Глава 13. Вечера у Долорес
Ужин в Большом зале не доставил Гарри в тот день большого удовольствия, весть о его перебранке с Амбридж распространилась исключительно быстро даже по меркам Хогвартса. Пока он сидел за столом между Роном и Гермионой, до него отовсюду долетали шепотки. Забавно было, что шепчущиеся, похоже, считали: если Гарри слышит — тем лучше. Можно подумать, они надеялись, что он снова выйдет из себя и примется кричать, и тогда они получат его историю из первых рук.
— Он говорит, что видел, как Седрика Диггори убили…
— По его словам выходит, что он дрался Сами-Знаете-С-Кем…
— Да брось ты…
— Кому он мозги хочет запудрить?
— Ну не на-адо…
— Я вот чего не могу взять в толк, — сказал Гарри нетвердым голосом, положив нож и вилку, которые ему трудно было держать — так дрожали руки. — Почему они все, как один, поверили этой истории два месяца назад, когда услышали ее от Дамблдора?..
— Дело вот в чем, Гарри. Я совсем не убеждена, что они даже тогда ей поверили, — мрачно проговорила Гермиона. — Слушайте, пошли отсюда.
Она тоже положила нож и вилку, стукнув ими по столу; Рон, с тоской посмотрев на недоеденный кусок яблочного пирога, последовал ее примеру. Пока они шли из зала, все смотрели на них.
— Как это ты не убеждена, что они поверили Дамблдору? — спросил Гарри Гермиону, когда они поднялись на площадку второго этажа.
— Ты не до конца понимаешь, как обстояли дела после того, что с тобой случилось, — тихо сказала Гермиона. — Ты появляешься посреди лужайки с телом Седрика… Что произошло в лабиринте, никто из нас не видел… О том, что Сам-Знаешь-Кто возродился, убил Седрика и дрался с тобой, Дамблдор сообщил нам на словах, и только.
— Но это правда! — воскликнул Гарри.
— Я знаю, Гарри, поэтому, пожалуйста, перестань на меня бросаться, — утомленно попросила его Гермиона. — Я хочу сказать, что, когда все поехали на каникулы по домам, правда еще не улеглась в головах, а дома они два месяца читали, что ты идиот, а Дамблдор — выживший из ума старик.
Пока они шли по пустым коридорам в башню Гриффиндора, по окнам барабанил дождь. Гарри казалось, что первый школьный день длится уже неделю, но прежде чем ложиться спать, надо было еще одолеть гору домашней работы. Над правым глазом угнездилась тупая пульсирующая боль. Когда они свернули к портрету Полной Дамы, Гарри посмотрел в мокрое от дождя окно на темный луг. В хижине Хагрида огонь по-прежнему не горел.
— Мимбулус мимблетония, — сказала Гермиона, не дожидаясь вопроса Полной Дамы. Портрет распахнулся, и друзья полезли в проем.
Общая гостиная была почти пуста — мало кто успел к этому времени покончить с ужином. Живоглот, лежавший клубком на одном из кресел, двинулся, громко мяукая, им навстречу, и когда трое друзей сели в свои любимые кресла у камина, он легко вспрыгнул Гермионе на колени и улегся там, похожий на пушистую рыжую подушку. Гарри уставил взгляд в огонь, чувствуя себя усталым и выпотрошенным.
— Как мог Дамблдор это допустить? — вдруг воскликнула Гермиона, заставив Гарри и Рона вздрогнуть; Живоглот с обиженным видом соскочил с ее колен. Она с такой яростью стукнула кулаками по мягким подлокотникам кресла, что из швов посыпались кусочки подкладки. — Как он мог позволить этой ужасной тетке нас учить? Да еще в год, когда нам сдавать СОВ!
— Ну, выдающихся учителей защиты от Темных искусств у нас пока еще не было, — сказал Гарри. — Помните, что Хагрид говорил? Никто не хочет идти на эту должность, потому что она проклята.
— Да, но нанять такую, которая запрещает нам применять волшебство? Что Дамблдор делает? Не понимаю.
— И к тому же она будет вербовать доносчиков, — хмуро заметил Рон. — Помните ее слова? Она хочет, чтобы к ней приходили и рассказывали про тех, кто говорит, что Сами-Знаете-Кто возродился.
— Ну еще бы! Она сама здесь для того, чтобы за нами всеми шпионить. Это же очевидно — иначе зачем Фадж ее сюда прислал? — резким тоном сказала Гермиона.
— Только не начинайте опять спорить, — обессиленно промолвил Гарри, когда Рон открыл рот, чтобы ответить. — Может, мы просто… просто займемся домашней работой, это хотя бы скинем…
Они взяли сумки, которые лежали в углу, и вернулись к креслам у камина. Гриффиндорцы уже начали возвращаться с ужина. Гарри старался не смотреть на портретный проем, но взгляды на себе все равно чувствовал.
— Давайте сперва со Снеггом разберемся, — предложил Рон, обмакнув перо в чернила. — «Свойства… лунного камня… и его использование… в зельеварении…» — бормотал он, выводя эти слова вдоль верхней кромки пергамента. — Так. — Он подчеркнул заголовок и с надеждой посмотрел на Гермиону.
— Ну, и какие же свойства у лунного камня и как он используется в зельеварении?
Но Гермиона не слушала его. Она смотрела в дальний угол гостиной, где сидели теперь Фред, Джордж и Ли Джордан, окруженные невинного вида первокурсниками, которые все до единого жевали нечто, взятое, судя по всему, из большого бумажного пакета в руках у Фреда.
— Нет, как хотите, но они зарвались, — сказала она, вставая с негодующим видом. — Пошли, Рон.
— Что?.. Куда пошли? — спросил Рон, явно пытаясь выиграть время. — Нет… Давай не будем, Гермиона… Как мы можем им запретить раздавать сладости?
— Ты прекрасно знаешь, что это не просто сладости, а Кровопролитные конфеты, Блевальные батончики или что там еще…
— Обморочные орешки… — тихо подсказал Гарри.
Один за другим, точно их били по голове невидимым молотом, первокурсники обмякали в своих креслах, теряя сознание; некоторые сползали прямо на пол, другие, вывалив языки, повисали на подлокотниках. Те, кто на них смотрел, большей частью смеялись; Гермиона, однако, расправила плечи и решительным шагом двинулась к Фреду и Джорджу, которые стояли теперь с блокнотами в руках и пристально наблюдали за подопытными. Рон приподнялся со своего кресла, замер на секунду-другую в этом положении, не зная, как ему быть, потом, обращаясь к Гарри, буркнул: «Она сама справится» — и, сев обратно, съехал в кресле так низко, как только можно было при его внушительном росте.
— Хорошего понемножку! — громогласно заявила Гермиона Фреду и Джорджу; они подняли на нее глаза с легким удивлением.
— Да, ты права, — кивнул Джордж. — Доза, кажется, немного великовата.
