Он шел белыми коридорами, мимо щитов с прикнопленными объявлениями о сдаче внаем скромного жилья и о продаже старых автомобилей, мимо столиков, за которыми сидели любители кофе, мимо отверстия в белом полу, над которым застыл колченогий стул, охраняя открытый люк, где возился некто с фонариком; у выхода он взглянул на часы:

вт

28

3:33

Спускаясь по ступеням, он помедлил и с улыбкой задержал взгляд на этих цифрах. Три-три-три. Хорошая примета. Сегодня все сойдется, сегодня все сложится.

Дневной свет казался ослепительно ярким, даже в сравнении с побеленными стенами и прессованной мраморной крошкой коридоров. Воздух был теплым, слегка влажным, но без духоты. В такую погоду приятно прогуляться пешком. Это тоже радовало, потому что ему вовсе не улыбалось прийти к ней вспотевшим и растрепанным, особенно в такой день, особенно в преддверии этой встречи, сулившей вполне определенную удачу, которая забрезжила в конце пути.

Грэм Парк ступил на широкий серый тротуар перед зданием колледжа и, пропустив поток машин, перебежал на северную сторону Теобальдс-роуд. Поравнявшись с пабом «Белый олень», он пошел дальше прогулочным шагом, помахивая большой черной папкой, которую приходилось нести за единственную уцелевшую ручку. В папке лежали ее портреты.

Он посмотрел на небо, простиравшееся над жилыми домами, над громоздкими башнями офисных зданий, и с улыбкой отметил, как причудливо разграфили синеву закопченные городские крыши.

Сегодня все выглядело свежее, ярче, реальнее, будто его обычные, ничем не примечательные жизненные обстоятельства уподобились спектаклю, где актеры сначала запутались в тонком занавесе и не могли предстать перед публикой, но вот теперь с торжествующим видом вышли на авансцену и, разведя руки в стороны, запели: «Та-ра-рааа!» Он почти смутился от такого юношеского прилива чувств; это ощущение восторга нужно было лелеять, прятать от посторонних глаз, а если анализировать, то с осторожностью. Достаточно было просто знать о том, что оно есть; сама тривиальность такого блаженства как-то ободряла. Пусть даже многим другим довелось испытать нечто подобное; пусть многие другие испытывают нечто подобное прямо в эту минуту — все равно их переживания будут совсем не такими, никогда не совпадут полностью. Отдайся чувствам, сказал он себе. Что в этом плохого?

У ближайшей многоэтажки застыл, прислоняясь спиной к серо-красной кирпичной стене, оборванный, грязный бродяга.

Невзирая на жару, он был одет в зимнее пальто болотного цвета; из одного башмака торчал босой палец. В руках старик держал две большие коробки свежих шампиньонов. От вида бедности в сочетании со странностями Грэму всякий раз делалось не по себе

Да, много в Лондоне странных личностей. На каждом шагу попадаются нищие и убогие, этакие разлетающиеся осколки гранаты, ходячие язвы общества. При встрече с такими субъектами он содрогался от неприязни и страха, хотя от них не исходило никакой угрозы — им самим впору было бояться каждого встречного. Однако сегодня все виделось по-иному; сегодня старик в зимнем пальто, часто моргающий, с землистым лицом, обхвативший потными руками две килограммовые упаковки грибов, выглядел занятно, и не более того — готовый сюжет для будущего рисунка. Дальше по улице, возле почты, стоял высокий, прилично одетый чернокожий парень, который вполголоса разговаривал сам с собой.

Он тоже оказался совсем не страшным. Грэм подумал, что, наверно, так и остался провинциалом, хотя упорно с этим боролся. Он всегда напускал на себя столичный скепсис, да, видно, перестарался; потому и шарахался в ужасе от всего, что приоткрывал ему большой город. Только теперь, предчувствуя новые силы, которые она могла бы ему дать, он позволил себе роскошь внимательно вглядеться в себя (а ведь в городе требовалось все время носить защитную броню, просчитывать каждый шаг).

