Назад: Глава 9 Большие пушки — большие шишки

Глава 10
Местоположение, местоположение, местоположение

В дерьме.

Глава 11
Эффект длительной паники

Ох, боже, бля, милостивый! Ой, бля, господи ты мой, бля, боже! Ух, как хреново, сплошная хрень, и еще сбоку хреник!

Не было этого! Боже милостивый, сделай так, чтобы то был лишь сон, только ночной кошмар! Пускай это будет чей угодно, только другой номер, моих отца с матерью, Крейга, Эда, моей работы, кого, кого угодно, но пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не тот самый, только не тот номер, который я записал поверх номера мобильника Селии.

Я мешком упал с кровати на пол, все еще полностью одетый. Телефона в футляре, который я носил на поясе, не было. Я осмотрелся. Куца, к чертовой матери, он мог подеваться? Ох, боже мой, боже мой! Где же он? Я отшвырнул ногой одеяло, заглянул под кровать, пошарил на прикроватных тумбочках, на туалетном столике, на журнальном, рядом с диваном. Куда же я его задевал? Мне требовалось найти этого маленького мерзавца, проверить, действительно ли я натворил то, в чем даже боялся себе признаться, и самое худшее вправду произошло. Ох, трах-тарарах! Да те ребята, может, уже в пути, или уже паркуются у причала, или уже идут по плавучей пристани, поднимаются по трапу, ступают на палубу. Они поставят два стула, один напротив другого, а блондинистый верзила станет предвкушать, как мои колени хрустнут и выгнутся не в ту сторону, как он услышит это и почувствует задницей. Затем они меня кастрируют, а напоследок замучают до смерти. А может, они смилуются и сразу всадят пулю мне в голову. Но, боже мой, как же Сели? Что сделает Мерриэл с ней?

Что сделает, чтобы развязать ей язык? И что потом, когда это ему удастся, как накажет за то, чем она занималась со мной?

О нет, нет, только не это. Ничего подобного не могло произойти. Все мне, наверное, только приснилось. Теперь я проснусь окончательно, и все станет хорошо. Просто мне привиделся чертов кошмар, царь и падишах всех ночных кошмаров. Иначе и быть не могло. Не мог я такого сделать. Просто не мог. Не мог я настолько напиться. Ни один человек не сумел бы. Просто физически невозможно напиться настолько, чтобы забыть, как ты сам заменил в записной книжке мобильника номер трубки любовницы на номер ее домашнего телефона, когда тот принадлежит не только ей, но и ее мужу, чертову гангстеру из высшей криминальной лиги, печально известному тем, что у него есть громила телохранитель, которого он посылает к тем, кто ему не нравится, попрыгать у них на коленях, пока колени не треснут, или лодыжки не захрустят, или берцовые кости не повылазят из тазобедренных суставов, или не произойдет какая-нибудь тому подобная чертова срань, в любой комбинации или последовательности, ведь когда с тобой такое проделывают, может случиться что угодно.

В гостиной я перевернул все верх дном. Раскидывал подушки, приподнимал коврики, оставлял выдвинутыми ящики. Это сон, ночной кошмар. Я не мог сделать того, что, как мне отчего-то показалось, я сделал. На всей нашей долбаной планете не найти столько выпивки, чтоб до такой степени лишить человека разума. За всю историю происхождения видов не было заквашено, дистиллировано или сварено достаточного количества хмельной дряни, чтобы заставить кого угодно, сколь угодно тупого безмозглого недоумка, какого угодно гребаного кретина чистейшей воды учудить нечто до такой степени самоубийственно дебильное. Ведь есть же нерушимые законы природы, непреложные заповеди, высеченные в самом фундаменте мироздания, которые не позволили бы любой, даже самой маловменяемой твари сделать что-то хоть на десятую долю такое же безумное и опасное.

Сон. Кошмар. Худший из всех, мною виденных, новый рекорд глубины сточного колодца людских страхов и ужасов. Наверное, я все еще сплю, и сердце мое только что было близко к тому, чтобы остановиться от перенесенного мной потрясения. Надо просыпаться. Давно пора.

На подгибающихся ногах я проковылял в ванную, включил холодную воду, плеснул ее налицо, похлопал себя по щекам и уставился в зеркало, из которого на меня смотрела белая физиономия объятого ужасом человека, неспособного проснуться по той простой причине, что его кошмар есть самый худший из всех кошмаров, он зовется реальностью и заканчивается смертью, а не пробуждением. Физиономия человека, погубившего единственную во всем мире женщину, которую любил, которую обрек на страшную, медленную, мучительную и бесславную смерть, потому что напился и повел себя как последний дурак, потому что не удосужился подумать, прежде чем сделать, потому что ему, эгоисту, видите ли, взбрецдило поговорить с ней, потому что ему взбрело в голову, будто оставить на ее автоответчике тупое, похабное сообщение будет забавно и сексуально, потому что он оказался не в силах разглядеть чертов дисплей и увидеть, что на нем высветился совсем другой номер, номер стационарного телефона, потому что не смог уловить разницу между стандартным ответом, записанным на мобильнике, и просьбой оставить сообщение на домашнем автоответчике.

Почему на нем оказался ее голос? Какого черта хозяин дома, этот хрен, не мог записать туда свой? Зачем этот мерзавец Мерриэл заставил жену записать то сообщение, никчемный гребаный мудила?

Тут мой взгляд упал на полочку над раковиной. Телефон лежал там. Я схватил его. Но видимо, накануне я забыл его выключить, потому что аккумулятор разрядился.

Я заорал на него. Никаких слов, только крик. Кричи, идиот, подумал я. Практикуйся на будущее, потому что очень скоро тебе, видимо, только этим и придется заниматься. Ты закричишь, когда увидишь два стула, расставленных на длину ног; закричишь, когда увидишь блондинистого верзилу, улыбающегося, глядя на тебя, и слегка подпрыгивающего на месте; закричишь, когда тебя свяжут; закричишь, когда они вынут ножи, или клещи, или паяльную лампу. Да, покричать сейчас очень кстати. Может, крик сумеет каким-то странным образом активизировать телефон, вернув к жизни его аккумулятор. Ведь надо же все-таки проверить, нужно, чтоб этот бесполезный серебристый кусок дерьма включился и заработал, чтоб я хоть смог кликнуть функцию «Последние вызовы», просмотреть их и убедиться, что вот, пожалуйста, никакой Селии я не звонил (хотя у меня в ушах до сих пор звучит ее голос, и я помню, как сидел в темноте на палубе и слушал этот прекрасный голос); нет, я наверняка звонил кому-то другому. По совершенно другому номеру.

Сели. Нужно позвонить ей. Я выскочил из ванной, вставил мобильник в зарядное устройство на столе в гостиной и снял трубку установленного на моей барже стационарного телефона.

Никакого гудка. Господи! Мне перерезали телефонную линию! Они мне… наконец зазвучал зуммер. Я засомневался. А правильно ли я поступаю? Да, разумеется. Лучше проверить, пусть это настолько же глупо, как то, что я сделал прошлым вечером, но все равно это правильное решение. Определенно правильное. Я набрал номер ее мобильника, который помнил наизусть.

О, прошу, будь на месте, пожалуйста, пусть твой телефон окажется включенным. Хотя нет, лучше не будь там, окажись где-то в другом месте, а не в своем доме, в каком угодно другом — там, где ты сможешь убежать, спрятаться, скрыться от него.

О, милостивый Иисусе Христе, ответь, Сели, ответь. Прошу, пожалуйста, ответь.

— Алло?

О господи. Наконец-то!

— Привет, Селия. Это я, Кен. Кеннет. Кен Ногг.

Обоже, мне предстояло сказать ей… предстояло признаться, что я имбецил, даун, что я подверг ее самой жуткой опасности, а все из-за того, что налакался и пропил последние мозги.

— Да?

— Слушай, я сделал нечто совсем глупое, то есть невероятно глупое. Тебе нужно сматываться, бежать.

— Да, — сказала она спокойным голосом, — Я в Шотландии, — Ее голос, похоже, звучал на фоне работающего автомобильного двигателя.

— В Шотландии?! — заскулил я.

Но вообще-то в этом имелась и положительная сторона. Чем дальше от Лондона, тем лучше. Если только она не была там вместе с ним, а он не собирался прослушать из того места, где находился, какие новые сообщения появились на автоответчике в его лондонском доме.

Ох, ну и дерьмо.

— Вас почти не слышно, — солгала она. — Перезвоню, когда выберемся из ущелья и сигнал… Ну да, так и знала, сигнал пропал. Знаешь, — услышал я, как она сказала кому-то рядом с ней, — это был необыч…

И ее телефон отключился. Я взял в руку мобильник в надежде, что он достаточно подзарядился. Рано.

Я сел, меня била дрожь. Сели жива. Она в Шотландии. Теперь она предупреждена и перезвонит, когда рядом с ней не будет того, с кем она едет в автомобиле.

Если мои опасения оправдаются и я действительно натворил то, чего теперь так страшусь, — а так, наверно, и было, ибо я отчетливо запомнил ее голос на автоответчике и даже несколько записанных на нем слов, — то что я смогу сделать? Я взглянул на часы. Мой массивный «брейтлинг» говорил, что сейчас пол-одиннадцатого. Вот дерьмо. Надо было вернуть эго чудовище, подумал я, и снова носить мои элегантные «Спун»… черт, и о чем я только думаю? Ну их к черту, эти часы, к черту все мысли о них и обо всем, кроме того дерьмового, убийственного, смертельно опасного положения, в которое я поставил себя и Селию. Думай же. Может, это Мерриэл едет с ней. Может быть, чем черт не шутит, они уехали на все выходные. Это дает мне полтора дня, чтобы попытаться что-нибудь сделать.

Как мне поступить? Сжечь их дом? Инсценировать кражу со взломом? Предположим, у них есть горничная, дворецкий или кто-то еще в том же духе (но если так, то к чему им автоответчик?), тогда я попытаюсь представиться… ну, даже не знаю кем. Газовщиком? Или копом? Долбаным свидетелем Иеговы?

А можно ли как-то получить доступ к кассете или чипу, что там у них в телефоне, не проникая в дом? Может, позвонить снова и оставить настолько длинное сообщение, что автоответчик сотрет предыдущее, чтобы его записать? Нет. Ни один из автоответчиков, с которыми я сталкивался, так бы не сделал. Ни один инженер не стал бы такой создавать. Ну, ни один с мозгами; тот, у кого, как у меня, вместо них дерьмо, стал бы.

Сжечь этот гребаный дом. Бросить в окно бензиновую бомбу, залить через прорезь почтового ящика жидкость для разжигания угля, а когда приедут пожарные — вызвать их самому, даже заранее, но ни в коем случае не полицию, — подождать, пока они взламывают дверь, и войти вместе с ними под видом полицейского — в штатском, из спецподразделения, или в форме, взятой в ателье проката маскарадных костюмов.

Только, пожалуйста, пусть лучше ничего все-таки не произошло. Пусть лучше все окажется ярким примером той хре-ни, которую, кажется, называют синдромом ложной памяти. Я вообразил себе голос Селии, записанный на автоответчик. Что, если на самом деле вчера я слышал не ее голос? Мог же я ввести неправильный номер, ошибиться, когда переписывал его с визитки Мерриэла, перепутав одну из цифр, и он в таком виде хранился в телефонной памяти, и в первый же раз, когда решил им воспользоваться, я попал в какой-то чужой дом, где живет женщина, чей телефон отличается от телефона Мерриэлов на одну цифру, так что я оставил свое похабное и оскорбительное сообщение совершенно чужим людям. О Боже, так и должно было произойти. Сделай, чтоб так и было.

Но если так не было, если я действительно сделал то, что сделал, то как мне поступить?

Меня мутило. Меня действительно чуть не вытошнило. Голова кружилась, я ничего не видел по сторонам, только перед собой. В ушах жутко шумело. Я встал и, ковыляя, поплелся в туалет.

