Показанья Томаса Паддикоума,
под присягой взятые на допросе июля тридцать первого дня в десятый год правленья монарха нашего Георга Второго, милостью Божьей короля Великобритании, Англии и прочая
От роду мне трижды по два десятка да еще шесть лет. Вот уж годов сорок я хозяин гостиницы «Черный олень», которой прежде владел мой отец. Я знатный гражданин нашего города, трижды был его мэром, одновременно исправляя должность судьи.
В: Итак, мистер Паддикоум, вначале прошу вас подтвердить, что на миниатюре, кою я вам показал и вновь показываю, изображен молодой джентльмен, месяца три назад вместе с компаньоном останавливавшийся в вашей гостинице.
О: Кажись, он, сэр. Шибко похож. Ей-богу, он. Только здесь одет побогаче.
В: Рассмотрите лицо. Платье не важно.
О: Так и есть. Он самый.
В: Прекрасно. Когда они прибыли?
О: В последний день давешнего апреля. Я хорошо запомнил, век не забуду.
В: В котором часу?
О: Часа за три до заката прискакал ихний нарочный — заказать комнаты и еду. Мол, они скверно отобедали, в брюхе урчит.
В: Его имя?
О: Фартинг. Потом он воротился за остальными, и все они, как было обещано, прибыли где-то в седьмом часу.
В: Всего пятеро?
О: Дядя с племянником, двое слуг и девица.
В: Господа представились мистером Брауном и мистером Бартоломью?
О: Так, сэр.
В: В их манерах ничто не показалось вам странным?
О: Тогда — нет. Лишь опосля известных событий.
В: А тем вечером?
О: Да нет, сэр, едут себе и едут в Бидефорд. Ни с тем ни с другим я двух слов не сказал. Молодой сразу прошел в свои покои и до самого отъезда носа не казал. Об нем я знаю не больше, чем об случайном прохожем. Отужинал, почивал, проснулся, откушал завтрак. Все в четырех стенах. Потом уехал.
В: А дядя?
О: Добавить нечего, сэр. Правда, после ужина он чаевничал с мистером Бекфордом и…
В: Кто таков?
О: Наш викарий. Пришел засвидетельствовать господам почтенье.
В: Они были знакомы?
О: Полагаю, нет, сэр. Когда я об нем доложил, его имя ничего не сказало.
В: Как скоро он появился?
О: Через час, как они приехали. Може, больше. Господа уж откушали.
В: Но они с ним говорили?
О: Вскоре мистер Браун сошел вниз, и они с мистером Бекфордом уединились в гостиной.
В: То бишь дядя? А что племянник?
О: Беседовал только дядя, сэр.
В: Как долго?
О: С часок. А то и меньше.
В: Вы слышали, об чем они говорят?
О: Нет, сэр.
В: Ни единого слова?
О: Ни словечка. Им прислуживала Доркас. Сказывала…
В: Мы ее выслушаем. Говорите об том, что сами видели и слышали.
О: Я подвел мистера Брауна к мистеру Бекфорду. Они раскланялись, обменялись учтивостями, но мое дело маленькое, я пошел приглядеть за чваем.
В: Они поздоровались как чужаки иль как знакомцы?
О: Как чужаки, сэр. Мистер Бекфорд частенько так делает.
В: Что именно?
О: Ну, знакомится с проезжающими, какие из образованных.
В: То бишь встреча была случайной?
О: По всему, сэр.
В: Позже мистер Бекфорд поведал вам об теме их беседы?
О: Нет, сэр. Лишь просил хорошенько заботиться об господах. Мол, дядюшка — знатный лондонец, едет по христианскому делу. Так и сказал, сэр: по христианскому делу.
В: Какому именно?
О: Не уточнил, сэр. Но в кухне Фартинг открыл, почто они едут. Дескать, в Бидефорде молодой джентльмен намерен почтить свою тетушку. Богатую, мол, даму, сестру мистера Брауна. Зажиточна, что твоя султанша, так он выразился. А лондонская, стало быть, девица предназначалась ей в услуженье.