Раз и навсегда выбрав для себя маску осторожного циника, он теперь понял, что при всей непробиваемости такой защиты — а результаты ее были налицо: как-никак он уже студент второго курса и учится неплохо, вопреки опасениям матушки; деньги не промотаны; на нож не нарывался; сердце свободно, — при всей неоспоримой надежности такой обороны, за все приходит расплата, и расплатой стало отчуждение, непонимание. С чего он взял, что тот чернокожий парень — псих? Мало ли у кого бывает привычка разговаривать с самим собой. С чего он взял, что старик в рваных башмаках — без пенса за душой, и грибы у него ворованные? Может, просто не повезло бедняге: вышел в обеденный перерыв купить грибов, а башмаки возьми да и лопни. Грэм смотрел на ревущий поток машин и поверх него — на ограду густо увитой плющом Грейз-Инн, видневшейся справа. Этот день, этот путь запомнятся ему навсегда. Даже если она не... даже если его мечты, его надежды не... Нет, все сбудется. У него было твердое предчувствие.

— Ну-ка брось эти мысли, Парк, — они наверняка грязные.

Он резко обернулся и увидел Слейтера, который вприпрыжку спускался по ступеням библиотеки Холборна: на нем были джинсы в полторы штанины, блестящая черная туфля на одной ноге и высокий ботинок на другой; джинсы он подогнал соответствующим образом, чтобы одна штанина, как положено, опускалась простроченным краем на черную туфлю, а вторая заканчивалась бахромой на уровне колена. Вдобавок Слейтер облачился в потертый жокейский камзол с черной сорочкой и нацепил галстук-бабочку, тоже черный, но при этом густо усеянный мелкими пурпурными стекляшками. Маскарад довершала кепка из красной шотландки. Грэм в голос расхохотался. Слейтер смерил его взглядом, полным напускного презрения:

— Не вижу причин для такого бурного веселья.

— Что за вид? Выглядишь, как... — Грэм жестом обвел джинсы и обувь Слейтера, а глазами указал на кепку.

— Выгляжу как баловень судьбы, — перебил Слейтер, взяв Грэма под локоть и увлекая его вперед, — который на барахолке в Кэмдене сумел откопать настоящие летчицкие ботинки.

— И чикнул их ножиком, — подхватил Грэм, разглядывая ноги Слейтера и одновременно высвобождая локоть.

Слейтер ухмыльнулся и сунул руки в карманы обезображенных джинсов.

— Вы обнаружили постыдное невежество, молодой человек. Если бы вы пригляделись повнимательнее или пораскинули мозгами, то могли бы сообразить, что на мне авиаторские ботинки особого фасона, которые с помощью пары молний превращаются в шикарные туфли, коим в сороковые годы не было цены. Смысл-то вот в чем: если отважного аса сбивали в тылу врага, ему достаточно было расстегнуть молнии на щиколотках, чтобы остаться в цивильных туфлях, сойти за местного и сбить с толку злобных эсэсовцев в узких черных мундирах. А я всего лишь приспособил...

— Совершенно идиотский вид, — не дал ему договорить Грэм.

— Слышу брюзжание сексуального большинства, — парировал Слейтер.

Теперь они шли еле-еле; Слейтер не выносил суеты. Грэм почти притерпелся к этой привычке и знал, что поторапливать Слейтера бессмысленно. Поскольку времени у него было с запасом, оставалось только получать удовольствие от неспешной прогулки.

— Даже не понимаю, чем ты так меня возбуждаешь, — сказал Слейтер, но, вглядевшись в лицо приятеля, с обидой спросил: — Парк, ты меня слушаешь или нет?

Грэм сокрушенно покачал головой, едва заметно улыбнулся, но вслух ответил:

— Конечно слушаю. И кончай паясничать.

— Ах, боже мой, прошу прощения, — театрально расшаркался Слейтер, прижимая руку к груди. — Наш чувствительный гетеросексуал обиделся. Он, наверно, еще и малолетка. О, я этого не перенесу!

— Может, хватит придуриваться, Ричард? — сказал Грэм и остановился, чтобы посмотреть приятелю в глаза. — Мне иногда кажется, что ты никакой не гей. Ну, ладно. — Он снова двинулся вперед, делая попытку хоть немного ускорить шаг.

— Рассказывай, чем занимался. Что-то тебя в последние дни не видно.

— Ага, решил сменить тему, — усмехнулся Слейтер, глядя прямо перед собой. Он скривился и почесал голову там, где из-под клетчатой кепки выбились короткие завитки черных волос. На тонком бледном лице дрогнули мускулы.

