Книга: Экстрим
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8

Глава 7

Когда пришла снизу Эми, Ник уже лежал в постели с утренней, так и не прочитанной за день газетой. Он слышал, как она прошла в ванную, как чистила зубы. Несколько минут спустя она вошла в спальню и стала раздеваться. Ник смотрел на нее, как и всегда. Эми уже привыкла, что он вот так вот лежит и смотрит, и, похоже, ничего не имела против. Раздетая, она выглядела в его глазах точно такой же, как раньше. Все, что казалось ему привлекательным когда-то, давным-давно, за эти годы ничуть не изменилось.
Его родители и ее муж были кремированы в один и тот же день, меньше чем через неделю после бойни, и они встретились в крематории. Когда Ник вышел наружу, темноглазая, вся в черном, убитая горем Эми стояла рядом с часовней, стояла совсем одна, без обычной для таких случаев стайки родных и знакомых. Они смотрели друг на друга и смотрели. Это было очередное потрясение той недели потрясений, времени, когда никакая неожиданность не казалась уже неожиданностью. В город они возвращались вместе, а навстречу им, к расположенному на Гребне кладбищу, ехали чужие катафалки, машины с репортерами, телевизионщиками и осветительной аппаратурой.
У Ника не осталось на свете ни единой родной души, у Эми тоже. Повинуясь чувствам, которые ни он, ни она не пытались сдерживать, Ник отвел ее к себе в гостиницу, и она задержалась там допоздна, и они были той ночью вместе и так потом вместе и остались.

 

Это было время, когда булвертонцы не утратили еще способности говорить о недавнем ужасе. Репортеры кишели как мухи, и больше всего их было в «Белом драконе», где они по преимуществу останавливались, и все наперебой им рассказывали, что и как сделал Гроув; это стало для людей своего рода способом осознать недавний кошмар, сжиться с ним.
Позднее все изменилось. Пережившие бойню увидели, что никакой это не способ, что любые разговоры лишь усугубляют ужас случившегося. Эти вопрошающие лица и голоса, тактичные или настырные, эти блокноты, магнитофоны и видеокамеры имели своим следствием броские заголовки и снимки в таблоидах, превращали горе в набор истертых журналистских штампов. Первое время булвертонцам было в некотором роде лестно видеть свой город и себя, его обитателей, по телевизору, однако вскоре они разобрались, что миру показывают совсем не то, что случилось в действительности, не реальные события, а поверхностные впечатления, сформировавшиеся у чужаков.
И постепенно город замолчал. Но тогда, через пять дней после бойни, отношение горожан к массмедиа все еще оставалось наивным. Они говорили из нужды выговориться, хоть как-то согласовать происшедшее с логикой и здравым смыслом.
Той первой ночью Ник, не успевший еще прийти в себя после похорон, проснулся в полной, хоть глаз выколи, темноте и услышал негромкий сдавленный плач. Он включил свет и попытался успокоить Эми, но ничего из этого не вышло. Время было чуть за полночь. Он сидел в постели, смотрел на ее голую спину и слушал, как она стонет и всхлипывает. Не в силах ее утешить, он вспоминал давние, лучшие времена, какой она была веселой и непредсказуемой и как он ссорился из-за нее с родителями. Те недолгие недели были самыми счастливыми в его жизни, и его эйфория, вполне естественная для молодого мужчины, сошедшегося с обворожительной, безоглядно сексуальной девушкой, исчезла не тогда, когда все у них пошло не так, а лишь месяцы спустя.
— Ник. — Голос Эми звучал глухо и неразборчиво, потому что она лежала, уткнувшись лицом в подушку. — Ник, если ты хочешь еще раз, я не стану возражать, а потом я пойду.
— Нет, — сказал Ник. — Я не об этом думаю.
— Я совсем замерзла. Укрой меня, пожалуйста.
Нику нравилось слышать ее голос, нравилась знакомая, все та же, что и прежде, манера говорить. Он засуетился с подушками и одеялом, стараясь устроить ее потеплей и поудобнее, а потом лег с ней рядом и обнял. И он, и она молчали, молчали долго.

