10

В номере отеля «Ла Фонда» в Санта-Фе Элси Бруно сидела перед трюмо и салфеткой снимала с лица остатки ночного крема для сухой кожи. Иногда она чуть наклонялась вперед, с отсутствующим видом изучая «гусиные лапки» вокруг больших голубых глаз и мимические морщинки, расходящиеся от крыльев носа. Хотя подбородок у нее был довольно скошенный, нижняя часть лица с полными губами выдавалась вперед, совсем не так, как у сына. Элси думала, что только в Санта-Фе можно заметить свои мимические морщинки издалека, не приближаясь носом к самому зеркалу.

— Ну тут и освещение, — пожаловалась она сыну. — Прямо рентген.

Бруно, еще в пижаме и с опухшими глазами, развалился в кожаном кресле. Он посмотрел в сторону окна, но сил, чтобы встать и опустить шторы, у него не было.

— Ты хорошо выглядишь, — проскрипел он, отхлебнул воды из стакана, стоящего на безволосой груди, и глубокомысленно сдвинул брови.

Вот уже несколько дней в мозгах у него прокручивалась одна идея — самая грандиозная и притягательная из всех, когда-либо приходивших ему в голову. Она была как громадный орех в трясущихся лапках белки. Как только мать уедет, он расколет этот орех и возьмется за дело со всей серьезностью. Он доберется до Мириам. Время пришло, час пробил. Гаю это нужно именно сейчас. Всего несколько дней, может, неделя — и «Палм-Бич» будет потерян для него навсегда. Бруно такого не допустит.

Элси думала о том, что в Санта-Фе у нее пополнели щеки. Это особенно бросалось в глаза в сравнении с маленьким, аккуратным носом. Элси улыбнулась своему отражению, скрыв мимические морщинки, тряхнула светлыми кудрями и взмахнула ресницами.

— Чарли, а не купить ли мне сегодня тот серебряный пояс? — спросила она между прочим, будто говоря сама с собой.

Пояс стоил двести пятьдесят с лишним, но Сэм ведь пришлет еще тысячу в Калифорнию. А пояс очень красивый, в Нью-Йорке такого не найдешь. В Санта-Фе можно купить хорошее серебро, больше это место ни на что не годится.

— Больше этот человек ни на что не годится, — пробормотал Бруно.

Элси взяла шапочку для душа и обернулась к сыну со своей обычной, широкой улыбкой, лишенной полутонов.

— Милый?

— М-м?

— Ты ведь тут без меня не наделаешь глупостей?

— Нет, мам.

Нацепив шапочку на макушку, она посмотрела на свои длинные алые ногти и потянулась за пилочкой. Конечно, Фред Уайли вприпрыжку поскакал бы покупать для нее этот пояс, он наверняка явится на вокзал с чем-нибудь чудовищным и вдвое более дорогим. Но ни к чему давать ему повод тащиться за ней в Калифорнию, а он ведь так и сделает, если почувствует хотя бы тень намека. Нет уж, пусть лучше поклянется в вечной любви на вокзале, смахнет слезу и поедет к женушке домой.

— Хотя вчера с ним было даже весело. — Элси продолжала озвучивать поток своих мыслей. — Фред первым заметил быка.

Она расхохоталась. Пилочка так и летала туда-сюда в ее пальцах.

— Я к этому не имею никакого отношения, — спокойно отметил Бруно.

— Ну конечно, милый! Конечно, не имеешь!

Бруно скривил рот. Мать разбудила его в четыре утра, чтобы, заливаясь истерическим смехом, рассказать о дохлом быке на площади Плаза. Бык в шляпе и пальто восседал на скамейке, глядя в газету. Шуточка вполне в духе Уилсона. Бруно подумал, что Уилсон весь день только об этом и будет говорить, пока ему не придет в голову занятие еще глупее. Накануне в отельном баре «Ла Пласита» Бруно продумывал убийство — а Уилсон в это время наряжал дохлого быка. Уилсону, даже когда он распинался о своих военных похождениях, не хватало духу соврать, что он убил кого-нибудь, хотя бы япошку. Бруно прикрыл глаза, удовлетворенно вспоминая прошлый вечер. Около десяти Фред Уайли с толпой поддатых лысых приятелей ввалился в «Ла Пласита», прямо как герой мюзикла со товарищи, и увел мать на какую-то вечеринку. Бруно тоже звали, но он сослался на встречу с Уилсоном, ему хотелось спокойно пораскинуть мозгами. Вчера он твердо решил: да, он это сделает. Он всерьез размышлял об этом с прошлой субботы, с того самого разговора с Гаем, и вот прошла ровно неделя, завтра мать уезжает в Калифорнию, так что завтра или никогда. Ему надоело мучиться сомнениями — сможет он или нет. Сколько уже он задается этим вопросом? Дольше, чем себя помнит! Сейчас Бруно был уверен в своих силах. Внутренний голос подсказывал ему, что обстоятельства сложились идеально, другого такого шанса не будет. Чистое убийство, лишенное каких бы то ни было личных мотивов! Бруно не считал за мотив возможность того, что Гай в благодарность убьет его отца, — он просто в нее не особо верил. Может, Гая удастся заставить, может, нет. Главное, настало время действовать. Вчера он позвонил Гаю на всякий случай — убедиться, что тот еще в Мехико. Трубку взяла его мать, она подтвердила, что Гай в отъезде с воскресенья.

