Глава 35

Где же он? Минна стояла у открытого окна гостиницы, вдыхая горячий воздух. Сентябрь принес облегчение, но этот день был отвратителен. Она чувствовала, как тело покрывается испариной и ладони становятся влажными и липкими. Минна даже оставила дверь приоткрытой, надеясь, что сквозняк охладит комнату. Но ничто не помогало. Она слышала, что в приличных гостиницах установлены электрические вентиляторы на потолках и устройства, которые гонят воздух через емкости со льдом. Богатые всегда находят способ сохранить прохладу.

Когда они только вернулись из Швейцарии, Минна, как куртизанка, ждущая ночных бесед, долгими ночами сидела в своей комнате в надежде, что Фрейд позовет ее. Но за весь прошлый месяц он лишь однажды пригласил ее в кабинет, и Минна оставалась в одиночестве точно так же, как сегодня, ожидая его. Но, что гораздо хуже, в течение нескольких недель до этого, когда они сталкивались в коридоре, в его лице почти ничего не менялось. Будто Зигмунд нарочно ее не замечал. Вероятно, он просто осторожничал или был увлечен работой, думала Минна. И все еще надеялась, что он станет искать встречи с ней после заточения в кабинете, чтобы взглядом или как-нибудь еще подать знак, который вернул бы ей чувство близости. Но Фрейд вел себя странно, будто отсутствовал, и порой, даже с шестью детьми и Мартой, жилище казалось необитаемым.

Минна не представляла, что могло так надолго задержать его. Гостиница находилась всего в нескольких минутах ходьбы от университета. Несколько минут она смотрела на дверь, потом медленно встала, собрала вещи и спустилась по удушающе тесной лестнице в вестибюль. Минна порылась в кошельке в поисках нескольких крон… О, нет! Недостаточно, чтобы заплатить за комнату. Конторка хозяина находилась у выхода, и Минна обратилась к молодой девушке, сидящей за столом.

Девушка куталась в платок — в такую-то жару! — и с головой погрузилась в чтение журнала.

— Я больше не нуждаюсь в комнате, — начала Минна напряженным тоном. — Могу я послать вам оплату утром?

— Мы требуем оплату при выписке, — ответила девушка, не поднимая головы. Было очевидно, что она произносила эти слова много раз.

— Я провела здесь только два часа, — резко сказала Минна, положила несколько крон на стол и двинулась к двери. «А пусть поднимет свой зад и попытается остановить меня, — подумала она. — Мелкое хулиганство».

На улице Минна на мгновение задержалась, чтобы удостовериться, что ничего не забыла: кошелек, пальто, шляпа — да, все на месте, слава богу, ведь она не собиралась возвращаться в пансион.

Час пик приближался, и Минна перешла дорогу, уворачиваясь от карет. Улицы вблизи вокзала были ей незнакомы, их заполняли фабричные рабочие с коробками для завтрака и дельцы в темных костюмах и шляпах. Жители предместья, возвращающиеся домой.

Минна шагала по раскаленным и липким булыжникам, ее блузка взмокла. Все юбки отяжелели и увлажнились. Как мог он забыть? Они условились о встрече на прошлой неделе. Или это было две недели назад? Она не могла вспомнить. Наверное, следовало утром напомнить ему. Но каким образом? В той же самой комнате, где над ним нависала Марта? В последнее время было почти невозможно застать Фрейда одного. Когда они разговаривали в последний раз?

Однажды утром Минна невинно натолкнулась на него в коридоре и весело пожелала доброго дня. Он ответил раздраженным тоном, что его парикмахер болен и послал дурную замену, тот побрил его ужасно, оставив кадык «щетинистым, да еще порезал под носом». Ни слова ласки.

Минна вскипала при одной только мысли об этом. Она приблизилась к перекрестку и сошла на обочину. Раздался крик и скрежещущие звуки деревянных колес кареты о булыжники.

— Черт, эй, дамочка! Поберегись!

Кучер с трудом увел кобылу в сторону, его проклятия сотрясали воздух. Минна прыгнула обратно на тротуар, когда лошади пронеслись мимо так близко, что она могла коснуться потного лошадиного крупа.

— Я его даже не видела, — сказала она женщине, стоявшей поблизости.

Минна тряхнула головой, теперь разъяренная на Фрейда за то, что по его вине она чуть не погибла. Потом поспешила к ближайшей остановке омнибуса. У нее было достаточно времени, чтобы вернуться домой к ужину. Но, не дойдя до кабинета, она услышала низкие звуки мужских голосов. Дверь была открыта, давая возможность Минне из прихожей видеть происходящее. Зигмунд держал стакан вина в одной руке и сигару в другой. Напротив него на кушетке, вперяясь в почти непроницаемый туман дыма, сидел молодой доктор из Берлина, Вильгельм Флисс.

Флисс был темноволос, с узкими карими глазами и тщательно ухоженными усиками. Минна решила, что ей не нравится этот человек и его причудливые теории, пусть даже Фрейд и писал ему теперь чуть ли не каждый день. Когда-то он сказал ей, что рассматривает Флисса как такого же пионера в науке, как он сам, готового рисковать всем ради открытия. Но на самом деле, если ты очарован кем-то, то готов верить всему, исходящему от этого человека.

