39
Какой-то человек пробрался сквозь толпу и приблизился к помосту. Солдаты национальной гвардии обыскали его и, не обнаружив при нем оружия, пропустили.
Он встал перед Эммануилом Джозефом и объявил ему голосом спокойным, но выразительным:
— Человек, мы не знаем, кто ты. Ты утверждаешь, что ты Мессия. Но для нас ты не Сын нашего Бога.
Послышались возгласы неодобрения. Эммануил Джозеф воздел руки.
— Я не Мессия и никогда этого не утверждал.
Уэсли и его супруга ошеломленно смотрели на незнакомца, который осмелился так обращаться к Иисусу. Джеб Де Вер и Ленарт Бургард узнали его без труда: это был преподобный Касс. Кларенс Касс.
Наконец-то нашелся человек, осмелившийся сказать правду этому дьявольскому отродью! И к тому же Божий человек! Сидя в большом зале Тен-Хорн-Батта, Бургард захлопал в ладоши и откупорил бутылку пива.
— Со времен основания этой страны, — продолжил преподобный Касс, — мы почитали Бога Библии. Мы трудились и, с Его благословения, преуспели. Мы повсюду распространяли образ этого Бога. И мы не узнаем себя в том портрете, который ты с нас нарисовал. Он нам враждебен. Мы отвергаем его.
Из толпы донеслись возгласы:
— Хорошо сказано! Точно! Давай! Скажи ему, чтобы катился к черту!
Эммануил Джозеф пристально посмотрел на человека.
— Несмотря на чудеса, которые тебя окружают, ты — не наш Господь, — продолжил Касс, подняв руку и показав на крест в небе. — Впрочем, это ничего и не доказывает, дьявол тоже может кудесничать…
Какая-то женщина, стоявшая на коленях позади провокатора, набросилась на него, вынудив его обернуться, отвесила ему пощечину и плюнула в лицо. Два национальных гвардейца вмешались, чтобы унять ее.
— Пусть он говорит! — приказал Эммануил Джозеф.
Касс вытер плевок носовым платком и оправил одежду. Потом бросил вызывающе:
— Человек из веба, мы все знаем, что ты явился сперва к мусульманам. Они тебя с радостью приняли. Это доказывает, что ты не из наших. Ты теряешь здесь свое время. Сегодня день Господень, так что от имени нашего Господа (который явно не твой), чьим пастором я являюсь, а также от имени десятков миллионов американцев, которых ты гнусно оскорбил, я торжественно говорю тебе: возвращайся туда, откуда пришел, в Азию или куда там еще. Мы ничего не изменим в наших привычках и наших нравах, — пылко провозгласил он.
— Человек, — ответил Эммануил Джозеф, — не мне ты приказываешь вернуться, ибо я всего лишь посланец Всевышнего. Это Его воле ты бросаешь вызов. А Он повсюду у Себя дома.
И он ткнул пальцем в сторону своего противника.
— Ты не человек Божий, Кларенс, ты служитель мамоны!
— Можешь говорить, что хочешь… — начал было Касс.
Но осекся. Его глаза выкатились от ужаса. Он стал калено-красным и испустил вопль всей силой своих легких. Через мгновение языки пламени вырвались из его головы, потом охватили все тело. Вспыхнула одежда, и он стал кататься по земле перед пораженной ужасом толпой. Национальные гвардейцы стали забрасывать его снегом, который тотчас же таял. Тогда они поняли, что вмешиваться бесполезно. Пастор корчился в пламени и истошно вопил. Казалось, жизнь решила не покидать его, пока он не догорит дотла. К его последним завываниям примешались крики перепуганных очевидцев.
Лонгпеппер не смог более сдерживать себя и стал продираться сквозь толпу к своему президенту. Он добрался к подножию помоста как раз в тот момент, когда обугленный скелет замер в какой-то луже. Ветер разносил невыносимую вонь.
— Господин президент… — пробормотал Лонгпеппер.
— Не я покарал его, — сказал Эммануил Джозеф. — Свершилась воля Всевышнего.
Но через несколько мгновений толпу, собравшуюся на равнине Ред-Буффало, ожидало новое испытание. Глухой рокот прокатился по широкому полю. Земля заходила ходуном. Сильнейший толчок швырнул на землю бесчисленное множество людей.
Лонгпеппер едва устоял на ногах, но Баскин его поддержал.
Крест словно запылал в небе.
— Боже всемогущий! — вскричал Лонгпеппер.
— Mercy! — кричала толпа. — Mercy!
Люди вырывали у себя волосы и простирали руки к небу. Женщина, давшая пощечину Кассу, в отчаянии бросилась к ногам Эммануила Джозефа, вся в слезах.
— Смилуйся над нами!
— Я всего лишь посланец, — ответил он с грустью.
В Нью-Йорке, сидя перед телевизором в своем гостиничном номере, плакала женщина.
Она не знала, увидит ли его еще. Ей хотелось снова сказать ему, что она любит его всем своим существом, хотя он это и так уже знал. Он возвысил ее удел смертной. Он пребывал в ней подобно божественному свету.
Ее поразила царившая вокруг тишина. Она выглянула в окно на Седьмую авеню. Уличное движение сошло почти на нет. Люди шли по тротуарам, словно во сне, и часто смотрели на небо.