— Я, кажется, сказала вам утром: вы не имеете права испытывать на учениках эту дрянь!
— Мы же им платим! — возмутился Фред.
— Это не важно. Вы подвергаете их опасности!
— Глупости, — отрезал Фред.
— Уймись, Гермиона, с ними все в полном порядке! — успокаивающе сказал Ли, который, переходя от первокурсника к первокурснику, засовывал им в открытые рты темно-красные конфетки.
— Вот, смотри, они приходят в себя, — сказал Джордж.
Некоторые первокурсники действительно зашевелились. Иные, почувствовав, что лежат на полу или висят на ручке кресла, были настолько этим напуганы, что Гарри понял: Фред и Джордж не предупредили их о действии, которое окажут на них «сладости».
— Как себя чувствуешь, нормально? — участливо спросил Джордж маленькую темноволосую девочку, лежащую у его ног.
— Я… да, кажется, — слабым голосом ответила она.
— Замечательно, — радостно сказал Фред, но миг спустя Гермиона выхватила у него из рук и блокнот, и пакет с Обморочными орешками.
— Ничего замечательного!
— Да ты что, ведь они остались живы! — сердито возразил Фред.
— Не смейте этого делать! Что, если кто-нибудь всерьез заболеет?
— Никто не заболеет, мы всё уже проверили на себе, мы просто хотим убедиться, что они на всех действуют одинаково…
— Если вы не прекратите, я…
— Оставишь нас после уроков? — спросил Фред тоном, в котором слышалось: «Хотел бы я посмотреть, как ты попробуешь».
— Посадишь нас строчки писать? — ухмыльнулся Джордж.
По всей гостиной зазвучал смех. Гермиона словно бы стала чуть выше ростом; глаза ее сузились, в пышных волосах, казалось, затрещало электричество.
— Нет, — заявила она вибрирующим от гнева голосом. — Я просто напишу вашей матери.
— Ты этого не сделаешь, — в ужасе проговорил Джордж, отступив на шаг.
— Еще как сделаю, — мрачно сказала Гермиона. — Если вы сами хотите глотать эти идиотские штучки, глотайте сколько угодно, но давать их первокурсникам я не позволю!
Фреда и Джорджа как громом поразило. Было совершенно ясно, что угроза Гермионы — удар ниже пояса. Окинув их напоследок суровым взглядом, она швырнула Фреду обратно блокнот и пакет и вернулась к своему креслу у камина.
Рон сполз уже так низко, что нос был примерно на одном уровне с коленями.
— Спасибо за поддержку, Рон, — язвительно бросила Гермиона.
— Ты отлично разобралась с ними сама, — пробормотал Рон.
Поглядев несколько секунд на свой чистый лист пергамента, Гермиона раздраженно сказала:
— Без толку, не могу сейчас сосредоточиться. Я иду спать.
Она открыла сумку. Гарри думал, что она тут же уберет туда книги, но вначале она достала из сумки два уродливых шерстяных предмета. Аккуратно положив их на столик у камина, она пристроила сверху несколько скомканных клочков пергамента и сломанное перо, после чего отступила, чтобы оценить впечатление.
— Именем Мерлина, что ты такое делаешь? — спросил Рон, глядя на нее как на чокнутую.
— Это шапки для эльфов-домовиков, — бодро ответила она, начав наконец складывать в сумку книги. — Я летом их связала. Без волшебства я вяжу очень медленно, но в школе, думаю, дело пойдет гораздо быстрее.
— Ты что, оставляешь им эти шапки? — медленно проговорил Рон. — А вначале посыпаешь их всяким мусором?
— Точно, — с вызовом подтвердила Гермиона и перекинула сумку через плечо.
— Так нельзя, — сердито сказал Рон. — Ты пытаешься всучить им эти шапки хитростью. Хочешь освободить их против их желания.
— Разумеется, они желают освободиться! — возразила Гермиона, но лицо ее порозовело. — И не смей трогать шапки, понятно?
Она вышла. Рон подождал, пока за ней закрылась дверь, которая вела в спальни девочек, а потом смахнул с шерстяных шапок весь сор.
— Пусть по крайней мере видят, что берут, — твердо сказал он. — А что касается этого… — он скатал пергамент, на котором вывел заголовок заданной Снеггом письменной работы, — сейчас даже и пытаться бессмысленно. Без Гермионы я все равно ничего не напишу, я понятия не имею о лунных камнях. А ты?
Гарри покачал головой, чувствуя, что боль в правом виске усиливается. Мысль о длинной письменной работе про войны с великанами отозвалась там нестерпимой пульсацией. Прекрасно зная, что утром пожалеет о невыполненном домашнем задании, он запихнул учебники обратно в сумку.
— Я тоже пойду лягу.
По пути к двери, ведущей к спальням, он прошел мимо Симуса, но даже не взглянул на него. У Гарри возникло мимолетное ощущение, что Симус открыл рот, желая заговорить, но он ускорил шаги и без приключений добрался до спиральной каменной лестницы с ее успокаивающим безлюдьем.
* * *
Новое утро оказалось таким же свинцовым и дождливым, как предыдущее. Во время завтрака Хагрид за преподавательским столом опять не появился.
— Зато Снегга сегодня в расписании нет, — ободряюще заметил Рон.
Гермиона широко зевнула и налила себе кофе. Чем-то она была слегка обрадована, и, когда Рон спросил, чем именно, она ответила:
— Шапок уже нет. Такое впечатление, что эльфы-домовики все же хотят свободы.
— Не знаю, не знаю, — едко сказал Рон. — Они могли и не понять, что это головные уборы. По мне, так это никакие и не шапки — больше похоже на вязаные мочевые пузыри.
Гермиона не разговаривала с ним все утро.
За сдвоенными заклинаниями в тот день шла сдвоенная трансфигурация. И профессор Флитвик, и профессор МакГонагалл первые пятнадцать минут урока говорили о важности СОВ.
— Вы должны помнить, — пропищал малорослый профессор Флитвик, взгромоздясь, как обычно, на стопку книг, чтобы голова оказалась выше поверхности стола, — что эти экзамены могут повлиять на вашу будущность на многие годы! Если вы еще не задумывались всерьез о выборе профессии, сейчас для этого самое время. А пока же нам с вами, боюсь, придется работать больше обычного, чтобы вы все смогли показать себя с лучшей стороны!
После этого они час с лишним повторяли Манящие чары, без которых, сказал профессор Флитвик, на экзамене никак не обойдется, а под конец урока он задал им такое большое домашнее задание, какого по заклинаниям еще не бывало.
То же самое, если не хуже, — на трансфигурации.
— Невозможно сдать СОВ, — сурово провозгласила профессор МакГонагалл, — без серьезной практики, без прилежания, без упорства. Я не вижу причин для того, чтобы каждый в этом классе не добился успеха на экзамене по трансфигурации, — надо только потрудиться. (Невилл испустил тихий недоверчивый стон.) Да, и вы, Долгопупс, — сказала профессор МакГонагалл. — Вы работаете очень неплохо, вам не хватает только уверенности в себе. Итак, сегодня мы приступаем к Заклятию исчезновения. Оно проще, чем Чары восстановления, которые вам предстоит систематически изучать только при подготовке к ЖАБА, но оно принадлежит к числу труднейших актов волшебства из всех, что входят в программу по СОВ.