 

— Твоя мама, — сказала Эми. — Она ведь меня не любила?
— Ну, я бы, в общем-то, не сказал…
— Ты же знаешь, что не любила. Я не стоила ее сына. Как-то раз она мне прямо так и сказала. Сейчас уже все равно, но тогда мне было очень больно. В конце концов она добилась своего, и ты уехал в Лондон.
— Да мы же к тому времени давно уже как разошлись.
— Три месяца. И уж во всяком случае, она была довольна.
— Я не думаю, чтобы…
— Послушай, Ник, я хочу тебе все объяснить. — Эми говорила ровно и спокойно, но в паузах, когда она набирала воздух, прорывались звуки, похожие на всхлипывание. — Как раз после этого я и начала крутить с Джейсом. Ты его вроде бы не знал, но твои родители знали. Он и его компания бывали здесь регулярно, выпить они любили. У Джейса были плохие привычки, с которыми я так никогда и не смирилась, но были и хорошие стороны. Я увлеклась им далеко не сразу, на это потребовалось года два, но он всегда был тут, рядом, и даже в то время, когда я уже сошлась с тобой. Мы с ним учились в одной школе, но близко знакомы не были, у него была своя компания, у меня — своя. Он был для меня просто парнем из поселка, из поселка, где ты никогда не бывал. Ты бы никогда не понял такого, как Джейс, ты бы только увидел, как он напивается, как гоняет машину, врубив музыку на полную, как буйствует на футбольных матчах, и ничего больше… Мы с ним оба работали в Истбурне, но потом его пригласили в Баттл, в строительную фирму. После нескольких недель работы на подхвате ему предложили постоянное место, помощником бригадира. Я тут же ушла из гостиницы «Метрополь», и мы с ним сняли квартиру в Силенд-Плейс. Ты это место знаешь, в полумиле отсюда. Мы отделали все, как нам хотелось, навели уют, прожили какое-то время, а там и поженились… Вскоре я забеременела, но не доносила, случился выкидыш. На следующий год опять то же самое. Затем три года вообще ничего, новая беременность, и снова выкидыш. И тогда врачи мне сказали, что детей у меня никогда не будет, разве что чудо случится… Вот тут-то все и поехало. Джейс стал пить куда больше прежнего, правда, при этом он всегда возвращался ночевать домой и не завел никаких шашней на стороне. Он всегда божился, что уж на этот-то счет я могу быть спокойна… И вот однажды, после очередной нашей ссоры, он спросил, а что я думаю насчет того, чтобы заняться гостиничным бизнесом? Дело в том, что он со своими дружками регулярно наведывался в «Белый дракон» на предмет выпить и как-то так ему втемяшилось, что твои родители думают продать гостиницу и что мы с ним должны ее купить. У нас не было таких денег, но Джейс сказал, что деньги не проблема, потому что Дейв, его брат, даст за нас поручительство. Он говорил с таким апломбом, что я и поверила. Но потом мы вникли во все поглубже, сходили в банк. В банке нам сказали «нет», и, как я думаю, где-то еще сказали «нет», и тогда Джейс оставил свою идею. Вместо этого он решил попросить твоего отца, чтобы тот дал ему работу. У него была при этом тайная мысль, что, если он будет усердно работать, твой отец проникнется к нему доверием и позднее, когда захочет уйти на покой, сделает его своим партнером… И снова ничего не вышло. Когда Джейс собрался наконец поговорить с твоим отцом, он не просидел у него и минуты, вылетел пулей. Не знаю уж в точности, что там такое было сказано, но результат получился нулевой. Вот тут, Ник, во всем этом появляешься и ты. Джейс знал, что твои родители смотрели на меня косо, и получалось, что когда он на мне женился, то избавил их от необходимости терпеть меня, вроде как оказал услугу. А потом, когда твой отец его послал, Джейс без конца повторял, что это ты его так настроил. Себя самого он тоже винил, но меньше, не в такой степени. Говорил, это ж надо было быть таким идиотом, чтобы хоть на минуту подумать, будто из этого что-нибудь выйдет, надо было, мол, заранее знать, что такие, как ты, лучше сдохнут, но не дадут ему шанса. Он был уверен, что это ты во всем виноват, и не мог тебя простить.
Там, в крематории, когда Ник подошел к Эми и заговорил с ней, он нимало не сомневался, что чувства ее той же природы, что и у всех: горечь утраты близкого человека. Никто не рассказывал ему об отношениях между людьми, убитыми в тот день Гроувом, никто и ничего, потому что в такой, как Булвертон, тесной общине считается самоочевидным, что все и так все знают. Рассказали бы, наверное, если бы Ник спросил, а он не спрашивал. Все, что у него было, это список имен, список, не нужный уже булвертонцам, они знали его наизусть. Двадцать три погибших, одним из которых был Джейсон Майкл Хартленд, тридцать шесть лет, Силенд-Плейс, Булвертон. До того как Эми рассказала ему по пути из крематория в город, Ник даже не подозревал, что Джейсон Хартленд был ее мужем, что ей тяжелее, чем большинству понесших утрату, не исключая его самого. Он был потрясен смертью родителей, а также тем, какой дикой, бессмысленной была эта смерть, но насколько ужаснее было то, что досталось на долю Эми. Приступы скорби рвут сердце не по заказу, без предупреждения. Той ночью, в постели с Эми, Ник безудержно плакал, думая о том, что случилось с Джейсом и со всеми остальными. Смерть несет с собой оправдание. В чем бы ни был виновен Джейсон Хартленд при жизни, смерть стерла все начисто, сделала мертвого невинным, как младенец.