Спустя минут десять — несмотря на то что я все еще ощущал рвотные позывы, горло саднило, во рту, хоть я его тщательно прополоскал, ощущался мерзкий привкус, а зубы казались клейкими, как бывает после их контакта с желудочным соком, — я снова присел за стол в гостиной проверить, не реанимировался ли мобильник. Мое лицо, отражение которого я увидел в зеркале, было по-прежнему белым. Руки тряслись; чтобы нажать нужные кнопки, пришлось положить телефон на колени. От собственной неловкости и от ощущения безнадежности своего положения я заплакал.

Прижатый к бедру телефон, запиликав, ожил. Дисплей показывал, что заряд аккумулятора минимален, но большего не требовалось. Лишь бы ты поработал минутку-другую, гаденыш. Нашел время выключаться. Лучше бы ты сдох у меня на поясе прошлым вечером, до того, как я сделал звонок, в результате которого меня, видимо, замучают и убьют, и мою любимую тоже, слышишь ты, серебристый кусок дерьма с кнопками? Да понимаю я, что ты производишь «Поиск». Хватит, сволочь, давай дальше. «Меню», «Телефонная книга», «Голосовой набор», «Личные номера», «Десять последних вызовов». Во рту у меня пересохло. «Последний набранный номер». Кликнуть? «Да».

Ну, вот он.

Я уставился на него. Затем сорвался с места, метнувшись за бумажником, где лежала карточка Мерриэла. Я вглядывался в цифру за цифрой, затем перепроверял снова и снова, страстно желая, чтоб хоть одна, да, хоть одна из этих паршивых чертовых циферок оказалась ошибочной. Ведь неверно набрать номер легче легкого. Я то и дело ошибаюсь, даже когда трезв. Ошибаюсь постоянно. Ну пусть эта моя особенность хоть раз сослужит мне добрую службу.

«Вызов?» — спросила надпись внизу дисплея. «Нет». Нет уж, черт побери, я совсем не собираюсь звонить туда еще раз, безмозглый ты никчемный поганец. Я хочу отменить тот вызов. Нажать клавишу отменяющей функции F1 или перейти к соответствующему меню со словом «отмена», подогнать к ней стрелочку и кликнуть, отменив ко всем херам собачьим все, что натворил минувшей ночью, перекрутить пленку, — да, да, стереть запись на микрочипе, переформатировать диск, перемотать ту готовую стать убийцей маленькую чертову пленочку, находящуюся в доме, что стоит всего-то в миле отсюда; перемотать, а потом стереть запись на ней. А еще лучше вынуть ее к чертовой матери и спалить, растереть пепел в порошок и развеять где-нибудь над Внешней Монголией, черт бы ее побрал.

Я считывал одну за другой цифры с дисплея, сверял с телефоном на карточке Мерриэла. Они были идентичны. Теперь их уже не изменить. Я захлопнул крышку телефона.

Может, он и не догадается, кто звонил. Я, помнится, назвался Кеном, точно-точно, — но, может, ему и в голову не придет, что какой-то бухой Кен и парень, которого он однажды встретил во дворе Сомерсет-хауса… О, черт побери, о чем я только думал? Ведь я ж сам назвал себя Кеном-радиохулиганом или придумал еще какое-то другое прозвище, в равной степени глупое и словно указывающее на меня пальцем, ведь так было дело? Или не так?

Да и это ведь не имеет значения: я же, черт возьми, радиоведущий, я всегда гордился своим характерным, узнаваемым голосом. Даже если сам Мерриэл никогда не слышал ни одной моей передачи и до сих пор не обратил внимания на мое постоянное присутствие на различных теле- и радиоволнах в течение последних нескольких недель или никогда не слышал рекламы, для которой я наговаривал текст, кто-то из его окружения все равно мог меня опознать. А кроме того, на моем мобильнике нет антиопределителя номера, так что его автоответчик наверняка запомнил мой номер, ведь это теперь, похоже, делается по умолчанию. Хотя, может, и не запомнил: вдруг Мерриэл завел себе автоответчик сразу, как только они появились, и тогда у него может оказаться старая модель, которую он так и не удосужился заменить, и она не регистрирует номера входящих звонков?

Ну да, как же.

Даже если бы у него оказался мой номер, как бы он смог узнать, что он мой? Ведь своего номера я ему не давал, не мог же он… Ну да, конечно, такая шишка преступного мира и вдруг не знает, где можно выяснить, кому какой номер мобильника принадлежит. Конечно знает!

Эврика! Придумал! Он сказал, этот Мерриэл, что кое-чем мне обязан. Сказал, что я смогу позвонить ему и обратиться за помощью, если возникнет необходимость. Я стану звонить и звонить ему, пока он не ответит, или даже пойду прямо к нему домой и суну под дверь записку, и попрошу не прослушивать сообщения, записанные на автоответчик, скажу, что таким образом мы будем квиты. Попрошу его просто поверить мне на слово. Ну да, конечно, это не может не сработать. И О-Джей невиновен, и аль-Меграхи сидит за дело.

Немедленно позвонить! Прямо сейчас! Позвонить и выяснить, включен ли еще его долбаный автоответчик. Отчего подобная мысль сразу же не пришла мне в голову? Потому, что я все еще пьян, меня мучит похмелье, и я паникую из-за самой катастрофической идиотической ошибки за всю историю катастрофических идиотических ошибок.

Я протянул руку к трубке домашнего телефона. О черт, а вдруг ответит он! Вдруг скажет что-то типа: «А, Кеннет, это опять ты. Я только что прослушал твое недавнее сообщение. Оно меня заинтриговало. Я как раз послал нескольких моих коллег пригласить тебя ко мне немного поболтать…»

Ох, мать-перемать!

Набрать номер я сумел только с третьего захода, так тряслись мои руки.

Голос Селии в записи. Ее красивый, четкий, спокойный, безупречный голос. «Оставьте сообщение после звукового сигнала…» Затем серия гудков, означающих, что на пленке уже записаны сообщения; и среди них мое! Мое тоже там, грязное, пьяное, похабное послание, это оно перематывается как раз сейчас! Затем последовал звуковой сигнал. Я не решился оставить еще одно сообщение. Положил телефонную трубку. Итак, похоже, еще никго не прослушивал запись. Самое худшее пока еще не произошло. Если, конечно, Мерриэл не оказался хитрей, чем я о нем думаю, и только делает вид, что ничего не слышал, ничего не знает… Нет, это уже совсем паранойя, не будем умножать проблем, мне и нынешних за глаза и за уши.

Может, наврать ему что-нибудь, подкинув для убедительности крохи правды? Сказать, будто, увидев Селию в тот день на катке, я безумно влюбился в нее с первого взгляда и теперь эта страсть перешла в манию? И я нафантазировал, будто мы любовники, хожу за ней по пятам… Нет, нет, он тогда точно сделает со мной что-то ужасное и, скорей всего, пожелает убедиться, действительно ли между нами ничего не было, так что все равно прикажет меня пытать, чтобы докопаться до истины. А у меня нет никаких иллюзий относительно того, что сумею вытерпеть жестокую боль, — ни ради Селии, ни ради себя самого, ни ради кого-либо еще.

Вспотели ладони. Рот пересох настолько, что даже трудно глотать. Я встал и неверной походкой пошел на кухню выпить воды. Домашний телефон зазвонил на втором глотке, я поперхнулся, и вода веером разбрызгалась по ковролину, словно из пульверизатора.

— Слушаю?

— Кеннет? — Это звонила она. Наконец-то. По-прежнему живая, все еще не исходящая криком в агонии, все еще способная разговаривать. Теперь она могла говорить, — Что случилось?

Я ей рассказал. За всю свою жизнь, которая вскоре легко могла преждевременно оборваться, я не встречал больше никого, кто остался бы настолько спокоен перед лицом столь ужасного и неумолимого несчастья.

Она имела полное право заголосить, завизжать, наорать на меня, но она только задала пару разумных, сдержанных и относящихся к делу вопросов, чтобы уяснить для себя некоторые темные места в моем сбивчивом, то и дело переходящем в истерику повествовании. Затем я услышал ее вздох.

— Ясно, — сказала она, — Сейчас я в Шотландии, гощу у друзей неподалеку от Инвернесса. Джон лазает по пещерам в Средней Англии, в национальном парке Пик-Дистрикт. Он должен вернуться сегодня вечером или завтра утром.

— Сегодня вечером? О господи.

— Это зависит от погоды. Если пойдут чересчур сильные дожди, пещеры затопит и тогда там не очень-то полазаешь. Как он сказал, от этого и зависит, когда он вернется.

Я провел рукой по лицу.

— Можно ли прочитать записи на автоответчике с другого телефона?

— Нет. Джон специально выбрал такую модель, где это невозможно, чтобы никто со стороны не вычитал чего лишнего.

— Хорошо, хорошо, это хотя бы дает нам отсрочку, по крайней мере, до тех пор, пока он не вернулся домой — Я стоял, прикрыв глаза, и качал головой. — Ох, Сели, у меня просто нет слов сказать, как я сожалею. Я не знаю, просто не знаю, с чего начать, чтобы сказать тебе…

— Хватит, Кен. Нужно подумать. Итак… Bien. Я скажу, что мне срочно нужно вернуться, и попрошу поскорей отвезти меня в аэропорт. Так что прилечу следующим же рейсом. Я могу оказаться дома раньше его и стереть запись на пленке.

— О, конечно, пожалуйста, да, да.

— Тогда пошла прощаться с хозяевами, — И я услышал, как она с шумом выдохнула. — Да, начинается веселенькая жизнь. Позвоню, как только получше выясню обстановку.

— Сели!

— Да?

— Я люблю тебя.

На этот раз я услыхал отчетливый вздох.

— Хорошо, — проговорила она. — Ладно. Скоро поговорим.

И телефон отключился.

Я отхлебнул воды, руки все еще тряслись. Невидящим взглядом посмотрел вверх. Все еще жив. Мы оба все еще живы. Пока — хорошо. Пока — никаких пыток, мучительной смерти. Она вернется. Она возвратится как раз вовремя, чтобы все уладить. Блистательная, невозмутимая, изобретательная Селия засучит рукава и сама вытрет пол, уничтожит следы, которые оставил у нее в доме страдающий поросячьим поносом идиот любовник. Благослови небо эту умную, сексуальную, великодушную, потрясающую и прямо-таки фантастическую женщину. Она имела полное право не захотеть со мной больше разговаривать, могла раз и навсегда вычеркнуть меня из своей жизни и до самого ее конца — надеюсь, весьма отдаленного — устраивать перед тем, как лечь спать, ритуальное предание анафеме тупого, мерзкого идиота, каковым я, вне всякого сомнения, и являюсь, — но ничего, лишь бы только она осталась в живых, чтобы делать это, лишь бы мы оба остались живы. Мы не должны пострадать от моей глупости. Я отпил еще воды и сказал себе, что настанет время, когда мне самому захочется над всем этим посмеяться.

Через сорок минут опять позвонила Селия и сказала, что аэропорт в Инвернессе закрыт на сутки по причине тумана.

— Тебе нужно бежать, — сказал я; во рту опять пересохло. — Это все, что мы в силах сделать. Беги. Скройся. Чем дальше, тем лучше. О господи, Сели…

— Нет-нет, — возразила она суховатым тоном. — Я выясню, когда следующий рейс на Лондон из Абердина, Эдинбурга или Глазго, а затем найму автомобиль, чтобы поспеть к ближайшему рейсу. Если смогу, закажу себе чартер, самолет или вертолет. Времени останется меньше, но все равно можно успеть. Но есть и другая возможность.

— Какая?

— Ты проникнешь в дом.

— Как? Ключи от него есть еще у кого-то? Кто-то сейчас в доме?

— Нет. Там никого не должно быть. У прислуги выходной.

— Тогда как же?

— В садике позади дома, в углублении искусственного камня лежит запасной ключ.

— Вот как?

Это показалось мне странным: слишком уж как-то дешево, что ли, и рискованно, для дома в таком фешенебельном районе.

— Да. Когда войдешь, нужно отключить сигнализацию.

— Хорошо-хорошо, сделаю.

— Код я тебе дам. Но есть проблема.

— Вот черт, какая еще?

— Как попасть в садик из проулка. Там высокая стена.

— И какой тогда прок?..

