4
Как важно уметь врать
Во вторник вечером мы играем в карты у меня дома. У Ричи болит ключица: «Ежегодный беспредел» — это вам не шутки; Одри просто сидит и радуется жизни, а Марв выигрывает. И ведет себя безобразно — все как всегда, короче.
Я уже успел сходить на Глори-роуд. Посмотрел на дом номер сто четырнадцать. Там живет семья откуда-то из Полинезии. Муж — больше, чем тот амбал с Эдгар-стрит. Он работает на стройке. Жена для него — все. Королева. Богиня. В детях он тоже души не чает. Как придет с работы, тут же начинает с ними играть. Подбрасывает в воздух, они радостно хохочут и просят — еще, еще! Неудивительно, что они ждут не дождутся, когда папа придет домой.
Глори-роуд длинная и довольно пустынная улочка. Дома старые, еще с асбестоцементной облицовкой.
Пока непонятно, чем я могу помочь этой семье. Но есть уверенность, что ответ не заставит долго себя ждать.
— Смотрите-ка, а я снова выиграл! — злорадствует Марв.
Сидит, весь такой довольный, и попыхивает сигарой.
— Чтоб тебе провалиться! — цедит Ричи.
На самом деле он просто говорит вслух то, что думает каждый из нас.
Потом Марв принимается организовывать нашу встречу на Рождество. В этот день по традиции мы тоже играем в карты.
— Ну и чья в этом году очередь? — спрашивает он.
Все прекрасно знают — Марва. Но он, естественно, пытается отвертеться. Наш друг и рождественский ужин — две вещи несовместные. Причем готовит Марв нормально. Просто он очень жадный. Марв физически не может разориться на индейку. Когда он повел меня завтракать в то утро перед матчем, я просто обалдел — настолько это непохоже на моего друга.
— Твоя очередь. — Палец Ричи упирается в Марва. — Твоя, дружище. Прими это как данность.
— Подожди, мне кажется…
— Зря кажется. — Ричи непреклонен. — Твоя, твоя очередь, Марв.
— Слушайте, ну у меня же родители дома будут, сестра, опять же…
— Иди ты в задницу, Марв! Родители? Да мы обожаем твоих родителей!
Ричи в своем репертуаре. Все знают: ему абсолютно плевать, к кому мы все завалимся на Рождество. Просто он обожает подкалывать Марва.
— И сестра твоя нам очень нравится! Горячая, как огонь! Знойная женщина, короче!
— Знойная? Женщина? — переспрашивает Одри. — Ричи, ты вообще о чем?
— А я говорю — огонь, а не девка! — Ричи с грохотом бьет кулаком по столу.
Все покатываются со смеху, Марв морщится и ерзает.
— Нет, правда, — вступаю в беседу я. — В чем проблема? Денег у тебя завались! Сколько там, тридцать тысяч?
— Уже сорок, — сухо отвечает Марв.
Ремарка вызывает немедленную дискуссию — на что наш друг собирается потратить такую прорву денег? Марв шипит, что это не наше дело, и мы отстаем. В действительности его финансовые планы нас не очень-то интересуют. Нас вообще мало что волнует, признаться честно.
В результате я сдаюсь и говорю:
— Ладно, давайте устроим рождественскую вечеринку у меня. — И строго смотрю на Марва: — Но учти, Швейцар тоже будет присутствовать.
Судя по выражению лица, радости это моему другу не прибавляет. Но делать нечего, он соглашается.
А я все не унимаюсь:
— И вот еще что, Марв. Мы будем играть на Рождество в карты здесь, но только с одним условием.
— Каким?
— Ты принесешь Швейцару подарок.
Я не могу отказать себе в удовольствии воткнуть шпильку поглубже и даже провернуть ее в ране. Добившись от Марва уступки, нужно давить дальше, хотя результат уже превзошел все мои ожидания. Давненько я так не веселился!
— В общем, с тебя стейк — большой и сочный, заметь! И… — Ха-ха, старина Марв такого от меня не ожидал, это точно. — Ты должен будешь поцеловать мою псину. В морду!
Ричи щелкает пальцами:
— Отлично придумано!
Марв в шоке.
Он просто взбешен!
— Эд, это бесчестно! — взывает он к моей совести, но тщетно.