Она поняла, что они мучаются вопросом, не настал ли Судный день. И улыбнулась: столько страха из-за того, что им напомнили о простоте их природы!
Она решила выйти на улицу, потому что захотела есть и нуждалась в кофе. Ехавший с ней в лифте высокий чернокожий парень, про которого она знала, что он волейболист, казалось, был в трансе.
— Не бойтесь, — сказала она ему. — Бог любит вас.
— До сих пор это были только слова, — ответил тот. — Но когда они становятся делом, как тут не испугаться?
Она покачала головой.
— Наоборот, вы должны радоваться.
— Попробую научиться.
Через три улицы она вошла в какое-то заведение, где делали сандвичи на заказ, попросила салат из тунца и кофе. Закусочная была почти пуста.
— Вы еще можете есть? — спросила официантка, девушка латиноамериканского происхождения, бросив взгляд в телевизор, закрепленный на стене; ведущий комментировал утренние события на Ред-Буффало.
Женщина засмеялась.
— Конечно, могу. Я вижу, что Бог не забыл смертных.
Официантку ошеломили ее слова.
— Но это же конец света!
— Если бы это было так, зачем тогда Господу призывать нас к порядку? — ответила женщина, принявшись за свой сандвич.
— Значит, вы в Него верите?
Женщина улыбнулась и кивнула.
— Благослови вас Бог! Вы мне вернули надежду, — сказала официантка.
В Тен-Хорн-Батте Джеб Де Вер ждал врача. По правде сказать, он ждал заодно и апокалипсиса. Ленарт Бургард рухнул в кресло, увидев, как проявивший величайшую отвагу преподобный Касс, друг детства, горит заживо. Он сказал:
— Дьявол выиграл.
Потом схватился за сердце и простонал, что ему больно.
Де Вер же потерял двоих из своих лучших стрелков и не сомневался, что после допроса в ФБР они выведут на его след.
Да, дьявол, ненавидящий Америку, выиграл. А он, Джеб Де Вер, проиграл. Ценности, которые он так страстно защищал, втоптаны в грязь.
Он был в отчаянии. Жизнь потеряла смысл.
Джон Ф. Уэсли задался вопросом, сможет ли он еще вернуться к своим президентским обязанностям. За короткое время он видел, как Иисус отчитывал Америку за ее грехи, как убийцы покушались на жизнь посланника Всевышнего, как сияющий крест появился в небе, как сгорел противник божественного слова и содрогнулась земля.
— Джон, надо показать себя достойным обстоятельств, — прошептала Энн-Френсис.
— Господин президент, надо вернуться в Вашингтон, — посоветовал Лонгпеппер, опасаясь новых покушений.
Он окинул сцену взглядом. За спиной президента молился Энтони Баскин, сложив руки и наклонив голову вперед. Лицо одного из солдат национальной гвардии блестело от слез. Люди лопатами сгребли останки преподобного Касса в брезент, превратив его в импровизированный саван.
Когда землетрясение закончилось, стоявший перед ними Иисус благословлял людей, успокаивал плачущих и исцелял больных.
— Похороните его прямо здесь, — сказал он, указав на свернутый и стянутый двумя бечевками брезент. — Пусть его могила служит напоминанием тем, кто считает, будто может бросать вызов Господу. И пусть не ставят никакого креста сверху, ибо ад настиг его на земле.
Уэсли встал и сделал два шага, отделявшие его от Иисуса.
— Господи, ты останешься здесь?
— Я не оставлю тебя одного, Джон, ибо тебе еще предстоит столкнуться со многими строптивцами, такими как этот несчастный.
Лонгпеппер по телефону велел приземлиться обоим вертолетам, чтобы взять на борт президента, его супругу, Господа Иисуса и доставить в аэропорт, где они пересядут на самолет до Вашингтона. Он сам и его заместитель Деверс отправятся по автостраде. Деверс сдержанно отнесся к идее посадить президента с супругой в обычный армейский вертолет. Другие психи могут попытаться убить его.
— С президентом будет Иисус, — ответил Лонгпеппер. — Думаю, это лучшая защита, которую мы можем ему предоставить.
Деверс округлил глаза, но не проронил ни слова.
В это время Баскин разливал содержимое термосов, которые прихватил с собой. Эммануил Джозеф тоже взял стаканчик кофе.
Он пил его, когда к нему приблизился какой-то молодой человек.
— Господи, — сказал он, — я Артур Инчбот из гарвардской Дивинити Скул. Приехал, чтобы увидеть тебя.
Эммануил Джозеф внимательно на него посмотрел. И был тронут чистотой его глаз, как у одного из братьев Воанергес. У Иоанна.
— Удостоишь ли меня беседой, Господи? Ум мой запутался. Один ты можешь вернуть ему безмятежность.
Эммануил Джозеф улыбнулся. Люди вокруг него были поражены: Иисус не только пил кофе, но еще и улыбался.
— Удостою. Где ты хочешь, чтобы мы встретились?
— Перед Мемориалом Линкольна, завтра, Господи.
Президент подождал, пока Эммануил Джозеф закончит свой разговор.
Было 11.10 воскресного утра.