— В конце проулка есть гараж. Предполагается, что подъезжающий открывает дверь гаража пультом дистанционного управления из автомобиля, потом из гаража выходит в садик, а там берет запасной ключ. Еще есть обычная калитка, но и она заперта.

— Ага. Ладно, — Меня вдруг осенило, — Какой высоты стена?

— Три метра. Может, три с половиной.

— Колючая проволока? Или еще что-нибудь такое по верху?

— Ничего.

— Даже битого бутылочного стекла нет?

— Нет.

— Прекрасно. Думаю, я сумею попасть в садик. Наверное, проулок просматривается? Соседи…

— Вообще-то да. Но обычно туда никто не сует нос. Там дальше тупик, на него выходят задворки.

— Как мне его найти, этот искусственный камень?

— В саду есть фонари. Если считать от задней стены гаража, то тебе нужен третий фонарь на ограде. Камень с ключом внутри лежит прямо под этим фонарем, в двух камнях от стены. Когда ты его увидишь, ты сразу поймешь, что это он.

— Итак, ограда, задняя стена гаража, третий фонарь, два камня от стены, — Я потер рукой затылок, да уж, всей этой джеймсбондовщины мне в моем нынешнем состоянии как раз и не хватало, — Как насчет сигнализации? Сигнал поступает в охранную фирму?

— Да, и в местный полицейский участок тоже.

— В полицейский участок? Правда?

— Ты очень удивишься, Кеннет, если узнаешь, до чего теплые отношения связывают Джона с лондонской полицией.

— Вот уж удивлюсь так удивлюсь. А как насчет камер наружного наблюдения?

— Их нет. Во всяком случае, мне о них ничего не известно.

— Понятно.

— А вот тебе код сигнализации.

— Давай.

— Записываешь?

— Да, — Я взял карточку Мерриэла и перевернул чистой стороной вверх, — Диктуй! — Записав, я повторил комбинацию цифр вслух, — А где находится автоответчик?

— В кабинете Джона. Это на втором этаже. Ох!

— Что еще?

— Кабинет может оказаться заперт.

— Заперт? Но…

— Там еще и оружейная, а охотничьи принадлежности положено запирать.

— Оружейная?! Господи. Ну и что же мне делать, если кабинет и вправду заперт?

— У меня есть от него ключ, в моей спальне на третьем этаже. Джон об этом ничего не знает. Если дверь в кабинет заперта, тебе сперва придется зайти в спальню.

И отчего вы не поставили свой проклятый аппарат там, где устанавливают телефон с автоответчиком все нормальные люди, то есть рядом с входной дверью? — пронеслось у меня в голове. И опять же, спальня Селии. Я многие месяцы мечтал туда заглянуть, но не при таких же обстоятельствах.

— О’кей, где там лежит ключ?

— В ванной. В шкафчике над раковиной. В коробке с тампонами.

Умно, подумал я.

— Хорошо.

— Когда доберешься до автоответчика, нажми сперва кнопку «Функция», а потом «Стереть». Понятно?

— «функция» и «Стереть». Я бы лучше выдрал всю пленку к чертям собачьим или размагнитил ее большим магнитом, но и этого должно хватить. Может, проделаю это дважды.

— Две эти кнопки сделают то, что нужно.

— Ладно.

— Будь на связи.

— Буду.

— Пожалуйста, будь осторожен, Кеннет.

— Постараюсь. Желаю все-таки попасть на самолет. Удачи тебе.

— Спасибо. До свидания.

— Пока.

Я повесил трубку. Теперь меня уже не трясло. Я отпил немного воды. Во всяком случае, у нас теперь имеется план действий. По крайней мере, теперь мне есть чем заняться, вместо того чтобы просто сидеть и ждать, когда приедет Селия и все уладит. Господи, ну что я за человек! Конечно же, действовать надо мне. Ведь это я вовлек нас во все это безобразие, так кому теперь и расхлебывать, как не мне? Кому спасать нас обоих или хотя бы ее? Если бы мне удалось выручить из беды только одну Селию, это уже было бы хорошо, я хоть сумел бы загладить вину, как-то компенсировав собственную полную никчемность. Моя же собственная злосчастная задница уж точно не заслуживала, чтобы ее спасали; и зачем только ей выпало болтаться внизу спинного хребта, к верхней части которого привешен котелок с не вполне затвердевшей овсянкой вместо мозгов… Но ее, ее потрясающую задницу несомненно требовалось спасать во что бы то ни стало, даже ценой моей собственной.

Итак, подумаем. Старушку Ленди придется припарковать в проулке. Что, если соседи увидят, как я перелезаю через ограду? Они могут вызвать копов или хотя бы записать номер моей машины.

Нельзя ли раздобыть фальшивые номера? Задний без труда можно купить в любой лавке запчастей. Водители постоянно покупают их для прицепов, и никто ни разу еще не поинтересовался, соответствуют ли они номерам вашего автомобиля, но вот передний, белый, достать не так-то легко. Может, сделать самому на компьютере? Напечатать на парочке листов формата А4 цифры подходящего размера, а затем приклеить их поверх настоящих. Тот, кто посмотрит на них мельком, может и обмануться. Даже правильный шрифт подбирать необязательно, потому что теперь некоторые любят, чтобы у них цифры выглядели не так, как у всех, сам видел.

Или еще лучше: позвоню в мастерскую, где ремонтировали мою Ленди, и попрошу у них старые таблички с номерами. Там наверняка должно что-то найтись, возьму их на время, вот и все. В задней части ящика с носками у меня было заначено на черный день сотни три фунтов, да еще две с половиной можно снять в банкомате. Этого должно хватить, чтобы взять напрокат на какой-то часик комплект номеров, разве нет? Да неужто я при этом напорюсь на единственную, может, на весь Лондон мастерскую, где покачают головами на мою криминальную просьбу и тут же заявят в полицию? Наверняка нет.

С другой стороны, такой вариант связан с задержкой, потерей времени. Что, если Мерриэл решит вернуться домой пораньше? Тогда с мастерской связываться не стоит. Ктому же возникает лишний канал утечки информации. Вдруг автомеханики знакомы с теми, кто знает Мерриэла? Если мою Ленди заметят и фальшивые номера приведут к ним, то кто знает, что может случиться? Как они себя поведут, какие песни начнут петь, как выкручиваться?

Нет, риск слишком велик. А между тем я тут сижу, хлещу воду и теряю драгоценные минуты. Экий же ты молодец, Кеннет! Сейчас десять минут двенадцатого. Пора двигать.

Машин на улицах было относительно мало. Погода в это зимнее утро выдалась неплохая: высокие облака и неяркое, словно водянистое солнце. И ветрено. Почему, черт возьми, такому же ветру не подуть в гребаном Инвернессе? И не разогнать дождевые тучи в национальном, блин, парке Пик-Ди-стрикт? Я мог бы ехать быстрее, но решил не разгоняться больше тридцати — тридцати пяти миль в час. Не хватало еще, чтобы меня остановили за превышение скорости, особенно теперь, когда во мне оставалось все еще хрен знает сколько алкоголя.

На Эскот-сквер все словно притихло. Связки серебристых воздушных шариков, привязанные к ограждению, говорили о том, что в одном из особняков на другой стороне, напротив Мерриэлов, недавно праздновали какое-то событие. Может быть, двадцать пятую годовщину чего-то. Масса «ягуаров», «мерсов», «бумеров», «рейнджроверов» плюс по парочке «ролл-сов» и «бентли»; да еще несколько «Ауди А2» и пара малюсеньких «смартов». Мерриэлы жили в доме одиннадцать, в центре сплошного рада внушительных четырехэтажных (если не считать цокольного этажа) домов. В их доме никаких признаков жизни не наблюдалось.

Невдалеке виднелись частные сады, где росли высокие липы и буки. Я проехал на Экклстон-стрит, затем на Честер-сквер. На пару минут припарковался у знака «Только для местных жителей», переполз на заднее сиденье моей Ленди и натянул там спецовку. Практически совершенно новую, то есть ненадеванную. Купил ее тогда же, когда и Ленди, мечтая, что стану сам заниматься ее ремонтом. Размерчик, правда, был мне маловат: рукава рубашки и джинсы торчали из-под зеленого комбинезона на добрых два-три сантиметра. Отлично. Теперь у меня вид настоящего злоумышленника, и при том весьма глупый. На голову я надел бейсбольную кепочку с эмблемой премии «Sony Music Awards». Отстойный видок, но что делать? Ну и солнцезащитные очки из коробки со всякой всячиной между передними сиденьями.

Перчатки! Конечно же, мне нужны перчатки. Как же без них вторгаться в чужой дом, или как там это официально называется то, чем я собираюсь заняться? Мне вовсе не улыбалось оставить повсюду отпечатки пальцев. Перчатки… Где-то они у меня валялись. Я пошарил справа и слева от заднего сиденья, затем между ним и спинкой. Черт, да здесь, оказывается, можно спрятать целый набор инструментов… ага, вот они, мои перчатки. Нашел. Толстые, с нашлепками, в таких можно выдергивать с корнем кусты ежевики, или тянуть металлический трос от лебедки, или заниматься каким-то другим чертовым делом, подобающим настоящему мужчине, а отнюдь не производить тонкие, деликатные действия взломщика, но, дьявол раздери, придется и так справиться.

Я опять перебрался на переднее сиденье и вернулся обратно, проехал по Эскот-сквер и повернул к задворкам на южной ее стороне. Там теснились пристройки, очень дорогие, представлявшие самые разнообразные стили старинной архитектуры; лепились одно к другому разномастные окошки, большие и маленькие, балкончики, навесы, крылечки… И вокруг множество садовых затей: растения в висячих корзинах, деревца в больших кадках, вьющиеся лозы. О черт: семья, решившая выехать на пикник, загружает всякую всячину в свой «лендровер-дискавери». Молодая пара с тремя ребятишками. Так и снуют со своими коробками и складными стульями. Проклятье! Тоже мне, нашли время! Ведь уже поздно, почти полдень! Лучшая для пикника часть дня уже миновала, черт побери! Неужто эти несчастные уроды не могли пошевелить задницами и загрузить свое барахло сразу же после завтрака?

Мужчина посмотрел в мою сторону, когда заметил, что мой потрепанный внедорожник въехал на мощенную булыжником дорожку и покатил по ней. Внимательно присмотрелся. Похоже, явно не узнал приближающуюся старую развалюху и сидящего в ней подозрительного вида чудака в солнцезащитных очках. Если бы все это было картинкой из комикса, то в белом кружке рядом с его головой вы смогли бы прочесть его мысли: «Что-то я его здесь прежде не видел — он тут не живет. И автомобиль явно не из компании по сбыту электричества и газа».

Поравнявшись с его авто, я покрутил ручку, опуская стекло, и спросил с чудовищным акцентом:

— Прости, дружище. Это Эскот-Мьюз-Норт?

— He-а, — мотнул головой мужчина. — Не Норт, а Саут.

— Саут? — переспросил я, не сбавляя акцента, — Ясно. — И бросил взгляд на соседнее сиденье, словно там лежала карта, с которой я справлялся, — Верно, приятель, — проговорил я и опять отвернулся.

Припарковавшись на углу Экклстон-стрит и Итон-сквер, я сделал вид, что изучаю генеральный план Лондона. Спустя десять долгих минут его авто наконец нырнуло в поток транспорта и устремилось в сторону Темзы. Я вернулся на Эскот-Мьюз-Саут, проехал в конец проулка, где ничего не было, кроме гаражей и высоких каменных оград частных садов. Я позаботился заранее отсчитать одиннадцатый дом, однако, как оказалось, зря беспокоился: номер красовался на сверкающей новой краской садовой калитке, выходящей в проулок рядом со столь же свежепокрашенными воротами гаража.

В уме я уже все прорепетировал множество раз. В данном случае если уж делать, то делать быстро. Не обращать внимания ни на окна домов по ту сторону проулка, ни на окна соседних домов. Я вырубил двигатель, вылез из машины, потом запер дверцу и забрался на крышу, как по ступенькам, по переднему бамперу и капоту — алюминиевый лист прогнулся под ногами, и у меня еще достало мыслительной энергии, чтобы об этом слегка пожалеть, — затем вспрыгнул на закругленный гребень каменной ограды.