— Как тебе сказать... Не хотелось бы заострять внимание на сомнительных подробностях... на изнанке жизни, но если перейти к делам более целомудренным, хотя и более печальным, — я целую неделю занимался тем, что пытался соблазнить милашку Диксона. Да ты его знаешь: у него божественные плечи.

— Что? — брезгливо поморщился Грэм. — Этот, с первого курса? Дылда с крашеными волосами? У него же мозгов нет.

— Ты так считаешь? — протянул Слейтер, описывая головой дугу, что могло быть истолковано и как согласие, и как отрицание. — Ну, не в мозгах счастье. Но эти плечи, боже мой! А талия, бедра! Его мозги меня нисколько не интересуют, зато от шеи и ниже ему нет равных.

— Совсем спятил, — отрезал Грэм.

— Беда вот в чем, — как ни в чем не бывало, — продолжал Слейтер, — то ли он не понимает, к чему я клоню, то ли не хочет понимать. К тому же возле него постоянно крутится этот противный Клод, его дружок... Сколько раз я этому типу говорил открытым текстом, что он урод, но до него не доходит. Вот у кого на самом деле мозгов нет. Я тут поинтересовался, как ему нравится Магритт, так он решил, что я спрашиваю про какую-то девицу с первого курса. Никак не удается отлучить его от Роджера. Я не переживу, если он гей. В том смысле, что он у Роджера был первым. Роджер сам по себе не так уж и глуп — это от его дружка распространяется зараза.

— Ха-ха, — сказал Грэм. Ему всегда было неловко выслушивать гомосексуалистские излияния Слейтера, хотя тот редко называл вещи своими именами, да и Грэма эти пристрастия никак не касались. Насколько он мог судить, за все время ему на глаза попался лишь один (как предполагалось — из многих) возлюбленный его приятеля.

— Сейчас я тебе кое-что расскажу, — внезапно оживился Слейтер, когда они переходили Джон-стрит. — У меня есть блестящая идея.

Грэм едва не заскрипел зубами:

— Какая же на этот раз? Создать очередную религию? Или огрести кучу денег? Или и то и другое?

— Идея литературная.

— «Пески любви». Знаю, слышал.

— А что, это был классный сюжет. Нет, теперь никакой романтики. — Они остановились на углу Грейз-Инн-роуд в ожидании зеленого света. На другой стороне точно так же остановились у светофора двое панков; они показывали пальцами на невозмутимого Слейтера и покатывались со смеху. Грэм воздел глаза к небу и тяжело вздохнул.

— Так вот, представь, насколько позволит твое воображение, — заговорил Слейтер, драматическим жестом разводя руки в стороны, — что перед нами некое...

— Короче, — обрезал Грэм.

Слейтер сделал обиженное лицо.

— Так вот: загнивающая технократическая империя, этакая Византия будущего, и там, в столице...

— Может, хватит научной фантастики?

— Ты ничего не понял, дурень, — не сдавался Слейтер. — Это... такая притча. А захочу — сделаю из нее детскую сказку. Ну, слушай дальше. В столице этой империи некий важный сановник закручивает интригу с дочерью императора.

И принцесса, и сам император требуют от него слишком многого, и в результате он отдает тайный приказ изготовить андроида, который мог бы подменять его на бесконечных церемониях и скучных приемах. Окружающие ни о чем не догадываются. Через какое-то время сей государственный муж добавляет андроиду мозгов, чтобы можно было отправлять его на охоту, на конфиденциальные встречи, а также на заседания кабинета министров с участием самого императора, — и все это ради того, чтобы еще дольше нежиться в объятиях принцессы. В один прекрасный день, не выдержав накала любовной страсти, сановник умирает. Все его обязанности переходят к андроиду; император приближает его к себе, а принцесса обнаруживает, что в альковном искусстве он намного превосходит покойного хозяина. Андроид всюду поспевает, потому что не тратит времени на сон. Но у него начинает зарождаться совесть, и он во всем признается императору. Император с улыбкой выслушивает его исповедь, а потом открывает у себя на груди смотровую панель и произносит: «По странному стечению обстоятельств...» Конец цитаты. Неплохо, да? Как ты считаешь?