Она сказала сущую правду. Для Гарри Заклятие исчезновения оказалось чрезвычайно трудным. До конца сдвоенного урока ни ему, ни Рону так и не удалось заставить исчезнуть улитку, хотя Рон оптимистически заявил, что его улитка, кажется, стала чуточку бледнее. А вот Гермиона со своей улиткой успешно справилась уже с третьей попытки, заработав для Гриффиндора десятиочковую премию от профессора МакГонагалл. Она единственная не получила домашнего задания; всем остальным было велено отрабатывать чары вечером и готовиться к завтрашнему новому сражению с улиткой.
В легкой панике из-за горы домашней работы, которая перед ними высилась, Гарри и Рон провели большую перемену в библиотеке, где читали об использовании лунного камня в зельеварении. Все еще сердитая на Рона из-за пренебрежения к ее шерстяным шапкам, Гермиона к ним не присоединилась. К началу урока ухода за магическими существами у Гарри уже опять болела голова.
День немного разгулялся, было прохладно и ветрено, и, пока они шли вниз по луговому склону к хижине Хагрида, на лица им время от времени падали отдельные дождевые капли. Профессор Граббли-Дерг, поджидая учеников, стояла шагах в десяти от двери хижины. Перед ней тянулся длинный стол на козлах, на котором были навалены какие-то ветки. Когда Гарри и Рон приблизились к столу, сзади раздался взрыв хохота; обернувшись, они увидели Драко Малфоя, который направлялся туда же в сопровождении своей обычной слизеринской свиты. Он явно сказал сейчас что-то чрезвычайно забавное, поскольку Крэбб, Гойл, Пэнси Паркинсон и прочие, подтягиваясь к месту урока, все никак не могли унять ржание. По тому, как они поглядывали на Гарри, предмет насмешки угадывался без труда.
— Все здесь? — гаркнула профессор Граббли-Дерг, когда явились и слизеринцы, и гриффиндорцы. — Тогда поехали. Кто может сказать, как это называется?
Она показала на лежащую перед ней кучу веток. Рука Гермионы взвилась в воздух. За спиной у нее Малфой, скаля зубы, передразнивал ее манеру подпрыгивать на месте, когда ей не терпится ответить на вопрос. Пэнси Паркинсон взвизгнула от смеха, но этот визг почти сразу же перешел в пронзительный крик: веточки на столе подскочили, встали торчком и оказались крохотными деревянными существами, похожими на пикси, с коричневыми шишковатыми ручками и ножками, с двумя отросточками-пальчиками на конце каждой ручки, со смешными плоскими, покрытыми подобием коры, личиками, на каждом из которых блестели карие, клопиного цвета глазки.
— О-о-о-о-о! — воскликнули Парвати и Лаванда, чем изрядно раздосадовали Гарри. Можно подумать, Хагрид никогда не показывал им ничего впечатляющего. Да, конечно, флоббер-черви были чуточку скучноваты, но про саламандр и гиппогрифов этого не скажешь, а соплохвосты — это уж и вовсе интереснейшие существа.
— А ну-ка, девочки, потише! — скомандовала профессор Граббли-Дерг. Она бросила живым палочкам горсть какой-то коричневой крупы, и они тут же набросились на пищу. — Итак, кто мне скажет, как они называются? Мисс Грейнджер?
— Лукотрусы, — ответила Гермиона. — Это лесные сторожа, живут обычно на деревьях, чья древесина идет на волшебные палочки.
— Пять очков Гриффиндору, — объявила профессор Граббли-Дерг. — Да, это лукотрусы, и, как правильно сказала мисс Грейнджер, они чаще всего живут на деревьях тех пород, что ценятся изготовителями волшебных палочек. Кто-нибудь знает, чем они питаются?
— Мокрицами, — выпалила Гермиона, и Гарри стало понятно, почему то, что он принял за коричневую крупу, движется. — И яйцами фей-светляков, если могут их раздобыть.
— Очень хорошо, еще пять очков. Итак, если вам нужна древесина или листва дерева, на котором обитает лукотрус, следует запастись порцией мокриц, чтобы отвлечь или успокоить его. На вид они безобидны, но, если их разозлить, они пытаются выколоть человеку глаза пальцами, которые, как вы видите, очень остры и опасны для глазных яблок. А теперь подходите ближе, берите мокриц и лукотрусов — одного на троих — и изучайте их поподробнее. До конца урока каждый из вас должен зарисовать лукотруса и пометить на рисунке все части тела.
Ученики толпой двинулись к столу. Гарри нарочно обогнул его, чтобы оказаться рядом с профессором Граббли-Дерг.
— А где Хагрид? — спросил он ее, пока все выбирали лукотрусов.
— Не ваша забота, — жестко сказала профессор Граббли-Дерг. Примерно так же она ответила ему и в прошлом году, когда заменяла Хагрида. Между тем Драко Малфой с широкой ухмылкой на заостренном лице перегнулся через Гарри и схватил самого крупного лукотруса.
— Не исключено, — сказал Малфой вполголоса, так что слышать мог только Гарри, — что эта безмозглая орясина здорово покалечилась.
— Заткнись, а то я тебя покалечу так, что своих не узнаешь, — проговорил Гарри краем рта.
— Не исключено, что он связался с чем-то слишком большим для него, если ты понимаешь, к чему я клоню.
И, ухмыляясь через плечо, Малфой отошел. Гарри вдруг стало нехорошо. Неужели Малфой что-то знает? Ведь его отец был Пожирателем смерти; что, если у него есть сведения о Хагриде, которые еще не достигли Ордена Феникса? Гарри поспешно двинулся вокруг стола обратно, к Рону и Гермионе, которые сидели на траве на корточках чуть поодаль и пытались привести лукотруса в более или менее неподвижное состояние, чтобы его зарисовать. Гарри вынул пергамент и перо, опустился на корточки рядом с друзьями и шепотом передал им то, что услышал от Малфоя.
— Если бы с Хагридом что-то случилось, Дамблдор был бы в курсе, — не долго думая, сказала Гермиона. — К тому же показывать, что мы обеспокоены, значит играть Малфою на руку. Он увидит, что мы не знаем точно, как обстоят дела. Не обращай внимания, Гарри. Подержи-ка лучше лукотруса, я лицо хочу зарисовать…
— Да, — донеслось до них от ближайшей группы учеников; манерно-медлительный выговор Малфоя узнавался безошибочно. — Мой отец пару дней назад беседовал с министром, и очень похоже, что Министерство всерьез хочет положить конец непрофессиональным методам обучения в Хогвартсе. Так что даже если это глупое бревно здесь еще появится, его скорее всего тут же и пошлют куда подальше.
