Глава первая
Убить на лету
На экран монитора села муха. Она побегала по нему замысловатыми зигзагами и в конце концов остановилась не где-нибудь, а на с8, той самой клетке, куда он как раз собирался поставить своего белого коня.
«Интересно, она что, мысли читать умеет? — Муха самозабвенно чистила задние лапки. — Занятное насекомое, — подумал он. — Чего стоит только этот хоботок с присоской и лапки, которые могут цепляться за идеально ровное стекло. Ну-ну, если ты такая ловкая, посмотрим, сумеешь ли ты увернуться на этот раз».
Николас Альберт занес руку над мухой, резким круговым движением сумел поймать зазевавшееся насекомое, зажал его в кулак, поднес к уху и прислушался к испуганному жужжанию. Затем он несколько раз коротко, словно прицеливаясь, взмахнул рукой и изо всех сил швырнул пойманную муху в экран монитора. Насекомое ударилось о стекло и упало на стол. Через секунду муха зашевелилась, но взлететь уже не смогла. Контуженная и наверняка покалеченная таким сильным ударом, она лишь беспомощно и бестолково перебирала лапками, вертелась на одном месте. Николас без труда дорисовал в своем воображении взгляд насекомого, полный страдания, молящий о пощаде.
— Ах ты, бедненькая! — негромко произнес он.
Действуя предельно аккуратно, Николас зажал задние лапки мухи между ногтями указательного и большого пальцев, а потом с методичностью и скрупулезностью энтомолога оторвал ей одно за другим оба крыла. Насекомое, обезумевшее от боли, вновь рухнуло на письменный стол, пробежало по нему до самого края и свалилось в пустоту.
С лестницы между первым и вторым этажами дома донесся голос матери Николаса. Она позвала его по имени, но он не ответил. Внимание мальчика было поглощено поисками мухи, упавшей на пол. Ему казалось, что она должна была крутиться на одном месте где-нибудь неподалеку, как какой-то обезумевший волчок. Кораль Арсе процокала каблуками мимо его комнаты и, судя по всему, заглянула в соседнюю дверь — в комнату Дианы.
Конь был водружен на поле с8. Пока машина раздумывала над тем, как выйти из этой западни, Николас стал снова искать глазами муху и обнаружил ее совсем рядом с одной из ножек кресла. Она больше не шевелилась и даже не дергала лапками. Николас прицелился и накрыл ее метким плевком. Муха не пошевелилась.
«Ну что ж, значит, умерла».
Боковым зрением он заметил голову Арасели, проплывшую мимо него в оконном проеме. Часы в гостиной пробили половину восьмого. Он представил себе, как голова Арасели, напоминающая шар, зависший в воздухе и вечно улыбающийся во весь рот, плавает по саду в поисках своего туловища. Мама Николаса уже прошла по коридору второго этажа назад. Сын был уверен в том, что она не упустила возможности задержаться на секунду-другую перед зеркалом.
Отец что-то напевал в спальне. Так он делал всегда, завязывая и перевязывая галстук. Карлос Альберт постоянно оставался недоволен тем, как ему удавалось сделать это с первого раза. Он многократно повторял эту процедуру и неизменно мурлыкал себе под нос одну и ту же дурацкую песенку.
В ожидании ответного хода компьютера, призадумавшегося над его маневром, Николас переключил режим изображения и стаи вертеть перед собой на экране трехмерную проекцию шахматной доски.
Тем временем в саду голова Арасели наконец-то воссоединилась с туловищем. Служанка наклонилась, уперла руки в колени и пыталась уговорить Аргоса, чтобы тот отдал ей игрушку, зажатую в зубах. Пес нашел где-то в глубине сада игрушечный лазерный пистолет, издававший слабые скрежещущие звуки. Силы его подсевших батареек на большее уже не хватало.
— А не пора ли кое-кому непослушному в будку вернуться? — ласково, даже, пожалуй, излишне сюсюкая, отчитывала служанка собаку, словно разговаривала с расшалившимся ребенком.
Слон на пятой горизонтали по ферзевому флангу — хороший ход, начисто перекрывавший оперативный простор черному коню, прорвавшемуся было в тыл противника. Компьютер неплохо защищался, но партия потеряла былой блеск и загадочность, когда в ее ход перестала вмешиваться муха-телепат.
«Может быть, и не стоило убивать ее?.. Пусть сыграла бы партию до конца. Как знать, может, насекомое оказалось бы умнее компьютера. — Николас попытался представить себе партию, в которой его противником была бы муха. — Гонг! На ринге вес пера против веса мухи!»
Николас поменял на экране компьютера дизайн фигур из хайтековской стали на восточные игрушки. Его грозный конь тотчас же обернулся красным драконом, внешне очень симпатичным и вроде бы безобидным.
За спиной Николаса все еще слышались шаги матери. Кораль Арсе не слишком уверенно прохаживалась по дому и террасе в новых туфлях на шпильках.
«Мама терпеть не может этот тип каблуков. Она ведь высокая, стройная и красивая. На кой черт ей вообще сдались шпильки? Она ступает на них так неуверенно, будто действительно сомневается в прочности тоненьких каблучков».
Николас мельком отметил про себя, что мама где-то рядом, когда она на миг оказалась в поле его зрения, в очередной раз пройдя по террасе из угла в угол. Кораль надела длинную прямую узкую юбку. Она была очень красива и, как прекрасно знал Николас, просто ненавидела все эти бесконечные коктейли, устраиваемые ради начальства и столь важные для ее мужа. Почти все эти мероприятия по какой-то непонятной закономерности совпадали с неожиданными приступами головной боли, одолевавшими Кораль Арсе. Но на этот раз она решила, что будет нецелесообразно прибегать к этой отговорке, чтобы не обесценить ее вконец.
Мать снова позвала сына:
— Нико, ты где?
Мальчик прекрасно знал, как мама переживала из-за того, что никогда не знала, в какой части дома он находился. Впрочем, на этот раз долго искать ей не пришлось. Она вошла в нагретую солнцем душную гостиную и остановилась в дверном проеме. Голова Николаса торчала над спинкой кресла. Кораль Арсе подошла к сыну и села рядом с ним. Он искоса посмотрел на нее. От матери пахло духами.
— Выигрываешь?
Мальчик ничего не ответил и даже не повернул голову в сторону матери. Кораль Арсе придвинулась чуть поближе и положила руку ему на плечо. Она прекрасно понимала, что этот жест лишь больно ударит по ней самой. Он еще нагляднее продемонстрирует то безразличие, с которым относился к матери ее собственный сын. Тем не менее удержаться от этой ласки она не могла. Взгляд Николаса, устремленный в светящийся экран монитора, не выражал никакого интереса к тому, что происходило в мире, окружавшем его.