Японский сад камней. Круглые сухие «озерца» разровненного граблями гравия, над поверхностью которых, затянутой застывшей серой рябью, выступают островками большие валуны. Маленькие, аккуратно постриженные кусты и кустики, еще один застывший «пруд» с еще одним вросшим в него валуном. Беседка — дощатый настил под навесом. Во всем чувствовалась спокойная упорядоченность, подсказавшая, что это скорей сад Селии, чем ее мужа. Я посмотрел вниз. Мне предстояло спрыгнуть, приземлившись на гравий; высота уж никак не меньше трех с половиной метров. Я свесил вниз одну ногу, затем другую и постарался опуститься как можно ниже. В детстве, в Шотландии, у нас существовала такая игра, название которой я знал только по-шотландски, понятия не имею, как она называлась бы здесь. На гладком закругленном гребне стены мне совершенно не за что было ухватиться, перчатки в конце концов заскользили по камню, сила тяжести взяла верх, и я плюхнулся на гравий. Высоковато, черт. Упав, я покатился, ушибся, но ничего не сломал. Посмотрел на оставшуюся вмятину и подумал, что не мешало бы поработать граблями. Окинув взглядом стену, понял, что выбраться отсюда будет непросто. Размышляя об этом, я потихоньку разравнивал гравий на тот случай, если потом забуду. Вышло не очень, но могло сойти за результат вторжения какого-нибудь соседского кота. Я попытался открыть калитку, но понял, что с таким замком ее, похоже, не открыть без ключа даже изнутри.

Мой телефон зазвонил, когда я шел по дорожке к камню с хранящимся в нем ключом. По бокам комбинезона имелись прорези, так что можно было спокойно сунуть руку в карман того, что надето под ним. Сквозь одну из них я извлек свою «моторолу». Звонила Селия.

— Нахожусь в саду за домом, — сообщил я ей.

— Хорошо. Слушай, мне только что пришла в голову мысль. Джон наверняка уехал на машине. Когда зайдешь в дом, рядом с черным ходом увидишь ключи. Можешь открыть ими гараж и поставить туда свою. Она будет не так бросаться в глаза.

Я не очень присматривался к воротам гаража. Кажется, они достаточно высокие, но я мог и ошибиться.

— У меня же «лендровер», — сказал я. — Высотой не менее двух метров. Влезет ли?

— Должен. Раньше там был каретный сарай.

— Ладно. Хорошая мысль, — Я остановился у третьего фонаря и посмотрел вниз, где были изящно разложены затейливые округлые камни. — Постой. А что, если он вернется? Если увидит «лендровер», припаркованный у ограды, то слегка удивится, но обнаружить его в собственном гараже…

— Хм, ты прав. Кстати, я позвонила в метеоцентр. Пик-Дистрикт залило дождем. Так что, скорее всего, Джон вернется еще сегодня.

— О черт. А ты? Какие перспективы насчет рейсов?

— Абердин закрыт. До Эдинбурга или Глазго ехать часа три-четыре. Я пытаюсь нанять самолет, который отвез бы меня в Лондон с какого-нибудь здешнего маленького аэродромчика, но это, оказывается, не так просто.

— Ну, так или иначе, я уже на месте. Погоди, не вешай трубку, — Я приблизился к камням. Из-за толстых перчаток мне пришлось сделать несколько попыток, но, провозившись несколько секунд и чертыхнувшись несколько раз, я уже смог объявить: — Все, он у меня.

— Код сигнализации при тебе?

— Да, я его и запомнил, и записал. А вот как насчет садовой калитки, выходящей к конюшням, в проулок, где бы найти ключ от нее?

— В подсобке слева от черного хода. На нем зеленая пластмассовая бирка.

— Можно ли закрыть дверь без него? Ну, просто захлопнуть? Хотелось бы выбраться, не перелезая опять через стену.

— Дай вспомнить… — Селия помолчала пару секунд. — Да. Открой ключом калитку и оставь ее открытой, верни ключ на место, нажми маленькую кнопку на замке и закрой дверь снаружи. Замок защелкнется. Только сперва не забудь положить ключ от черного хода обратно в камень.

—’ Господи, — проговорил я, прикрывая рукой глаза, — только этого гребаного похмелья мне сейчас, конечно, и не хватает, — Я поглубже вдохнул воздух и выпрямился, — О’кей. Ничего. Все в порядке. Запомнил, так и сделаю. Спасибо.

— Удачи, Кеннет.

— И тебе, детка.

Отперев черный ход, я вошел в дом, быстро проследовал через подсобное помещение, затем через кухню и попал в прихожую; из ее дальнего угла, находящегося рядом с главной входной дверью, доносилось назойливое пиканье. Я ввел код в систему сигнализации, но из-за толстых, неудобных перчаток, верно, сделал это неправильно, нажав не на те кнопки. Тогда я начал все сызнова, чувствуя, как на лбу собираются капли пота. Пиканье продолжалось. Так можно было исчерпать лимит времени. Тогда я стянул правую перчатку и ввел код так, как надо. Пиканье стихло. Сердце колотилось, руки тряслись. Я несколько раз поглубже вдохнул. Протер бумажным носовым платком кнопки, которые только что нажимал, затем опять натянул перчатки. Господи, я весь взмок. Стянул с головы дурацкую бейсбольную шапочку и сунул ее в карман. Внутренний голос подсказывал ничего не откладывать на потом, поэтому, чтобы не забыть, я прошел к двери, ведущей в сад, поставил замок на «стопор», плюс еще заклинил створку на всякий случай резиновым сапогом, и отправился класть ключ на прежнее место в искусственный камень.

Затем я снова закрыл заднюю дверь. По пути к лестнице, начинающейся у главной двери, я вдруг почувствовал, что мне срочно нужно посетить туалет. Просто смешно: очень может быть, какая-нибудь соседка уже позвонила в местный полицейский участок и доложила, что видела парня в спецовке с чужого плеча, переползавшего через ограду чужого дома, но мне действительно срочно понадобилось в сортир, иначе я не мог поручиться, что не наложу в штаны. Отчасти это, видимо, было связано с колоссальным количеством принятого накануне алкоголя, а отчасти с самым банальным страхом. Помнится, где-то я читал, что грабители, испражнявшиеся на коврах своих жертв, необязательно делали это из-за своего дерьмового характера, у них просто не оставалось другого выхода. Вламываться в чужое жилище достаточно страшно, так что, видимо, они сами боялись каждого шороха прямо-таки до усрачки. И это при том, что они, черт возьми, как правило, не вторгались во владения королей лондонского преступного мира.

Я взбежал по ступенькам наверх и принялся искать туалет, открывая двери в гостиную, библиотеку, небольшой кинозал, еще одну гостиную, а также в стенной шкаф, где при желании можно было прогуливаться, пока не нашел наконец ту, что не открывалась, а значит, вела в кабинет, где находился автоответчик.

О господи, мне, видимо, все-таки суждено было в этот день обделаться. Моя прямая кишка уже совсем не хотела удерживать содержимое, а когда я попытался его все-таки в себе удержать, с мышцами сфинктера приключился какой-то спазм. И нигде ни одного туалета. Скорей наверх. Я знал, что там должен быть туалет — ведь где-то там находится комната Селии с примыкающей к ней ванной. Пробежка на полусогнутых до лестницы, ведущей на третий этаж, со стороны выглядела бы, пожалуй, весьма странной. Я втягивал живот, словно это могло остановить беду, которой, по моим ощущениям, предстояло случиться в любую секунду. Что я делаю? — подумал я, добравшись до третьего этажа. Разве не глупо бежать сюда? Ведь туалет наверняка внизу, на первом этаже, где-то рядом со столовой и кухней.

Но теперь чересчур поздно. Я побежал к двери в комнату, окна которой, по-видимому, выходили в японский сад. Теперь я втягивал щеки тоже — наверное, из солидарности с ягодицами. Все мое тело охватила дрожь. Дернув на себя ручку и ввалившись в помещение, я споткнулся и чуть не упал. Спальня. Большая. В ней темно: оба высоких окна закрыты вертикальными полосками темно-серых жалюзи.

Справа и слева от постели — широкой, черной с белым — по двери. Я открыл одну — там оказалась туалетная комната, то есть гардеробная, не имеющая ничего общего с сортиром! Господи, что творится с этими богатыми ублюдками? Почему эти сукины дети не могут пользоваться обычными шкафами, как нормальные люди? Я засеменил вокруг кровати, стараясь изо всех сил стискивать колени и бедра, но вместе с тем продвигаться вперед, при этом прижимая руку к заднице — как можно крепче, словно стараясь остановить то, что перло наружу. Боже, о боже, если и вторая дверь не ведет в туалет, мне придется наделать в собственные штаны.

Дверь широко распахнулась, и прямо передо мной предстал великолепный фарфоровый унитаз с богатыми, из темного дерева, стульчаком и крышкой. Я вмиг стянул с себя перчатки.

Но только лишь я успел заскулить от радости, как радостный визг сменился яростным ревом отчаянья и разочарования, потому что мне пришлось потратить несколько драгоценных секунд на то, на что я вовсе не рассчитывал, — на то, чтобы высвободиться из проклятого тесного комбинезона и лишь тогда получить доступ к джинсам и дальше, к трусам. Я едва не забыл откинуть крышку унитаза, прежде чем повернуться к нему задом.

Срать я начал еще до того, как моя задница коснулась деревянного стульчака. Процесс протекал бурно: с брызгами, с отвратительной болезненностью, — но мне показалось, будто я все-таки сумел удержаться в рамках принятых в обществе традиционных обычаев дефекации.

Откинувшись назад с закрытыми глазами и дыша через рот, чтобы не ощущать жуткой вони, шедшей из унитаза, я в течение нескольких коротких, мимолетных мгновений плыл куда-то, подчиняясь приливной волне животного облегчения, прокатившейся по всему телу.

— Какой кайф, — выдохнул я.

Для того чтобы восстановить чистоту, понадобилось некоторое время. Я почти закончил, когда до меня дошло, что я, скорей всего, только что облегчился в туалете Джона Мерриэла, а не Сели. Туалетные принадлежности, разложенные по многочисленным полочкам, явно принадлежали мужчине; на полочке над одной из двух больших раковин лежала электрическая бритва, а выше висело зеркало для бритья. Когда же ко мне вернулась способность мыслить, я припомнил, что вся одежда в гардеробной, куда я заглядывал раньше, тоже была мужской. Но я находился в таком состоянии, что ничего не замечал.

Мне показалось полезным спустить лишние пару раз воду и хорошенько поработать щеткой, чтобы уж точно не осталось ни пятнышка.

Выходя, я оставил туалет в том же виде, в каком его нашел, вот только запах… Тогда я воспользовался освежителем воздуха — скорее в силу той привычки, которую матери удалось мне привить в раннем возрасте, чем действительно надеясь, будто это может хоть что-то исправить. Случись Мерриэлу вернуться домой через час или вроде того, аромат альпийского луга вызвал бы не меньше подозрений, чем фекальное зловоние, коли первое, что придет в голову хозяину дома, — это взбодриться под душем после тяжелого дня, посвященного спелеологии.

Педантично сложенные полотенца в ванной устрашили меня, так что, вымыв руки, я вытер их насухо о комбинезон, вместо того чтобы марать такую безупречную белизну. Затем снова протер бумажной салфеткой поверхности, которых касался.

Еще несколько глубоких вдохов, глоток из-под крана с холодной водой, и я достаточно успокоился, чтобы продолжить начатое. В коридоре напротив я обнаружил еще одну большую спальню, которая тоже выходила окнами в сад.

Эта спальня была вся в бледно-зеленых и голубых тонах, начиная со стен, потолков и ковров, до мебели и всего остального. Однако на стенах виднелись и буйные всплески тропически, яркого цвета: висящие там картины со сценами буйно цветущих джунглей — изобилующие абстрактными изображениями цветов, листьев, облаков и скал, запечатленных как бы сквозь завесу многоцветного хаоса, созданную неясными очертаниями неисчислимого множества мечущихся во всевозможных направлениях попугаев всевозможных пород.