— О-ОХХ!
Гарри так крепко сжал лукотруса, что чуть не сломал, и тот в отместку со всей силы царапнул его острыми пальцами, оставив на руке две длинные глубокие раны. Гарри разжал руку. Крэбб и Гойл, уже расхохотавшиеся при мысли о предстоящем увольнении Хагрида, заржали еще пуще, увидев, как человечек-палочка со всех ног улепетывает к лесу и скрывается среди древесных корней. Когда по лугу прокатился эхом дальний звонок, Гарри скатал свой испачканный кровью рисунок и с перевязанной Гермиониным платком рукой двинулся на травологию; в ушах у него еще стоял издевательский смех Малфоя.
— Если он еще раз посмеет назвать Хагрида бревном… — прорычал Гарри.
— Гарри, не связывайся с Малфоем, не забудь, что он староста, он может тебе устроить трудную жизнь…
— Интересно, что это такое — трудная жизнь? Может, попробовать для разнообразия? — саркастически сказал Гарри.
Рон засмеялся, но Гермиона нахмурилась. Втроем они не спеша шли мимо огородов. Небо по-прежнему словно бы еще не решило, будет дождь или нет.
— Мне хочется, чтобы Хагрид поскорее вернулся, только и всего, — тихо сказал Гарри, когда они добрались до теплиц. — И не говорите мне, что эта Граббли-Дерг преподает лучше! — добавил он с угрозой.
— Я и не собиралась, — спокойно заметила Гермиона.
— Потому что ей в жизни не сравняться с Хагридом, — твердо проговорил Гарри, прекрасно понимая, к немалой своей досаде, что урок заботы о магических существах, который она сейчас провела, был образцовым.
Дверь ближайшей теплицы открылась, и из нее вышло несколько четверокурсников, в том числе Джинни.
— Привет! — жизнерадостно сказала она, проходя мимо.
Некоторое время спустя появилась Полумна Лавгуд. Она плелась в хвосте своего класса. Нос у нее был запачкан землей, длинные волосы собраны в узел на макушке. Когда она увидела Гарри, ее выпуклые глаза от волнения вытаращились еще сильней, и она двинулась прямо к нему. Многие его одноклассники с любопытством повернули головы. Полумна набрала побольше воздуха и, не здороваясь, выпалила:
— Я верю, что Тот-Кого-Нельзя-Называть возродился, и я верю, что ты дрался с ним и спасся.
— Э… да, — неуклюже сказал Гарри.
Уши Полумны были украшены серьгами, похожими на оранжевые редиски, что явно не укрылось от внимания Парвати и Лаванды: они хихикали и показывали пальцами на ее мочки.
— Смейтесь сколько хотите! — повысила голос Полумна, которой показалось, что они потешаются над ее словами. — Было время, когда люди считали, что на свете нет таких существ, как бундящая шица и морщерогий кизляк.
— Так ведь они были правы, разве не так? — с раздражением сказала Гермиона. — На свете действительно нет и не было таких существ.
Полумна бросила на нее уничтожающий взгляд и метнулась прочь. Редиски в ее ушах бешено раскачивались. Теперь уже не только Парвати и Лаванда покатывались со смеху.
— Сделай милость, перестань обижать единственного человека, который мне верит, — попросил Гарри Гермиону по дороге в класс.
— Не прибедняйся, Гарри, найдутся и другие, — возразила ему Гермиона. — А про эту Полумну Джинни мне все рассказала. Она верит только тому, что ничем вообще не доказано. От дочки человека, который издает «Придиру», другого и ждать нельзя.
Гарри вспомнил зловещих крылатых лошадей, которых увидел в первый вечер. Полумна сказала, что тоже их видит. На душе у него стало еще тяжелей. Неужели она лгала? Его размышления на эту тему прервал, подойдя к нему, Эрни Макмиллан.
— Я хочу, чтобы ты знал, Поттер, — произнес он громким, звучным голосом, — что на твоей стороне не только сумасшедшие. Я лично верю тебе на все сто. Моя семья всегда стояла за Дамблдора, и я тоже буду за него стоять.
— Э… спасибо большое, Эрни, — сказал Гарри и удивленно, и обрадованно. Хотя Эрни мог бы выразиться и не так торжественно, Гарри в его теперешнем настроении очень кстати пришлось заявление о поддержке со стороны человека, у которого в ушах не болтаются редиски. От слов Эрни улыбка с лица Лаванды Браун мигом исчезла, и, поворачиваясь к Рону и Гермионе, Гарри краем глаза заметил выражение лица Симуса — смущенное и упрямое.
Профессор Стебль начала урок, конечно же, с наставлений по поводу важности СОВ. Гарри бы не возражал, если бы учителя уже и перестали им это вдалбливать; стоило ему вспомнить, сколько назадавали на дом, как внутренности словно скручивало жгутом. Это ощущение было особенно сильным в конце урока, когда Стебль задала очередную письменную работу. Утомленные и крепко пахнущие драконьим навозом, который был любимым удобрением профессора Стебль, гриффиндорцы потянулись обратно в замок. Разговаривали мало. Позади был еще один трудный день.
Гарри очень хотелось есть, и поскольку в пять у него был первый сеанс наказания, назначенного профессором Амбридж, он сразу же, даже не занося сумку в башню Гриффиндора, отправился на ужин. Перед тем неизвестным, что его ожидало, надо было подкрепиться. Но не успел он войти в Большой зал, как раздался громкий сердитый возглас:
— Эй, Поттер!
— Что еще? — устало пробормотал он и, обернувшись, увидел Анджелину Джонсон, которая, похоже, была вне себя от гнева.
— Я тебе сейчас объясню, что еще, — сказала она и, двинувшись прямо к нему, жестко ткнула его в грудь пальцем. — Как это ты ухитрился заработать наказание на пять вечера в пятницу?
— Что? — спросил Гарри. — Не по… ах, да, вратарские испытания!
— Вспомнил! — возмущенно крикнула Анджелина. — Я же говорила, что мне нужна вся команда, что я хочу посмотреть, как впишется новый игрок! Разве ты не знаешь, что я специально заказала на это время поле? А теперь ты вздумал уклониться!
— Ничего я не вздумал! — возразил Гарри, обиженный этой явной несправедливостью. — Меня наказала Амбридж, потому что я сказал правду про Сама-Знаешь-Кого.
— Ну, так иди теперь к ней и проси освободить тебя в пятницу, — яростно потребовала Анджелина. — Как будешь ее уговаривать — меня не касается. Можешь, если хочешь, сказать ей, что Сам-Знаешь-Кто — плод твоего воображения. Но в пятницу изволь быть!
Она резко повернулась и унеслась прочь.
— Знаете что? — сказал Гарри Рону и Гермионе, когда они вошли в Большой зал. — Надо бы узнать в «Паддлмир Юнайтед», не погиб ли Оливер Вуд на тренировке. В Анджелину, похоже, вселился его дух.