— Мы с папой сейчас уедем, наверное, на весь вечер. Арасели приготовит вам ужин. Макароны в холодильнике. Сыр сами добавите, кто столько хочет. Посмотри, чтобы сестренка съела все, что ей положат, и про десерт для нее не забудь. Сам знаешь, какая она лентяйка — сама никогда ничего не возьмет. Надеюсь, что к тому времени, когда мы с папой вернемся, вы уже будете спать.
Кораль Арсе встала, взяла пульт дистанционного управления и опустила электрические жалюзи.
«Не нужно сердиться на него, — уговаривала она себя. — Да, разумеется, обидно, что он относится ко мне с таким безразличием. Это, конечно же, несправедливо. Я такого не заслужила, но ведь уже обещала себе, что не стану давить на сына, буду уважать его право на собственный мир, пусть и такой замкнутый».
Со второго этажа спустился Карлос Альберт. По ходу дела он в подробностях описал преимущества прачечной, только что открывшейся рядом с новым торговым центром, по сравнению со старой, располагавшейся рядом с церковью.
Карлос Альберт заявил, что в древнюю прачечную он больше ни ногой, и спросил:
— Дорогая, ты готова?
Темно-серый, почти черный пиджак, галстуке замысловатым узором. Сорок лет, в отличной форме и шикарной упаковке. Набриолиненные волосы были эффектно зачесаны назад. За дверями уже призывно лаял Аргос, услышавший голос хозяина и предвкушавший его появление.
— Пойду выведу машину из гаража, — сказал Карлос.
Аргос увидел хозяина, выходящего на крыльцо, и бросился к нему с радостным заливистым лаем. Карлосу хватило буквально одного энергичного жеста, чтобы пес притих и сел у его ног. О том, чтобы поставить лапы на плечи Карлосу и облизать ему лицо, сейчас даже речи не шло. Немецкая овчарка жадно и часто дышала и с нетерпением ждала, когда между ее ушами опустится благосклонная ладонь хозяина. Пока Карлос чесал макушку собаки, та лишь едва заметно поворачивала голову из стороны в сторону, чтобы подставить как можно больше шкуры. При этом Аргос негромко порыкивал и поскуливал от удовольствия. Карлос провел ладонью по собачьей морде и сунул руку в пасть овчарки. Та крайне деликатно прихватила зубами пальцы хозяина в знак признательности и восторга.
— Ммм, хороший, хороший, молодец.
Через сад навстречу папе шла Диана. За собой девочка тащила коляску, в которой сидела ее любимая кукла со светлыми волосами. Диана обошла кусты роз, качели, детский домик и остановилась у беседки, по решетчатой стене которой вились побеги бурно разросшейся глицинии.
Кораль Арсе тоже вышла на крыльцо, подозвала Арасели и сообщила служанке, что именно из одежды следовало постирать в первую очередь.
Диана увидела отца и помахала ему рукой. Ее личико расплылось в довольной улыбке. Карлос в ответ улыбнулся ей и помахал рукой из окна своего шестисотого «мерседеса». Краска, разумеется, — металлик. Карлос развернул машину и поставил ее у входной двери дома.
Все это время Аргос прыгал вокруг автомобиля, то норовя вцепиться зубами в брызговики, то в последний момент уворачиваясь от надвигающегося бампера. По ходу этой игры он уже несколько раз прошелся когтями по передней части капота машины.
Кораль были не по душе эти проявления бесхитростной собачьей радости, не сдерживаемые ровно ничем. Больше всего ей не нравилось, что Аргос реагировал на появление хозяина слишком уж шумно. Он чем-то напоминал ей надоедливый и наглый радиобудильник, от звуков которого по утрам в доме было просто некуда деться. Кораль энергично и, как ей показалось, достаточно сурово позвала Аргоса, но пес и ухом не повел. Он прекрасно понимал, кто его хозяин и кого надлежит слушаться с полуслова.
— Сеньора, он и на меня внимания не обращает, — со смехом успокоила хозяйку Арасели. — Хитрый пес, ничего не скажешь.
На служанке был розовый передник, слегка полинявший от частых стирок. Волосы она собрала в хвост. При этом седина в них лишь кое-где робко пробивалась в общей массе густой шевелюры цвета красного дерева. Глядя на мягкие черты лица Арасели, можно было сразу понять, что человек она добрый и неконфликтный. За восемь лет, что она проработала в их доме, Кораль ни разу не видела, чтобы эта женщина на кого-то или на что-то сердилась.
— Что с него возьмешь, — со вздохом произнесла мать семейства. — Весь в хозяина.
Арасели тактично пропустила мимо ушей это замечание, высказанное не слишком счастливым тоном, и на всякий случай поспешила сделать Кораль комплимент по поводу ее наряда и отличной формы.
Тем временем Диана подошла к крыльцу и протянула матери блокнот для рисования, в котором только что что-то начирикала. Кораль проявила совершенно искреннюю заинтересованность в результатах художественного творчества дочери.
— Ах, как хорошо, молодец, Диана, очень красиво получилось! — Она поцеловала девочку в щеку. — Ты очень хорошо раскрасила эту змейку.
— Мама, никакая это не змейка! Это же дракон!
Мать повнимательнее присмотрелась к рисунку и увидела, что к контурам змеи Диана действительно пририсовала что-то похожее на крылья бабочки.
Кораль театральным жестом хлопнула себя ладонью по лбу, вздохнула и посетовала дочери на недостаток собственного воображения:
— Ну какая же я глупая! Конечно, это дракон! — Она подмигнула Арасели и добавила: — Просто этот дракон похож по форме на змею.
— Как тот, которого мы видели в луна-парке, — добавила Арасели.
— Ну да, именно такой.
Металлические решетчатые ворота стали отъезжать в сторону под негромкий аккомпанемент гула и лязганья. Эти звуки почти полностью заглушались лаем Аргоса, теперь еще более звонким и энергичным. Пес нервничал каждый раз, когда открывались ворота или калитка. Этот проход, за которым лежал большой внешний мир, одновременно манил и пугал его. Собака, обычно послушная и вполне управляемая, так волновалась, что практически переставала реагировать даже на команды хозяина.
Садясь в машину, Кораль заметила, что Нико вышел на крыльцо. Он уселся прямо на ступеньке, положил ноутбук на колени, прислонился спиной к большой деревянной вазе, стоявшей у входа на террасу, и продолжал играть в шахматы. Кораль удивилась. С чего бы это ее сын переместился из комнаты поближе к парадному входу в дом? Конечно, не для того, чтобы попрощаться с ними, — такого за ним уже давно не водилось. Но тогда ради чего? Уезжающих родителей он провожал совершенно безразличным взглядом, вот только не было ли это выражение искусственным, притворным?
