Любовь

Незадолго до полуночи густой туман, обволакивающий город, пролился дождем, и шагавший по Шестой улице Макс, спасаясь от дождя, забежал в какой-то подъезд, вытирая платком мокрое лицо.

— Давай сюда, — предложил он своему приятелю Пэту Ферраро. — Переждем тут у них, наверху.

— Хорошо, — сказал Пэт. — Только без свистопляски.

Макс позвонил в дверь, и дверь поспешно распахнулась, даже чересчур поспешно.

Должно быть, дела у них дрянь, промелькнуло в голове у Пэта.

На лестничной площадке стояла полноватая цветная горничная средних лет. Она улыбалась, пытаясь изобразить радость по поводу их прихода.

— Добрый вечер, — поздоровался Пэт. — Как жизнь?

— Добрый вечер, парни, — сказала горничная. — Проходите сюда. В переднюю.

Они вошли в тесную переднюю, закрыли за собой дверь и сели. Горничная спустилась в холл за девочками. Стояла такая тишина, что было слышно, как горничная спускается в холл. В комнатке стояли три стула и низенький чайный столик со столешницей, выложенной цветными изразцами, и пепельницей. На двух стенах висели любительские портреты обнаженной натуры маслом. Вид у обнаженных был недовольный и немного скособоченный. На нижней полочке чайного столика обнаружились три номера бульварного журнальчика под названием «Love». Комната смотрела окнами на улицу, но оба окна были занавешены. Выглянув из окна, Пэт увидел, как хлещет на улице дождь.

— Льет как из ведра, — сказал он. — Хорошо, что мы от него улизнули.

Он снова сел.

— Ты знаком с ними? — спросил он.

— Нет, — ответил Макс. — Ни разу тут не был. На этой улице все гостинички такие. Когда идет дождь, в любой можно переждать. Они не сдают номеров.

— Только давай без дуракаваляния, — сказал Пэт.

— Разумеется, — сказал Макс. — Мы просто поболтаем, пока дождь не кончится.

Они услышали, как поднимаются девочки в прихожую. Они не разговаривали, не смеялись, и их появление показалось Пэту немного унылым. Он закурил сигарету. «Надеюсь, мне не придется их жалеть, — подумал он, — и не придется, уходя отсюда, еще и за них переживать».

Дверь открылась, и вошли три девочки, одетые соответствующим образом. Сначала он изучал их телосложение, но это быстро ему наскучило, и он переключился на их лица, разглядывая глаза и губы, пытаясь понять, чем они дышат.

Каждая из них сделала обычное в таких случаях предложение, но Пэт с Максом оставили его без ответа, храня молчание и улыбаясь. Потом девочки словно позабыли о своем ремесле и перестали говорить дежурными фразами.

— Что, дождь идет? — спросила самая миниатюрная.

Ей было лет девятнадцать, и она казалась немного напуганной, как и любая другая на ее месте.

Пэту сразу захотелось развеять ее страхи, чтобы поддержать ее, как никто другой не поддержал бы ее в таком заведении. Ему захотелось проникнуть в ее мысли, просто находясь рядом с ней, сообщая ей свою силу.

— Да, — ответил он. — Иди ко мне. Я хочу с тобой поговорить.

Он заметил ее удивление. Она пустила в ход еще одну заученную фразу в качестве самообороны и уселась ему на колени. Он не стал к ней притрагиваться, но взял ее за руку. Она была ледяная, а ногти длинные, безобразные и вымазаны красным лаком.

— Как тебя зовут? — спросил он.

Он понимал, что она не назовет своего настоящего имени, но ему хотелось знать, какое имя она выдумала для себя, и поговорить с ней.

— Марта, — ответила она. — Пойдем ко мне, повеселимся.

— А фамилия? — спросил он. — Ты похожа на еврейку.

— Блюм, — ответила она. — Пойдем же, пошалим.

— Прекрати, — сказал он. — Как ты поживаешь?

— Да вроде ничего.

Макс развлекал двух других девиц. Самая крупная из них, можно сказать, толстая, устроилась у него на коленях, и Макс начал ее тискать. Это ей очень понравилось, так как она вообразила, будто Макс собирается пойти с ней, и это произведет впечатление на хозяйку заведения.

— Ух ты, какие роскошные формы, — сказал Макс, лапая ее груди. — Из тебя вышла бы отличная мамаша.

— Так за чем же дело стало, — сказала толстушка, — давай поженимся, станем мужем и женой.

— Вот именно, — встряла третья, — почему бы вам не пойти позабавиться в комнату?

Пэт подумал, дела явно идут хуже некуда, и от этого девочки скисли. А вдруг они останутся без работы? Вид у них встревоженный. В голосах настороженность. Как жалко они выглядели, пытаясь казаться желанными.

