127
Когда я вернулся из школы, отец еще был на работе, так что я отпер наружную дверь, вошел и снял пальто. Потом я прошел на кухню и положил свои вещи на стол. И одной из этих вещей была книга, которую я брал в школу, чтобы показать Шивон. Я сделал себе малиновый молочный коктейль, подогрел его в микроволновой печи и пошел в гостиную, чтобы посмотреть фильм из сериала «Голубая планета». Там рассказывалось о самых глубоких частях океана.
Фильм был о морских животных, которые живут вокруг серных кратеров подводных вулканов, где газы извергаются из земной коры в воду. Ученые никогда не подозревали, что в этом месте могут быть живые организмы, потому что там слишком горячо и много ядовитых веществ, но оказалось, что внутри есть целая экосистема.
Мне нравится этот эпизод, поскольку он демонстрирует, что наука всегда может открыть что-то новое и все факты, которые считались доказанными, могут оказаться совершенно неверными. И еще мне нравится, что все эти кадры были сняты в таком месте, до которого добраться сложнее, чем до вершины Эвереста, хотя оно находится всего несколькими милями ниже уровня моря. И это одно из самых тихих, темных и таинственных мест на Земле. И мне иногда нравится представлять, что я спускаюсь туда в сферическом подводном аппарате с окнами в тридцать сантиметров толщиной, чтобы они не провалились под давлением воды. И я воображаю, что я там совсем один и мой аппарат вообще никак не связан с кораблем, но я могу оперировать его энергией, управлять его моторами и двигаться по морскому дну куда угодно. И меня никогда не найдут.
Отец вернулся домой в 17.48. Я слышал, как он вошел через наружную дверь и прошел в гостиную. На нем была рубашка в зеленую и синюю клетку, и шнурки на одном ботинке были завязаны двойным узлом, а на втором — обыкновенным. Он нес старую рекламу сухих сливок, которая была сделана из металла и раскрашена голубой и белой эмалью. Ее покрывали маленькие кружочки ржавчины, похожие на пулевые отверстия, но отец не объяснил, зачем он это принес.
Он сказал:
— Здорово, дружище, — что было шуткой.
А я сказал:
— Привет! — и продолжал смотреть фильм.
А отец пошел на кухню.
Я забыл, что оставил свою книгу на кухонном столе, потому что слишком увлекся «Голубой планетой». Это то, что называется ослаблением бдительности, и этого ни в коем случае нельзя допускать, особенно если ты детектив.
Было 17.57, когда отец вернулся в гостиную. Он сказал:
— Что это?
Отец сказал это очень тихо, и я не знал, сердится ли он, поскольку он не кричал.
Он держал книгу в правой руке.
Я ответил:
— Это книга, которую я пишу.
А он спросил:
— Это правда? Ты говорил с миссис Александер?
Он опять сказал это тихо, так что я по-прежнему не мог понять, сердится ли он.
И я ответил:
— Да.
Тогда он сказал:
— Господи Боже, черт побери! До какой же степени ты глуп!
Это было то, что Шивон называет риторическим вопросом. Там в конце стоит восклицательный знак, потому что человек, который этот вопрос задает, уже знает ответ сам.
Потом отец сказал:
— Что, черт возьми, я тебе велел, Кристофер? — На этот раз он говорил гораздо громче.
И я ответил:
— Не упоминать мистера Ширза в нашем доме. Не спрашивать миссис Ширз и никого, кто убил треклятую собаку. И не лазать в чужие сады. И прекратить эту идиотскую игру в детектива. И я не делал ничего из этих вещей. Я просто спросил миссис Александер о мистере Ширзе, потому что…
Но отец перебил меня и сказал:
— Не вешай мне лапшу на уши. Ты отлично знаешь, что ты, блин, делал. — И он поднял книгу и потряс ею в воздухе. — Что еще я тебе велел, Кристофер?
Я подумал, что это еще один риторический вопрос, но не был уверен. И не мог решить, что ответить, потому что был смущен и испуган.
Отец повторил вопрос:
— Что еще я тебе велел, Кристофер?
Я ответил:
— Не знаю.
А он сказал:
— Давай же, блин, ты, мистер Абсолютная Память.
Но я не мог ни о чем думать.
И отец сказал:
— Я велел тебе не совать свой вонючий нос в чужие дела. А ты что сделал? Ты суешь свой вонючий нос в чужие дела. Ты бродишь повсюду, вынюхиваешь и рассказываешь все это каждому Тому, Дику и Гарри, какого только увидишь. Что мне с тобой делать, Кристофер? Что мне, блин, с тобой сделать?
Я ответил:
— Я просто побеседовал с миссис Александер. Я не проводил расследования.
А он сказал:
— Я прошу тебя сделать для меня одну вещь, Кристофер. Только одну вещь.
Я сказал:
— Я не хотел разговаривать с миссис Александер. Она сама мне…
Но тут отец перебил меня и схватил рукой за плечо. И очень сильно стиснул.
Отец никогда раньше не хватал меня. Мать иногда меня стукала, потому что она была очень вспыльчивая. Это значит, что она начинала сердиться быстрее, чем другие люди, и чаще кричала. Но отец всегда был более уравновешенным человеком. Это значит, что он не так быстро начинает сердиться и не так часто кричит. И потому, когда он схватил меня, я очень удивился.
Я не люблю, когда люди меня хватают. И я не люблю неожиданностей. Так что я ударил его, как ударил полицейского. Но отец не отпустил руку и начал кричать на меня. И я опять его ударил. А потом я уже больше не понимал, что делаю.
Некоторое время выпало у меня из памяти. Не очень долгое, потому что потом я посмотрел на часы. Это было, как будто бы кто-то выключил меня, а затем опять включил. И когда меня включили, оказалось, что я сижу на полу, прислонившись спиной к стене, и на правой руке у меня кровь, и одна сторона головы болит. А отец стоит на ковре, прямо передо мной, на расстоянии метра, и смотрит на меня. И в правой руке он по-прежнему держит мою книгу, но она согнута пополам, и все уголки листов торчат в разные стороны. На шее у отца царапина, рукав его сине-зеленой рубашки разорван, и отец тяжело дышит.
Через минуту он повернулся и ушел на кухню. Там он открыл заднюю дверь, ведущую в сад, и вышел наружу. Я слышал, как он поднимает крышку мусорного ящика, кидает туда что-то и потом закрывает крышку. Затем отец снова вошел в кухню, но книги у него уже не было. Он запер заднюю дверь и положил ключ в маленький китайский кувшин, который сделан в форме толстого монаха, а потом встал посреди кухни и закрыл глаза.
Потом он открыл глаза и сказал:
— Блин, мне нужно выпить.
И взял себе банку пива.