«Может быть, он вообще переживает и чувствует гораздо больше, чем мы привыкли думать?» — предположила Кораль.
Цепляясь за эту мысль, она с тайной надеждой заявила сама себе, что Николас, наверное, очень одинок, несмотря на всю холодность и самодостаточность, демонстрируемые им. Он очень нуждается в родительской заботе, в первую очередь — в материнской.
Прежде чем уехать, она еще раз оглянулась, словно желая застать сына врасплох и урвать у него пусть не теплый, но хотя бы заинтересованный взгляд, который выдал бы его небезразличное отношение к происходящему. Увы, попытка оказалась безуспешной.
Карлос Альберт, довольный собой, вел машину по безупречно чистым и практически безлюдным кварталам района Ла Моралеха. Здешние улицы, вившиеся между виллами и особняками, напоминали ручьи и речушки. Они неспешно текли среди лугов, заросших цветами. Вот только большая часть этих красот была скрыта от посторонних взглядов высокими заборами и густыми живыми изгородями из аккуратно подстриженного самшита, окружавшими виллы и особняки.
Где-то там, в глубине внутренних садов и скверов, веселились и играли дети. Догадаться об этом можно было лишь по приглушенным голосам и смеху. Обитатели этого района умели прятать свою жизнь от случайных прохожих и просто от незнакомцев. Проезжая или проходя по этим обычно пустынным улицам, о наличии разумной жизни за стенами и заборами можно было догадаться только по едва заметным косвенным признакам.
Эту противоестественную чистоту и безлюдность ближайших кварталов Кораль воспринимала как стерильность операционной, тщательно поддерживаемую и по-своему гармоничную. Собственную виллу она представляла себе в образе острова, входящего в состав целого архипелага других клочков суши, подобных ему. Они расположены вроде бы и недалеко друг от друга, но разделены прозрачными, не ведающими штормов проливами, ласковые воды которых просто кишат акулами. Это был архипелаг человеческой жизни и судеб в бескрайнем океане покоя и безмолвия.
Мысленно она вновь и вновь задавала себе один и тот же вопрос. Дает ли эта уютная и комфортная семейная жизнь, это желание изолировать собственных детей, защитить их от того, что может ждать их на улице, хоть какую-то гарантию? Кто знает, может быть, ее сыну, взрослевшему не по дням, а по часам, больше всего и не хватало нормального, живого контакта с окружающим миром.
«Да бог с ним, с прямым взаимодействием. Хоть бы мальчик телевизор смотрел, что ли!.. Судя по всему, книгам не удалось сделать Николаса более человечным».
Альберт оторвал ладонь от руля, обтянутого кожей, и помахал соседу, выезжавшему из своего гаража. Вечер был столь же мил и любезен, как муж Кораль Арсе. Вот только, пожалуй, чуть душноват для начала марта.
Карлос был бодр, ему очень хотелось поговорить. Он стал в подробностях рассказывать супруге, сколько денег предполагает в ближайшее время инвестировать в обновление программного обеспечения своей компании.
Кораль почти не слушала его. От мужа исходил аромат одеколона «Армани», который она подарила ему на последний день рождения. Ей казалось, что Карлосу никогда не бывает скучно. Судя по всему, он был рожден именно ради такой жизни. Для него высшим счастьем было вернуться домой после напряженного рабочего дня и увидеть жену, детей, уютный, хорошо обставленный дом, сесть за стол, уже накрытый к ужину, и немного пообщаться с близкими. Детям уже следовало ложиться спать, естественно пожелав папе спокойной ночи.
Вот только Нико никогда и никого не ждал. Жизнь родителей его абсолютно не интересовала. Ему не было никакого дела до того, когда они уходят и возвращаются домой. Все, что от него требовали, он выполнял беспрекословно, с какой-то безвольной послушностью. Сын всегда ложился вовремя, без лишних напоминаний.
Перед сном мальчик обязательно читал книги, которые мать покупала ему в торговом центре или же приносила из библиотеки. Без настойчивых расспросов сам он никогда не заговаривал о прочитанном. Если же из него и удавалось вытащить клещами несколько фраз, то характеристики, которые сын давал героям романов, порой приводили Кораль в ужас. Так, с точки зрения Николаса, Одиссей был всего лишь хитрым типом себе на уме, а Гамлет — тронутым парнем, которому мерещатся привидения. Как-то так получилось, что они, не сговариваясь, перестали затрагивать тему литературы в своих коротких скупых разговорах. Нико молча прочитывал то, что ему приносили, и оставлял библиотечные книги в гостиной — всегда вовремя, не задерживая даже самые толстые тома ни на день.
Кораль Арсе, погруженная в свои размышления и уверенная в том, что делиться ими ни с кем не придется, даже смогла выстроить кое-какие умозаключения по поводу Николаса, в какой-то мере обнадеживающие. Разумеется, она не могла признать, что к двенадцати годам сердце ее сына успело покрыться коркой льда. Кораль, чуть лукавя перед собой, представляла его в образе хрупкого и ранимого создания. Лишь чрезмерная деликатность и робость не позволяли сыну продемонстрировать окружающим свою привязанность и необходимость в их помощи. Кораль не хватало сил сказать себе, что Николас все больше отдаляется от нее и других членов семьи. Это бегство в себя началось, когда ему не было еще и десяти лет. За это время он успел уйти так далеко, что теперь представал перед родителями лишь едва различимой точкой на горизонте.
«Я должна идти за ним, — повторяла про себя Кораль Арсе. — Я ему еще понадоблюсь».
— Дорогая, о чем ты задумалась? — поинтересовался Карлос.
— Ни о чем.
— И о чем же ты думаешь, когда думаешь ни о чем?
— Ты уверен, что на самом деле хочешь это знать? Так вот, я думаю о том, как замечательно и весело мы проводим время на твоих коктейлях.
Карлос покачал головой и постарался не выказать своего неудовольствия.
— Могла бы остаться дома. Я же тебе предлагал.
— Нет-нет, ни за что. Я уже все продумала. Пока ты будешь обсуждать, во что лучше вкладывать свободные средства — в государственные бонды или же в недвижимость, я высмотрю себе какого-нибудь яппи помоложе, посимпатичнее и совращу его где-нибудь за занавеской.
Карлос засмеялся, и этот смех очень не понравился Кораль.