Окна — того же размера, что и в спальне напротив, — закрывались толстыми черными жалюзи. Может, в здешних местах все держат жалюзи закрытыми, промелькнуло в моем мозгу, и у меня зародилась надежда. Может, никто и не видел, как я перелезал через стену.

Мебель в светлых тонах. Большой туалетный столик с гребнями и всевозможными флаконами на нем, а также специальное деревце с перстнями и колечками на ветвях; все разложено, расставлено и развешано изящно и аккуратно. В помещении жарко.

Это определенно спальня Селии, решил я. Ванная примыкала к ней с другой стороны. Пришлось опять стягивать дурацкие огромные перчатки. И почему я заранее о них не подумал? Если бы я у себя дома, на «Красе Темпля», дал себе труд хоть минуту поразмышлять о том, как все произойдет, то понял бы, что мне нужна пара обычных тонких перчаток… Ага! Вот он, ключ, прикреплен ко дну коробочки с тампонами куском клейкой ленты. Сознаюсь, я довольно долго катал по ладони несколько тампонов и смотрел на них, затем, все еще не выпуская их из рук, оглядел ванную комнату: ее джакузи, ее душевую кабинку. А когда разглядывал ее унитаз, то заметил, что улыбаюсь.

Господи, какого черта, ну что я тут корчу из себя восторженного идиота, лаская тампоны своей любимой, и, обалдев от счастья, с нежностью глазею на ее стульчак? Проснись, Кеннет, черт побери, и начинай шевелить задницей, губошлеп. Я положил тампоны в коробочку и поставил ее на полку, и вновь протер места, где могли оказаться отпечатки пальцев.

Затем я вернулся на второй этаж, к закрытой двери. Теперь у меня появилось немного времени, чтобы оглядеться. Дом был обставлен в респектабельном, немного старомодном стиле, который, пожалуй, хорошо соответствовал характеру здания. Собственно, он сильно напоминал чуточку более современные апартаменты отелей, в которых бывали мы с Селией. Наверное, она чувствовала себя там как дома. Правда, здесь отсутствовала удушающая жара.

Отперев ключом дверь кабинета, я закрыл ее за собой. Кабинет показался мне еще более старомодным, чем весь остальной дом. Большой письменный стол в стиле честного, без тени иронии, ретро, со столешницей, отделанной золоченой бронзой и затянутой бордового цвета кожей, латунная лампа с зеленым плафоном. Компьютер «Хьюлет-Паккард» с большим плазменным экраном. Ха! Так и знал, что Мерриэл не из «макинтошников». Никаких признаков сейфа с оружием я не заметил, но предположил, что он находится не на виду.

Автоответчик стоял на специальном столике рядом с дверью. Я бросил на него осуждающий взгляд, словно в случившемся был виноват он один. Ну что, видишь, какие теперь у меня из-за тебя проблемы, ты, маленький злосчастный кусок офисного дерьма? Я сделал шаг по направлению к нему.

И тут услышал сирену. Пару секунд я слышал ее и не слышал, она как бы находилась где-то на обочине моего восприятия. Я ощущал какое-то общее беспокойство, казалось бы несовместимое с тем фактом, что я наконец добрался до цели, хотя это и стоило мне таких трудов, страхов и пота. Затем понял: сирена. Какой-то спецтранспорт. В большом городе просто перестаешь замечать его сигналы.

Нет, если ты за рулем — и при этом если, конечно, ты не какой-нибудь тип со спекшимися мозгами, у которого на хвосте может висеть чертова двадцатитонная пожарная машина, мигая огнями и завывая сиреной, а он все никак не поймет, что давно пора сваливать с дороги, — то ты, конечно, заметишь, что сирена звучит где-то поблизости, начнешь крутить головой, заглядывать в боковые улицы, посматривать каждые несколько секунд в зеркало заднего вида, стараясь подметить, не спешат ли освободить дорогу прохожие, забираясь на поребрики или забиваясь в автобусные остановки, чтобы не угодить под колеса автомобиля с синей мигалкой. В других же случаяхты слышишь сирену, но не обращаешь на нее внимания, пока не свяжешь ее с чем-то, чего ждешь сам, или пока ее звук не начнет нарастать, не станет слишком уж громким, а потом внезапно не оборвется.

Звук сирены все приближался.

Гребаный допплеровский эффект, подумал я. Долбаный звуковой эффект, звучащая задница минувшего. Не останавливайся. Не медли тут, или у задних дворов, или на площади неподалеку. Катись отсюда. Пускай сирена не имеет ко мне никакого отношения. Пусть окажется, что это полицейская машина, следующая к месту ограбления где-нибудь на Кингс-роуд, или машина «скорой помощи», направляющаяся к Темзе, где перевернулась чья-то лодка, или пожарный автомобиль, спешащий по ложному вызову в какой-то магазин, где случайно сработала сигнализация; пусть будет все, что угодно, только не полицейский патруль, собирающийся проверить, действительно ли кто-то вломился в дом в районе Эс-кот-сквер.

Я стоял как вкопанный, не в силах оторвать взгляд от автоответчика, точно зная, что мне следует делать дальше, прекрасно понимая, что единственный разумный, на все сто процентов разумный образ действий состоит в исполнении ранее задуманного: нужно добраться до пленки, стереть чертову запись, затем повторить, убедиться, что пленка чистая, что мы с Селией спасены… но я не мог сдвинуться с места. Мне требовалось сначала услышать, чем закончится дело с треклятой сиреной. Ведь у меня останется время стереть запись, даже если сирена зазвучит прямо у дверей дома Мерриэла. Но я не смогу и пальцем двинуть, пока не узнаю, произошло это или нет. Все ближе и ближе… Аиспользуют ли полицейские сирену в подобных ситуациях? Разве не глупо так шуметь, если хочешь застать домушника на месте преступления? Ведь это его предупредит. Даст возможность чертовым подонкам в полосатых свитерах и в масках с прорезями смотаться, прихватив узлы всякого барахла, прежде чем легавые успеют их сцапать; да они станут драпать так, что пятки засверкают…

Мой мобильный опять завибрировал у меня на поясе. Я подпрыгнул так, словно меня огрели кнутом, затем выпростал руку из перчатки, взял ее в зубы и стал вытаскивать телефон из футляра. При этом я снова захныкал. Это у меня начало хорошо получаться. Руки тряслись так, что я чуть не выронил трубку. Открыть ее мне удалось с трудом. Фил. Я не стал отвечать, нажал кнопку «Нет» и снова убрал мобильник, причем дрожащие пальцы справились с застежкой лишь с третьего или четвертого раза. Завывание сирены все еще приближалось. Я снова надел перчатку.

Проезжай же, проезжай мимо. О, черт возьми, только проедь мимо… О, Святой Допплер, молю тебя, встань на мою сторону и вмешайся… Давай же, вали отсюда, куча долбаного дерьма… Еще немного, и я стал бы молиться небесному покровителю всех атеистов.

Звук сирены становился все громче. Задержав дыхание на минуту-другую, я все-таки выдохнул. Рев в ушах немного утих, цвета в комнате стали менее блеклыми, она перестала выглядеть так тоскливо, как при взгляде на нее сверху через дымоход. Боже, я, кажется, был близок к тому, чтобы потерять сознание.

Ничего. В таком случае в святилище Святого Допплера по мне зажгли бы поминальные свечи. Разумеется, со смещением в красную область спектра.

Я пошел к столику, на котором стоял автоответчик. Небольшой черно-зеленый жидкокристаллический дисплей был установлен на режим подсчета поступивших сообщений. На данный момент поступило пять сообщений. Я все еще как зачарованный смотрел на него, когда раздался телефонный звонок.

Я буквально подпрыгнул.

— Черт! — завопил я, — Ах ты, маленький грязный ублюдок! — В тот момент такое обращение к нему показалось мне единственно разумным.

После четырех звонков в автоответчике что-то щелкнуло.

— В настоящее время никого нет дома, — прозвучал спокойный, красивый голос Селии.

— Так и есть, черт побери! — вскрикнул я хрипло и замахал кулаками, как боксер.

— Пожалуйста, оставьте сообщение после звукового сигнала.

— Нет, — завопил я, — Не стоит беспокоиться! Кто бы ты ни был, черт побери, проваливай ко всем чертям.

Еще щелчок, и раздался звук неторопливо перематывающейся пленки. Затем послышался голос:

— Алло, мое имя Сэм, я звоню от имени «Бритиш телеком», и мы рады предложить вам новые услуги для абонентов домашних телефонов. Я позвоню позже и тогда, надеюсь, мы сможем обсудить их. Спасибо и до свидания.

— Отвали! — заорал я, когда аппарат опять щелкнул и пленка начала быстро перематываться к самому началу, то есть к тому месту, где был записан голос Селии.

Как это все характерно, подумал я. Стоит заставить телефонную компанию вычеркнуть твой номер из телефонных справочников, потому что всем надоело отвечать на чертовы звонки продавцов долбаных стеклопакетов с двойным остеклением, как получается что? Вы начинаете получать чертовы звонки от вашей гребаной телефонной компании. Остается только радоваться, что даже короли лондонского преступного мира не застрахованы от такого рода дерьма.

Когда автоответчик снова замолк, я повнимательней пригляделся и нашел кнопки «Функция» и «Стереть». Они оказались достаточно большими, чтобы нажать на них пальцем, не снимая толстой перчатки. Я нажал первую. На зеленом дисплее черными буквами высветилось: «Стереть все сообщения?» Тогда я нажал на вторую кнопку. Но ничего не произошло.

Я стоял, согнувшись. Теперь я выпрямился.

Нет, что-то все-таки произошло. Когда я вновь посмотрел на дисплей, на нем имелась надпись «Сообщений нет». Но никаких звуков — ни щелканья, ни жужжания, вообще ничего. Неужели это и все? Неужто все произошло как надо? Похоже, что-то все-таки не так. Разве не должна пленка прокрутиться вперед, чтобы стереть все, записанное после обращения Селии?

Видимо, нет. Автоответчик просто решил больше не обращать внимания на уже сделанные записи и записывать вновь поступающие поверх них.

Достаточно ли этого? Наверное, да. В конце концов, автоответчик работает именно так. С его точки зрения сообщений на нем нет. Если вы захотите что-то прослушать, ничего не получится. Вы лишь увидите надисплее: «Сообщений нет».

Но сообщение, которое я отправил, все еще там. Его слова до сих пор зафиксированы посредством комбинации намагниченных и ненамагниченных участков на маленькой коричневой ленточке, покрытой ферромагнитным материалом. Если вынуть микрокассету из автоответчика и вставить ее в обычный диктофон, можно услышать все, что я наговорил.

Я снова нажал кнопку «Функция». «Ранее записанные сообщения?» «Отсутствуют». Несколько раз я нажимал кнопку «Функция» — я проделывал это до тех пор, пока опять на дисплее не появилась надпись «Сообщений нет». С меня катил пот. Я никак не мог решить, что делать дальше. Теоретически все теперь было улажено, свою задачу я выполнил. Самое время сматываться.

Но мое послание все еще находилось в автоответчике. Стоило ли идти на риск и оставлять его там, хотя вероятность, что кто-то предпримет необходимые меры, чтобы его прослушать, была крайне мала? Что, если Мерриэл по каким-либо причинам сам звонил и оставлял сообщения, а потому знает, что они должны быть на автоответчике, или ему кто-то скажет, что звонил и наговорил что-то на пленку? А он, вернувшись, увидит на дисплее «Сообщений нет»? Не постарается ли он выяснить, в чем дело? Не попробует ли вставить кассету в диктофон?

Может, Селии удастся его опередить, и тогда она скажет, что на кассете не было ничего стоящего, но что, если он возвратится домой раньше ее?

Господи, что за мысли полезли мне в голову? Я снова снял перчатку, вытащил мобильник и начал продвигаться по направлению к двери. Позвоню на чертов автоответчик и оставлю безмолвное сообщение — такое длинное, что оно с лихвой покроет мои идиотские излияния, записанные предыдущим вечером. А может, и не безмолвное: кто знает, вдруг автоответчик чувствует такие вещи и туг же сам прекращает запись. Я стану тереть рукой микрофон мобильного телефона, так что какой-то звук будет поступать и записываться.