— Какие крепкие бедра, — говорил Макс.

Он вдруг встал, подняв вместе с собой девицу, и подошел к окну. Вдруг Макс посерьезнел, не обращая внимания на толстуху, и, когда он вновь уселся, она поостереглась плюхаться ему на колени. Она немного опешила. У нее такое крупное тело, полные чувственные губы, а эти субъекты сидят сиднем, словно она какая-нибудь доска. Пэт заметил, что она оскорблена до глубины души, и, когда она еще раз попыталась привлечь внимание Макса, Пэт почувствовал себя паршиво.

Как все это низко, подло. Девочки будут чувствовать себя гадко еще несколько недель. Они никогда от этого не оправятся.

Он бросил взгляд на Макса.

— Пора сваливать, — сказал он.

— Не городи чепухи, — сказал Макс. — На улице дождь. Не каждый вечер эти девочки попадают в руки таких неотразимых парней, как мы с тобой.

Каждая сделала над собой усилие, чтобы рассмеяться, но смех получился деланым и жалким.

— К тому же, — продолжал Макс, — если вы, девочки, заняты, идите по своим делам. Вам совсем не нужно оставаться с нами. Мы и без вас посидим.

— Очень мило, — сказала третья девица.

Она сидела на его коленях, и Макс обнимал ее.

— Знаешь, а ты совсем даже не дурна собой. В тебе что-то есть.

И скривил лицо, словно учуял что-то нечистое.

Толстуха стояла в углу с растерянным видом. Она была изумлена.

— Послушайте, вы что, шпики? — спросила она вдруг.

— Не заводись, — сказал Макс. — Держи себя в руках. Меня зовут Макс Камм. Я — боксер. Может, ты даже слыхала про меня. Моего друга зовут Пэт Ферраро. Он ничем не занимается. Играет на тотализаторе и мухлюет в покер. А на улице дождь. Мы здесь, чтобы переждать дождь. Так что, если хочешь, уходи. А хочешь, оставайся и общайся.

— А-а, — сказали девицы.

— Так как, остаетесь? — спросил Макс.

Ни одна не сдвинулась с места. Они облегченно, но разочарованно вздохнули.

— Отлично, — сказал Макс. — Так о чем будем говорить?

Он принялся болтать и балагурить с девицами, а Пэт прикурил сигарету для маленькой еврейки. Она глубоко затянулась, грустно посмотрев на него, вызвав в нем жалость. Девушка вдруг начала ему очень нравиться. Он захотел что-то да значить для нее, не так, как бывает в таких дырах, а она нравилась ему по-настоящему, именно она, сама по себе, а не ее плоть и доступность, не то что ее можно уложить на несколько минут и потом уйти, а хотелось узнать ее внутренний мир, приобщиться к тому, что его так восхищало в ней. Как глупо, но у него даже возникли опасения, что он в нее влюбился, что неравнодушен к ней из-за ее нескрываемой глубокой печали, к девушке, которая обязана была доставлять удовольствие всякому, кто сюда приходил, и старому, и чудовищному. Он был немного изумлен тем, что с ним происходило, но знал, что если и был по-настоящему влюблен, так в нее, если он действительно был к кому-то неравнодушен, так это к ней. Он тихо заговорил с ней, а тем временем Макс громогласно общался с девицами, хохотал и хлопал их по задам, а ливень то порывисто хлестал в окна, с внезапной яростью, то нежно лился, словно слезы.

— Как тебе живется на самом деле? — спросил он.

Она выпустила дым, глядя в его серьезное лицо, прикидывая, воспринимать ли его серьезно, или он всего лишь подтрунивает на ней, убивая время.

— О, лучше некуда, — ответила она бесстрастно.

— Нет, — сказал Пэт. — Не разговаривай со мной как проститутка. Не веди себя так со мной. Я действительно хочу знать. Что тебя тяготит? У тебя такой вид, словно ты готова утопиться. Что, все так плохо?

Она еще раз посмотрела ему в глаза, и он понял, что ей кажется, будто он просто болтает, убивает время, как Макс, пережидая дождь.

— Я правда хочу знать, — сказал он.

— Не так уж плохо, — ответила она.

— Но тебе же хочется вырваться отсюда, разве нет?

Она бросила взгляд в сторону других девиц, убедиться, что они не слышат.

— Не так громко, — попросила она. — Если они донесут старухе, я лишусь работы.

— Ну и черт с ней, с такой работой, лишайся.

— Все не так просто, — сказала она. — А если другой работы нет, негде переночевать и нечего есть?

— Давно ты здесь? — спросил он.

— Девять ночей, — ответила она.