— Мне, между прочим, ваши врачебные посиделки тоже не нравятся. Вы как соберетесь вместе, так только о работе и говорите. Ощущение такое, будто сам попал в операционную.
— Может быть, ты и прав. Вот почему, кстати, я на эти встречи всегда хожу одна.
Карлос резко затормозил, сильно вывернул руль и развернул машину в обратную сторону.
— Эй, ты что делаешь?
— Да ладно тебе. Мы оба все поняли. Отвезу тебя домой. Ты ведь не обязана ехать куда бы то ни было, если тебе не хочется.
— Карлос, перестань. Ты же знаешь, что я всегда немного преувеличиваю. Пара бокалов хорошего вина — и я вполне смогу выдержать даже то, что сейчас мне кажется безумно скучным.
По виду Карлоса было непонятно, обижается он или нет.
— Ну а как насчет молоденького яппи за занавеской?
— Нельзя же понимать все мои слова так буквально. Разве от тебя спрячешься за шторой или портьерой?
Карлос вновь покачал головой и расплылся в улыбке. Надо же столь искусно повернуть ситуацию! Кораль сделала так, будто теперь она уговаривала его взять ее с собой. Вот только получалось это у нее не слишком убедительно. Доводы в пользу совместной поездки в ее исполнении прихрамывали на обе ноги.
«Ну, раз уж я все равно собралась…»
На самом деле Карлосу очень нравилось появляться в обществе своих коллег и новых партнеров по бизнесу в сопровождении жены. Рядом с нею он испытывал вполне заслуженную гордость. Она действительно была очень красивой женщиной. Муж с немалым удовольствием собирал коллекцию все новых и новых лестных высказываний своих знакомых в ее адрес. При этом он прекрасно понимал, что все эти комплименты произносились искренне, а не просто по требованию этикета.
Для Кораль же именно это и было самой неприятной стороной совместных поездок. На коктейлях и приемах, которые она посещала с мужем, от нее требовалось быть в безупречной форме, излучать приветливость и любезность, выглядеть в меру кокетливой, уверенной в себе, изображать восторг по поводу очередных комплиментов, далеко не всегда деликатных, уметь вовремя вставить красивую фразу в мужской разговор и — что, пожалуй, являлось еще более важным — вовремя замолчать. Особое внимание она уделяла тому, чтобы в нужный момент разговора поддержать мужа, причем каким-нибудь веским и толковым замечанием.
Карлос давно понял, что такое поведение женщины производит неизгладимое впечатление на его друзей и знакомых. Кроме того, Кораль уставала от явно излишнего внимания к своей персоне. Она зачастую оказывалась едва ли не единственной женщиной на собраниях подобного рода, почти исключительно мужских.
Из дома они выбрались с четверть часа назад и вот уже возвращались. Карлос не доехал до ворот всего несколько десятков метров и изо всех сил нажал на тормоз.
На тротуаре растеклась большая лужа крови. Бурый ручеек пересекал водосточную канавку и тянулся к входу в их дом. Кровь сверкала в янтарно-желтом свете фар, напоминая разлитое масло.
Кораль вздрогнула и почувствовала, как у нее внутри все похолодело. В следующую секунду в затылке матери словно щелкнул мощный электрический разряд. Она выскочила из машины и бросилась сначала к темно-красной луже, а затем к дверям. Капли и потеки крови покрывали ступени террасы, тянулись к самому входу.
— Дети! — сдавленным голосом не то прокричала, не то прохрипела она, открывая дверь дрожащей рукой.
Кораль Арсе вошла в дом. Ее сердце готово было выскочить из груди. Кровь алой молнией рассекла надвое вестибюль, гостиную и лестницу, уводившую на второй этаж. Выкрикивая поочередно имена детей, Кораль Арсе бросилась бежать по кровавым следам.
Взлетев по лестнице, она чуть не столкнулась с Арасели, только что вышедшей из комнаты Дианы. Служанку явно напугали встревоженные крики хозяйки. Она, судя по всему, явно не имела понятия о том, что могло так ее обеспокоить.
Кровавый след тянулся в противоположную сторону, к супружеской спальне Карлоса и Кораль. Арасели увидела кровь, лишь ступив ногой в темно-красную лужу.
«Как же так получилось, что она ничего не знает?» — успела подумать Кораль, отталкивая служанку и влетая в комнату дочери.
Диана преспокойно играла в куклы и явно ничего не ведала о кошмаре, творившемся в доме. Кораль на мгновение прижала дочь к груди, вытерла слезы, навернувшиеся на глаза, выскочила в коридор и так же стремительно распахнула дверь комнаты Нико.
Тот, целый и невредимый, сидел за письменным столом и делал уроки. До материнских криков ему, как, впрочем, и следовало ожидать, не было никакого дела. Рыдая уже в полный голос, Кораль обняла сына и прижала его к себе точно так же, как и Диану несколько секунд назад.
В эту секунду на втором этаже появился Карлос. Он был обеспокоен и встревожен, но действовал осмотрительнее и внимательно проследил, куда именно ведет кровавый след. Перед дверью собственной спальни он на секунду остановился. С противоположного конца коридора доносился плач Кораль Арсе, но не крик или стоны, из чего Карлос Альберт сделал вывод, что дети целы и невредимы. Он посмотрел на Арасели и понял, что бесполезно спрашивать о чем бы то ни было эту перепуганную женщину, побледневшую при виде крови.
Карлос Альберт заставил себя остановиться и обдумать сложившуюся ситуацию. Во всем этом деле было что-то ненормальное, нечто такое, от чего его волосы, казалось, вот-вот встанут дыбом. Ни Арасели, ни дети, похоже, ничего не слышали. Никто не мог объяснить, откуда взялись в доме эти следы, в конце концов, кто, истекая кровью, проник в его дом и спрятался теперь в спальне.
«Наверное, кого-то где-то ранили и он, видите ли, решил отлежаться здесь, считая наш дом безопасным местом», — подумал Карлос Альберт.
Стараясь сохранять внешнее спокойствие, он потребовал, чтобы Арасели и Кораль отвели детей в подвал и закрылись там вместе с ними. Долго уговаривать женщин и требовать от них беспрекословного подчинения не было нужды. Служанка только сдавленно вскрикнула от испуга и потащила за собой Нико, крепко держа его за руку. Тот не сопротивлялся, но и не выказывал ни малейших признаков испуга. Перед ними торопливо спускалась Кораль Арсе с Дианой на руках.