В: Но в Бидефорде таковой дамы не числится?
О: Нет, как опосля выяснилось. Я тогда ж сказал, что об ней не слыхал, но Фартинг отмахнулся — мол, неудивительно, тетушка живет уединенно и не в самом городе, а в предместье. Набрехал, подлец — оказалось, нет там этакой леди.
В: Что Фартинг говорил об занятье мистера Брауна?
О: Мол, лондонский купец, олдермен, обременен семейством, а после смерти брата и невестки опекает племянника.
В: Сей племянник не унаследовал состоянья?
О: Дескать, все растранжирил и спустил. Так я понял. Только опять же вышло вранье.
В: Что-нибудь говорилось об покойных родителях мистера Бартоломью?
О: Ничего, сэр. Лишь об том, что сынок заносчив.
В: Хорошо. Теперь подробнее об слугах.
О: Извольте, сэр, не затруднюсь. Однако ж об том, которого нашли, мне и сказать-то нечего.
В: Как его имя?
О: Все называли Диком, сэр. Фартинг поведал нам всякие байки, что не для девичьих ушей. Уж миссис Паддикоум меня разбранила, воротившись домой. Она ездила в Молтон, где наша младшенькая разрешилась от бремени…
В: Понятно, мистер Паддикоум. Что за россказни?
О: Будто бы малый лунатик, да еще и распутник. Но только Фартингу веры нету. Он же валлиец. Им верить нельзя.
В: Точно ль валлиец?
О: Как пить дать, сэр. Первое — его выговор. Потом еще бахвальство — дескать, он бывалый флотский старшина, такого повидал, что нам и не снилось. Распустил хвост перед девицами. Что до похоти, так на себя б посмотрел, прежде чем другого поносить.
В: То бишь?
О: Я узнал уж после их отъезда, девица оробела сразу-то сказать. Служанка моя, Доркас, сэр. Фартинг звал ее ночью пошалить. Предлагал шиллинг. Только она девица благонравная — обещалась, но не пришла.
В: Об чем еще он говорил?
О: Да все больше похвалялся своим геройством и воинскими подвигами. Пускал пыль в глаза. Мистера Брауна величал приятелем, когда всего-навсего его слуга. Шуму от него, что от драгунской роты. Шалопай, сэр, имечко ему под стать — звонкий медяк. И уехал-то скрытно, до свету.
В: Отчего так?
О: Бог его ведает, сэр, оседлал коня и, не сказав ни слова, на рассвете отбыл.
В: Может, его выслали вперед?
О: Мы встали, а его и след простыл — вот все, что я знаю.
В: То бишь он уехал без ведома хозяина?
О: Не скажу, сэр.
В: Мистер Браун выказал удивленье его отъездом?
О: Нет, сэр.
В: А другие?
О: Никто, сэр. Об нем не поминали.
В: Однако вы считаете, в том есть какая-то загадка?
О: Накануне вечером об раннем отъезде он ничего не говорил.
В: Каких он лет?
О: Сказывал, дескать, еще мальчишкой-барабанщиком участвовал в баталии восемнадцатого года, из чего заключаю, что ныне ему лет тридцать с хвостиком, на кои он и выглядел.
В: Кстати, об его наружности: не имелось ли каких-либо особых примет?
О: Разве что усищи, распушенные, точно у ряженного турком. А так рослый и горазд покушать, что подтвердят мои стол с погребом. Жрал и пил, оглоед, в три горла, аж кухарка моя окрестила его едунчиком.
В: Но с виду малый крепкий?
О: Пожалуй, только с виду, не будь я Паддикоум.
В: Какого цвета глаза?
О: Темные. И шныряют, как у пройдохи.
В: Не заметили шрамов, рубцов иль чего подобного?
О: Нет, сэр.
В: Хромота, спотычная походка?
О: Не заметил, сэр. Поди, все его сраженья по пьяному делу шли в тавернах.
В: Ладно. Что насчет второго, Дика?