— Ну, и какие, по-твоему, шансы, что Амбридж отпустит тебя в пятницу? — скептически спросил Рон, когда они сели за стол Гриффиндора.
— Меньше чем нулевые, — мрачно ответил Гарри, положив себе бараньи отбивные и взявшись за еду. — Но попытаться-то можно, чем я рискую? Предложу, к примеру, два дополнительных наказания потом отбыть… — Он прожевал и проглотил кусок картошки, потом добавил: — Хорошо бы она сегодня не слишком меня задержала. Нам же надо написать три письменные работы, отрабатывать Заклятие исчезновения для МакГонагалл, найти контрзаклятие для Флитвика, дорисовать лукотруса и начать этот дурацкий дневник сновидений для Трелони!
Ром застонал и почему-то поднял глаза к волшебному потолку.
— И кажется, собирается дождь.
— При чем тут дождь, когда мы говорим о домашней работе? — вскинула брови Гермиона.
— Ни при чем, — быстро ответил Рон, но уши у него покраснели.
Без пяти пять Гарри попрощался с друзьями и пошел на четвертый этаж в кабинет Амбридж. Когда он постучал, она сахарным голоском откликнулась: «Входите». Он осторожно вошел, оглядываясь по сторонам.
Он помнил этот кабинет при каждом из троих его прежних владельцев. Когда его занимал Златопуст Локонс, стены были оклеены его портретами. Придя к Люпину, почти наверняка можно было увидеть какое-нибудь диковинное Темное существо в клетке или аквариуме. При самозванце, выдававшем себя за Грюма, кабинет был набит разнообразными инструментами и приспособлениями для раскрытия тайных козней.
Теперь, однако, кабинет изменился до неузнаваемости. На все поверхности были наброшены ткани — кружевные или обычные. Стояло несколько ваз с засушенными цветами, каждая на своей салфеточке, а на одной из стен висела коллекция декоративных тарелочек с яркими цветными котятами, которые различались, помимо прочего, повязанными на шею бантиками. Котята были такие мерзкие, что Гарри ошеломленно пялился на них и пялился, пока профессор Амбридж снова не заговорила.
— Добрый вечер, мистер Поттер.
Гарри вздрогнул и обернулся. Он потому не сразу ее заметил, что ее мантия с ярким цветочным узором уж слишком хорошо гармонировала со скатертью на письменном столе.
— Добрый вечер, профессор Амбридж, — деревянным голосом отозвался Гарри.
— Ну что ж, садитесь, — сказала она, показывая на маленький столик, покрытый кружевной скатертью, у которого она заранее поставила стул с прямой спинкой. На столике, явно дожидаясь Гарри, лежал чистый пергамент.
— Э… — сказал Гарри, не двигаясь. — Профессор Амбридж, прежде чем мы начали, я… я хочу попросить вас об… одолжении.
Ее выпуклые глаза сузились.
— Я вас слушаю.
— Видите ли, я вхожу в команду Гриффиндора по квиддичу. В пятницу в пять часов я должен быть на испытаниях кандидатов во вратари, и я… я подумал, может быть, вы освободите меня на этот вечер от наказания, я тогда… я тогда отбуду его в другой день…
Задолго до того, как он кончил, ему было ясно, что ничего не выйдет.
— Ну, что вы, — сказала Амбридж, улыбаясь так широко, словно только что проглотила на редкость сочную муху. — Нет-нет, что вы, что вы. Мистер Поттер, вы наказаны за распространение скверных и вредных историй в целях саморекламы, и никто не будет ради вашего удобства ничего переносить. Нет, вы явитесь сюда в пять часов и завтра, и послезавтра, и в пятницу, все ваши наказания пройдут как намечено. Будет совсем неплохо, если вам придется пропустить то, от чего вы не хотели бы отказываться. Это сделает урок, который я намерена вам преподать, еще более поучительным.
Гарри почувствовал, как кровь приливает к голове, в ушах застучало молотом. Он в целях саморекламы рассказывает скверные и вредные истории?
Она смотрела на него, слегка склонив голову на сторону, и по-прежнему широко улыбалась, как будто в точности знала, о чем он думает, и хотела посмотреть, начнет он снова кричать или нет. Сделав колоссальное усилие, Гарри отвел от нее взгляд, уронил сумку на пол около стула с прямой спинкой и сел на него.
— Ну вот, — ласково сказала Амбридж, — мы уже лучше владеем собой, не правда ли? Теперь, мистер Поттер, вы напишете для меня некоторое количество строк. Нет, не вашим пером, — добавила она, когда Гарри потянулся к сумке. — Вы воспользуетесь моим пером, специальным. Вот, пожалуйста.
Она протянула ему черное перо, длинное и тонкое, с необычно острым кончиком.
— Я попросила бы вас написать: «Я не должен лгать», — мягко сказала она.
— Сколько раз? — спросил Гарри, довольно убедительно имитируя вежливость.
— Столько, сколько понадобится, чтобы смысл впечатался, — ласково ответила Амбридж. — Приступайте.
Она отошла к своему столу, села и склонилась над стопкой пергаментов, которые скорее всего были сданными на проверку письменными работами. Гарри приподнял острое черное перо, но понял, что кое-чего не хватает.
— Вы не дали мне чернил, — сказал он.
— О, чернила вам не понадобятся, — заверила его профессор Амбридж с крохотнейшей смешинкой в голосе.
Гарри поднес острие пера к бумаге и вывел: «Я не должен лгать».
Он испустил вздох боли. Слова, появившиеся на пергаменте, были написаны чем-то ярко-красным. Те же слова возникли и на тыльной стороне его правой руки, будто проведенные скальпелем; но не успел он отвести взгляда от свежих надрезов, как их затянуло гладкой кожей — осталась лишь небольшая краснота.
Гарри оглянулся на Амбридж. Она смотрела на него, растянув в улыбке большой жабий рот.
— Да-да?
— Нет, ничего, — тихо сказал Гарри.
Он снова посмотрел на пергамент, поднес к нему перо второй раз, написал: «Я не должен лгать» — и опять почувствовал жгучую боль в руке. Вновь слова были вырезаны на коже, и вновь надрезы затянулись секунды спустя.
И так пошло дальше. Раз за разом Гарри выводил на пергаменте эти слова, выводил, как ему стало понятно, не чернилами, а собственной кровью. Раз за разом невидимый скальпель вырезал эти слова на его коже, которая потом затягивалась, но только до того момента, как он опять касался пером пергамента.
За окном кабинета Амбридж стало темно. Гарри не спрашивал ее, когда это кончится. Он ни разу даже не поглядел на часы. Он знал, что она смотрит на него, дожидаясь признаков слабости, и не собирался их выказывать, пусть даже придется просидеть тут всю ночь, вспарывая этим пером собственную руку…
— Подойдите сюда, — сказала она наконец. По его ощущению, прошло несколько часов.
