, завязывай.
Этот гондон не робкого десятка.
– Да… то есть – понятно. А ваш друг кофе не хочет.
– Не, у него есть свой напиток, он на нём и отвисает.
Терри присел на стул, казавшийся слишком изящным и декоративным, что его выдержать, и принялся вгрызаться в сэндвич.
– Недурственно, – чавкая, объявил он. Катрин тем временем зачарованно смотрела на него, разрываясь между диким ужасом и любопытством. – Всегда интересно было, какие бутеры в шикарных местах делают. Я, кстати, был тут на прошлой неделе в «Шератоне», у приятеля на свадьбе. Неплохую пирушку закатили. «Шератон» знаешь?
– Нет, не знаю.
– Это на другом конце Принцесс-стрит, там, на Лотиан-роуд. Мне тот райончик не слишком нравится, но теперь там значительно спокойнее, чем раньше. Так говорят, во всяком случае. Я теперь в город редко выбираюсь. В центре так заряжают – не напасёшься. Но Дейви с Руфью выбрали это место… Руфь – та тёлка, на которой мой друган Дейв женился. Хорошая девка.
Так...
– Не в моём, в общем-то, вкусе, слишком выдающийся бюст, понимаешь, – и Терри сложил ладошки лодочкой у себя на груди, лаская большие невидимые груди.
– Так...
– Но ведь это выбор Дейва, так? Я ж не могу каждому встречному-поперечному указывалсть, на ком, бля, жениться, так?
– Так, – сказала Катрин с ледяной решимостью.
Она подумала о последних четырёх-пяти годах, которые он спит с ней. С ними.
Турне. Ещё одно грёбаное турне.
– Ты-то сама откуда?
Короткая вопросительная фраза, произнесённая Терри, вырвала её из гостиничного номера в Копенгагене и забросила в кукурузные поля детства.
– Ну, в общем-то, я из Омахи, Небраска.
– Это в Америке, да?
– Да...
– Всю жизнь хотел съезжить в Америку. Тони, мой друга, только оттуда вернулся. Сказал, между прочим, что сильно перехваливают вашу Америку. Каждая суч… пардон, все гоянтся за этим, – Терри потёр большим и указательным пальцами, – грёбаным янки-долларом. Здесь, между прочим, тоже такая мода пошла. На станции Уэйверли за сортир тридцать пенсов берут! Хочешь поссать – плати тридцать пенсов! За такие бабки надо проссаться как следует. Я б и посрал заодно, если всё в одну цену, старина! Что это за хрень, скажи, пожалуйста, если знаешь!
Катрин угрюмо кивнула. Она не очень-то понимала, о чём говорит этот человек.
– Так и что занесло тебя в Шотландию? Первый раз в Эдинбурге?
– Да... – Этот жирдяй её не знает. Катрин Джойнер, одна из величайших в мире певиц! – Вообще-то, – надменно затянула она, – я буду выступать.
– Типа, танцевать?
– Нет, петь, – прошипела Катрин сквозь стиснутые зубы.
– А... Я сначала подумал, может, ты танцуешь по клубам в Толлкроссе, чё-нибудь в этом роде, но потом решил, что этот плейс шибко навороченный для гоу-гоу-гёрлы… – он оглядел громадный сьют, –надеюсь, ты не обижаешься. Ну так, и чего ты поёшь?
– Ты, может, слышал: «Не разбивай мне сердце снова»… или «Я твоя жертва»… или «Я знаю, ты используешь меня»… – Катрин так и не собралась с силами, чтоб упомянуть и «Настоящую любовь».
Глаза Терри выпучились – он признал её, затем замерли на мгновение – засомневался, и снова расширились – догадка подтвердилась.
– Да! Я их знаю – все!
И он запел:
Часто после любви
Ты смотришь так отстранённо,
Как будто не со мной.
Когда же спрашиваю, ты удивляешься – о чём я.
Ты быстро одеваешься,
Включаешь телевизор – на футбол.