В комнате Нико Карлос нашел в стенном шкафу бейсбольную биту, прикинул, насколько крепким можно считать это импровизированное оружие, и вернулся в коридор, к дверям своей спальни. Он сжал зубы, постарался успокоить дыхание и приготовился сразиться не на жизнь, а на смерть с тем, что ждало его там, за дверью, — с человеком, зверем или чудовищем. Карлос Альберт понял, что ему действительно неважно, какая опасность ждет его впереди. Он хотел защитить свою семью, свой дом, был готов сделать это даже ценой собственной жизни, хотя все же надеялся на то, что дело обойдется жизнью противника.
Карлос сделал еще один глубокий вдох и мощным ударом ноги распахнул дверь в комнату. Буквально через секунду бейсбольная бита с гулким звуком рухнула на пол. Карлосу пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Его желудок сжался в плотный маленький комок и стал подпрыгивать на месте, словно намереваясь в самое ближайшее время выскочить наружу через пищевод. Руки Карлоса безвольно повисли вдоль тела, ноги дрожали и подкашивались.
Он закрыл глаза, ощущая, как пульсирует кровь в висках, и не без труда разомкнул веки, чтобы заставить себя вновь взглянуть на собственную кровать. Там, в тусклом свете, пробивавшемся из коридора, на белоснежном покрывале четко прорисовывались контуры тела Аргоса, перепачканного кровью, сжавшегося калачиком. Голова собаки была неестественно запрокинута, под пастью натекла лужа крови, смешанной со слюной.
Карлос-Альберт присмотрелся чуть повнимательнее и заметил, что собака даже после смерти продолжала сжимать челюстями что-то маленькое и круглое. Это был теннисный мяч.
Нико невозмутимо смотрел на них. Помимо спокойствия в его взгляде было что-то еще, по всей видимости презрение.
— Я играл с ним, бросал ему мяч. Он выбежал на улицу, а там как раз ехал грузовик. — Сын бесстрастно описал родителям то, что случилось с собакой.
Они втроем сидели в гостиной. Отец и мать явно намеревались серьезно побеседовать с Нико. Он же, судя по всему, полагал, что говорить тут особо не о чем.
У Карлоса Альберта до сих пор шли мурашки по коже. Мертвый Аргос со вспоротым брюхом и наполовину вывалившимися кишками стоял у него перед глазами. На этот раз отец был твердо намерен получить от сына подробное объяснение случившегося. Слишком уж сильным оказалось потрясение, пережитое им.
Нико никогда не отличался словоохотливостью, не стремился к полноте и подробности описаний. Этот вечер не стал исключением. Как обычно, невозмутимый и безразличный ко всему, он просто выводил отца из себя скупыми, односложными ответами на все вопросы, заданные ему.
— Ты сам притащил собаку в дом с улицы, причем один?
Мальчик кивнул.
— Но скажи на милость, зачем? Почему, в конце концов, ты положил его к нам на кровать?
— Он был еще жив. Даже хвостом вилял.
Кораль и Карлос озадаченно переглянулись.
— Значит, ты положил его на кровать, чтобы он там умер? — продолжал расспрашивать отец.
Нико вновь кивнул и пожал плечами. Ну да, так, мол, получилось.
Кораль не верила своим ушам. Ей казалось невозможным, чтобы ребенок говорил о таком событии настолько безразлично, как будто о пустяке, недостойном переживаний, или, быть может, не очень приятном сне, о котором лучше скорее забыть. У нее возникло такое ощущение, что Николас даже не присутствовал при случившейся трагедии.
Она с трудом представляла себе эту сцену. Вот ее сын не то несет, не то тащит за собой в дом умирающую собаку. Кстати, она весила килограммов семьдесят. Вот он с трудом затаскивает ее по ступенькам на террасу, переваливает через порог, тащит вверх по лестнице и наконец из последних сил взваливает окровавленную тушу на родительскую кровать.
«Господи, да откуда у него только силы взялись?»
Кораль и в голову не могло прийти, что ее сын, в сущности еще совсем ребенок, был в состоянии проделать столь тяжелую физическую работу. Это не говоря уже о той невероятной психологической нагрузке, которую он должен был испытывать в тот момент.
«И что, спрашивается, все это может означать?»
— Но почему ты нам не позвонил? Почему, в конце концов, не позвал Арасели, не рассказал ей, что случилось? — Карлос и сам не замечал, как, задавая вопросы, жестикулировал все более бурно. — Почему ты никому ничего не сказал? Тебе хотелось посмотреть, что из всего этого выйдет?
Мальчик в очередной раз пожал плечами.
Чтобы не глядеть в эти ледяные, безразличные ко всему глаза, Карлос стал ходить из угла в угол гостиной и даже на какое-то время вышел в кухню.
Следующее замечание он произнес уже оттуда:
— Ты же должен был с ног до головы перепачкаться в крови.
— Я потом переоделся.
Кораль машинально подошла к стиральной машине и приоткрыла барабан. Там действительно лежал клубок вещей Нико, насквозь пропитавшихся свежей кровью. По всему выходило, что он на самом деле молча, никому ничего не рассказывая, переоделся и убрал грязную одежду. Ни дать ни взять воин, закаленный в боях. Он, видите ли, сменил потрепанную форму на новую после того, как у него на руках умер израненный боевой товарищ.
Кораль восприняла молчание сына как признак смирения и раскаяния. Мать почувствовала если не угрызения совести, то уж по крайней мере мощный прилив сочувствия и жалости по отношению к нему.
— Ну хорошо, Нико, — ласково, взвешивая каждое слово, сказала она. — Давай я расскажу тебе, как мы все это видим. Да, произошло несчастье. Но ты ведь в этом не виноват. Что случилось, то случилось. Собака попала под машину. Не нужно себя в этом укорять. Другое дело, что мы с папой очень испугались, когда увидели кровь на асфальте около дома. Знаешь, когда мы поняли, что это именно кровь, а не что-то другое, нам на миг показалось, будто с вами случилась беда. Можешь себе представить, что с нами творилось в те минуты?
Нико вновь пожал плечами.
— Да что же это такое? — теряя терпение, повысил голос отец. — Неужели тебе наплевать на то, что чувствуем мы с мамой?
Нико мрачно нахмурился.
Кораль положила руку на плечо Карлоса и сказала:
— Ладно. Оставь его. Не настаивай сейчас на объяснениях.
Аргос в очередной раз притащил ему обслюнявленный теннисный мяч. Пес был готов бегать за игрушкой куда угодно, причем чем дальше, тем лучше.
«Вот ведь надоел, — подумал Нико. — Мерзкое животное, хотя, в общем-то, если присмотреться, довольно симпатичное».