Он встал. Правую кисть сильно саднило. Опустив на нее взгляд, он увидел, что надрезы затянулись, но кожа всюду красная, воспаленная.
— Дайте руку, — промолвила профессор Амбридж.
Он протянул ей руку. Она взяла ее в свою. Когда она дотронулась до него толстыми пальцами-обрубками, на которые были надеты уродливые старомодные перстни, он с трудом подавил судорогу.
— Увы, увы, увы, результаты пока скромные, — сказала она, улыбаясь. — Что ж, продолжим завтра вечером, не так ли? Можете идти.
Гарри без единого слова вышел из кабинета. В школе было совершенно безлюдно; наверняка уже перевалило за полночь. Он медленно двинулся по коридору, но, повернув за угол и зная, что отсюда она уже не услышит шагов, бросился бежать.
У него не осталось сил ни на отработку Заклятия исчезновения, ни на дневник сновидений, ни на изображение лукотруса, ни на письменные работы. Утром он не пошел завтракать, чтобы накатать по-быстрому для прорицаний, которые шли первым уроком, пару фальшивых сновидений. Что странно, компанию ему составил взъерошенный Рон.
— Вечером-то что тебе помешало? — спросил Гарри друга, чей взор дико блуждал по стенам гостиной в поисках вдохновения. Рон, который крепко спал, когда Гарри вернулся вчера от Амбридж, пробормотал, что «делал другое», и, низко склонившись над пергаментом, нацарапал несколько слов.
— Ладно, сойдет, — сказал он, захлопывая дневник. — Написал, что мне приснилось, будто я покупаю новые ботинки. Вряд ли она отсюда что-нибудь этакое сможет вывести.
Вдвоем они быстро зашагали в Северную башню.
— А как у Амбридж? Что она заставила тебя делать?
Поколебавшись долю секунды, Гарри ответил:
— Строчки писать.
— Значит, ничего такого страшного? — спросил Рон.
— Да, ничего, — сказал Гарри.
— Кстати… вспомнил сейчас… отпустит она тебя в пятницу?
— Нет, — сказал Гарри.
Рон издал сочувственный стон.
День для Гарри опять выдался скверный. Не отработав Заклятие исчезновения, он в результате оказался одним из худших на трансфигурации. Всю большую перемену ему пришлось потратить на дорисовку лукотруса, а между тем МакГонагалл, Граббли-Дерг и Синистра задали им новые домашние задания, выполнить которые вечером у него не было никаких шансов из-за наказания, наложенного Амбридж. В довершение всего Анджелина Джонсон за ужином снова его поймала и, узнав, что он все-таки не сможет в пятницу прийти на вратарские испытания, сказала, что разочарована его отношением к делу и что игрок, который хочет остаться в команде, должен ставить тренировки выше всего остального.
— Я наказан, ясно тебе или нет? — заорал Гарри ей в спину, когда она зашагала прочь. — Ты думаешь, торчать у этой старой жабы мне приятнее, чем играть в квиддич?
— По крайней мере это строчки, ничего больше, — попыталась утешить его Гермиона, когда он опять опустился на свое место за столом и поглядел на бифштекс и пирог с почками, которых ему уже не хотелось доедать. — Не такое уж страшное наказание.
Гарри открыл рот, потом закрыл его и кивнул. Он не вполне понимал, почему утаивает от Рона и Гермионы, что произошло в кабинете Амбридж. Знал только, что не хочет видеть ужас на лицах друзей, что от этого ему стало бы еще хуже, еще труднее. И вдобавок он смутно чувствовал, что это должно остаться между ним и Амбридж, что идет их личное состязание воль, и он намерен был лишить ее удовольствия узнать, что он жаловался.
— Сколько домашней работы — это просто немыслимо, — несчастным голосом сказал Рон.
— Не понимаю, почему ты вчера вечером ничего не сделал? — спросила его Гермиона. — Где ты был, кстати?
— Я был… ну… прогуляться ходил, — уклончиво ответил Рон.
У Гарри возникло отчетливое ощущение, что не ему одному есть что скрывать.
* * *
Второй вечер у Амбридж прошел не лучше, чем первый. Кожа на тыльной стороне руки раздражалась теперь быстрее и очень скоро покраснела и воспалилась. Вряд ли, подумал Гарри, она долго будет раз за разом так хорошо заживать. Скоро слова врежутся ему в руку, и Амбридж, видимо, будет удовлетворена. Тем не менее он не позволил себе даже вздохнуть от боли и за все время (она опять отпустила его только после полуночи) не произнес ни слова, кроме «добрый вечер» и «спокойной ночи».
С домашним заданием, однако, положение уже было отчаянное, и, вернувшись в гриффиндорскую гостиную, он, хоть и устал до предела, не пошел спать, а открыл учебники и принялся за письменную работу о лунном камне, которую задал им Снегг. Кончил к половине третьего ночи. Он знал, что написал не ахти как хорошо, но делать было нечего; по крайне мере он сдаст хоть что-то, иначе не миновать нового наказания, на этот раз от Снегга. Затем он кое-как нацарапал ответы на вопросы МакГонагалл, накатал что-то насчет правильного обращения с лукотрусами для Граббли-Дерг, с трудом доковылял до кровати, рухнул на нее не раздеваясь и мгновенно заснул.
* * *
Четверг прошел в тумане неимоверной усталости. Рон тоже был очень сонный — Гарри не понимал почему. Третий сеанс наказания отличался от предыдущих только тем, что через два часа слова «Я не должен лгать» уже не растаяли на руке, а остались нацарапанными на ней. Из букв капельками сочилась кровь. Перерыв в скрипе острого пера заставил профессора Амбридж поднять глаза.
— А, — мягко сказала она, выходя из-за стола, чтобы лично обследовать руку. — Хорошо. Это послужит вам напоминанием, не правда ли? На сегодня достаточно.
— Завтра мне приходить? — спросил Гарри, беря сумку левой рукой. Правая очень сильно болела.
— Ну конечно, — ответила профессор Амбридж, улыбаясь все так же широко. — За следующий вечер мы, надеюсь, впечатаем поучение еще чуть глубже.
До сих пор Гарри и представить себе не мог, что на свете найдется преподаватель, которого он будет ненавидеть больше, чем Снегга. Но, идя в башню Гриффиндора, он должен был признать, что у Снегга появился достойный конкурент.
«Сволочь, — подумал он, поднимаясь по лестнице на восьмой этаж, — гнусная, сумасшедшая, старая…»
— Рон?
Он дошел тем временем до верха лестницы, повернул направо и едва не натолкнулся на Рона, который стоял за статуей Десмонда Долговязого и стискивал метлу. Увидев Гарри, он так и подскочил от неожиданности и попытался спрятать свой новый «Чистомет-11» за спиной.
— Что ты здесь делаешь?
— Я… ничего. А ты что здесь делаешь?
Гарри нахмурился.
— Да брось, мне-то ты можешь сказать! Чего ты тут спрятался?