К тому же целоваться со Швейцаром все равно выгоднее, чем покупать индейку и заниматься готовкой. Так что Марв в конце концов соглашается.
— Ладно, уговорили. — И упирает в меня палец: — Но ты, Эд Кеннеди, натуральный извращенец.
— Премного благодарен за комплимент, дружище, — улыбаюсь я в ответ.
И понимаю, что — впервые за много лет! — радуюсь приближению рождественских праздников.
Я продолжаю наведываться на Глори-роуд в свободное от работы время. Да, живущая там семья еле сводит концы с концами, это понятно. Но что же требуется от меня? И вот однажды вечером, когда я, как всегда, стою на своем посту за кустами, ко мне выдвигается отец семейства. Он такой громадный, что может задушить меня одной левой. На лице у него явственно читается намерение так и поступить.
— Эй ты! — кричит он. — Ты там стоишь, а я все вижу! Очень хорошо тебя вижу!
Бежит он быстро, как носорог.
— Выходи из кустов быстро, ты, хитрое лицо!
Голос у него тихий и даже приятный — чувствуется, что парень не привык его повышать. Хотя с такими размерами ему и кричать-то не нужно — все разбегутся.
Но я не бегу. Стою на месте и успокаиваю себя: «Не волнуйся, Эд. Наверняка это часть задания».
Солнце садится за крышей дома, а мне приходится выйти из кустов. Я оказываюсь лицом к лицу с огромным, кудрявым, угрожающе выглядящим темнокожим мужчиной.
— Ты шпионишь за моими детьми?!
— Нет, сэр, — вскидываю я подбородок.
Нужно выглядеть уверенным в себе, честным малым.
«А в чем, собственно, дело? — поправляю я себя. — Где тут ложь?» Хм, ну да, это не ложь, а почти правда, ага…
— Так чего ты тут околачиваешься?
Остается врать, честно глядя в глаза, и надеяться, что парень поверит.
— Видите ли, сэр. Когда-то давно моя семья жила в этом доме…
«Отлично, — думаю я про себя. — Растешь над собой, Эд Кеннеди, врешь людям, не моргнув глазом».
— В общем, мы жили здесь давным-давно, много лет назад, — а потом переехали. И я время от времени сюда прихожу вспомнить детские годы и все такое.
«Господи, — молю я про себя, — сделай так, чтобы эта семья переехала сюда недавно».
— Папа мой недавно умер, и я прихожу, чтобы вспомнить, как мы с ним играли на лужайке. Я смотрю на вас, сэр, как вы своих детишек подкидываете и на плечи сажаете, и вспоминаю папу…
Лицо моего собеседника смягчается.
Ну и слава богу…
Человек подходит ко мне поближе. Солнце опускается на четвереньки у него за спиной.
— Дом старый, плохой, совсем развалюха, — машет он рукой в сторону своего жилища. — Но денег на другой пока нет…
— А мне кажется, нормальный дом, — улыбаюсь я в ответ.
Так мы беседуем еще некоторое время, а потом мой собеседник делает кое-что неожиданное. Он отступает на шаг, на мгновение задумывается и огорошивает меня предложением:
— Слушай, а может, зайдешь? На ужин! Мы будем рады.
Внутри меня все кричит: «Эд, откажись! Провалишь легенду!» Но я принимаю приглашение. Почему? Доставляя послание, нельзя искать легких путей.
И мы идем к крыльцу и заходим в дом. Прежде чем переступить порог, человек оборачивается и говорит:
— Меня зовут Луа. Луа Татупу.
— А меня — Эд Кеннеди, — отвечаю я, и мы пожимаем друг другу руки.
Точнее, огромная лапища Луа смыкается на моей ладони и не оставляет в ней ни одной целой кости.
— Мари? — зовет он. — Дети?
Луа оборачивается ко мне:
— Ну что, многое поменялось?
— А? — Тут я вспоминаю свою легенду. — Да нет, нет, все как прежде!
Тут из дверей вываливаются дети и начинают карабкаться по мне, как по дереву. Луа представляет меня жене и малышам. На ужин у них картофельное пюре с сосисками.
