По ночам мне не раз чудилось, будто где-то вдалеке мерцает огонь. И каждый раз я пускал в воздух сигнальную ракету. Когда у меня вышли все ракеты, я пустил в ход фальшфейеры. Может, это были корабли и они меня не заметили? Или, может, это были блики восходящих и заходящих звезд, отражавшиеся на поверхности океана? Или пенные валы, поблескивавшие в лунном свете призрачной надеждой? И каждый раз все впустую – что бы там ни было. Ни ответа, ни привета. Только горькое чувство обманутой надежды, сверкнувшей и тут же угасшей. Так мало-помалу я перестал ждать, что меня спасет какой-нибудь корабль. Если горизонт от тебя в двух с половиной милях, когда ты смотришь вдаль с высоты пяти футов, то сколько же до него миль, когда я сижу, прислонившись спиной к мачте, и держу глаза от силы в трех футах над водой? Возможно ли, что корабль, плывущий через весь огромный Тихий океан, попадет в поле моего зрения – совсем крохотный кружочек? Да и не только это: заметит ли он меня, если даже попадет в этот самый кружочек, – вот что важно. Нет, нельзя полагаться на человечество, потому как пути его неисповедимы. Моя задача – добраться до земли, твердой, незыблемой, верной.

Я хорошо помню, как пахнет сгоревший фальшфейер. В точности как кмин. Вредный запах. Стоило понюхать обгоревшую пластмассовую трубку, как мне тут же вспоминался Пондишери – и горькое разочарование от того, что ты зовешь на помощь, а тебя никто не слышит, покидало меня, словно по мановению чудесного жезла. Ощущение было довольно сильное – как мираж. Из простого запаха вдруг вырастал целый город. (Теперь, когда я нюхаю кмин, передо мной расстилается Тихий океан.)

Ричард Паркер вздрагивал от каждой шипящей вспышки фальшфейера. Он смотрел, уставившись на огонь неподвижным взглядом, и зрачки его сужались до размеров булавочной головки. Мне же огонь казался слишком ярким – ослепительно белым, в розовато-красном ореоле. И я старался на него не смотреть. Поднимал фальшфейер как можно выше и медленно водил им из стороны в сторону. С минуту руку мне обдавало жаром, а рядом все озарялось таинственным свечением. Покуда снова не наступал мрак, я успевал разглядеть, что вода вокруг плота так и кишит рыбой.