Книга: Куколка
Назад: Историческая хроника, 1736 Август
Дальше: Продолженье допроса под присягой, того же дня и года

Показанья Фрэнсиса Лейси,

под присягой взятые на допросе августа двадцать третьего дня в десятый год правленья монарха нашего Георга Второго, милостью Божьей короля Великобритании, Англии и прочая

 

Меня зовут Фрэнсис Лейси. Проживаю на Харт-стрит, квартира моя возле сада, через два дома от «Летящего ангела». Мне пятьдесят один год. Родился в Лондоне, в приходе Сент-Джайлз. Я актер, внук Джона Лейси — фаворита короля Карла.

 

В: Прежде всего ответьте: вы знали, что мистер Бартоломью — вымышленное имя?
О: Знал.
В: Вам известно, кто под ним скрывался?
О: По сию пору не ведаю.
В: Когда последний раз видели сего джентльмена?
О: Первого мая.
В: Знаете, где он сейчас?
О: Нет.
В: Вы под присягой.
О: Клятвенно заверяю.
В: Вы утверждаете, что с того дня его не видели, не имели с ним сношений и через каких-либо посредников не получали от него вестей?
О: Чем угодно клянусь, Господь свидетель.
В: То же самое спрошу касательно двух попутчиков — вашего слуги и горничной: что об них знаете?
О: С того дня про них слыхом не слыхивал. Поверьте, сэр, все так запутано, однако дозвольте объяснить…
В: В свое время. Стало быть, вы не знаете, где сейчас те двое?
О: Нет, и до сегодняшнего дня ни сном ни духом не ведал об смерти глухонемого. Можно ль спросить?..
В: Нельзя. Пощади вас Господь, коли лжете.
О: Разрази меня гром, ежели слукавлю.
В: Хорошо. Однако напоминаю, что неведенье не смягчает проступка. Вы соучастник злодеянья. Теперь хочу услышать все с самого начала.
О: История странная, сэр. Наверное, я свалял дурака, но, в свое оправданье, поведаю об том, чем дело выглядело, а не чем обернулось.
В: Что ж, извольте. Приступайте.
О: Случилось то в середине апреля. Как вы знаете, в пьесе юного мистера Филдинга «Пасквин» я играл Фастиана — роль, в коей, отдам себе должное…
В: После разочтетесь. К сути.
О: В том-то и суть, сэр, что пьеса имела весьма благожелательный прием, а мое исполненье было особо отмечено. Как-то утром незадолго до Пасхи ко мне на Харт-стрит явился слуга, кто принес письмо своего хозяина, подписанное «Поклонник комедии». В конверт были вложены пять гиней. Автор письма просил принять их как знак восхищенья моей игрой, кою оценил изящными комплиментами.
В: Посланье сохранилось?
О: Лежит дома. Помню те выраженья… но сие несущественно.
В: Продолжайте.
О: Автор уверял, что трижды посещал спектакль единственно из удовольствия лицезреть мой талант. Далее говорилось, что он был бы чрезвычайно признателен, если б мы повидались, поскольку желательно обсудить обоюдно выгодное дело. Время и место предлагались, однако он был готов подладиться под меня.
В: Когда и где?
О: Назавтра, в кофейне Тревельяна.
В: Вы согласились?
О: Да, сэр. Не скрою, подарок впечатлил.
В: И вы учуяли запах денег.
О: Честных денег, сэр. Мои труды вознаграждаются не столь щедро, как ваши.
В: Вы не удивились? Ведь в вашей среде этакие позолоченные приглашенья чаще делают женщинам, не так ли?
О: Не удивился, сэр. Не все разделяют ваше низкое мненье об театре. Многие господа отнюдь не презирают наше общество и находят удовольствие в беседах об сценическом искусстве. Некоторые мечтают об драматургических лаврах и в осуществленье своих дерзновений не брезгуют нашим советом и помощью. Я полагал, дело именно такого свойства. Уверяю вас, подобное мне не впервой. Я успешно перекладываю с французского на английский. Мой «Преображенный мещанин», переделанный из мольеровской вещицы, имел…
В: Ясно. Росций отправился на халтуру. Что потом?
