Джордж
Когда Джордж отдергивает занавески, посреди лужайки торчит маслобойка. Он показывает на нее своему отцу. У маслобойки нет крышки, и когда Джордж заглядывает в нее, он видит на дне мертвого дрозда. Они без шума закапывают птицу позади кучки компоста. Джордж согласен, что маме можно сказать про маслобойку — они оставили ее стоять у дороги, — но не про то, что лежало в ней.
На следующий день Джордж получает открытку, изображающую надгробие в Бревудской церкви с мужчиной и его двумя женами на нем. Приписка гласит: «Почему бы не взяться за старую игру и не начать снова писать на стенах?»
Его отец получает письмо, написанное тем же корявым почерком: «Каждый день, каждый час растет моя ненависть к Джорджу Идалджи. И к твоей проклятой жене. И к твоей мерзкой девчонке. Ты думаешь, ты фарисей, что Бог отпустит тебе твои черные грехи, потому что ты поп?» Это письмо он Джорджу не показывает.
Отец и сын получают общее послание:
Ха, ха, Аптону ура!
Добрый старина Аптон!
Добрый старый Аптон!
Стоять, стоять за Аптона!
Эй! Воины креста!
Стяг поднимайте выше,
У всех свои места.
Священник и его жена тут же решают впредь вскрывать всю почту, доставляемую в дом. Любой ценой надо оберечь Джорджа, чтобы ничто не мешало его занятиям. А потому он не видит письма, которое начинается: «Клянусь Богом, я нанесу вред некоему человеку, единственное, что мне нужно в этом мире, — только месть, месть, сладкая месть, по которой я томлюсь, а тогда я буду счастлив в аду». Не видит он и того, в котором говорится: «Году не пройти, как твой сынок будет либо на кладбище, либо опозорен на всю жизнь». Однако ему показывают то, которое начинается: «Ты фарисей и лжепророк, ты обвинил Элизабет Фостер и выгнал ее, ты и твоя проклятая жена».
Письма приходят все чаще. Написаны они на дешевой линованной бумаге, вырванной из тетрадки, и отправлены из Кэннока, Уолсолла, Раджли, Уолверхемптона и даже из самого Грейт-Уайрли. Священник не знает, как с ними поступить. Обращаться в полицию, памятуя, как повели себя сначала Аптон, а затем главный констебль, не имеет смысла. По мере того как письма накапливаются, он пытается определить их главные характерные черты. А именно: защита Элизабет Фостер, исступленные восхваления сержанта Аптона и полиции вообще, сумасшедшая ненависть к семье Идалджи и религиозная мания, возможно, притворная, но, возможно, и нет. Почерки разнятся так, кажется ему, как если бы их старательно изменяли.
Сапурджи молится о руководстве. И еще он молится о терпении, о своей семье и — из слегка неприятного чувства долга — об авторе писем.
Джордж отправляется в Мейсон-колледж до прибытия новой почты, однако, вернувшись, обычно понимает, что в этот день пришло анонимное письмо. Его мать с натужной веселостью переходит с одной темы на другую, будто молчание может, подобно притяжению, стащить их всех вниз, на землю, в грязь и смрадное болото, подстерегающее там. Его отец, менее приспособленный к светскому притворству, замыкается и сидит во главе стола точно гранитное изваяние самого себя. Своим поведением родители действуют на нервы друг другу. Джордж пытается нащупать что-то среднее, разговаривая больше, чем отец, но меньше, чем мать. А Орас и Мод болтают без удержу, единственные, кому атакующие письма временно идут на пользу.
Следом за ключом и маслобойкой в доме священника появляются и другие предметы. Оловянный уполовник на подоконнике; садовые вилы, пригвоздившие к лужайке дохлого кролика; три разбитых яйца на крыльце. Каждое утро Джордж и его отец обыскивают все вокруг, прежде чем матери и младшим детям разрешается выйти из дома. Как-то раз они находят двадцать пенсов и полупенсов, разложенные поперек лужайки. Священник решает счесть их пожертвованием церкви. Кроме того, мертвые птицы в большинстве обычно задушенные, а однажды на самом видном месте был положен экскремент. Иногда в брезжаньи рассвета Джордж ощущает что-то менее явное, чем чье-то присутствие, тайный наблюдатель, — нет, это более похоже на внезапное отсутствие, на ощущение, что кто-то ушел секунду назад. Но никого не удается поймать. Или хотя бы увидеть.
