24
Двадцатого января, в День святого Себастьяна, он направлялся к привычному газетному киоску, когда чей-то голос за его спиной спросил:
— Эмманюэль Жозеф?
Он обернулся. Двое полицейских. Они попытались схватить его за руку и вдруг выпучили глаза от удивления: рукав куртки оказался пустым. Они повторили попытку. С тем же успехом. Продавец газет, наблюдавший эту сцену, потерял сознание.
Эмманюэль Жозеф бесстрастно посмотрел на обоих стражей порядка. Те оцепенели от страха. Разыскиваемый выглядел вполне реальным, совершенно не прозрачным, но его тело было нематериально.
— Не пугайтесь, — сказал он им. — С вами ничего не случится. Но, видите ли, даже если кажется, что История повторяется, она никогда не бывает такой же. Прошло много времени. У вас уже нет креста, но вы располагаете гораздо худшими орудиями, чтобы унизить человеческое существо. Чего вы от меня хотите?
Они задрожали. Может, они говорят с призраком? Или с самим Богом? Через какое-то неопределенное время один из них, онемевший от страха, осмелился выговорить:
— Арестовать вас.
— Зачем?
— Чтобы доставить в участок, — промямлил другой.
— А потом?
Они опять растерялись. Оба действительно этого не знали. Но если бы Эмманюэль Жозеф был обыкновенным преступником, он бы наверняка был отправлен в камеру предварительного заключения, а потом предстал перед судом.
— Так идемте же в участок, — сказал он.
Это их ошарашило еще больше.
— За… зачем?
— Чтобы поговорить с вашим начальством.
Они не осмелились перечить и переглянулись. Хотя до местного отделения на улице Гурго было рукой подать, оба рассудили, что лучше позвонить прямо бригадиру. Это был не разговор, а бессвязный лепет, но в итоге им было приказано оставаться на месте и ждать полицейский фургон, который доставит всех в центральный комиссариат на улицу Трюффо. Через несколько минут фургон прибыл. Они насилу заставили себя открыть дверцы. Он вошел первым и сел напротив двоих других полицейских, удивленных поведением своих сослуживцев.
— Это он, что ли, Эмманюэль Жозеф? — спросил один из них, уставясь на задержанного.
Но вместо ответа получил кивок и невнятное бормотание.
— Да что с тобой такое?
— Сам увидишь…
— Что увижу?
Прибыв по назначению, они спросили бригадира. Тот бросил сердитый взгляд на задержанного и проворчал, что занят. На самом деле он звонил в префектуру, согласно приказу.
— Шеф, — сказал один из полицейских, задержавших Эмманюэля Жозефа, — тут дело особое…
— Что тут особого? — потерял терпение их начальник.
Только теперь он заметил растерянные физиономии и мертвенную бледность своих подчиненных.
— Да что с вами обоими?
— Шеф… он не…
Полицейский сглотнул слюну и закончил фразу:
— Он бесплотный, шеф.
— Как это — бесплотный?
— Попробуйте взять его за руку.
Бригадир пожал плечами и попытался схватить Эмманюэля за руку.
— В бога душу… — прорычал он, сминая рукав куртки.
Торчит же из этого рукава рука!
— Незачем ругаться, бригадир, — спокойно сказал Эмманюэль.
Тот в ужасе отпрянул назад.
— Господи Иисусе, Мария, Иосиф!
Он поднес руку к груди и прислонился к стене. Какой-то полицейский вошел в кабинет, ошеломленно уставился на сцену и застыл.
— Вот ведь паскудство! — вскричал бригадир. — А тут еще сам префект вот-вот приедет!
Он вытянул шею в сторону Эмманюэля:
— Вы что… Бог?
Эмманюэль улыбнулся и покачал головой.
— Я всего лишь тот, кого вы называете Иисусом.
У бригадира подкосились ноги. Он упал на колени:
— Пощадите! Умоляю! Я не сделал ничего плохого, я…
— Я знаю, — сказал Эмманюэль. — Час еще не пробил. Я пришел не для того, чтобы судить и множить сирот. Встань, центурион.
Все видели, как бригадир рухнул на колени. Двое арестованных за драку, пойманный на месте преступления вор, проститутка, пристававшая к прохожим, — все окаменели, поняв, что этот незнакомец и есть тот самый Эмманюэль Жозеф, так раздражавший власть.
Комиссариат погрузился в напряженное молчание, которое через полчаса прервал вой полицейской сирены, потом хлопанье дверей. Три исполненных уверенности человека вошли в помещение. Они олицетворяли властность всем своим обликом, от лаковых ботинок до напомаженных причесок. Каждая скорбная морщинка на их лицах свидетельствовала о честолюбии, в жертву которому давно было принесено всякое сочувствие. Дряблые лица, отвердевшие от презрения, как у постаревших кинозвезд, набальзамированных перед отправкой в могилу.
— Где старший? — зычно спросил шедший впереди.
Только тут он заметил выражение на лицах полицейских. Нахмурился. Остальные взглядом показали ему на комнату справа. Он вошел туда, еще больше посуровев лицом.
— А, вот он наконец! — сказал префект, заметив Эмманюэля, сидящего на скамье.