Минна молча стояла в дверном проеме, ожидая улыбки на губах Фрейда, приветливого жеста, чего-то, напоминающего извинение. Она видела, что мужчины смотрят друг на друга с привязанностью. Ее удручало, что Флисс служил центром внимания, которое раньше Фрейд дарил ей. Как он мог так поступить? Наверное, не решился уйти посреди серьезного научного обсуждения.

Фрейд поставил бокал вина и отложил сигару. В руке он держал знакомый синий пузырек. Минна заметила следы кокаина на левой ноздре. А затем — и на правой. Он вручил пузырек Флиссу, поднял голову и взглянул на нее. Взгляд был до отвращения безразличный.

— Mинна, мой дорогой друг Вильгельм посетил нас, — произнес Зигмунд, не замечая краски гнева на ее щеках.

— Да, — кивнула она.

— Фройляйн, — сказал Флисс, целуя ей руку, — как приятно видеть вас. Я как раз рассказывал Зигмунду о своих последних изысканиях.

— Я бы тоже хотела послушать, — улыбнулась Минна, садясь без приглашения.

— И я жажду рассказать вам. Я знаю, как высоко Зигмунд ценит ваше мнение, — продолжил Флисс. — Если начинать с идеи, что и у женщин, и мужчин есть ежемесячные циклы и эти циклы сильно связаны с планетарными движениями… тогда возьмите свой день рождения, умножьте его на пять, добавьте число дней между менструациями и — voilа , — диагноз и предсказание возможных в будущем болезней.

Минна подумала, что эта безумная нумерология позволяет астрологии притворяться ортодоксальной наукой.

— Блестяще, — промолвила она, думая: «Блестяще для шарлатана».

Какой претенциозный осел, и рядом — Зигмунд, который с ним носится.

Флисс остался на ужин, а потом и на полуночную закуску. В полночь он последовал за Фрейдом в кабинет, где они и засели до рассвета. На следующий день Флисс появился к полудню, и мужчины продолжили беседу. Фрейд увлек его в кабинет, будто посетившего его главу государства. Флисс вернулся на следующий день, и на следующий, приходил рано утром, слонялся по гостиной, источая запах сигар от «Марии Манчини» и сиреневый запах крема для бритья, просматривал газеты, угощался печеньем из банок и цукатами из кладовой. Он стал привычным элементом в домашнем хозяйстве, чередуя маленькие любезности с помощью. Минна ловила себя на том, что останавливается в углу или за дверью, напрягая слух, чтобы услышать их разговоры и отмечая холод на лицах, когда сталкивалась с ними.

Они обсуждали Платона, Данте, рассуждения Стендаля о любви (не обойдя вниманием и тот деликатный факт, что писатель упал замертво на парижской улице, сраженный сифилисом).

— Vitae summa brevis spem nos vetat inchoare longam. Гораций, из первой книги «Оды», ода четвертая, — продекламировал Флисс однажды за обедом, пока дети Фрейда сидели незамеченные и скучали.

— Но не кажется ли вам, что в предыдущих разделах достоинство равно обожанию? Quodsi me lyricis vatibus inseres, Sublimi feriam sidera vertice .

Минна отправилась к себе наверх и открыла ящик комода, где ее книги были свалены в кучу. Да вот же оно — издание Гомера, которое она взяла почитать у Зигмунда в прошлом месяце. Какое ребячество — перемежать речь цитатами на латыни. Она тоже могла бы играть цитатами, если бы хотела. Минна швырнула книгу на пол. Вот тебе! Да она раньше так и делала.

О боже! Она подобрала книгу и положила ее назад в ящик. Он-то ни в чем не виноват.

Так все и продолжалось. Однажды Минна застала Флисса в гостиной, закусывающего шоколадным пирожным, и тот протянул ей пустую чашку, беспечно намекая на добавку кофе.

Несколько дней спустя она проснулась от шума дождя. Вода капала, капала, капала, не переставая, на пол у ее кровати. Минна поставила под струи свинцовую кастрюлю, и звук стал громче. Она растворила деревянные ставни, думая, что мир выглядит угнетающе: небеса, деревья, река, все смешалось в непроницаемое пятно серого цвета, затем оделась и пошла вниз, чтобы присутствовать при завтраке детей. В гостиной увидела Флисса. Тот, как та девочка из «Трех медведей», восседал на стуле Фрейда, читал газету и прихлебывал кофе из хрупкой чашки на блюдце «лучшего фарфора Марты» — сервиза, который никому не разрешалось трогать.

Странно ревновать к мужчине. Уже от одного вида Флисса Минну затошнило. Глазки, как бусинки, лоб неандертальца и густая спутанная борода, сросшиеся брови. И голос. Противный и иронически-гнусавый.

Минна наблюдала, как Флисс глотнул кофе, пролил темную жидкость на блюдце и с рассеянным видом поставил чашку на старинный приставной стол. Не сдержавшись, Минна схватила чашку и вытерла стол краем юбки.

— Вы оставили след, — сухо сказала она.

А потом услышала шум позади себя и, обернувшись, увидела, что Фрейд стоит в дверном проеме, глядя на нее темным отсутствующим взглядом.

— Вытрешь позже, — резко проговорил он.

Она собралась ответить, но его лицо сузилось и застыло. Минна поставила чашку назад на мокрое блюдце и молча вышла из комнаты. Да как он смеет обращаться с ней, будто с прислугой? Она вернулась к себе лелеять свой поникший дух, но страх выполз из желудка и заполнил голову. К ее удивлению, слезы хлынули из глаз.