Я для тебя немного значу.
Ты даже зовёшь меня чужим именем.
… обожаю эту песню! Это ж правда жизни... то есть такие парни бывают, понимаешь, о чём я? Как только вынима… ну, после секса, вот, типа, и всё, верно?
– Да...
Катрин не могла сдержаться и мягко смеялась над представлением, которое устроил Терри. Дичь полная. Она так давно ни над чем не смеялась.
– Тебе надо на сцене выступать, – улыбнулась она.
Терри ощетинился, как будто ему всадили пару кубов гордыни неочищенной.
– А я и пою, караоке, в «Последней миле», в «Брумхаусе». В общем, спасибо за бутер. Мне пора за работу, пока этот ган.. пока мой коллега Алек Почта не стал капать мне на мозг.
Он на секунду задержал взгляд на её фигуре. Тростиночка.
– Вот что, ты же позволишь мне угостить тебя сегодня вечером? Ты не занята?
– Нет, но я…
Джус Терри был достаточно опытным пользователем мощного шароподкатного пресса, чтобы дать Катрин время оценить ситуацию.
– Ну тогда я вытащу тебя бухунть маленько. Покаже тебе город. Настоящий Эдинбург! Это свидание, как у вас там в Штатах говорят, – подмигнул он.
– Ну, не знаю… наверное…
Катрин не верила своим ушам. Она собралась выйти в город с толстым мойщиком окон! Он может оказаться извращенцем, ловцом душ или похитителем. Его не заткнуть. Он жуткий доставала…
– Идёт, тогда встречаемся внизу в Элисон. Словечко из местной музыкальной тусы, как раз для тебя, да ты, наверно, знаешь – Элисон мойе, шикарное фойе? Тогда в семь, идёт?
– Идёт…
– Зашибись!
Джус Терри открыл окно и не без труда вылез обратно на платформу, стараясь не смотреть вниз.
– Пиздец как вовремя, бля, – заныл Алек, – я не собираюсь тут один корячиться, мы так не договаривались. Норри нам двоим за окна платит, не только мне. Норри… в грёбаной реанимации, Терри. На больничной койке, страдает от окостенения сухожилий на той руке, что окна моет, врубэ? Что думаешь, он почувствовал бы, узнай он, что мы тут рискуем оставить его без средств к существованию?
– Не ной, ёб твою, заебал. Я всего-то назначил свидание тёлке, которую раньше в «Top of the Pops» показывали!
– Да ну. – Алек открыл рот, показав жёлтые с чёрвоточиной зубы.
– Святая правда. Там она, пташка эта. «Не разбивай мне сердце снова» – это она пела.
Алек открыл от удивления рот, когда Терри в подтверждение вышесказанного запел:
И страдала я всю жизнь,
Солнца нет – одни дожди,
Но ты в жизнь мою пошёл
И тучи руками развёл.
Но улыбка твоя стала холоднее,
И в сердце чувствую печаль,
И душа моя от страха замирает
В предчувствии, что скажешь ты – прощай.
Не разбивай мне сердце снова,
Не сокрушай мои основы.
О, почему же, боже мой,
Не можешь быть со мной одной.
Зачем играть нам в эти игры.
Я знаю – кто-то есть ещё,
О ней ты думаешь ночами.
Не разбивай мне сердце снова.
– Я эту песню помню… так, а как же её зовут. – Он украдкой глянул в окно на Катрин.
– Катрин Джойнер, – сказал Терри с той же надменной самоуверенностью, с какой он выкрикивал ответ на викторинах в «Серебряном крыле», когда знал его наверняка. Настоящее имя Элиса Купера? Винсент грёбаный Варьер. Как два пальца.
– Может, и билеты на её концерт достанешь?
– Всё будет, Алек, всё будет чики-пуки. Мы теперь в теме и можем поиграть на кое-каких струнах, мать твою. Мы старых обид не забываем.
Хитрый гад, тридцать шесть лет, а всё с матушкой живёт, подумал Алек.