 

Ник лежал, а Эми продолжала говорить.
— Джейс, — сказала она, — был тем самым, кого в газетах называли «человек на крыше». Дом одного из его друзей стоит бок о бок с индийским ресторанчиком, который рядом с церковью, и тогда, в тот день, Джейс помогал этому другу укладывать черепицу. Когда появился Гроув, Джейсу было некуда деться. Он попробовал спрятаться за печной трубой, но Гроув увидел его и застрелил. Пули отшвырнули его тело, и оно соскользнуло с крыши на дальней стороне, где с улицы не видно. И только мальчик видел, как это было. Он прятался в отцовской машине, которую Гроув уже изрешетил. Этот мальчик, он видел, как Джейс был убит, и потом все пытался рассказать полицейскому. Он был до смерти напуган и только и мог сказать: «Там был человек на крыше, человек на крыше». Из-за того что тело Джейса завалилось, в первый день его так и не нашли, а только на следующий… А я и знать не знала, где и как Джейс. Мы с ним тогда опять поцапались, и было похоже, что дело идет к разводу. Он ушел из дома, и я не видела его две, то ли три недели. Он мог быть в любом из тех мест, где работал: Гастингс, Истбурн, соседние поселки, где-нибудь на побережье. А еще у него была манера, когда мы ссорились, уходить к кому-нибудь из дружков… После этой бойни полиция включила его в список пропавших вместе со всеми другими, про кого никто не знал, где они. Потом оказалось, что все они убиты, но в первые часы у меня еще была надежда. И больше всего мне хотелось увидеть Джейса, чтобы рассказать ему про бойню. Это было такое колоссальное событие, такое оглушительное, затронувшее весь наш город, все время по радио и телевизору, и мне хотелось, чтобы Джейс был рядом и я могла бы сказать ему, что жалею о нашей ссоре, и поговорить с ним обо всем, что случилось в городе. Теперь-то я понимаю, что просто себя обманывала, прятала голову в песок. Я провела всю ту ночь без сна в папином доме, а утром пришли полицейские и сказали, что нашли его.

 

Ник узнал о судьбе своих родителей сразу же после бойни, ему не пришлось мучиться догадками и питать напрасные надежды, его история была совсем простой, но все равно Эми хотела ее знать. И он рассказал ей, стыдясь своей слабости. Эми, чьи глаза уже высохли, сидела в постели и слушала.
Всю эту долгую ночь они лежали рядом и говорили, проясняя для себя, что же случилось, что свело их вместе после стольких-то лет. Иногда они молчали и не двигались, но не засыпали ни на секунду. Нику стало казаться, может быть и ошибочно, что только с Эми сможет он восстановить хоть малую часть того, что утратил.
Эми переехала к нему прямо назавтра, с одним чемоданчиком, где было кое-что из одежды. Дней за десять она мало-помалу перевезла из квартиры в Силенд-Плейс прочее свое барахло, в том числе и кое-что из мебели, и прочно, словно всегда так было, вошла в его жизнь.
Очень скоро они перестали удивляться своему неожиданному воссоединению, началась спокойная будничная жизнь. В тех редких случаях, когда они говорили о прошлом, это прошлое никогда не было более давним, чем устроенная Гроувом бойня, — единственное незаконченное дело, хоть что-нибудь значившее.