О: Слуга, тот безъязыкий Дик, ждал у дверей кофейни. Меня препроводили в отдельный кабинет. Там я встретил мистера Бартоломью.
В: Так он представился?
О: Да, именно так.
В: Он был один?
О: Да, сэр. Мы сели, он повторил комплименты, сделанные в письме, потом стал расспрашивать об моей жизни и ролях, какие я играл.
В: Мол, он из тех знатоков, коих вы поминали?
О: Нет, без всякой претензии, сэр. Сказал, что в столице недавно, прежде театралом не был, увлекался иным.
В: Откуда он?
О: Из северных графств, сэр. Даже скорее из северо-восточных. Выговор у него йоркширский.
В: Что за иные увлеченья?
О: Естественные науки. Дескать, после окончанья университета искусствами особо не интересовался.
В: Об семье не обмолвился?
О: Сейчас скажу. Я вежливо осведомился, какого он роду, ибо уже много порассказал об себе. Господин этак поморщился и ответил, что он младший сын баронета, но не желает об том распространяться, поскольку мы подошли к более важной теме нашей беседы. Однако все, что потом он наговорил, оказалось ложью.
В: Рассказывайте по порядку.
О: Я б не хотел тратить ваше…
В: Насчет времени я сам рассужу. Говорите.
О: Начал он с «ежели да кабы», сэр. Позже я узнал, что сей господин частенько прибегает к этакой манере. Да вы сами поймете. Так вот, он спросил, как я бы отнесся к тому, чтоб за достойное вознагражденье сыграть для него одного. Я интересуюсь: что за роль? Та, что я поручу, отвечает. Ага, вот в чем дело, думаю: он накропал пьеску и хочет, чтоб я ее продекламировал. Всегда, говорю, к вашим услугам. Чудесно, молвит он, но что, ежели представленье состоится не здесь и займет пару-тройку дней иль больше? Занавес, говорит, надобно поднять в конце месяца, ибо я весьма ограничен временем. Мол, понимаю, говорит, есть ангажемент с Малым театром, но все хлопоты будут возмещены. Не скрою, я растерялся, особливо когда он спросил, сколько я там получаю. Я растолковал, как мы делим выручку — в среднем выходит пять гиней в неделю. Прелестно, говорит он, а затем интересуется, не унизят ли мой талант пять гиней в день, независимо от сбора. Я прям обомлел от этакой щедрости, ушам своим не поверил. «Изволите шутить?» — спрашиваю. Вовсе нет, отвечает. Я безмолвствую, а он продолжает: поскольку антреприза может занять около двух недель, связана с разъездами и прочими неудобствами, он готов прибавить еще тридцать гиней, округлив мой гонорар до ста монет. Мистер Аскью, я не настолько обеспечен, чтоб воротить нос от неслыханного предложенья. За этакую сумму я б согласился без продыху пахать полгода, а тут — две недели. К тому ж я знал, что «Пасквин» почти, как мы говорим, отыгран — сборы падали, да и сезон завершался. Намедни я занемог, и мой приятель мистер Топэм меня подменил — довольно успешно, хоть…
В: Понятно, не устояли перед соблазном. Ближе к делу.
О: Вдобавок я решил, что речь идет об забаве, придуманной для родичей и соседей. Но вскоре понял, что ошибся. Я попросил его говорить подробнее. Ответ помню дословно, сэр. «Мне нужен, — сказал он, — серьезный, убедительный попутчик, изобразить коего столь характерному актеру не составит труда». Благодарствуйте за комплимент, отвечаю, однако теряюсь в догадках, зачем вам надобен этакий спутник. Тут он смешался и промолчал. Затем, будто в глубокой задумчивости, отошел к окну. Видимо, он решил сменить подход, ибо попросил извиненья за противные его натуре увертки — мол, не привык откровенничать с первым встречным. Я жажду встречи, от коей зависит моя жизнь, сказал он, но кое-кто мне препятствует, вынуждая придать поездке обманчивый флер. Но в помыслах моих, загорячился он, нет ничего недостойного иль бесчестного. Я, говорит, жертва неласковой судьбы и хочу, говорит, исправить сию несправедливость. Передаю слово в слово, сэр.