Пес носился за мячом как угорелый, при этом успевал в последний момент затормозить перед какой-нибудь клумбой и обегал ее по периметру, а не прокладывал себе путь напрямую.
«Впрочем, раз-другой он чуть было не попортил любимые розовые кусты мамы. Будь она сейчас дома — тут такое началось бы!.. Мама раскричалась бы на всю улицу и пошла бы за шваброй. Вот только попробуй догони эту хитрую псину. Пес мигом сообразил бы, что дело плохо, и тут же перевел бы эту ситуацию в новую игру, увлекательную хотя бы для него, — пятнашки».
Все это происходило на глазах Нико не раз и не два. Мама неизменно оказывалась проигравшей. Она отступала, так и не догнав Аргоса.
Николас сидел на ступеньках террасы, прислонившись к балюстраде, увитой плющом, с открытым ноутбуком на коленях. Было скучно. Родители уехали на свой коктейль, Арасели ушла в дом вместе с Дианой. Шахматная партия по мере приближения к эндшпилю становилась все более предсказуемой и уже не вызывала у Нико того интереса, который он испытывал в дебюте. Мальчик зевнул, причем уже в который раз за последние несколько минут.
Аргос положил мячик ему под ноги и едва не затанцевал перед ним на задних лапах от удовольствия. Еще бы! Он был уверен в том, что все это затянется до бесконечности. Мячик будет улетать все дальше и дальше, а он станет бегать за ним и приносить этот обслюнявленный комок сыну хозяина, оказавшемуся таким замечательным партнером по игре. Глаза пса сверкали, уши торчали, он ни секунды не мог усидеть на одном месте. Энергия в нем била через край.
В очередной раз мяч полетел уже совсем далеко — за забор, на улицу. Аргос юркнул в приоткрытую калитку и перехватил мяч уже у противоположного тротуара. Нико заметил, что у дома напротив стоит мебельный фургон. Грузчики как раз закончили работу, захлопнули задние дверцы и собрались садиться в кабину грузовика.
Пес опять тыкался ему в руку холодным носом, предлагая продолжить такую замечательную игру. Нико взял мяч и прицелился. Аргос не сводил глаз с его руки. Этот ход мальчик просчитал очень точно. Он даже не бросил, а скорее покатил мяч прямо по земле — через открытую калитку по тротуару, мостовой, на другую сторону улицы, к задним колесам грузовика. Через какую-то долю секунды туда же, под колеса машины, влетел и Аргос. Именно в этот момент грузовик тронулся с места.
Нико сделал очередной ход, и из компьютера донесся механический синтезированный голос: «Шах и мат». На лице победителя появилась довольная улыбка.
Мальчик неторопливо подошел к собаке, лежавшей на проезжей части, и внимательно посмотрел на нее. Глаза Аргоса горели все так же, разве что не радостно, а лихорадочно. Он все еще продолжал вилять хвостом, молотить им по пыльному асфальту. Нико понимал, что эти признаки жизни проявляются в обреченной собаке лишь рефлекторно. От смерти ее отделяло каких-то несколько секунд. Грузовик переехал Аргоса. Колесо прошлось прямо по его животу. Изо рта собаки, пульсируя, лилась струя крови — как вино из опрокинутой бутылки. По телу Аргоса прошли судороги, и он окончательно затих.
Мальчик, стоявший рядом с ним, блаженно закатил глаза. Он еще немного постоял рядом с мертвым псом, прислушиваясь к целой гамме новых, весьма приятных ощущений, обрушившихся на него. Нико даже нагнулся, чтобы заглянуть в мгновенно остекленевшие, еще недавно такие живые и подвижные глаза Аргоса. Роскошный финал.
Нико взялся за хвост Аргоса, единственную часть тела собаки, не перепачканную кровью, и потащил мертвое животное в сторону дома. Первые метры дались ему очень тяжело. Ощущение было такое, словно труп приклеился к асфальту. Однако Нико приспособился, набрал подходящий темп и уже с меньшими усилиями поволок пса за собой. Он сильно наклонился вперед, использовав для выполнения этой работы весь вес собственного тела.
Несколькими рывками мальчик сумел затащить Аргоса на тротуар, а затем и на парадное крыльцо своего дома. Он сделал небольшую передышку и потащил мертвую собаку дальше, внутрь дома. Нико чувствовал себя полным сил и энергии. Зрелище смерти ничуть не деморализовало его, не лишило сил, а наоборот. Словно мощный электрический разряд, оно заставило его сердце биться сильнее. Кровь побежала по жилам даже быстрее, чем раньше.
Мальчишка представил себе, что участвует в чемпионате по новому виду спорта — перетаскиванию мертвых собак. Немного воображения, и вот этот спорт уже оказался включен в олимпийскую программу. Нико вышел в финал крупнейших соревнований. Ему предстояло состязаться с другими спортсменами, каждый из которых тащил за хвост мертвого пса весовой категории, соответствующей его габаритам.
Пять ступенек, отделявшие террасу от вестибюля, дались ему нелегко. Он перевалил Аргоса через порог и позволил себе очередную передышку. Со второго этажа доносился приглушенный голос Дианы. Младшая сестра что-то напевала.
Очередной этап дистанции оказался неожиданно легким. Собачья шкура отлично скользила по гладкому паркету, недавно заново натертому Арасели до зеркального блеска. Ребенок, воодушевленный своими успехами, и сам не заметил, как затащил Аргоса вверх по лестнице на второй этаж. Он позволил себе лишь чуть-чуть перевести дыхание, а потом из последних сил доделал задуманное. Мальчишка чуть не надорвался и окончательно перемазался кровью, но все же поднял мертвую собаку и положил ее на кровать.
Гордый и довольный собой, он тяжело вздохнул и пошел переодеваться. Его одежда, как и руки, была вся в крови.
В свете фар «мерседеса» Карлос Альберт раз за разом с ожесточением вонзал лопату в землю. В темноте они не без труда доехали до уединенной поляны в глубине лесопарка. В этот час, глухой ночью с субботы на воскресенье, муниципальная служба, забирающая мертвых животных у хозяев, не работала.
Впрочем, дело было даже не в этом. Карлос Альберт хотел сам вырыть эту могилу, устать и вспотеть, чтобы хоть в какой-то степени искупить свою вину, прижечь рану, горевшую в его душе. Как же он любил свою собаку. Сколько радостных минут — нет, долгих часов — подарил ему этот пес.
«Проклятое невезение, чертов сынок, из-за которого собака выскочила на улицу! Пусть сдохнет тот водитель грузовика, который задавил Аргоса!»
Орудуя лопатой, он выжигал злость, кипевшую в нем. Иногда ему приходилось нагибаться, чтобы выковырять из земли камни, мешавшие копать.