Сперва, однако, мне понадобится включить на своем мобильнике функцию антиопределителя номера, чтобы мой следующий исходящий никто не сумел бы засечь. Открыв дверь, ведущую в холл на втором этаже, я нажал соответствующую кнопку, и на дисплее мобильника высветилось «Меню». Пошел к лестнице, ведущей на первый этаж. Высветилось «Телефонная книга». Согласен. Вышел на лестничную площадку. О господи! Нужно же запереть гребаный мерриэловский кабинет. Я повернул было обратно, так и не опустив ногу на ступеньку. Хотя нет, минуточку. Замок в кабинете захлопывается сам: чтобы его запереть, вовсе не нужно вставлять и поворачивать ключ. Я опять стоял на лестничной площадке. «Вызов соответствующих функций». Согласен.

Черт возьми, мне же надо отнести ключ в комнату Сели. Я ж не туда иду. Я повернул к лестнице, ведущей наверх. «Индикация уровня зарядки аккумулятора». Нет, дальше. «Антиопределитель номера». Ага, вот то, что нужно. Я зашагал по ступенькам.

Как глупо. Я пытаюсь сделать сразу две вещи одновременно, в то время как едва ли могу выполнять хотя бы одно дело сносно. «Включить антиопределитель номера для следующего исходящего звонка».

Наконец-то! О’кей!

Пересекая спальню Сели, я нажимал кнопки, возвращаясь в исходное положение, из которого смог бы позвонить, а затем набрал здешний номер. И все равно вздрогнул, когда зазвонил спаренный телефон в спальне. Ключ от кабинета скользнул под коробку с тампонами, и я опять услыхал голос Сели, приглашающий оставить сообщение после звукового сигнала. Теперь после этого уже не последовало никаких гудков, сигнал прозвучал сразу, немедленно. Я неловко держал мобильник в левой руке, на которую была натянута неуклюжая перчатка, и, потирая его большим пальцем, одновременно закрывал дверь в ванную и опять протирал на всякий случай поверхности носовым платком.

Я как раз затворял дверь спальни Сели и при этом по-преж-нему неутомимо тер пальцем микрофон телефона (мне вдруг пришло в голову: такой звук должен слегка напоминать тот, который я услышал после того, как мне, сама того не желая, позвонила Джо), когда где-то далеко, двумя этажами ниже, хлопнула входная дверь.

Я замер. Нет! Не может быть! Только не это! Подобное просто не имеет права случиться. Не имеет, черт побери, и все. Баста.

Может, я просто ослышался? Все тихо. Неужто я сумел расслышать негромкий звук открываемой двери аж с третьего этажа? Затем послышалось слабое пиканье. Ну, конечно — это заработала сигнализация, которой следовало оказаться включенной, когда вошедший попал в дом, но которая, к его удивлению, оказалась выключенной. Вот дьявольщина.

— Селия? — произнес голос.

Кишки мои сжались, словно им захотелось приняться за старое, будто у них осталось неоконченное дело. О господи, это он, вернулся даже раньше, чем мы ожидали. Дьявол, что будем теперь делать? Я бросил взгляд на мобильный телефон, который держал в руке, обтянутой толстой перчаткой. Большой палец прикрывал микрофон. Бог ты мой, неужели все это записалось на автоответчик в кабинете?

— Селия! — вновь прозвучал голос. А потом еще громче: — Мария!

Я попятился к двери, ведущей в спальню Сели. Мне хотелось обрести там убежище, как в старину преступники находили его в церкви. Да, именно так. Подходящее место. Приходилось хвататься, как за спасительную соломинку, за эту ее «святая святых»… Что за хрень, господи, какая чушь лезет мне в голову. Если допустить, что пришел Мерриэл, то где ему еще искать жену, как не здесь? Да уж, Кеннет.

Я отступил еще дальше и, не дойдя до спальни, оказался рядом с очередной дверью. И услышал внизу шаги. За дверью оказался неглубокий стенной шкаф. Места, чтоб спрятаться, маловато. Такие дела. Рядом находились ее спальня и его спальня, а чтобы пройти в другие комнаты, мне пришлось бы миновать лестницу, и тогда всякий человек, находящийся внизу, смог бы какое-то время видеть меня. Увы, я оказался не в состоянии определить, кто и куда идет. Может, кто-то поднимался по лестнице на второй этаж, находящийся подо мной? Или кто-то ходил по коридору на первом этаже?

Меня трясло. Я стискивал мобильник так крепко, что, наверное, чуть его не сломал. Зубы стучали так, будто часом раньше я принял таблеток двадцать экстази. И чувствовал я себя до того хреново, точно со мной вот-вот должен был приключиться сердечный приступ. Пот капал с бровей на верхнюю губу и затекал в рот — я чувствовал его вкус.

Господи боже, да ведь я с середины предыдущего дня героически квасил, спал ночью не раздеваясь, а очнувшись, не только не переоделся, но даже и не умылся; проснувшись, я каждый час испытывал по приступу панического ужаса, а теперь начал истекать потом, словно педофил, попавший в детский приют, — если я и найду где спрятаться, чертов ублюдок отыщет меня по запаху.

Как можно скорее я прошмыгнул мимо лестницы в сторону комнат, выходящих окнами на улицу. Шагал я быстро, но каждый раз опускал ногу до крайности осторожно, стараясь избежать скрипа половиц или какого-либо иного шума. И уставившись на лестницу снизу. Никаких явных признаков того, что кто-то собирается подняться на третий или второй этажи.

— Мария! — На сей раз звук голоса раздался откуда-то издалека. Должно быть, пришедший отправился на кухню или куда-то в том направлении.

Передо мной три двери. И еще одна сбоку. Оказалось, за ней еще одна лесенка, совсем узкая и крутая, ведшая, наверное, в те времена, когда строился дом, в комнаты для слуг или в детские. Я закрыл ее. Пока обошлось без подобающих комедии скрипов петель при открывании и закрывании дверей. И на том спасибо. Ну-ка, попробуем еще одну дверь, по центру. Опять стенной шкаф. Не такой маленький, как предыдущий, по ту сторону лестничной площадки, но если кто вздумает открыть его, спрятавшийся в нем окажется как на ладони.

Теперь дверь направо. Господи, может именно это — его спальня? Довольно большая — нет, даже огромная. И явно мужская, подумал я. Мне почему-то казалось, что спальня рядом с комнатой Сели должна принадлежать ее мужу — ведь в задней части дома тише, спокойнее. Но может, та комната напротив спальни моей возлюбленной принад лежала кому-то еще, например телохранителю, тому белобрысому парню, а в этой спал Мерриэл. У нее был, кстати, вполне обжитой вид. Я закрыл дверь. Может, чересчур быстро — послышался явный щелчок.

Третья дверь вела в спортзал. Очень хорошо оборудованный, с блестящим полом из светлого дерева и множеством тренажеров. Часть из них я узнал, а парочку даже и нет. Еще два высоких окна, прикрытых полупрозрачными вертикальными жалюзи.

Снова донеслись звуки шагов — теперь кто-то поднимался по лестнице. Я начал задыхаться. Может, именно так чувствуют себя люди, у которых начинается сердечный приступ? А как насчет сердцебиения? Болей за грудиной? Да еще отдающих в руку? Мигрени? Правильный ответ: (д) Все из вышеперечисленного.

Я проскользнул в тренажерный зал. Какая мысль! Запах застарелого пота может оказаться здесь не столь подозрителен. Однако мне по-прежнему требовалось где-нибудь спрятаться. В зале еще одна дверь. За нею другая. За последней — глубокий, вместительный шкаф.

Вот дьявол! Теперь я слышал, как кто-то ходит по моему этажу, где-то в районе лестничной площадки. В шкафу хранились детали тренажеров и всяческое спортивное снаряжение, в том числе несколько аквалангов. Этот шкаф подойдет. Я закрыл за собой дверь и с максимальной быстротой, на которую только был способен, принялся нащупывать в темноте путь, ударившись обо что-то ногой и ободрав ладонь обо что-то острое и металлическое. Добравшись до задней стенки, я забился в угол и присел на корточки. Пахло плесенью. Я решил, что это хорошо.

Послышался звук открываемой двери. Какой? В тренажерный зал?

Ох, черт! И о чем только я думал? Если Мерриэл возвращается после лазания по пещерам, что он сделает в первую очередь? Положит снаряжение на место. А где ему самое место? Куда он пройдет прежде всего? Прямо сюда. К этому самому шкафу, к этой двери. Туда, где прячется мистер Продолбанные Мозги, сидит на корточках, словно школьник, забившийся от страха в чулан.

Здорово придумано, Кеннет! Сто гребаных очков тебе по шкале тупости, сынок. Можешь погладить свои коленки, пока они еще сгибаются в ту же сторону, что и у нормальных людей.

Шаги… Ближе и ближе… Звук подошв, ступающих по гладкому деревянному полу. Ну и хрень. Хоть плачь. Я и вправду едва не заплакал. Опустил голову, словно кланяясь темноте. Спрятать лицо, чтобы во мраке меня не выдали белки глаз. Может, шаги вовсе и не направляются в мою сторону, в незнакомом доме не сразу разберешь. Может, он просто шел вверх по лестнице? Может… но тут дверь шкафа открылась. Свет я почувствовал даже через опущенные веки. Я затаил дыхание.

Как невыносимо долго тянется время. Скорее бы. Как это произойдет? Он учует мой запах? Или увидит? Скорее бы. Скажет он что-нибудь при этом? Или посмотрит, прищурится, а затем закричит? Или достанет пистолет? Или пойдет за пистолетом в кабинет, где хранит в сейфе оружие? Или позовет блондинистого верзилу? Свет! В шкафу такого размера неизбежно должна быть лампочка для внутренней подсветки! Тут где-то должен иметься выключатель, хоть я и не додумался высмотреть его или нащупать. Пришедший включит его и увидит, как я тут сижу, скорчившись. Чертов недоумок!

Однако щелчка выключателя не последовало. Может, пришедший и без того мог видеть меня, без всякой подсветки. А уж учуять меня — точно мог. Животные чуют страх, а кто мы такие в подобных ситуациях, как не обыкновенные животные. Меня вот-вот должно было выдать именно это чувство — самое древнее, самое подлое, самое глубоко укоренившееся, и чем сильнее я паниковал по данному поводу, тем сильнее излучал флюиды страха, которым предстояло меня погубить. А еще, черт побери, я ют-ют снова утрачу контроль над своими кишками. Что-то звякнуло, и пол под моей задницей вздрогнул. Я при этом чуть было сам не вздрогнул и не вскрикнул.

Дверь закрылась, и свет пропал.

Шаги стали удаляться.

Я опять задышал. Конечно, Мерриэл вполне мог меня увидеть, но притвориться, будто не заметил, чтобы сходить за ружьем, или вызвать полицию, или своего блондинистого верзилу.

— Да, Селия? — услышал я его голос. — Я уже дома… Да, все залило дождем. Но послушай. Когда я вернулся, сигнализация оказалась не включена.

Кзвукам его речи стало примешиваться какое-то постукивание, а тонюсенькая световая рамка, обрамляющая закрытую дверь шкафа, начала расширяться, бесшумно и очень медленно. Чертова дверь открывалась! Постепенно становилось видно все больше поблескивающих тренажеров. Вскоре я уже смог разглядеть и самого Мерриэла; он стоял у одного из них, сияющего хромом, и выглядывал на улицу через высокое окно, на котором он приоткрыл жалюзи. На нем были джинсы и темная кожаная легкая куртка.

— Конечно же, я уверен, — проговорил он, — Не задавай глупых вопросов.

Одна его рука лежала на тренажере, и он постукивал подвешенной на тросике гирькой по хромированному основанию. Этот-то звук я раньше и слышал. Мерриэл пока не заметил, что дверь шкафа медленно открывается.

— А я сейчас без Кая. И…

Теперь он, скорее всего, заметил проклятую дверь краешком глаза; плечи его вздрогнули, голова дернулась, асам он как бы подскочил и невольно вскрикнул, хоть и негромко.

— Чертова дверь, — произнес он тихо. Затем повернулся в мою сторону: мне показалось, что он пристально смотрит прямо на меня.

