Глава 40
Хмурым утром во вторник Минна сошла с поезда на станции Меран. Человек в ливрее, отрекомендовавшийся служащим «Нойе Меран санитариум», встретил ее и попросил багажную квитанцию. Получив дорожную сумку, он сопроводил Минну к экипажу. Коляска взбиралась по узкой горной дороге, огражденной с одной стороны темными высокими скалами, и Минна смотрела сверху вниз на деревенские крыши.
— Как долго вы пробудете у нас? — У ее спутника был гортанный выговор.
— Несколько недель, — ответила она.
На самом же деле она понятия не имела. Целебный воздух, при всех его хваленых магических свойствах, был сырым и холодным, и санаторий ей не понравился с первого взгляда, едва экипаж подъехал к воротам. Минна уже видела постройки такого типа — их проектировала группа архитекторов мятежной венской школы «Ди юнге». Кубовидные современные здания, выполненные из кирпича и бетона и начисто лишенные декора, были задуманы так, чтобы казаться изысканными образчиками авангарда. Но Минне эти постройки не нравились. Какое-то модернистское вырождение!
Она мысленно возвращалась к разговору с сестрой незадолго до отъезда. Зигмунд сказал Марте, что у Минны воспаление легких, и ей необходимо провести в санатории несколько недель, а может, пару месяцев. Марта немедленно пришла к Минне в комнату, лицо у нее было встревоженное.
— Как же ты подхватила такую болячку? Ты ведь никогда не была к такому предрасположена.
— Не знаю.
— Ну, ничего, одна моя приятельница поехала в Меран из-за болезни легких и вернулась совершенно здоровой. Это не наказание, поверь мне, скорее похоже не отпуск.
«Отпуск, — мысленно повторила Минна. — Жаль, что это неправда».
После того как она зарегистрировалась, девушка-санитарка, едва взглянув на бледное лицо новоприбывшей пациентки, мягко взяла ее под руку и проводила в комнату на третьем этаже, с балкона которой открывался вид на окрестности. В комнате были ослепительно-белые стены и практичная мебель: простая металлическая кровать, железный столик, деревянный гардероб, а на балконе — шезлонг с аккуратно сложенным на спинке шерстяным одеялом. Превосходное место, чтобы исчезнуть.
— Ваша операция состоится не ранее пятницы, но доктор Шуман примет вас завтра же. Если мы вам понадобимся, позвоните в звонок над кроватью, — сказала девушка, достаточно вышколенная, чтобы не задавать никаких личных вопросов о семье, муже или детях.
Взгляд Минны упал на маленькую дорожную сумку — книги, туалетные принадлежности, ночные сорочки и несколько простых юбок и блузок. Она подумала, что надо бы распаковаться, но сначала закурила сигарету и вышла на балкон. Выпустив струйку дыма, Минна смотрела на простершийся под ней огромный сад. Прямо за стеной пела какая-то женщина. Кто-то кашлял этажом ниже. Она размышляла об операции, которая через несколько дней прервет ее беременность, а потом рухнула на кровать и заснула, не раздеваясь.
Лишь много часов спустя Минна вышла из комнаты. Она прошла через холл в элегантную столовую и села между двумя дамами с краю длинного банкетного стола, покрытого крахмальной белой камчатной скатертью. Официант порхал вокруг Минны, подавая прозрачный бульон, сыр и вареную курицу.
— Дорогая, как приятно встретить вас. Вы здесь впервые? — Молодая женщина, одетая по последней моде, засмеялась и сделала глоток вина, будто они на каком-нибудь приеме. — Ну, тогда мы должны подружиться. Вы здесь — единственная, кто подходит мне по возрасту. Сколько вам? Двадцать семь — двадцать восемь?
Ее волнистые белокурые локоны поддерживал уложенный шиньон, а платье из органди украшал воротник, отделанный пухом белой тибетской козы, о чем она поведала Минне, словно близкой подруге. Блондинка представилась как леди Жюстина Бреннер. Впрочем, насчет «леди» Минна не слишком обольщалась.
Это кипучее явление резко контрастировало с прочими хилыми и вялыми постояльцами, тихонько заползавшими со стороны веранды и вполголоса обсуждавшими свои симптомы, то, как на них влияет погода, и что за лечение доктор прописал для этих самых симптомов.
— Как я хочу избавиться от этих туфель. Они мне ноги натерли. И где, вы думаете, их сшили? — произнесла Жюстина с придыханием и приподняла ногу, показывая Минне кожаную туфельку на высоком каблуке, выглядывающую из-под сиреневой нижней юбки. — Думаете, они из Парижа? Нет. Из Нью-Йорка. Вся самая лучшая обувь шьется в Нью-Йорке. Эти, например, отделаны лебяжьим пухом. Мой Феликс покупает мне туфельки разных цветов. Вот так он великолепно ухаживает, — добавила она, сделав глоточек вина. — Впрочем, сейчас я на него ужасно зла. Повез свою благоверную в Америку, а меня бросил здесь одну-одинешеньку. Чертов гад. Зато прислал мне духи из Берлина.
Жюстина улыбнулась, на левой щеке появился намек на ямочку. Минна сочувственно покачала головой, понятия не имея, что ответить. Ей искренне хотелось, чтобы эта женщина помолчала. То, что они почти ровесницы, не означало, что между ними есть нечто общее.
Фрау Берген, пожилая дама по другую сторону от Минны, кивнула в сторону Жюстины.
— Ведет себя так, словно весь сезон развлекалась в Майерлинге, а не провела месяц в палате электротерапии, — усмехнулась она, швыряя пикантную подробность, словно корм голодным птицам.
Минна положила вилку и растерянно уставилась на соседку.
— Об этом все знают, — прошептала та. — Женатый любовник решил ее проветрить после того, как она якобы случайно выпила пузырек снотворного.
Комнату вдруг заволокло туманом, и Минна почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Пот выступил на груди и под мышками. Кто все эти люди? Комната завертелась у нее перед глазами в густеющей красно-зеленой пелене. Минна закрыла глаза, и стало еще хуже. «Вот так, наверное, и сходят с ума», — подумала она.
— Бедняжечка. Вам нездоровится? Давайте я провожу вас в комнату. Обопритесь на мою руку, — предложила Жюстина.
Минна встала, с горечью сознавая, что присутствующие пялятся на нее. Она благодарно вцепилась в локоть Жюстины, и та вывела ее из столовой через застекленные задние двери. Они медленно пересекли холл, мимо гостиной, мимо смотровой, сиреневая сумеречная дымка преломлялась сквозь оконные стекла. Многочисленные сиделки, выстроившиеся вдоль стен, перешептывались за ее спиной. Поднимаясь по белой каменной лестнице, Минна услышала, как возникло и повисло в воздухе слово «беременна».