О: Тот ни слова не промолвил, сэр. Потому как без языка. Но по глазам его я понял, что Фартинга он чтит не больше моего. За что ни капли его не осуждаю, ибо усач вел себя с ним как с великопостным чучелом. А парень-то он, по-моему, справный.
В: Помешанным не выглядел?
О: Простаком, сэр. Что велят, то и сделает, не боле. Словно собака: все понимает, а сказать не может. Ну прям несчастный пес, ей-богу. А парень-то ладный, я б такого взял в услуженье. По-моему, он безобидный. Что б сейчас об нем ни говорили.
В: И похоти не выказывал?
О: Фартинг молол всякий вздор, когда парень отнес воду в мансарду да там маленько замешкался. А мы уши-то развесили.
В: Девиц ваших не домогался?
О: Нет, сэр.
В: Сия приезжая девица… Как, бишь, ее звали?
О: Как-то чудно, сэр… наподобие французского короля, будь он неладен… Луиза! Иль что-то вроде того.
В: Француженка?
О: Нет, сэр. По выговору родом из Бристоля иль соседних краев. А вот манеры под стать французским, как я об них слыхал. Однако Фартинг сказывал, что нынче в Лондоне такая мода — служанки обезьянничают хозяек.
В: Она приехала из Лондона?
О: Так было сказано, сэр.
В: А выговор, стало быть, бристольский?
О: Да, сэр. Ужин ей подали в комнату, где она обитала одна. Такое нам чудно. Фартинг шибко бранил ее изящные манеры. А вот Доркас сказывала, что в речах девица ласкова и вовсе не заносчива. Просила извиненья, что ужинает отдельно — дескать, мигрень замучила. Но я-то полагаю, Фартинг ей был невыносим.
В: Что ее наружность?
О: Изрядно миловидная, сэр. Девица малость бледна и по-городскому тщедушна, не в теле, однако лицом хороша. Особливо карие глаза — этакие печальные, будто оленьи иль заячьи… Недоверчивые… И хоть бы разок улыбнулась…
В: В каком смысле «недоверчивые», мистер Паддикоум?
О: Ну, удивленные, сэр, — мол, как же ее к нам занесло-то? У нас говорят — глядит, точно рыба на сковородке.
В: Неразговорчива?
О: Только с Доркас и перемолвилась.
В: Может ли статься, что под личиной служанки скрывалась благородная персона?
О: Что ж, сейчас кое-кто обзывает ее авантюристкой.
В: Хотите сказать, беглянкой?
О: Я ничего не хочу, сэр. Так выражаются кухарка Бетти и миссис Паддикоум. Мое дело маленькое.
В: Хорошо. Теперь важный вопрос. Что плут Фартинг говорил об повадках мистера Бартоломью? Не казался ли тот человеком, кто жил не по средствам и теперь против воли вынужден пасть к ногам тетушки?
О: Не могу знать, сэр. С виду нетерпелив, привык командовать. Как вся нынешняя молодежь.
В: Вам не показалось, что он знатнее, чем представляется, и родом из иной среды, нежели его дядюшка-купец?
О: По всем замашкам он благородный господин, другого не скажу. Разве что выговор у них разный. Мистер Браун ни дать ни взять лондонец, а племянник молчалив, но будто бы с Севера. Изъяснялся он подобно вам, сэр.
В: К дяде был почтителен?
О: Скорее внешне, чем от души, сэр. Я еще удивился, когда он занял лучшую комнату. За приказами я обращался к мистеру Брауну, но отдавал их племянник. К пастору отправился дядя и прочее. Хотя все было учтиво.
В: Много ль он пил?
О: Отнюдь, сэр. По приезде глоток пунша, пинта глинтвейна, а к ужину бутылка отменной мадеры. Так и осталась недопитой.
В: Кстати, в котором часу они отбыли?
О: Кажись, в восьмом, сэр. Майский день, хлопот полон рот, я не подметил.
В: Кто оплатил постой?
О: Мистер Браун.
В: Щедро?
О: Весьма. Пожаловаться не могу.
В: Они поехали по бидефордской дороге?