«Эх, будь сейчас со мной Аргос, он обязательно помог бы мне, стал бы рыть землю, если бы не лежал теперь мертвый, завернутый в покрывало от Армани».
Реальность вновь обрушилась на Карлоса Альберта всей своей тяжестью. Кораль стояла у машины и смотрела, как муж работал, откладывал лопату в сторону, закуривая очередную сигарету. В какой-то момент он не удержался и бросил ей упрек, пусть и не самый справедливый, но простительный в его состоянии. Карлос заявил, что Кораль никогда не любила Аргоса и теперь, наверное, совсем не переживала, что собака так трагически погибла. Сизый сигаретный дым медленно поднимался к верхушкам сосен, с которых доносилось ритмичное стрекотание цикад.
— Карлос, неужели ты не видишь, что происходит?
Сдавленный голос супруги вывел его из оцепенения. Он воткнул лопату в землю и перевел дыхание, затем вытер ладонью пот со лба, прикрыл ею глаза от света фар, бившего прямо ему в лицо, и посмотрел на Кораль Арсе.
— Дело не в Аргосе, — пояснила она. — Я говорю о нашем сыне.
Несколько секунд Карлос стоял молча, словно не понимая, о чем идет речь, затем все так же молча взялся за лопату и продолжил копать.
— Ему это все по барабану, — через некоторое время произнес он. — Сын не слишком любил Аргоса. Как и ты.
— Ты видел его лицо? Он же рассказывал нам обо всем, что произошло, так, словно ничего особенного и не случилось. Господи, и это при том, что весь дом залит кровью.
Карлос Альберт продолжал копать с удвоенной энергией. Кораль взяла в руки вторую лопату и стала ему помогать.
Они выкопали яму достаточной глубины, вытащили из багажника собаку, завернутую в покрывало, и сбросили труп в приготовленную могилу. Послышался глухой удар о землю тяжелого мягкого предмета. Муж и жена помолчали, а потом вместе забросали могилу свежей землей.
Чуть позже они сидели в машине, смотрели вперед и молчали. Карлос даже не завел мотор. У Кораль кружилась голова. Она все пыталась представить себе, как ее сын тащит здоровенного мертвого пса через весь дом.
«Зачем, почему он это сделал? В особенных, экстремальных обстоятельствах человеческий организм оказывается способен проделать совершенно невозможную работу, требующую невероятных сил, — сказала она себе. — Наверное, он действительно был потрясен, когда увидел умирающего, попавшего под машину Аргоса. Скорее всего, это была вполне объяснимая нервная реакция. Впрочем, потом, даже придя в себя и рассказывая нам об этом, сын был абсолютно спокоен».
В свете фар вырисовывался свежий холмик земли, слегка примятой лопатами. Карлос продолжал обдумывать то, что сказала Кораль Арсе.
Наконец, когда он повернул ключ в замке зажигания, она нарушила долгое молчание:
— Ты помнишь, когда он в последний раз плакал?
Карлос надолго задумался.
— Вообще-то Нико никогда не был особо плаксивым.
— Это было, когда он упал с лестницы. Сколько лет ему тогда было? Четыре?
— Да, четыре, может быть — пять.
— Так вот, с тех пор он больше никогда не плакал.
Карлос медленно вел машину по лесной дорожке, стараясь объезжать ямы и камни, торчащие из земли. В эти минуты он думал не о Николасе, а об Аргосе. О том, сколько радости подарил ему за свою короткую жизнь этот пес.
Кораль никогда не любила собак, но уступила мужу и согласилась, чтобы он завел себе пса той породы, которая ему больше нравится. Она, конечно, свыклась с Аргосом, но никогда особенно им не занималась. Теперь Карлосу Альберту приходилось гнать от себя навязчивую мысль о том, что в глубине души жена сейчас даже радовалась тому, что от собаки наконец удалось избавиться.
Через открытые окна машины до них доносилось журчание ручейка, протекавшего вдоль дорожки, но невидимого в темноте. В свете фар над землей стелился легкий туман. Одежда мужа и жены пропиталась потом. Затылок и шея Карлоса до сих пор были мокрыми. Автомобиль медленно взобрался на гребень земляной насыпи и наконец выбрался на асфальтированное шоссе.
Карлос энергично нажал на педаль газа и услышал голос жены:
— Что у него творится в голове в такие минуты?
— Кораль, у нас был тяжелый день. Завтра мы чуть-чуть успокоимся и увидим все в ином свете.
— Он ведь совершенно бесчувственный.
Карлос Альберт нажал кнопку, расположенную прямо на руле, и включил «Радио Классика». В эфире звучала печальная фортепианная соната, которую он прекрасно знал и даже, пожалуй, смог бы сам напеть этот мотив, вот только, убей бог, не помнил, кто написал эту вещь.
«Может быть, Шуберт?»
Больше всего ему сейчас хотелось помолчать, послушать музыку, догадаться или вспомнить имя композитора до того, как его объявит диктор. Карлос даже собрался было предложить эту загадку Кораль, но…
«Да что она понимает в Шуберте!»
— Он ведь нам совсем не доверяет. Наш сын относится к нам с тобой так же, как к чужим людям.
— Да я и сам это давно заметил. С чего он так — ума не приложу.
— Да тебе в глубине души и дела до этого нет. Или я не права?
— То есть как это — нет дела? Что ты такое говоришь!
— Если честно, то у меня сложилось такое ощущение, что ты любишь только Диану. Вспомни, как обычно все происходит, когда ты возвращаешься с работы домой. Ты заходишь в комнату и спрашиваешь, как дела у дочери. А что произошло за день с Нико — тебе все равно. А он ведь не слепой, все замечает.
— Пожалуйста, не начинай все сначала, — начал заводиться Карлос.
Кораль Арсе немного помолчала, словно прикидывая, стоит ли действительно вновь заводить этот разговор.
Наконец она решилась:
— Например, на прошлой неделе ты бог знает сколько времени провозился с Дианой, которая рассказывала тебе, какие оценки поставили ей в детском саду. Ты так радовался всем ее успехам. Зато когда Нико приносит тебе дневник, в котором одни пятерки, ты ведешь себя так, будто ничего особенного не происходит, словно все так и должно быть.
— Диане все дается нелегко. — Голос Карл оса был мягким, он постарался спокойно разъяснить жене свою позицию. — Ей очень важно наше с тобой признание. Это повышает ее самооценку. А он, чтобы нахватать пятерок, даже толком и не учится. Я что-то не припомню, чтобы сын долго сидел над уроками. Я понимаю, что это может показаться несправедливым, но мне дело видится именно так. Я считаю, что оценивать нужно не только абсолютные результаты, но и относительные. Я имею в виду усилия, которые были затрачены на их достижение.