И теперь начинаются мистификации. Как-то в воскресенье после службы мистер Бекуорт с Хенговерской фермы пожимает руку священнику, затем подмигивает и шепчет:
— Как вижу, завели новое дельце?
Сапурджи смотрит на него с недоумением, и Бекуорт протягивает ему вырезку из «Кэннон чейз курьер». Объявление в зубчатой рамке:
Благородные молодые девицы благовоспитанные и с безупречными манерами готовы для брака с джентльменами с приличным состоянием и репутацией.
Знакомство: обращаться к препод. С. Идалджи, Грейт-Уайрли, дом священника.
Гонорар по договоренности.
Священник посещает газетные редакции и узнает, что заказаны еще три таких объявления. Но никто в глаза не видел заказчика: заказ был прислан в письме с приложением почтового перевода. Коммерческий директор исполнен сочувствия и, естественно, обещает остающиеся два не печатать. Если виновник попробует возражать или затребовать свои деньги обратно, разумеется, полиция будет извещена. Но нет, он не думает, что эта история подходит для редакционной статьи. Со всем уважением к сану, газета должна думать о своей репутации, а ставший достоянием гласности факт, что она стала жертвой мистификации, может бросить тень на достоверность других печатаемых материалов.
Когда Сапурджи возвращается домой, там его поджидает огненно-рыжий младший священник из Норфолка, с некоторым трудом сдерживая свой христианский темперамент. Ему не терпится узнать, с какой стати его собрат во Христе вызвал его в такую даль в Стаффордшир по делу духовной неотложности, быть может, требующему экзорцизма, о котором супруга его преподобия как будто ничего не знает. Вот ваше письмо, вот ваша подпись. Сапурджи объясняет и просит извинения. Младший священник просит возместить ему расходы.
Затем служанку вызывают в Уолверхемптон для осмотра трупа ее несуществующей сестры, который якобы лежит в пивной. Внушительное количество товаров — пятьдесят льняных салфеток, двенадцать грушевых саженцев, говяжий филей, шесть ящиков шампанского, пятнадцать галлонов черной краски — доставлены и должны быть возвращены. В газетах печатаются объявления, предлагающие сдачу дома священника в аренду по столь низкой цене, что от желающих отбою нет. Предлагаются стойла, а также лошадиный навоз. От имени священника посылаются письма частным сыщикам с просьбой об их услугах.
После нескольких месяцев таких преследований Сапурджи решает контратаковать. Он составляет собственное объявление с кратким сообщением о недавних событиях и описанием анонимных писем, их почерка, стиля и содержания; он указывает даты и места их отправки. Он просит газеты не принимать объявлений от его имени читателей — сообщать о каких-либо подозрениях, у них возникших, а повинных во всем этом — обратиться к своей совести.
Два дня спустя под вечер на кухонном крыльце появляется треснутая супница с мертвым дроздом. На следующий день приходит судебный пристав наложить арест на имущество за воображаемый долг. А затем приезжает портной из Стаффорда снять мерку с Мод для ее свадебного платья. Когда Мод молча выводят к нему, он вежливо осведомляется, не готовят ли ее как невесту-девочку к какому-то индусскому обряду. В разгар этой сцены Джорджу доставляются пять клеенчатых курток.
А затем, неделю спустя, три газеты публикуют ответ на призыв священника. Он в черной рамке и озаглавлен ИЗВИНЕНИЕ. Он гласит:
Мы, нижеподписавшиеся, оба проживающие в приходе Грейт-Уайрли, объявляем, что мы единственные сочинители и писатели некоторых оскорбительных и анонимных писем, получавшихся различными лицами за последние двенадцать месяцев. Мы сожалеем об этих изъявлениях, а также изъявлениях насчет мистера Аптона, сержанта полиции в Кэнноке, и насчет Элизабет Фостер. Мы обратились к своей совести согласно просьбе и просим прошения у всех, кого это касается, а также и у властей, как духовных, так и криминальных.
Подписано: Д. Э. Т. Идалджи и Фредерик Брукс.
