Артур
Стонихерст предложил снизить Артуру плату за обучение, если он согласен готовиться к принятию сана. Мам отклонила это предложение. Артур был честолюбив, вполне способен стать лидером и уже намечался в будущего капитана крикетной команды. Однако она не представляла себе кого-нибудь из своих детей духовным наставником. Артур, со своей стороны, знал, что никак не сможет обеспечить обещанные золотые очки, и бархатное платье, и место у камина, если даст обет бедности и послушания.
Иезуиты не были плохими ребятами. Они считали человеческую натуру изначально слабой, и их недоверие казалось Артуру вполне оправданным — достаточно было взглянуть на его собственного отца. Кроме того, они понимали, что греховность зарождается рано. Мальчикам не разрешалось оставаться вместе без присмотра; на прогулках их всегда сопровождали учителя, а каждую ночь дортуары обходила бесшумная тень. Постоянный надзор мог подрывать самоуважение и самостоятельность, зато царившие в других школах безнравственность и проявления животности тут были сведены к минимуму.
Артур в целом верил, что Бог существует, что мальчиков искушает грех и что отцы-иезуиты правы, наказывая их Толли. Но когда дело касалось конкретных догматов, он тайком спорил со своим другом Патриджем. Патридж произвел на него сильное впечатление, когда молниеносно перехватил мяч, посланный Артуром с обычной стремительностью, опустил мяч в карман с быстротой, за которой глаз был не способен уследить, а затем повернулся, делая вид, будто следит, как мяч улетает за границу поля. Патридж любил водить за нос, и не только на крикетном поле.
— А ты знаешь, что доктрина Непорочного Зачатия была включена в свод символов веры совсем недавно — в тысяча восемьсот пятьдесят четвертом году?
— Я бы сказал, поздновато, Патридж.
— Только вообрази! Церковь дискутировала этот догмат века и века, и все это время отрицать его не было ересью. И вдруг теперь это та еще ересь.
— Хм-м-м…
— Так почему Рим после стольких веков после самого события вдруг решил свести к минимуму участие телесного отца в этом деле?
— Послушай, не зарывайся.
Но Патридж уже занялся доктриной папской непогрешимости, объявленной всего пять лет назад. Почему все Папы прошлых веков беспощадно объявлены способными ошибаться, а все Папы настоящего и будущего как раз наоборот? Действительно, почему, поддержал Артур. А потому, ответил Патридж, что это более вопрос политики Церкви, чем теологического прогресса. Суть сводится к присутствию влиятельных иезуитов в высоких сферах Ватикана.
— Ты послан искушать меня, — иногда говорил Артур.
— Как раз наоборот. Я здесь, дабы укреплять твою веру. Мыслить самостоятельно внутри Церкви — вот путь истинного послушания. Чуть только Церковь чувствует, что ей угрожает опасность, как она в ответ вводит более строгую дисциплину. Это действенно на краткий срок, но не на долгий. Ну, как Толли. Тебя побили сегодня, а потому ты ничего не нарушишь завтра. Но не нарушать до конца жизни из-за воспоминаний о Толли? Это же чушь, верно?
— Нет, если это подействует.
— Но через год-другой мы покинем школу. Толли перестанет существовать. Нам необходимо быть готовыми противиться греху и преступлениям с помощью рациональных аргументов, а не страха перед физической болью.
— Сомневаюсь, что рациональные аргументы подействуют на некоторых ребят.
— Ну, тогда безоговорочно Толли. И то же самое в широком мире. Разумеется, нужны и тюрьма, и каторга, и палач.
— Но что угрожает Церкви? Она мне кажется сильной.
— Наука. Распространение скептических учений. Утрата Папской области. Утрата политического влияния. Перспектива двадцатого века.
— Двадцатый век. — Артур задумался. — Я не могу заглядывать так далеко. Когда наступит следующее столетие, мне будет сорок.
— И ты будешь капитаном крикетной команды Англии.
— Сомневаюсь, Патридж. Но в любом случае не падре.
Артур, собственно, не сознавал, что его вера слабеет. Но думать самостоятельно внутри Церкви легко перешло в способность думать вне ее. Он обнаружил, что его рассудок и совесть не всегда принимают то, что им предлагается. В его последний учебный год в школу приехал проповедовать отец Мерфи. С высоты кафедры яростный краснолицый патер угрожал верным и несомненным проклятием всем, кто остается вне лона Церкви. Будь тому причина греховность, самовольство или просто невежество, последствия были одинаковыми: верное и несомненное проклятие на всю вечность. Далее последовало широкое описание мук и беспросветности Ада, специально измышленных, чтобы ввергать мальчиков в дрожь. Но Артур перестал слушать. Мам объяснила ему, в чем суть, и теперь он смотрел на отца Мерфи как на сказочника, которому больше не верил.