Грэм глубоко вздохнул и после некоторого раздумья изрек с самым серьезным видом:

— Значит, этим летчикам ничего не стоило обкорнать свои ботинки. А как же военная форма?

Слейтер остановился в гневной растерянности и с досадой переспросил:

— Ты о чем?

Тут Грэм заметил — и от этого сразу засосало под ложечкой, — что они стоят прямо напротив места, которое всегда внушало ему тревогу.

Это была просто-напросто багетная мастерская, где также продавались офорты, постеры и абажуры качеством несколько выше среднего, но ее название — «Стокс» — вызывало у Грэма неприятные ассоциации. От этого названия его пробирал озноб.

Сток — такую фамилию носил его соперник, чья фигура грозной тучей нависала, словно Немезида, над ним и Сэрой. Сток был байкером; этого мачо, затянутого в черную кожу, никогда не удавалось рассмотреть с близкого расстояния. (Грэм как-то заглянул в лондонский телефонный справочник, но там Стоков оказалось целых полтора столбца; даже в городе с населением в шесть с половиной миллионов можно было предвидеть любые совпадения.) Между тем Слейтер продолжал:

— ...с какого боку?

— Да просто к слову пришлось, — ответил Грэм. Он уже пожалел, что подколол Слейтера.

— Я перед ним распинаюсь, а он все пропускает мимо ушей, — задохнулся от возмущения Слейтер.

Грэм кивком показал, что надо двигаться дальше:

— Ничего я не пропускаю мимо ушей.

Теперь у них на пути был фруктовый киоск Терри, откуда повеяло запахом свежей клубники, а дальше — аптека. Они дошли до развилки Кларкенуэлл-роуд и Роузбери-авеню. У корпусов Грейз-Инн-Билдингс, которые тянулись вдоль авеню, местами выдавались на тротуар зеленые фанерные щиты, за которыми велись ремонтные работы. Грэм и Слейтер едва протискивались по узкому коридору, оставленному между зеленой фанерой и щербатой кирпичной кладкой. Грэм смотрел на закопченные, битые оконные стекла; легкий ветерок шелестел выцветшими политическими плакатами.

— По-твоему, это бред? — спросил Слейтер, пытаясь на шаг опередить Грэма, чтобы заглянуть ему в глаза.

Грэм избегал встречаться с ним взглядом. Он размышлял, увяжется ли Слейтер за ним или дойдет только до Эйр-Гэллери, куда частенько захаживал в послеобеденные часы. Грэм не собирался скрывать от Слейтера свои чувства к Сэре — в конце концов, именно Слейтер в свое время их познакомил, но сегодня ему не хотелось видеть рядом никого из посторонних. Кроме того, он сгорал со стыда: на Слейтера глазели все прохожие, а тот и в ус не дул. Хоть бы снял эту идиотскую кепку, подумал Грэм.

— Да нет... все нормально, — примирительно ответил он, выбираясь из узкого прохода между обшарпанной стеной и зеленой фанерой. — Но, вообще говоря, — его губы тронула улыбка, — керамика тебе удается лучше всего.

— А тебе только и удается, что моими фразами шпарить, безусый юнец!

— Ладно. — Грэм в упор посмотрел на Слейтера. — Вернемся к нашим бананам.

— Я тебе что, обезьяна?

— Да ведь это твоя фраза!

— Ну и ну, — протянул Слейтер. — Поразительно. Вернее, паразительно.

Он остановился у пешеходного перехода через Ро-узбери-авеню, прямо напротив квадратного кирпичного здания Эйр-Гэллери, и повернулся к Грэму:

— Короче, что скажешь насчет моего сюжета?

— Что я могу сказать? — медленно начал Грэм, твердо решив сказать хоть что-нибудь ободряющее. — Замысел неплохой, только надо его слегка подработать.

— Вот как? — Слейтер отступил на шаг назад и выкатил глаза, а потом сделал шаг вперед, сощурился и приблизился почти вплотную к своему младшему приятелю, да так, что тот слегка отпрянул. — «Подработать»? Когда я стану знаменитым, Национальная портретная галерея закажет мой портрет, но тебе этого заказа не видать как своих ушей.