О: Да, сэр. Во всяком случае, справились у моего конюха Иезекиля, как им выехать из города.
В: В тот день больше вы об них не слышали?
О: Лишь от тех, кто их встретил, едучи на праздник. Гости спрашивали, что привело их сюда, не у меня ль квартировали.
В: Просто из любопытства?
О: Да, сэр.
В: Но в тот день больше никаких вестей об них?
О: Ни словечка, сэр. Лишь через неделю пронесся слух об цветочнике.
В: Об ком?
О: Этак прозвали бедолагу Дика, поскольку других примет не имелось. Но прежде позвольте об кобыле, сэр. Поперву я не смекнул, об чем речь. Было сие за полдень второго мая. Давний мой знакомец, некто Барнкотт из Фремингтона, приехавший по своей надобности, рассказал о беспризорной лошади, что встретилась ему на дороге. Скотина в руки не давалась, а время поджимало, так что он плюнул и поехал себе дальше.
В: Что за лошадь?
О: Старая доходяга, сэр. Ни сбруи на ней, ни уздечки, ни седла. Об том Барнкотт мимоходом помянул, полагая, что лошадь удрала с выпаса. Дело привычное, поскольку в наших-то лошадках сильна примесь диких коней, а те кочуют, что твои цыгане.
В: То была вьючная лошадь?
О: Об том я уж после смекнул, сэр. Пока Дик не нашелся, и мысли не возникло.
В: Как вы узнали об находке?
О: От прохожего, что шел в Даккум и видел мертвое тело на плетне.
В: Далеко ль отсюда Даккум?
О: Добрая лига, сэр.
В: Как и где обнаружили труп?
О: Пастушок его нашел. В чащобе, что зовут у нас Ущельем. Торфяники, непроходимые места. Кое-где овраги — куда твоей пропасти. В той чаще скоко хошь виси — не найдут. Да вот Господь иначе распорядился. Там хорям раздолье, но никак не смертному человеку.
В: Неподалеку и лошадь видели?
О: В миле, на дороге.
В: Что за байка об цветах?
О: Все правда, сэр. Так и на дознанье было сказано. А я слышал от того, кто разрезал петлю и доставил мертвеца к опознанью, где бедолагу привязали к столбу, а уж потом зарыли возле Даккумского Креста. Изо рта покойника торчал букетик фиалок, с корнем вырванных, но во всем цвету. Многие сочли сие колдовством. Однако те, кто ученей, говорят, мол, цветы произросли из праха, в каковой все мы обратимся. Мой рассказчик ничего чуднее не видел: этакая красота на почерневшем лице.
В: Вы не догадывались, кто сей мертвец?
О: Нет, сэр. Даже после приезда следователя не смекнул. Сами посудите — целая неделя прошла. И Даккум в другом приходе. Гостей-то было пятеро, поди сообрази, что один из них скверно кончил, и никто не всполошился об остальных.
В: Что дале?
О: А потом, сэр, неподалеку от дороги, где начинается Ущелье и видели старую кобылу, нашли окованный медью сундучок. Вот тогда-то мне стукнуло, и я скоренько поделился своими мыслями с нашим мэром мистером Таккером, с кем приятельствую. Затем я, мистер Таккер, аптекарь мистер Экланд — он городской писец и кое-что смыслит в законах — и Дигори Скиннер, наш жезлоносец и констебль, сколотили posse comitatus, чтоб во всем разобраться и куда следует доложить.
В: Когда сие было?
О: В первую неделю июня, сэр. Мы поехали туда, где был найден сундучок, и я тотчас признал в нем имущество молодого джентльмена мистера Бартоломью. В утро отъезда конюх Иезекиль помогал увязывать ихний багаж и сейчас подтвердил мое мненье. Потом я взглянул на лошадь, кою к тому времени уже взнуздали и поставили на соседней ферме. Она тоже показалась знакомой, сэр. Сел я и крепко призадумался, а затем поспрошал об цветочнике. Человек, видевший мертвеца, поведал, что тот был светловолос и голубоглаз. Тут уж сомнений не осталось, и мистер Экланд все как есть отписал дознавателю в Барнстапл.