— Я… я от Фреда и Джорджа, если уж тебе так нужно знать, — сказал Рон. — Они только что прошли тут с первокурсниками, наверняка опять что-то на них испытывают. Ведь в общей гостиной они не могут, там сейчас Гермиона.
Говорил он очень быстро и как-то лихорадочно.
— Но метла-то тебе зачем? Куда лететь собрался? — спросил Гарри.
— Я… ну… ну хорошо, скажу, только не смеяться, ладно? — слабо обороняясь, проговорил Рон, который с каждой секундой все краснел и краснел. — Я подумал, может, теперь, когда у меня приличная метла, меня возьмут вратарем в команду Гриффиндора? Ну вот. Давай. Смейся.
— Никакого смеха, — сказал Гарри. Рон моргнул. — Отличная идея! Просто здорово будет, если ты попадешь в команду! Ни разу не видел, как ты играешь вратарем. Хорошо играешь?
— Вроде бы неплохо, — ответил Рон, которому реакция Гарри явно принесла громадное облегчение. — Когда Чарли, Фред и Джордж тренировались в каникулы, я всегда был у них вратарем.
— Значит, сейчас отрабатывал вратарские приемы?
— И сейчас, и каждый вечер со вторника… правда, сам по себе. Я пытался колдовством заставить квоффлы лететь на меня, но это оказалось трудно, и не уверен, что от этого было бы много пользы. — У Рона был нервный, встревоженный вид. — Фред и Джордж небось лопнут от смеха, когда я приду на испытания. С тех пор как меня назначили старостой, они постоянно меня дразнят.
— Жалко, что меня там не будет, — с горечью сказал Гарри, когда они вместе пошли в гостиную.
— Да, и мне… Гарри, что у тебя с рукой?
Гарри, который только что почесал нос свободной от сумки правой рукой, попытался спрятать ее, но преуспел не больше, чем Рон со своим «Чистометом».
— Да ничего, порезал просто…
Рон схватил Гарри за запястье и поднял его кисть на уровень глаз, повернув к себе тыльной стороной. Довольно долго он молча пялился на слова, вырезанные на коже. Наконец отпустил руку. Ему явно стало нехорошо.
— Ты, кажется, сказал, что она просто велела тебе писать строчки.
Гарри заколебался было — но Рон-то ведь был с ним откровенен, и он рассказал Рону всю правду о часах, которые провел в кабинете Амбридж.
— Вот старая стерва! — возмущенно прошептал Рон, когда они остановились у Полной Дамы, которая мирно дремала, уронив голову на грудь. — Да она просто сумасшедшая! Иди к МакГонагалл, скажи ей!
— Нет, — быстро ответил Гарри. — Этим я только обрадую Амбридж, это значило бы, что она меня достала. Не хочу.
— Достала? Но нельзя же ей это спускать!
— К тому же я не знаю, имеет ли МакГонагалл над ней власть, — сказал Гарри.
— Тогда иди к Дамблдору!
— Нет, — отрезал Гарри.
— Почему?
— У него и без меня много забот, — сказал Гарри, хотя настоящая причина была другая. Он потому не хотел обращаться к Дамблдору за помощью, что Дамблдор с июня не говорил с ним ни разу.
— И все-таки я считаю… — начал Рон, но его перебила Полная Дама, которая уже некоторое время смотрела на них сонным взором и теперь не выдержала:
— Вы намерены говорить пароль? Мне что, всю ночь не спать и дожидаться, пока вы кончите беседу?
* * *
В пятницу — такая же хмарь и сырость, как всю неделю. Хотя Гарри, входя в Большой зал, невольно бросил взгляд на преподавательский стол, по-настоящему он уже не надеялся увидеть Хагрида, и сознание его мигом переключилось на более насущные проблемы — такие, как гора домашних заданий и перспектива новых мучений в кабинете Амбридж.
Две мысли поддерживали Гарри в тот день. Одна — что завтра уже выходные, другая — что хотя последний вечер у Амбридж наверняка будет очень тяжелым, в окно ее кабинета хоть издали, но видно поле для квиддича и, если повезет, он сможет посмотреть, как Рон справляется с испытаниями. Лучики света, прямо скажем, довольно слабые, но Гарри был рад всему, что хоть сколько-нибудь могло рассеять окружающий мрак; ни разу еще учебный год в Хогвартсе не начинался у него с такой скверной недели.
В пять вечера Гарри в последний раз, как он от всей души надеялся, постучал в дверь кабинета Амбридж и услышал, что может войти. На покрытом кружевной скатертью столике его ждал чистый пергамент, рядом лежало черное заостренное перо.
— Вы знаете, что вам делать, мистер Поттер, — сладко улыбнулась ему Амбридж.
Гарри взял перо и бросил взгляд в окно. Если бы переместить стул вправо всего на какой-нибудь дюйм… Притворившись, что подвигается ближе к столу, он смог это сделать. Теперь ему видно было, как вдалеке летает над полем для квиддича команда Гриффиндора, видны были и полдюжины темных фигур, стоявших около трех высоких шестов с кольцами. Это наверняка были кандидаты во вратари, ожидающие очереди показать, на что они способны. Понять, кто из них Рон, на таком расстоянии было невозможно.
«Я не должен лгать», — написал Гарри. Надрезы на тыльной стороне правой кисти открылись и снова начали кровоточить.
«Я не должен лгать». Надрезы углубились, руке стало горячо и больно.
«Я не должен лгать». По запястью потекла кровь.
Он еще раз улучил момент и посмотрел в окно. Кто бы ни защищал сейчас кольца, он делал это из рук вон плохо. За те считанные секунды, что Гарри осмелился глядеть, Кэти Белл забросила мяч дважды. Всей душой надеясь, что в роли вратаря выступает не Рон, он перевел взгляд на закапанный кровью пергамент.
«Я не должен лгать».
«Я не должен лгать».
Он поднимал глаза всякий раз, когда ситуация казалась благоприятной, — когда, например, он слышал скрип пера Амбридж или шорох выдвигаемого ящика стола. Третий из испытуемых выглядел сносно, четвертый ужасно, пятый уклонился от бладжера очень хорошо, но тут же пропустил легкий мяч. Сумерки за окном быстро сгущались, и Гарри не знал, сможет ли разглядеть шестого и седьмого.
«Я не должен лгать».
«Я не должен лгать».
Уже весь пергамент был алый от крови из руки, которая очень сильно болела. Когда Гарри опять поднял голову, уже совсем стемнело и на поле для квиддича ничего не было видно.
— Давайте-ка мы с вами взглянем, усвоили ли вы урок, — прозвучал через полчаса мягкий голос Амбридж.
Она подошла к нему и протянула короткопалую, с перстнями, ладонь. Он подал ей руку, и она стала рассматривать слова, врезавшиеся в кожу. И тут его полоснула новая боль, уже не в руке, а в шраме на лбу. Одновременно возникло очень странное ощущение где-то под ложечкой.