В: Что дале?
О: Натурально, я подивился. Так, стало быть, говорю, тут замешана дама, сердечная привязанность. В ответ он грустно улыбнулся. Дело не просто в амурах, говорит, я умираю от любви. И далее поведал об суровом упрямом отце, кто прочит ему в жены богатую соседку-помещицу, на чьи земли папенька положили глаз. Невеста десятью годами старше. К тому ж вековуха — самая страхолюдина во всей округе. Но будь она даже писаной красавицей, подчиниться родительской воле невозможно, ибо прошлым октябрем мистер Бартоломью шибко увлекся одной юной леди, в семействе дядюшки-опекуна посетившей Лондон.
В: Ее имя?
О: Не упоминалось. Расклад таков: девушка сирота и в будущем наследница поместья, а у дядюшки — сын-жених. Вы понимаете?
В: Вполне.
О: Открытье, что мистер Бартоломью полон нежных чувств и, паче того, ему отвечают взаимностью, дядю ничуть не обрадовало, и он немедля отправил юную леди в свое корнуоллское именье.
В: Отрезав ее от мира?
О: Совершенно верно. Однако посредством горничной, девицыной конфидентки, влюбленные установили тайную переписку. Разлука подогревает сердца, и пыл их только усилился. В отчаянье мистер Бартоломью во всем признался отцу, ища поддержки и одобренья. Однако сии нежные воздыханья не совпали с родительскими амбициями. Все кончилось бранью, ибо отец его не терпит ослушанья. Я передаю то, что слышал, мистер Аскью, опуская лишь цветистости и мелкие детали.
В: Продолжайте.
О: Стало быть, мистер Бартоломью, напрочь отвергнувший задуманный батюшкой альянс, был изгнан из родных пенатов и отчего дома, получив приказ не ворочаться, доколе не остудит свой нрав и не вспомнит об сыновнем долге. Вдогонку прозвучало: коль не одумается, может похерить мечты об наследстве. Распаленный любовью и несправедливостью в отношенье своей дамы сердца, не столь богатой, как папенькина избранница, однако ж вполне состоятельной, родовитой и в иных прелестях бесконечно ту превосходящей, мистер Бартоломью помчался в Лондон, решив поездкой на Запад форсировать событья.
В: Когда сие происходило?
О: Месяцем ранее. Он особо не размышлял, для чего едет, зная одно: кровь из носу, надо увидеться с возлюбленной и заверить ее, что ему омерзительно батюшкино сватовство, что никогда и ничто не изгонит ее из его сердца…
В: Избавьте меня от телячьих нежностей.
О: Слушаюсь. Добравшись на место, он понял, что его неведомо как опередили — возможно, перехватив письмо. Мистер Бартоломью признался, что в Лондоне был неосторожен в беседах с друзьями и, видимо, слухи о его планах достигли недоброжелательских ушей. К тому ж путешествовал он под своим именем и большей частью дилижансом, так что весть об его приезде вполне могла его опередить. Как бы то ни было, дом он нашел пустым, и никто не ведал, куда направилось семейство, — только видели, что накануне оно отбыло в большой спешке. Страдалец напрасно томился целую неделю. Розыски его ни к чему не привели — видимо, дядюшка держал округу в узде. С тем он и вернулся в Лондон, где его ждало письмо от юной леди, без прикрас извещавшей, что отъезд состоялся против ее воли, а взбеленившийся дядя использует все имеющиеся средства, дабы понудить ее к замужеству с кузеном, на коего вся надежда, ибо тот, хоть влюблен в нее, не желает действовать силком. Однако вряд ли он с собою совладает, ибо его устремленья и батюшкины желанья сходятся в одной точке. Еще сообщалось, что горничную, служившую им почтальоном, уволили и теперь ей, девице, одной-одинешеньке, не с кем поделиться своим отчаяньем.