Вот гадство. Если я шелохнусь, он наверняка заметит движение, но если он продолжит на меня пялиться, то неминуемо разглядит в темноте мое белое, как простыня, лицо. Я не шевелился, только прикрыл глаза. Затем вновь открыл их, услышав, что он идет ко мне по гулкому деревянному полу тренажерного зала.

— Нет, это просто приоткрылась дверь шкафа в тренажерном зале. Погоди-ка… минутку, — проговорил он, прикрывая дверь.

Свет исчез снова. Я опять перевел дыхание.

— Так это ты последней уходила из дома или нет? — Теперь его голос шел через дверь и звучал приглушенно, — Понимаешь, Селия, кто-то забыл включить чертову сигнализацию.

Да отстанешь ты от нее наконец, болван? Ясно же, что это не ее вина. Ведь это же Сели, она ни за что на свете не совершила бы подобной ошибки. Она же такая спокойная, безупречная и непогрешимая. Единственная ее беда состоит в том, что бедняжка явно питает слабость к мерзавцам и идиотам.

Ах, вот бы наброситься на этого ублюдка и ударить по голове чем-нибудь потяжелее. Убить этого урода. Пришить, и концы в воду. Ведь он же чертов пахан, он грабит людей, разрушает чужие жизни, портит коленные суставы; и я окажу обществу большую услугу. Тогда мы с Селией смогли бы вместе убежать…

А еще лучше — просто спрятаться тут в темноте и надеяться на лучшее.

— Знаешь, я вызываю Кая. Пусть посмотрит, что там с сигнализацией… Все-таки он помогал ее устанавливать. А тем временем я тут сам огляжусь, посмотрю, нет ли кого лишнего… Нет, Селия, это не шизофрения. И я не полезу в душ, пока думаю, что где-то здесь свободно разгуливает грабитель, который в это время крадет твои бриллианты или еще что-нибудь. У таких людей неустойчивая психика, они готовы на что угодно… Да, но замечание такого рода, Селия, уместно и остроумно лишь за обеденным столом. Когда я нахожусь один, а за каждой дверью может стоять притаившийся головорез-наркоман с ножиком, мне как-то не до иронии… Нет, я не утверждаю, что наркоман справился с нашей сигнализацией, я лишь говорю, что кто-то забыл ее включить и что вследствие этого некто вполне мог забраться в дом, и сигнализация при этом не сработала, что непременно случилось бы в противном случае… Послушай, я не хочу с тобой спорить. И вообще ты сегодня в каком-то очень странном настроении… Нет, я вовсе не желаю выслушивать, как ты проводишь уик-энд… Делай что хочешь.

Послышался негромкий щелчок складываемого мобильника. Затем шаги по ступенькам, тишина, опять шаги по ступенькам, звук сперва открывшейся, а затем захлопнутой двери, затем другая дверь, и уже окончательная тишина.

Рука моя затекла. Я все еще сжимал свой мобильник, который, понятно, все еще был на связи с автоответчиком в кабинете этажом ниже. Я закрыл телефон, потом снова открыл, включая подсветку дисплея. «Длительность последнего вызова: 6:51, 6:52, 6:53… Прервать соединение?»

Сообщение, отправленное прошлым вечером, наверное, уже перекрыто. Поверх него сделана новая запись. Я нажал кнопку и прервал связь. Почти немедленно телефон опять завибрировал, снова повергнув меня в панику. Я выронил телефон, попробовал подхватить, пока тот еще находился в воздухе, но сумел только отбить его в дальний угол темного шкафа, как бейсболист битой; он с глухим стуком шмякнулся о стену и, срикошетив, звонко блямкнул о неопознанную металлическую деталь какого-то устройства. Затем со стуком упал на пол.

Гадство! Неужели он услышал? И где теперь телефон? Лежит где-то на полу. Мне повезло, если этот паршивец наконец разбился, потому что если я проигнорирую три или четыре его попытки достать меня вибрациями, он начнет громко звонить — в соответствии с выставленным мной режимом. Нужно его найти прежде, чем это произойдет. Возможно, Мерриэл остановился в коридоре, стоит там, прислушивается к каждому шороху и размышляет: «А не почудились ли мне два стука со звоном между ними». Если он заслышит настойчивую трель незнакомого мобильного телефона, доносящуюся из помещения, которое он только что покинул, он немедля вернется. А еще вернее, ринется в кабинет, схватит ствол, а затем прибежит сюда.

Я наклонился вперед, шаря руками по невидимому полу, ища чертов телефончик. И почему их теперь делают такими малюсенькими? Сперва они были размером с кирпич; я б давно успел такой отыскать и не хныкал теперь, похлопывая ладонями по деревянному полу, натыкаясь при этом на всякую всячину. Найти мобильник, которого я теперь не слышал, совершенно не получалось. А между тем он мог начать звонить каждую секунду. Хотя, наверное, это уже не имело никакого значения, ведь из-за того, что я в панике зафитилил куда-то мобильник, словно теннисный мячик, Мерриэл явно догадался, что в кладовой при тренажерном зале кто-то прячется, и уже держит наготове свою двустволку, или что там у него, и твердой поступью поднимается по лестнице — патроны вставлены, курки взведены.

Зеленое свечение спокойно мерцает сбоку. Это же телефонный дисплей! Я нашел его! И тут же ударился головой о что-то металлическое. Вид у дисплея обычный. Похоже, аппарат обошелся без повреждений. Тогда почему же маленький негодник не перешел от режима вибрации к режиму звонка? И тут я увидел на дисплее символ в виде маленького конверта. Ну конечно же, он просто оповестил меня о поступлении эсэмэски и потому провибрировал только один раз. Незачем было паниковать, и уж точно не следовало выпускать его из рук, чтобы он бился обо все, на что ни наткнется, как навозная муха, залетевшая в банку из-под варенья.

Снаружи по-прежнему не доносилось ни звука. Может, я выкрутился? Я снова присел в темноте на корточки и прочитал сообщение: «Ты ОК? Позвони. С.».

Затем взглянул на дверь шкафа. Примерно на половине высоты в ней имелась старомодная замочная скважина. Я нагнулся, чтобы приставить глаз к источающей свет прорези. И тут же ударился лбом о ручку. Я отпрянул и заморгал, стараясь разогнать слезы. Ручка прямо над скважиной — кто такое придумал!? Гребаные, долбаные идиоты. Ударился я так больно, что даже не смог оценить, как громко. Господи, да при моем умении вести себя ловко и осторожно я мог бы с тем же успехом маршировать по лестнице, распевая попурри из «слип-нотовских» песен, или, громко вопя, съехать вниз по перилам.

Я посмотрел в скважину повнимательнее. И увидел через нее большую часть зала, в том числе дверь, ведущую в коридор. Она оказалась закрыта. В зале никого не было. Я прислонился к стене и набрал номер Селии.

— Слушаю?

— Я в шкафу в тренажерном зале, — прошептал я. — Ты меня слышишь?

— Да. Мне как раз только что позвонил Джон.

— Знаю. Слышал. Кто такой Кай?

— Телохранитель Джона. Швед. Ты видел его на катке.

Ну да, белобрысый верзила.

— Вот черт!

— Ты стер запись на автоответчике?

— Да, и очень тщательно.

— Тогда выбирайся оттуда. Так быстро, как только сможешь.

— Это полностью совпадает с моими планами.

— Он сказал, что пойдет осмотрится и вызовет Кая на помощь. Кроме того, он может захотеть принять душ. Если он начнет это делать, ты услышишь. Его душ работает от насоса, установленного в шкафу рядом с коридором третьего этажа, он работает громко — во всяком случае, на этаже его слышно.

— Откуда появится этот ваш тип по имени Кай?

— Не знаю. Просто удивительно, что сейчас его нет при Джоне. Разве что они провели много времени вместе и Джон отпустил Кая до конца дня. Постой-ка, ведьу Кая есть девушка, которая живет где-то неподалеку от Риджентс-парка. Он, наверное, у нее. Возможно, Джон высадил его по дороге, когда они возвращались из Йоркшира. Джон не сказал, что видел на задворках твой «лендровер», так что, похоже, он припарковался перед главным входом. Но ты должен убраться из дома как можно скорей.

— Знаю! — прошипел я, снова заглядывая в скважину.

От Риджентс-парка, значит, до Белгравии. Сколько это на автомобиле? Вообще-то можно ехать и семь часов — если идет дождь, работники метро устроили забастовку, а по всему пути сплошные автомобильные пробки, потому что наступил час пик. Но сейчас-то середина дня, суббота и светит солнце. Десять минут? Нет, это разве что в воскресенье. Двадцать минут? Дольше? К тому же мы только предполагаем, откуда его вызвали. Может, этот гад всего в каких-то пяти минутах, шагает по улочке, наполовину перегородив ее своими плечами, и, выйдя на Кингс-роуд, ищет какой-нибудь модный магазин для людей с нестандартной фигурой.

— Думаю, пара минут у меня есть, — сказал я Селии, — Если он теперь обыскивает дом, то вряд ли снова придет сюда, ведь здесь он уже был.

— Может, мне снова ему позвонить? — предложила Селия, — Попытаюсь выяснить, что он собирается делать и как далеко может находиться Кай. Я даже попробую убедить его, что нечего ему делать дома, пока не приедет Кай, пусть лучше пойдет к друзьям или посидит в кафе.

Я задумался.

— Хорошая мысль, — согласился я, — Перезвони потом.

— Насчет этого не волнуйся. И приготовься к быстрой пробежке.

— Уже на низком старте, — сообщил я.

Селия дала отбой. Я приготовился сложить мобильник, но тут дисплей ни с того ни с сего погас. Я попытался включить телефон, но единственное, чего добился, так это что он один раз завибрировал, затем начал процедуру загрузки, однако вскоре, указав, что аккумулятор разряжен, дисплей опять погрузился в темноту. Все, батарейка села. Мне и то повезло, что я так много смог из него выжать после настолько короткой зарядки сегодня утром на «Красе Темпля».

Я сидел на полу, дышал почти ровно и держал в руке сдохший телефончик. Затем сунул его в футляр и вздохнул. Итак, теперь я предоставлен самому себе. Бедняжка Сели. Она начнет беспокоиться, когда не сумеет со мной связаться. Остается лишь не терять надежды, что она догадается о случившемся с моим телефоном. Еще один взгляд в скважину. В тренажерном зале по-прежнему ничего не происходит. Пожалуй, пора надевать снятую перчатку.

Ага, перчатку… Где же она?

Я потряс в темноте головой. Извиваясь, прополз обратно в дальний угол шкафа, где недавно, скорчившись, сидел на полу, при этом опять ударившись голенью, теперь уже другой, обо что-то ну очень твердое. Похоже, Каю не придется прыгать на моих чертовых ногах, я все сделаю сам. Я принялся обшаривать пол вокруг себя. И нащупал перчатку. Вместе с ней я обрел некоторое облегчение: еще одно маленькое препятствие оказалось удачно преодолено. Боже, но как я устал. Похоже, мне суждено проторчать в этом поганом доме до конца жизни, постоянно пытаясь из него выбраться.

Может, лучше просто лечь здесь и заснуть — никто меня тут и за сто лет не найдет. Я поселюсь тут, приучусь жить на корточках, тихо и незаметно, точно какой отшельник из числа умеренных фанатиков. Селия обнаружит меня и начнет каждый вечер приносить что-нибудь поесть, как мягкосердечная маменька тайком приносит вкусненькое наказанному сынишке, посаженному строгим отцом под домашний арест в спальню.

Оттого, что я столько просидел скрючившись, колени начинали болеть. Боль в коленях. Думай о ней. Сконцентрируй на ней свое внимание, пусть в твоей памяти всегда присутствует ее живой образ; большое лицо Кая, его короткие светлые волосы, и как он глядит на тебя с улыбкой, вытворяя черт знает что на твоих несчастных ногах, старина.