В: Своего коронера у вас нет?
О: По уставу положен, сэр. Но место вакантно. Пустует. Так что призвали из Барнстапла.
В: Доктора Петтигрю?
О: Его, сэр.
В: Сундучок был спрятан?
О: Забросили в росточь, густо обросшую кустарником, шагах в четырехстах от дороги. Но тот, кто нашел, сквозь листву заметил сверканье меди.
В: Что такое «росточь»?
О: Водороина, сэр. Овражек.
В: Труп тоже был найден неподалеку, верно?
О: Так точно.
В: Сундук был пуст?
О: Как ваш стакан, сэр. Правда, ходит одна небылица, Доркас вам расскажет. Мол, прежде сундук ломился от золота. Но она видела его открытым — все враки.
В: Мы ее спросим. Был ли у путников иной багаж?
О: Был, сэр. Большой кожаный баул и еще всякое. Но боле ничегошеньки не нашли.
В: Хорошо ль смотрели?
О: Десять человек искали, сэр. Да еще констебли. Шибко опасались найти еще мертвецов — ну как всех подстерегли да порешили? Кое-кто полагает, так оно и случилось, да только неведомо, где искать.
В: Тогда почему ж Дика не спрятали?
О: Не ведаю, сэр. Все загадка. Одни говорят, он всех умертвил, трупы закопал, а потом в отчаянье и на себя руки наложил. Другие считают, он был в сговоре с убивцами, но раскаялся, и ему заткнули рот — представили дело самоубивством, но шибко торопились и тело не спрятали.
В: В ваших краях пошаливают?
О: Благодаренье Богу, лет двадцать ни об чем этаком не слыхивали.
В: В таком разе ваша вторая версия не выглядит убедительной, мистер Паддикоум.
О: Мне тоже сумнительно, сэр. Я лишь повторяю, что люди говорят. Одно определенно: злодеянье свершилось там, где нашли кобылу и сундук. И я скажу вам почему, сэр. Проедь они еще чуток — и уже Даккум. Майский день, на улицах людно, их бы приметили.
В: Однако никто их не видел?
О: Ни един человек. Они не проезжали.
В: Другие дороги там есть?
О: Не для благоразумного путника с тяжелой поклажей. Да они и не знали тех дорог, ведь не местные. Пусть даже знали, иные пути не с руки, коль взаправду направляешься в Бидефорд.
В: Там об них справлялись?
О: Да, сэр. Но след уж остыл. Людный город, полно приезжих. Сыщики доктора Петтигрю вернулись несолоно хлебавши. На повторном следствии об том говорилось.
В: В ту ночь, что они провели под вашим кровом, не было ли какой свары, гневных слов?
О: Ничего, сэр.
В: Кроме мистера Бекфорда, их кто-нибудь посещал? Посыльный, незнакомец?
О: Никто, сэр.
В: Не опишете ль наружность мистера Брауна?
О: Да что ж, сэр… лицом свиреп, повадкой мягок.
В: Что, свиреп?
О: Скорее суров. Навроде ученого лекаря.
В: Как-то не вяжется с его занятьем. Ведь он, вы сказывали, купец?
О: Не могу знать, сэр. Лондон мне неведом. Там большие люди, нам не чета.
В: Но толст он иль худ? Какого росту?
О: Да все эдак средне, сэр. Но осанист.
В: Каких лет?
О: Пожалуй, около пятидесяти. Может, чуть больше.
В: Имеете что добавить к допросу?
О: Сейчас ничто на ум нейдет, сэр. Уверьтесь, важного не пропустил.
В: Хорошо, мистер Паддикоум, благодарю вас. Об следствии моем ни слова, как я предупредил.
О: Так я ж поклялся, сэр. Истинной церковью и королем. Слово мое олово. Я не сектант какой, не еретик. Хоть кого спросите.
Jurat tricesimo uno die Jul.
anno Domini 1736 coram me
Генри Аскью