Кораль даже вытянула руку и выключила приемник, чтобы возразить мужу. Она ни на минуту не поверила в искренность слов Карлоса. Все эти рассуждения казались ей неуклюжими оправданиями. Уж он-то, прагматик до мозга костей, умел оценить именно результат, а не желание достичь его и не приложенные усилия. Таким людям важны прежде всего именно итоговые показатели.
— По-моему, ты судишь их по двойным стандартам. Это несправедливо.
— Ты прекрасно знаешь: я очень рад, что наш сын отлично учится. Я тебе это много раз говорил.
— Мне — да, а ему ты вообще ничего не говоришь.
— Да наплевать ему, говорю я с ним или нет. Это уже сто раз проверено. Если уж ты сама завела об этом речь, то я тебе вот что скажу. Чем больше мы его хвалим, тем меньше ему это нужно.
— Когда ты идешь в видеоклуб за новым фильмом, то обязательно берешь с собой Диану, а если отправляешься туда один, то обязательно приносишь для нее какие-нибудь мультики.
Карлос промолчал, не зная, что ответить на этот упрек. С одной стороны, можно было заявить, что Нико не нравятся никакие фильмы. Мол, я не знаю, что ему принести. Даже те ужастики про зомби, вампиров и прочую нечисть, которые обожали его ровесники, оставляли мальчишку равнодушным. Как тут угадаешь, что этому парню нужно? Впрочем, скажи он об этом Кораль, и она заявила бы, что муж опять придумывает какие-то оправдания. Это убедило бы ее в собственной правоте. Карлос не знал, как поступить в сложившейся ситуации.
— Карлос, признайся кое в чем хотя бы самому себе. Ты даже с собакой играл куда больше, чем с собственным сыном. Я уже не помню, когда видела, чтобы вы с ним о чем-то говорили.
Карлос впился руками в руль с такой силой, словно хотел завязать его узлом. Сам того не заметив, он разогнал машину до ста семидесяти километров в час.
— Это он не желает со мной говорить. Я уже устал подсаживаться к нему, заводить разговор и видеть, как сын встает, не дослушав первой же моей фразы, и уходит к себе в комнату. Его апатия мне уже поперек горла стоит. Я не знаю, как заставить мальчишку реагировать на то, что ему говорят и что происходит вокруг. Если уж на то пошло, то с тобой он тоже неразговорчив. Да и с Арасели тоже.
На этот раз Кораль не стала возражать мужу. Более того, по выражению ее лица было понятно, что ее молчание можно расценивать как знак согласия.
Это немного успокоило Карлоса.
— Если честно, могла бы подождать, когда я немного успокоюсь. Очень уж ты любишь выбрать самый «подходящий» момент для разговора на серьезную тему.
— Я просто хочу поговорить о нашем сыне.
— Хорошо, только давай переведем разговор в практическую плоскость. Что ты предлагаешь? Что, по-твоему, мы должны сделать?
Зеленые глаза Кораль Арсе сверкали в темноте.
— Мы с тобой очень долго уходили от этой проблемы. Мы старались дать нашему ребенку все, что можем: любовь, заботу, время, наконец, просто терпение. Как видишь, все это оказалось бесполезным. На данный момент мы даже не знаем, в чем его беда, какова суть проблемы. По-моему, все зашло так далеко, что нам потребуется помощь со стороны. В общем, для начала я предлагаю договориться о том, чтобы его посмотрели специалисты.
Карлос задумался над этими словами. Отец никогда всерьез не рассматривал возможность того, что его сыну потребуется психиатрическая консультация, тем более — лечение. Он и сейчас не был в этом уверен, но раз за разом мысленно возвращался к истории с погибшей собакой и приходил к одному и тому же выводу.
«Здесь что-то не сходится. Поведение Нико, его манера общения — все это явно нельзя назвать нормальным. Неужели у него действительно проявляются признаки какого-то психического отклонения или, упаси бог, заболевания? С одной стороны, заранее вроде бы беспокоиться не стоит, а с другой — кто его знает, может, и вправду есть смысл в том, чтобы парня посмотрел специалист. Хотя бы ради того, чтобы отвести всякие подозрения насчет заболевания и успокоить их с Кораль».
— Я, кстати, знаю подходящего человека. Он преподает детскую психологию в нашем региональном университете.
— Теоретик?
Карлос отрицательно покачал головой.
— У него еще и свой кабинет есть. Он занимается с маленькими детьми, имеющими отклонения в развитии.
— Как ты с ним познакомился?
— Да случайно, месяца два назад. Возвращался я в воскресенье домой после гольфа и вижу — голосует на обочине парень с велосипедом. Оказывается, он проколол переднее колесо и попросил меня подбросить его до какой-нибудь мастерской. Ну, я и подумал, а почему бы не помочь человеку? Запихнули мы с ним велосипед в багажник и поехали в Мадрид. По дороге разговорились, и знаешь, какое совпадение выяснилось? У него с собой был плеер, и он, когда мы встретились, слушал ту же самую музыку, что и я, — Четвертую симфонию Малера. Ты только представь себе! — Карлос обернулся к жене, но ту, похоже, ничуть не тронул рассказ о столь невероятном совпадении. — Два любителя Малера встречаются на загородной дороге по чистой случайности. Мы, естественно, поговорили о музыке, а потом и на прочие темы. Человек он действительно интересный, образованный и интеллигентный. Я высадил его у мастерской, где можно было отремонтировать проколотое колесо. Пока мы с ним вытаскивали велосипед из машины, у парня выпал из кармана бумажник, слава богу, ко мне в машину. Я и обнаружил-то это дело только на следующее утро. Естественно, я заехал к нему в кабинет, адрес которого узнал по визитным карточкам, лежавшим в бумажнике. Кстати, я немного посмотрел, как он работает со своими пациентами. Видно, что человек очень увлеченный и, несомненно, знающий толк в своем деле. Само собой, парень очень обрадовался, увидев свой бумажник. Мы еще немного поболтали и в итоге договорились вместе заниматься спортом. Я пригласил его в наш гольф-клуб. Кстати, если хочешь, в следующий раз, когда мы с ним увидимся, я его тебе представлю.
— Да, конечно. Когда это будет?
— Да на следующей неделе.
Кораль с надеждой вздохнула. Они подъезжали к Ла Моралехе, откуда и начинался престижный район столицы. Луна все выше и выше поднималась по ночному небосводу.