— Тебе туда? — Грэм указал на противоположную сторону улицы.

После мгновенного замешательства Слейтер все же кивнул, глядя на Эйр-Гэллери:

— Допустим. А ты, я вижу, спешишь от меня избавиться?

— Вовсе нет.

— Так я и поверил! Ты всю дорогу меня подгонял.

— Ничего подобного! — запротестовал Грэм. — Просто ты ходишь нога за ногу.

— Мы же с тобой беседовали.

— Ну и что? Я могу беседовать и на ходу.

— Скажи на милость! Один такой ловкий уже был — Джерри Форд! Да ты не тушуйся; поспорим, я знаю, куда ты направляешься?

— Неужели? — Грэм постарался напустить на себя беспечный вид.

— Точно, — подтвердил Слейтер. — Не притворяйся, будто тебя это не колышет. — По его лицу расплывалась улыбка, словно нефтяное пятно на поверхности воды. — Ты запал на нашу Сэру, правильно я говорю?

— Не то слово, — ответил Грэм, стараясь обратить все в шутку, однако понял, что Слейтер так просто не отстанет.

Но ведь его чувства не сводились к примитивной похоти — а если даже и сводились, то об этом не следовало говорить вслух; во всяком случае, Слейтер выбрал совершенно неподходящее время и место.

— Они того не стоят, мой мальчик, — с грустью в голосе произнес Слейтер и умудрено покачал головой. — Она тебя предаст. Не сейчас, так потом. Все они одинаковы.

Когда осуждение было выражено в открытую, Грэму стало легче; оно прозвучало как обыкновенный женоненавистнический выпад гея, возможно даже не вполне искренний, просто очередная маска Слейтера. Грэм не удержался от смеха. Слейтер пожал плечами и сказал:

— Ну, если у вас не сладится, знай, что ты всегда можешь прийти ко мне. — Он потрепал Грэма по плечу. — Поплачешь у меня на груди — она для этого дела вполне подходит.

— Только с одним условием, старик. — Грэм снова рассмеялся. — Если ты снимешь головной убор.

Слейтер прищурился и поглубже натянул свою клетчатую кепку.

— Ладно, мне пора, — заторопился Грэм.

— Иди-иди, — вздохнул Слейтер и задумчиво добавил ему вдогонку: — Поступай как хочешь, я тебе не указ, но дядюшка Ричард знает, что говорит.

Он ухмыльнулся, послал Грэму воздушный поцелуй, помахал рукой и, пропустив транспорт, ступил на мостовую.

Грэм помахал ему в ответ и пошел своей дорогой.

— Грэм! — услышал он вопль Слейтера с другой стороны улицы и с тяжелым вздохом обернулся.

Слейтер стоял у входа в галерею, перед большой витриной. Он засунул одну руку в карман куртки, и его галстук-бабочка вспыхнул яркими огнями: красные стекляшки оказались лампочками. Слейтер разразился хохотом, а Грэм покачал головой и двинулся дальше по Роузбери-авеню.

— Вспышка страсти! — заорал издалека Слейтер.

Грэм про себя посмеялся, но тут ему пришлось замедлить шаг, потому что прямо перед ним патлатый байкер в засаленных джинсах закатывал свой здоровенный «мото-газзи» с мостовой на тротуар, к въезду в квартал Роузбери-Сквер. При виде парня, толкающего мотоцикл, Грэм сделался мрачнее тучи, однако тут же устыдился собственной глупости и покачал головой. Байкер ничем не напоминал Стока, к тому же мотоцикл был совершенно другой марки: Сток ездил на большом черном «БМВ», да и вообще, дурные предчувствия — это полная ерунда. Сток былуже в прошлом; утренний телефонный разговор с Сэрой окончательно укрепил Грэма в этом мнении.

Вздохнув полной грудью, он расправил плечи и перехватил черную папку другой рукой. Какое синее небо! Какой изумительный день! Все вокруг переполняло его радостным волнением, абсолютно все: солнечная июньская погода, запахи дешевой закусочной и выхлопных газов, щебет птиц, голоса прохожих. Да, сегодня его явно ждала удача, в такой день ничто не могло сорваться; прямо хоть иди к букмекеру и делай ставку на любую лошадь, раз так все складывается, так все здорово, все одно к одному.