Казалось, двое сопровождающих его чем-то встревожены.
— Да что с вами такое? Почему задержанный не в камере?
— Он бесплотный, господин префект, — ответил бригадир, словно втолковывая новобранцу прописную истину.
— Как это бесплотный? Что вы несете?
— Сядь, префект, — сказал Эмманюэль, указав подбородком на место рядом с собой.
— Это уже чересчур! Он мне еще и приказы отдает?
— Сядь, говорю. Я ведь видывал и других префектов, — повторил Эмманюэль. В его голосе прозвучала угроза.
Памятуя о случившемся с министром Карески, заинтригованный префект сел перед Эмманюэлем. Схватил его за руку. Потом покачнулся, его лицо посерело, а глаза выкатились от ужаса. Январское солнце, присоединившееся к электрическому освещению, доказало ему, что он не спит. Он понял. Привалился к стене, открыл рот и стал хватать воздух.
— Это конец? — прошелестел он почти неслышно.
— Боишься? Ты прав. Если бы твой конец настал прямо сейчас, то был бы жалок. Низкий человечишко, твоя душа всего лишь старая тряпка. Нет, успокойся, твой конец настанет не сейчас. От этого бы не было никакого проку. Позвони своему министру и потребуй, чтобы он явился сюда.
Префект полиции вытер лоб, повернулся к одному из своих людей и сделал знак. Тот набрал номер на мобильном телефоне и протянул ему.
— Келлер, министра, срочно. Мне плевать. Министра, живо! Это конец света, слышите?
Начальник секретариата был потрясен, слыша подобные выражения от начальника полиции. И повиновался.
— Адриен? Надо, чтобы вы бросили все дела и приехали в комиссариат на улице Трюффо. Мы арестовали Эмманюэля Жозефа. Может случиться самое худшее… Нет, вы должны приехать. Да, вы! — заорал префект полиции, у которого нервы были на пределе. — Немедленно! Вы, лично!
И он прервал связь.
— Что вы собираетесь делать во Франции? — спросил он Эмманюэля после бесконечно долгого молчания.
Дерзость вопроса ошеломила полицейских.
— Мир движется к небывалой катастрофе, — ответил Эмманюэль. — Битва развернется на трех фронтах: один — в исламском мире, истинный центр которого — Пакистан, другой — во Франции…
Именно в этот момент разъяренный Адриен Дюфор-Жолли, министр внутренних дел, сменивший на посту Франсуа Карески, вошел вместе с четырьмя сопровождающими в комиссариат Семнадцатого округа и окинул сцену взглядом.
Что-то тут было не в порядке.
Во-первых, префект полиции сидел на одной скамье с задержанным, что было немыслимо.
Далее, бригадир и прочие стражи порядка скандально этому попустительствовали.
Наконец, сам задержанный преспокойно и дерзко мерил его взглядом.
— Господин префект, — гневно начал министр, — я бы хотел знать…
— Сядь, министр, — оборвал его Эмманюэль.
Дюфор-Жолли уставился на него, оторопев.
— Вы ко мне обращаетесь?
Эмманюэль кивнул.
— Но я вам запрещаю…
Выражение на лицах префекта полиции и полицейских отбили у него охоту продолжать в подобном тоне.
— Адриен, — сказал префект полиции, — сядьте рядом с Иисусом.
— Вы в своем уме? Вы все тут с ума посходили? Немедленно отведите этого типа в камеру!
Он наклонился, чтобы схватить руку Эмманюэля и самолично оттащить за решетку. А схватив, вдруг застыл.
— Призрак… — сказал он задушенным голосом, — Призрак!
Он попятился, по-прежнему недоверчиво глядя на Эмманюэля.
— Чего вы хотите? — спросил он через какое-то время. — Вы уже два раза появлялись на телевидении, сея в этой стране беспорядок. Явились, чтобы разорить ее? Тогда нам нужен кто-то умеющий изгонять нечистую силу!
— Ваши души уже разорены, — возразил Эмманюэль, — Их-то я и пришел спасти.
— Не вижу, как вы можете спасти души, создавая безработицу, — сухо возразил Дюфор-Жолли. — Впрочем, мы не знаем, кто вы на самом деле, раз вы совсем бесплотный.
У бригадира и полицейских аж дух перехватило при этих словах. Сопровождавшие министра начальник его канцелярии и секретарь невольно восхитились твердостью своего начальника.
— Позовите священника, — приказал он своему секретарю. — Все равно какого. Хотя нет, вызовите сюда кардинала-архиепископа монсеньора Менье.
Эмманюэль наблюдал сцену с самым безмятежным видом. Секретарь вышел, чтобы позвонить.
— Разумеется, вы можете уйти, если не хотите встречаться со священником нашей церкви, — заявил Дюфор-Жолли.
Он явно принимал Эмманюэля за призрак какой-то иной, таинственной религии.
— Несчастный человек! — вздохнул Эмманюэль.
Бригадир возопил:
— Как же я после всего этого смогу ходить к мессе?
Министр смерил его взглядом. Благочестие какого-то бригадира полиции не входило в его должностные функции.