Мы едим, а Луа рассказывает анекдоты. Дети хохочут, хотя Мари клянется, что все анекдоты бородатые и они слышали их уже тысячу раз. Жена Луа выглядит не очень — морщины под глазами, измученный вид. Ей нелегко: работа (продавщица в супермаркете), дети, готовка, уборка… Кожа у нее светлее, чем у Луа. А волосы такие же темно-коричневые и кудрявые. Когда-то она была очень красивой.
У них пятеро детей. Естественно, они все разом болтают за едой, несмотря на увещевания мамы. И хохочут, хохочут. У них такие счастливые глаза, что становится понятно — вот почему Луа так любит и балует их.
— А можно, Эд покатает меня на спине, пап? — спрашивает одна из девочек.
Я киваю, и Луа говорит:
— Конечно, милая. Но ты забыла про волшебное слово!
Тони, брат отца О’Райли, говорил точно так же.
Девчушка стукает себя ладошкой по лбу, улыбается и восклицает:
— Пожалуйста! Пожалуйста, пусть Эд покатает меня на спине!
— Конечно! — улыбается в ответ Луа.
Дети успевают прокатиться тринадцать раз, — потом меня спасает Мари. Самый младший ни за что не желает слезать, но жена Луа снимает его с моей спины:
— Джесси, Эд очень устал!
— Ну ла-а-адно.
Джесси милостиво слезает, и я со вздохом облегчения валюсь на диван.
Джесси лет шесть. Пока я лежу на диване, он шепчет мне на ухо — как выясняется, ответ на мой главный вопрос.
— Папа скоро повесит рождественскую гирлянду! Ты придешь посмотреть? Там лампочки разноцветные! Очень красивые, правда!
— Конечно приду, — обещаю я.
Оглядывая комнату, я уже почти сам верю, что когда-то жил здесь. Вот здесь мы с папой сидели, а вот тут обедали…
Луа уже лег спать, так что провожает меня Мари.
— Спасибо, — благодарю я. — За все.
Она смотрит на меня огромными добрыми карими глазами и говорит:
— Не за что. Приходи еще. Как время будет — так и заходи.
— Я зайду, — отвечаю я.
На этот раз совершенно честно.
На выходных я сворачиваю на Глори-роуд и прохожу мимо их дома. Рождественская гирлянда, как и обещал Джесси, уже висит, но она очень старая и блеклая. Кое-где недостает лампочек — видимо, разбились. К тому же они настолько древние, что даже не мигают. Над крыльцом растянуты проводки с лампочками разного цвета, вот и все.
И я думаю: «Надо будет сюда еще прийти и внимательно все рассмотреть».
Вечером, когда гирлянда уже горит, мои подозрения подтверждаются: только половина лампочек в рабочем состоянии. Половина — это всего четыре. Четыре разноцветных огонька освещают рождественский ужин семьи Татупу. Понятно, что ничего особенного. Но я думаю, прав тот, кто сказал: великое — всегда в малом. Просто нужно это малое заметить.
При первой же возможности я наведаюсь сюда еще раз. Когда все обитатели дома будут в школе или на работе.
Нужно что-то делать с этими негорящими старыми лампочками.
И я еду в «Кеймарт», огромный хозяйственный гипермаркет. И покупаю гирлянду — точно такую же, как та, что висит у Татупу над крыльцом, только новую. Большие, красивые зеленые, желтые, красные и голубые лампочки весело блестят боками. Среда, на улице жарко, может, поэтому никто не подошел и не спросил, что это я делаю на крыльце чужого дома, взгромоздившись на перевернутое ведро. Хотя и так понятно: снимаю старую гирлянду, разгибая один за другим гвозди, которыми закреплен провод. Но потом оказывается, что розетка-то в доме — провод тянется под дверь. Надо было заранее об этом озаботиться, ну что ж теперь поделаешь, — придется оставить все как есть. Я вешаю старую гирлянду обратно, а новую оставляю на пороге.
Просто кладу перед дверью, без всякой записки.
Что тут еще можно сделать, в конечном-то счете…
Хотя сначала я решил написать на коробке: «С Рождеством». Но потом передумал.
Дело-то не в словах, правда?
А в сияющих разноцветных лампочках над порогом. В великом, которое обнаруживается в малом.
Назад: 3 Пиковый интерес
Дальше: 5 Сила и слава