Поразительно большая часть клеток моего мозга, видать, действительно считала, будто мне ничего не надо делать. А некоторая их часть — меньшая, но самая крикливая — полагала даже, что оставаться при этом в темноте и в самом деле хорошая мысль. До сих пор справедливость меньшинства подтверждалась самым блистательным образом: меня тут не нашли, здесь было покойно и мне ничего не угрожало; может, если я задержусь тут подольше, все как-нибудь образуется? Я понимал, что это полная чушь, но искушение было. Хотелось тут и остаться. Покинуть сие темное и затхлое убежище означало выйти на свет, храбро пройти по этажам и коридорам, площадкам лестниц и их пролетам, открывать и закрывать двери в доме, хозяин которого бродит где-то поблизости, настроенный подозрительно и, скорее всего, уже вооруженный. И вдобавок — это уж так, между прочим — является в лондонском преступном мире большой шишкой. И только что приказал своему телохранителю, своему личному Дольфу Лундгрену на стероидах, проверить, что тут творится. О да, идея затихориться в темном шкафу действительно показалась мне заманчивой и очень здравой. А может, мне удалось бы пробраться в спальню Сели и спрятаться там, где супер-напряженная аура нашей сексуальности таинственным образом помогла бы мне укрыться даже при самом тщательном изощренном обыске; я просидел бы там до тех пор, пока она не вернулась бы и не переправила контрабандой в безопасное место, когда таможенное судно уже не маячило бы на горизонте…

Нет. Тотчас прочь. Баста. Немедля. Нужно снова подползти к двери. Посмотреть в скважину. Убедиться, что поблизоста никого нет и ничего особенного не происходит. Взяться за дверную ручку. Повернуть ее и медленно открыть. Подняться на ноги. Почувствовать, как жалобно ноют колени, словно в предчувствии того, что с ними может произойти, если дела пойдут совсем плохо. Сделать глубокий вдох. Закрыть за собой дверцу. Потихоньку пройти к двери тренажерного зала. Замочной скважины нет, так что увидеть, что за ней, не получится.

Остановиться и прислушаться. Ну как можешь расслышать гудение насоса, подающего воду для душа? Нет? Тогда что ты, дружок, собираешься делать дальше? Вернуться в шкаф и ждать там? Приложить ухо к скважине и ждать, когда загудит насос? Но как быть, если насоса из шкафа вообще не слышно? Торчать здесь, у двери, ведущей в коридор? А что, если Мерриэл решит еще раз проверить тренажерный зал перед тем, как принять душ? Конечно, он его уже осматривал, но кто знает, вдруг он захочет заглянуть сюда опять?

Размеры его дома превышали, наверное, некую поддающуюся математическому обоснованию величину, своего рода топографический лимит, за пределами которого поисковые операции, производимые одним человеком, становятся неэффективными. Вы можете, например, убедиться, что на каком-то этаже никого нет, но когда вы застрянете в одной из имеющихся на нем многочисленных огромных комнат из-за того, что станете проверять смежные с ней туалет, ванную или что там еще, тот, кто от вас прячется, легко может выскользнуть из какой-либо еще не осмотренной комнаты и пробраться в уже проверенную вами, да так незаметно, что вы останетесь в полном неведении. Так что со стороны Мерриэла было бы весьма разумно обыскать одно и то же помещение дважды.

Ох, черт! Даже не знаю! Я огляделся. Жалюзи открыты. Здесь стоял Мерриэл, когда разговаривал с Селией по мобильнику. Напротив, за голыми зимними ветками деревьев виднелся дом, стоящий на другой стороне площади. Достаточно далеко, и тамошние обитатели вряд ли представляют проблему. А нельзя ли как-то вылезти из окна и спуститься на землю, не поднимая лишнего шума? Или забраться на следующий этаж, с него на чердак, оттуда перейти на крышу, а с нее как-нибудь спуститься вниз? Будь у меня до сих пор работающий мобильник, я набрал бы номер пожарной охраны, сообщил о крупном возгорании у Мерриэлов и попросил прислать машину, а затем скрылся бы в суматохе. Хотя нет: все это лишь привело бы к еще большим осложнениям, и дела могли бы пойти только еще хуже.

Шаги где-то в коридоре. Приближаются. Вот черт. Есть ли время вернуться в шкаф? Похоже, нет, и уж точно нет, чтобы двигаться осторожно. Я спрятался за дверью. Если Мерриэл, распахнув дверь, по глупости не взглянет, что там за нею, я еще могу спастись. Шаги проследовали мимо. Дверь закрыта. Закрыта и заперта, подумал я. И стал ждать, когда раздастся звук душа. Окажись туг стационарный телефон, я, возможно, решился бы позвонить Сели, чтобы узнать, не выведала ли она чего-нибудь жизненно важного для меня. Но что, если, сняв трубку, я вклинился бы в разговор мистера Мерриэла? Я выдал бы себя с головой, когда он услышал бы щелчок снимаемой на другом аппарате трубки.

Требовалось подождать. Но сколько времени имел я в запасе? Откуда должен приехать Кай? С Кингс-роуд? Из района Риджентс-парка? Или откуда-то еще? И как долго, черт возьми, может Мерриэл готовиться к тому, чтобы принять душ? Чего он копается? Хватит ему валять дурака. Неужели так трудно стянуть одежцу и зайти в кабинку? Повернуть ручку и начать намыливаться?

Может, Сели преувеличила насчет громкости работы насоса. Вдруг у нее более острый слух, чем у меня. Что, если звук распространяется по дому неравномерно, и как раз в районе тренажерного зала его не слышно… Я напряженно вслушивался. Что это? Уж не шум ли насоса? Господи, будь у меня в порядке мобильник, я бы позвонил Сели, поднял его вверх микрофоном, а затем спросил, узнает ли она этот доносящийся издалека звук, это еле заметное жужжание? Может, это просто центральное отопление, или чертов холодильник, или еще хрен знает что? А вдруг Мерриэл решил по каким-то непонятным причинам воспользоваться не душевой кабиной, а обычным душем над ванной? Ха! Наверное, он специально моется так тихо, чтобы неведомый гость, бродящий с ножичком по дому, не засек его местоположения по шуму и не вломился к нему в спальню, а затем в ванную, снеся обе запертые двери.

Когда насос заработал, я даже вздрогнул: казалось, он затарахтел сразу за стенкой. Я вспомнил выражение «пугливый, как заяц» и подумал, что оно чертовски неверное: никогда не встречал зайца, который был бы так же перепуган, как я в последние два часа.

О’кей. Это сигнал выходить. Кладу руку на ручку двери. Хотя постойте: что, если включенный насос только уловка? А сам Мерриэл… Нет-нет, к черту, нет, так нельзя, давай, двигай задницей, шевелись ты, суперосторожный придурок.

Быстрыми, но очень тихими шагами я выступил в коридор, осторожно прикрыл дверь, вышел на лестницу и начал спускаться, стараясь ставить ноги на края ступеней, чтоб ни одна из них, прогибаясь, случайно не скрипнула. На следующем пролете я проделал то же самое. Я уже находился на одной из последних ступенек, лицом к парадной двери, и собирался сойти с нее, пробежать по длинной прихожей в сторону кухни и задней двери, когда услышал звук проворачивающегося в замке парадной двери ключа.

Я не замер как вкопанный. И меня даже не посетила мысль нагло попробовать выкрутиться из положения, воспользовавшись тем, что на мне надет чрезвычайно убедительный комбинезон. Времени метнуться вверх по лестнице или ринуться на кухню не оставалось. Его едва хватило, чтобы скакнуть к двери справа от парадного входа. Я рванулсякней, птицей слетев с нижней ступеньки, ухватился за дверную ручку, дернул ее на себя и ввалился в стенной шкаф для верхней одежды, едва успев закрыть дверь за собой достаточно плавно, чтоб та не хлопнула, — и в тот же миг услышал звук открываемой входной двери.

Тут, как назло, мне захотелось чихнуть. Я задыхался и разве что не хрипел, при этом жутко боясь произвести шум, по которому вошедший — видимо, это был Кай — непременно обнаружил бы меня, но все равно в носу так свербило, что не чихнуть в самом ближайшем будущем я не мог. Я задрал язык к нёбу и с силой прижал указательный палец к кончику носа и к основанию носовой перегородки. Позыв к чиханию несколько ослабел. Я стал пятиться, забиваясь как можно дальше в глубь плащей и пальто — от запаха вощеных полов меня всегда почему-то пробивало на чих, — и молил Бога, чтобы Каю не понадобилось повесить сюда пальто.

Входная дверь закрылась.

— Босс? — пророкотал басом мужской голос. — Джон?

Тишина в ответ. Я укрылся за (и отчасти под) самой большой грудой одежек. Зима все-таки. Не то чтобы очень холодная, но и не слишком теплая. Так что Кай имел полное право явиться в пальто и захотеть повесить его где-то здесь. О, только не это. Господи, пожалуйста, нет. Пусть он окажется шведским пижоном, презирающим даже саму мысль о пальто, пока температура не упадет до минус десяти, а от ветра мороз не станет чувствоваться вдвое сильнее.

Дверь отворилась.

Боже, это конец. Причем неизбежный. Пожалуй, разглядеть меня было трудновато, но моя удача уже так давно собиралась меня покинуть, что мне показалось, будто для этого настало самое подходящее время. Все, что я мог еще видеть из-за груды одежды — вернее, из-под нее, ибо, по сути, был под ней погребен, — это пару огромных башмаков, какие носят шведские лесорубы, и две широченные джинсовые штанины. А что ему видно от меня? Послышалось шуршание ткани, трущейся о другую ткань, затем дверь закрылась.

Я замер на месте, давая белобрысому гаду время поразмыслить: «Ми-инуточку… А чии это башмаки я только что видел там в глубоке?»

Затем я услышал звук тяжелых шагов вверх по лестнице.

Рот опять совсем пересох. Ноги, когда я попытался встать, подгибались, и мне снова пришлось присесть, тяжело дыша. Затем я взял себя в руки. Приставил ухо к двери. Спасение находилось от меня в каком-то метре. Выскочу через главную дверь, и к дьяволу намерение вернуться тем же путем, каким сюда попал. Хорошо, что я еще раньше вернул ключ на его место в садовом камне.

Тишина. Скважины нет и тут. Я рискнул приоткрыть дверь и выглянуть. Она лишь чуть-чуть скрипнула. Никого поблизости. Далее дверь открылась и закрылась почти бесшумно. Сверху до меня по-прежнему доносился звук работающего насоса. Где-то там, наверху, негромко хлопнула дверь. Я повернулся к парадному входу. Ох, только бы мне теперь не столкнуться снаружи нос к носу с возвращающейся горничной или с вынюхивающим, в чем дело, полицейским. Дверь оказалась тяжелой, но повернулась очень легко, не издав ни звука, и я вышел на улицу. Свежий холодный зимний воздух ударил мне в ноздри, пока я, тяжело дыша, семенил, спускаясь по лесенке крыльца к тротуару. Мне показалось, что он пахнет свободой.

Налево, еще раз налево — и я у задних дворов. Рядом с «лендровером» никого. Я залез в него и дал задний ход. Почти всю дорогу до «Красы Темпля» я вопил и улюлюкал. У автомата на Букингем-Пэлас-роуд остановился на двойной желтой линии, чтобы позвонить на мобильник Сели. Голосовая почта. Облизывая губы, обдумал, что лучше сказать.

— Все о’кей, — проговорил наконец я.

И послал воздушный поцелуй полицейскому, следящему за правильностью парковки, который уже начинал записывать номер моей Ленди.

Когда я въехал на автостоянку рядом с моим причалом в Челси, у меня едва хватило сил, чтобы выйти из машины. Чудилось, будто колеса ее утонули в расплавленном гудроне, и ноги мои увязли в нем по самую щиколотку. Я поднимался на баржу по узким сходням, и мне приходилось обеими руками держаться за поручни. Я закрыл за собой дверь, практически скатился вниз по лесенке, ведущей в мое жилье, и — во второй раз за последние двенадцать часов — рухнул, не раздеваясь, не скинув и комбинезона, в постель, точно неживая кукла, и мгновенно заснул, даже не услышав, как скрипнули пружины на подскоке.

Назад: Глава 9 Большие пушки — большие шишки

Дальше: Глава 12 Подскок дохлой кошки

Глава 10 Местоположение, местоположение, местоположение

Глава 11 Эффект длительной паники

Глава 10
Местоположение, местоположение, местоположение

Глава 11
Эффект длительной паники