«Я вытащу ее отсюда, — думал он. — Найду работу, сниму квартирку, и она будет у меня есть и спать, как нормальный человек, и делать зарядку. Я пальцем ее не трону, а буду рядом, пока она не встанет на ноги. Денег у меня хватит на неделю. Завтра же утром первым делом пойду в агентство по найму искать работу. Я должен. Я буду последним подонком, если ей не помогу».

Он тихо говорил с ней, думая о том, как вырвать ее из такой жизни, которая сводит ее с ума. Теперь он уверился в том, что она пойдет за ним куда угодно. Он был убежден в том, что она хочет уйти с ним.

Он услышал, как звонят в дверь и кто-то поднимается по ступенькам. Потом услышал, как горничная открывает и закрывает дверь в комнату, разговаривая с каким-то мужчиной. Вот она вошла в комнату, глядя на девиц.

— Марта, в номер 8, — сказала она, и девушка машинально слезла с его колен.

Он был поражен. И встал вместе с ней, желая послать горничную куда подальше, чтобы она оставила их в покое. Он любил эту девушку. Он не хотел, чтобы она, раздетая, распростерлась перед каким-нибудь грязным мерзавцем с вонючим телом и гнилыми мозгами. Он вышвырнет всякого негодяя, который к ней притронется. Убьет любого, что прикоснется к ней грязными руками и будет донимать ее, уничтожая в ней ее достоинство, порядочность, которую он один был способен видеть в ней под румянами и вопреки манере, в которой она старалась говорить, чтобы вести себя как положено шлюхе. Он разнесет этот чертов отель и заберет ее отсюда. Из-за этих подонков, которые ее запугивают, она хочет распрощаться с жизнью.

Он стоял перед девушкой, уставившись на горничную.

— Кто к ней пришел? — спросил он.

— Ей надо идти, — сказала горничная. — Пришел человек, который ее хочет. Он был здесь прошлой ночью.

— Покажите мне этого негодяя, — процедил он сквозь зубы. — Я его убью.

Макс столкнул с колен девицу и схватил Пэта за плечи.

— Что ты несешь? — полюбопытствовал он, смеясь. — Отпусти ее. Что еще на тебя нашло? Я ни разу не слыхивал от тебя таких речей, а ведь я знаю, что ты не пьян.

— Я дух вышибу из всякого, кто попытается к ней притронуться, — сказал он. — Никто ее не тронет!

— Черт возьми, — сказал Макс. — Да ты спятил.

Он рассмеялся над товарищем.

— Вот умора, — сказал он. — Ну и хохма.

— Если вы хотите, — сказала горничная, — первым пойти с Мартой в номер, то пожалуйста. Я попрошу того, другого, подождать.

— Я не хочу ни с кем идти в номер, — сказал он. — И я не хочу, чтобы кто-то снова развлекался с этой девушкой.

— Не будь идиотом, — сказал Макс.

— Пойду позову хозяйку, — сказала горничная.

Потом он увидел, как девушка, с несчастным видом смотревшая на него, выскочила в распахнутую дверь и сбежала в холл. Горничная вышла, затворив за собой дверь, и он сел на прежнее место.

Макс все еще покатывался со смеху.

— В какой-то момент, — смеялся Макс, — я поверил, что это всерьез.

Девицы же не нашлись что сказать. Пэт прикурил сигарету. «Да, забавно я вел себя из-за одной из них». Он рассмеялся, вдыхая и выдыхая дым. Подошел к окну и увидел, что дождь перестал.

— Пойдем отсюда, — сказал он. — Вот, — обратился он к девицам, — купите себе выпить. — И вручил каждой по серебряному доллару. — Дай им что-нибудь, — сказал он Максу.

— Конечно, — сказал Макс. — Вот, а это твоей девушке.

Он положил на стол доллар, и они вышли из комнаты.

Шагая по холлу, Пэт увидел номер 8 и ощутил ее присутствие и то, как она занимается своим ремеслом. Он поспешил вниз по лестнице, думая о ней, чувствуя себя трусом из-за то, что не сделал того, что собирался, — не разнес этот притон к чертям, не увел ее. И в этот момент диву дался, не понимая, как могло такое произойти с ним.

— В какой-то момент, — сказал Макс, — я думал, что это всерьез. Я уже собирался двинуть тебе в челюсть, лишь бы отсюда уволочь.

— Это так, пустяки, — сказал Пэт, — притоны так на меня действуют.

Но он-то знал, что лукавит, что это вовсе не пустяки, что если он когда-нибудь любил, если хотел что-то значить для другого человека, то это была именно она, эта девушка-еврейка, которая сейчас лежит нагишом в номере с мужчиной, которому он так и не набил морду.