 

То было тогда, а это — сейчас. Сейчас Эми снимала с себя одежду; глядя на нее поверх газеты. Ник заметил, что она улыбается. Ему нравилось, как налилось зрелостью все ее тело: ее крепкие, прекрасной формы ноги, длинная красивая спина, груди, ставшие теперь куда полнее, чем были, ничуть при том не обвиснув, сильное лицо и копна темных волос. Ее нельзя было, как когда-то, назвать хорошенькой, но Ник не в силах был представить себе женщину более привлекательную.
— Ты что? — спросил он. — Что тебя так развеселило?
— Ты — как ты лежишь и глазеешь.
Она уже совсем разделась и стояла прямо перед ним.
— Я смотрю на тебя каждый вечер. Тебе же это нравится, верно?
— Как ты думаешь, надеть мне ночнушку?
— Нет… прыгай сюда так.
Ник уронил газету на пол и принял Эми в объятия; она тут же развернулась, и он ощутил низом живота прохладную упругость ее ягодиц. Левой, подсунутой снизу, рукой он взял Эми за грудь, а правую положил ей на лобок, еще крепче прижав к себе эту прохладную упругость. Они никогда не спешили в любви, долго не засыпали после. Им нравилось лежать вместе, обнявшись, нежно друг друга лаская. Иногда это вело к повторению, иногда они начинали обсуждать события прошедшего дня или просто тихо задремывали. Той ночью Эми не хотелось спать; после нескольких минут любовных игр она села, натянула ночную рубашку и включила ночник.
— Ты что, будешь читать? — спросил Ник, жмурясь от вспыхнувшего света.
— Нет. Я хочу у тебя кое-что спросить. Как ты думаешь, миссис Саймонс — она журналистка?
— Ты про эту американку?
— Да.
— Я как-то об этом не думал.
— А вот ты подумай.
— А с чего ты это взяла? — удивился Ник. — Да и какая нам, в обшем-то, разница?
— Я наткнулась сегодня на Дейва. Он говорит, она точно журналистка.
— Ну и что? Ты же не хуже меня знаешь, что такое Дейв.
— В общем, это и вправду не имеет большого значения. Но я вот тут задумалась. Она ничего нам про это не сказала, а когда приезжали другие журналисты, они задавали свои вопросы, ничуть не таясь. Их не слишком-то здесь любили, они это знали и все равно не пытались скрыть, кто они такие и чего им надо.
— Тогда она, скорее всего, никакая не журналистка, — сказал Ник. — Не каждый чужак, приезжающий в наш город, собирает материалы для статьи.
— А с другой стороны, я подумала, она ведь американка, так может, они работают иначе?
— А ты пойди к ней и спроси.
— Может, и спрошу. — Эми зевнула, однако не было никаких признаков, что она собирается выключить свет и лечь. — Она сказала мне, что она — британка. Во всяком случае, родилась здесь. Ее мать была британкой.
— А что это ты все про нее да про нее?
— Я думала, тебе интересно.
— Да я ее почти и не заметил, — сказал Ник, и это было чистейшей правдой.
— А вот у меня сложилось другое впечатление.
У Эми было выражение лица, которое Ник уже научился распознавать: губы улыбались, а глаза оставались холодными. Как правило, это сулило ему взбучку за то, что он либо сделал то, чего не следовало делать, либо не сделал того, что следовало. Эми сидела и смотрела на свои обтянутые рубашкой колени. Ник тронул ее руку, но она словно не заметила.
— В чем дело, Эми?
— Я видела тебя с ней в конторе, как вам было там весело.
— Че-го? — искренне изумился Ник. — Да когда это?
— Утром. Я видела ее там, с тобой.
— Вот же черт, совсем забыл, — спохватился Ник и взглянул на свое запястье, на воображаемые часы. — Я обещал ей зайти сегодня ночью. Ты не против, если я отправлюсь прямо сейчас?
— Заткнись.
— Послушай, если в моей гостинице останавливается одинокая женщина, из этого отнюдь не следует… — Он не закончил фразу, настолько смехотворной была эта мысль.
— Она не одинокая, — педантично поправила Эми. — Она замужем.
— Слушай, давай выключим свет, — предложил Ник. — Дурь это какая-то.
— А вот мне не кажется, что дурь.
— Это уж как вам будет угодно.
Пытаясь лечь поудобнее, Ник подоткнул подушку и натянул на себя край одеяла, Эми его словно не замечала, она сидела, закаменев от ярости. А ведь какой-то час назад все было тихо и мирно, сокрушенно подумал Ник. И кто бы мог ожидать, что она так себя заведет? Он ворочался с боку на бок, безуспешно пытаясь уснуть, а Эми сидела рядом, поблескивая глазами и поджав губы. В конце концов Ник уснул.
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8