Бруно было тяжело дышать, словно кто-то давил ему пальцем на основание горла. Он машинально потянулся ослабить ворот, но вспомнил, что на нем распахнутая пижама, и принялся рассеянно застегивать пуговицы.

— Может, все-таки составишь мне компанию? — спросила мать, вставая. — Я бы тогда доехала до Рино. Там сейчас Хелен. И Джордж Кеннеди.

— Ты же знаешь, есть лишь одна причина, по которой я хотел бы увидеть тебя в Рино.

— Чарли… — Она чуть склонила голову набок. — Ну потерпи. Мы же здесь только из-за Сэма.

— Нет, не только.

Мать вздохнула.

— Значит, не поедешь?

— Мне здесь нравится! — со стоном выпалил Бруно.

— Нравится? — Мать изучала свои ногти. — Я только и слышу, как тебе тут скучно.

— Мне наскучил Уилсон. Больше я с ним встречаться не стану.

— Ты, случаем, не намерен сбежать обратно в Нью-Йорк?

— Да что я буду делать в Нью-Йорке?

— Бабушка очень расстроится, если ты в этом году опять набедокуришь.

— Когда это я бедокурил?! — спаясничал Бруно слабым голосом.

На него вдруг накатила такая дурнота, что умереть впору. Это ощущение было ему не в новинку, и продолжалось оно всего минуту, но Бруно взмолился про себя: «Только бы она не предложила позавтракать до отъезда, только бы не произнесла само слово „завтрак“». Он напряженно застыл, боясь пошевелить хоть мускулом, и едва дышал приоткрытым ртом. Зажмурив один глаз, он следил, как мать приближается к нему в голубом шелковом халате, подперев рукой один бок, и смотрит на него так, будто видит насквозь… Впрочем, нет, ничего она не видит — она даже ни капельки не сощурилась и вообще улыбается.

— Ну? Что вы с Уилсоном замышляете?

— С этим придурком?

Мать села на подлокотник его кресла.

— Парень умеет перетянуть все внимание на себя. — Она потрепала сына по плечу. — Пожалуйста, не делай совсем уж больших глупостей, милый. Я стеснена в средствах и не смогу за тобой подчистить, если что-нибудь натворишь.

— А ты заставь его еще раскошелиться. Пусть и мне тысячу отстегнет.

— Милый… — Она положила ему на лоб прохладные пальцы. — Мне будет тебя не хватать.

— Я наверняка приеду туда послезавтра.

— Давай повеселимся в Калифорнии!

— Ладно, ладно.

— Ну почему ты с утра такой бука?

— Я не бука, мам.

Она убрала с его лба свисающую прядь волос и удалилась в ванную.

Бруно подскочил и крикнул, стараясь перекрыть шум воды:

— Мам, я тут сам заплачу по счету, деньги у меня есть!

— Что, мой ангел?

Пришлось подойти к двери и крикнуть еще раз. Потратив на это все силы, Бруно снова рухнул в кресло. Он не хотел, чтобы мать узнала о его звонках в Меткалф. Если не узнает — никаких проблем. Она не особенно-то расстроилась, узнав, что он решил тут задержаться. То есть могла бы расстроиться и посильнее. Может, все-таки решила поехать с этим болваном Фредом? Бруно с трудом заставил себя встать, чувствуя нарастающую неприязнь к Фреду Уайли. Хотел бы он объяснить матери, что остается в Санта-Фе для величайшего в своей жизни дела. Знай она хоть малейшую долю его намерений, она бы не наливала сейчас ванну, не обращая на него никакого внимания. Хотел бы он сообщить ей, что очень скоро их жизнь изменится к лучшему, потому что он готов сделать первый шаг к избавлению от Капитана. Даже если Гай откажется выполнить свою часть уговора — неважно. Главное, что, убив Мириам, он подтвердит свою правоту. Идеальное убийство возможно. И однажды ему подвернется кто-то, кто согласится пойти на такую сделку. Бруно опустил голову. Разве можно поделиться этим с матерью? Она и слушать не захочет об убийствах. Она воскликнет: «Какой ужас!» С тоской и болью он смотрел на дверь ванной. До него дошло, что он никогда никому не сможет об этом рассказать. Никому, кроме Гая. Бруно сел.

— Ну ты и соня!

Мать хлопнула в ладоши у него перед носом. Бруно заморгал и улыбнулся. Мать поправляла чулки, и он с грустью подумал: как много всего произойдет, прежде чем он снова увидит ее ножки. У нее были такие стройные ножки, Бруно всегда ими гордился. Самые красивые на свете, несмотря на возраст. Не зря ее выбрал сам Зигфелд, уж он знал толк в женских ногах. А потом она вышла замуж и вернулась к той самой жизни, от которой когда-то бежала. Ничего, скоро он освободит ее, хоть она пока об этом не знает.

— Не забудь отправить.

Бруно вздрогнул при виде двух гремучих змей у себя над лицом. Это был подарок Капитану — вешалка для галстуков, сделанная из коровьих рогов и украшенная чучелами двух маленьких гремучих змей, скалящих друг на друга зубы по бокам от зеркала. Капитан ненавидел всякое барахло вроде вешалок для галстуков, ненавидел змей, собак, кошек, птиц… Хотя что он вообще любил? Словом, эту пошлую вешалку он возненавидел бы с первого взгляда, именно поэтому Бруно убедил мать купить ее ему в подарок.

Долго ее убеждать не пришлось.

Бруно нежно улыбнулся гремучим змеям.