Он выдернул руку и вскочил, глядя на Амбридж во все глаза. Она смотрела на него, растягивая в улыбке широкий и дряблый рот.
— Больно, не так ли? — мягко сказала она.
Он не ответил. Сердце стучало очень сильно и быстро. Что она имеет в виду — израненную руку или то, что он почувствовал сейчас во лбу?
— Что ж, я полагаю, вы получили необходимое внушение, мистер Поттер. Можете идти.
Он схватил сумку и, как мог, быстро вышел из кабинета.
«Спокойно, — говорил он себе, взбегая по лестнице. — Спокойно, это вовсе не обязательно значит то, что ты думаешь…»
— Мимбулус мимблетония! — выдохнул он перед портретом Полной Дамы, и тот в очередной раз распахнулся перед ним.
В гостиной его встретил радостный вопль. Рон, сияя и обливаясь сливочным пивом, бросился к нему бегом с кубком в руке.
— Гарри, я сумел, я в команде, я вратарь!
— Что? Ух ты, классно! — сказал Гарри, пытаясь изобразить улыбку, сердце между тем по-прежнему колотилось, рука кровоточила, и в ней мучительно пульсировало.
— Вот, хлебни сливочного пива. — Рон сунул ему бутылку. — Я все никак поверить не могу… А куда Гермиона делась?
— Здесь она, здесь, — успокоил его Фред, тоже попивавший сливочное пиво, и показал на кресло у камина. Сидевшая в нем Гермиона задремала, кубок у нее в руке опасно наклонился.
— Когда узнала, сказала, что рада, — сообщил Рон уже не таким торжествующим тоном.
— Пусть поспит, — торопливо сказал Джордж, и чуть погодя Гарри заметил у нескольких собравшихся вокруг первокурсников явные следы недавнего кровотечения из носа.
— Рон, иди сюда! Посмотрим, годится ли тебе старая игровая мантия Оливера, — позвала его Кэти Белл. — Можно будет убрать его фамилию и поставить твою…
Когда Рон отошел, к Гарри решительными шагами приблизилась Анджелина.
— Прости, Поттер, я немного погорячилась, — коротко сказала она. — Нервное это дело — руководить командой. Я начинаю думать, что не всегда была справедлива к Вуду.
Слегка нахмурившись, она смотрела на Рона поверх края поднятого кубка.
— Я знаю, что он твой лучший друг, но должна сказать, что я от него не в восторге, — сообщила она без обиняков. — Хотя, надеюсь, потренируется — и дело пойдет. Ведь у него в семье были хорошие игроки. Если честно, я взяла его только потому, что рассчитываю на большее, чем он показал сегодня. И Викки Фробишер, и Джеффри Хупер летали лучше, но Хупер самый настоящий нытик, он вечно на что-то жалуется, а Викки состоит во всех обществах, какие есть. Она мне прямо сказала, что если тренировка совпадет с собранием Клуба ворожбы, то она выберет клуб. Как бы то ни было, первая тренировка у нас завтра в два, так что изволь на этот раз быть. И очень тебя прошу, помогай Рону как только можешь, хорошо?
Гарри кивнул, и Анджелина вернулась к Алисии Спиннет. Гарри сел рядом с Гермионой. Когда он положил на пол сумку, она вздрогнула и проснулась.
— А, это ты, Гарри… Здорово, что Рона взяли, правда? — сказала она вяло. — А я что-то очень… очень устала, зевнула она. — Вчера до часу ночи вязала шапки. Они исчезают с дикой скоростью!
Оглядев гостинную, Гарри увидел, что шерстяные шапки рассованы по всем мыслимым местам, где неосмотрительные эльфы могли случайно их взять.
— Замечательно, — без энтузиазма сказал он, чувствуя, что лопнет, если не сообщит кому-нибудь немедленно. — Слушай, Гермиона, я был сейчас в кабинете у Амбридж, и когда она дотронулась до моей руки…
Гермиона слушала очень внимательно. Когда Гарри кончил, она медленно проговорила:
— Ты боишься, что Сам-Знаешь-Кто контролирует ее, как Квиррелла?
— Согласись, — сказал Гарри тихо, — что такое возможно.
— Да, возможно, — отозвалась Гермиона, хоть и не слишком уверенным тоном. — Но я не думаю, что он владеет Амбридж, как владел Квирреллом, ведь он вполне живой сейчас, у него есть собственное тело, и ему не нужно вселяться в кого-то другого. Я скорей могу допустить, что он держит ее под заклятием Империус…
Некоторое время Гарри смотрел, как Фред, Джордж и Ли Джордан жонглируют пустыми бутылками из-под сливочного пива. Потом Гермиона сказала:
— Но ведь шрам у тебя может теперь заболеть, даже когда никто тебя не трогает, и помнишь, как это объяснил Дамблдор? Причина в том, что чувствует в этот момент Сам-Знаешь-Кто. Я хочу сказать, что, может быть, это и не связано с Амбридж, может быть, это просто случайное совпадение.
— Она сволочь, — отрезал Гарри. — Гнусная сволочь.
— Да, она ужасная, но… Гарри, ты должен сказать Дамблдору, что у тебя болел шрам.
Уже второй раз за два дня ему советовали пойти к Дамблдору, но его ответ Гермионе был таким же, как Рону.
— Не буду докучать ему такими вещами. Ты сама сейчас сказала, что это не очень важно. Летом меня часто беспокоил шрам, сегодня чуть сильней, только и всего…
— Гарри, я уверена, Дамблдору надо, чтобы ему докучали такими вещами…
— Да, — вырвалось у Гарри прежде, чем он мог бы остановить себя, — это одно во мне его интересует. Мой шрам.
— Зря ты так говоришь, это неправда!
— Напишу-ка я об этом Сириусу, посмотрим, что он ответит…
— Гарри, в письмах про такое нельзя! — встревоженно воскликнула Гермиона. — Неужели ты забыл? Грюм велел нам быть насчет этого очень аккуратными! Никто теперь не может гарантировать, что сов не перехватывают!
— Ладно, значит, не буду ему писать! — раздраженно пообещал Гарри и встал. — Пойду лягу спать. Поздравь Рона от моего имени, хорошо?
— Ну уж нет, — сказала Гермиона с облегчением. — Ты идешь спать, значит, и я тоже могу, и совесть моя будет перед ним чиста. Я совершенно вымотана, а завтра мне делать новые шапки. Слушай, может, и ты подключишься? Это очень увлекательно, у меня получается все лучше и лучше, я могу вывязывать узоры, помпончики и все, что угодно.
Гарри посмотрел на ее светящееся от радости лицо и постарался сделать вид, что предложение его в какой-то мере соблазняет.
— Э… нет, я, наверно, не смогу, — сказал он. — Завтра уж точно не получится. Столько уроков…
И он устало потащился к лестнице, ведущей к спальням мальчиков. Гермиона поглядела ему вслед с легким разочарованием.