В: Предлог ясен. Переходите к делу.
О: Мистер Бартоломью узнал, что семейство вернулось в именье, и вознамерился снова туда поехать. Однако на сей раз тайком. Посему друзьям он говорил, что будто бы оставил мечты об юной леди и смирился с батюшкиным решеньем. Но весьма опасался, что сей слух дойдет до дяди, а через него — до барышни, кто сочтет его правдой. Оттого-то следует поспешать, но ехать под чужим именем и со спутником, будто — наверное, вы уже знаете, сэр, — совсем по иной надобности. Вот в чем изюмина.
В: Facile credimus quod volumus. Похоже, вы заглотнули сию чушь собачью?
О: Признаюсь, мне польстило его доверье. В речах его слышалась искренность. Ежели б я заподозрил в нем обманщика, этакого опытного волокиту… Уверяю, сэр, таковым он не выглядел.
В: Ладно. Дальше.
О: Я ему посочувствовал, но сказал, что ни за какие коврижки не дам увлечь себя в преступный умысел. И еще: ежели дело выгорит, я предвижу весьма неприятные последствия.
В: Что он ответил?
О: Мол, со временем отец его простит, ибо до нынешней размолвки меж ними существовала довольно-таки крепкая привязанность. Что касаемо дядюшки, он должен понимать, какой скандал разразится, ежели станет известно об его эгоистических целях и жестокости к племяннице. Когда девушка сбежит из-под его крова, он взъярится, но не посмеет дать делу огласку.
В: То бишь вас уговорили?
О: Червячок еще грыз, мистер Аскью. Господин заверил, что всю вину берет на себя. Дескать, он все продумал, и вблизи от конечной цели мы расстанемся. Последний день пути он проделает лишь со слугой. Честным словом поручился, что не потребует моего участья в самом похищении. Как он выразился, я должен благополучно доставить его к порогу. Что там дальше — не моя забота.
В: План бегства имелся?
О: Он собирался переждать бурю во Франции, а затем, когда барышня вступит в наследство, вернуться и вместе с новобрачной пасть к отцовским стопам.
В: Что было дальше?
О: Я попросил ночь на размышленье. Хотелось все обсудить с миссис Лейси, ибо дело важное, а я привык ценить ее мненье. Коль найдет затею недостойной, откажусь. Знаете, мистер Аскью, женины родичи не больше вас чтили мое ремесло. Слушая о бедах мистера Бартоломью, я припомнил собственную молодость. Сказать по правде, мы с миссис Лейси тоже обошлись без родительского благословенья. По закону вроде как грех, а вышло добродетельное и счастливое супружество. Я не в оправданье, сэр. Не стану отрицать, что давние сердечные воспоминанья затмили мой взор.
В: Так что, жена одобрила?
О: После того как помогла разобраться в моем впечатленье об мистере Бартоломью — в том смысле, насколько он искренен.
В: Что ж, поделитесь своим впечатленьем.
О: Серьезный молодой человек, для своих лет даже чересчур степенен. Нельзя сказать, будто он шибко изливался в переживаньях, но мне показалось, что намеренья его чисты и благородны. Говорю так, хоть знаю, что меня одурачили. Даже когда пелена спала с глаз моих… я понял, сэр, что передо мной завеса куда плотнее. Об том еще скажу.
В: Назавтра вы свиделись?
О: В том же самом месте. Я уж успел переговорить с мистером Топэмом насчет подмены. Поначалу я вроде как тушевался…
В: Конечно, чтоб выморщить побольше денег?
О: Вы упорно заблуждаетесь во мне, сэр.
В: Как вы — избегаете роли наймита в уголовном преступленье. Амуры амурами, Лейси, но официальное опекунство — совсем иное дело. Не говоря уж об том, что отец вправе искать сыну партию по своему усмотренью. Будет. Дальше.
О: Я испросил подробностей об нем самом и его обстоятельствах. Мистер Бартоломью вежливо отклонил мою просьбу — дескать, для меня же так будет лучше. В случае огласки чем меньше я знаю, тем меньше с меня спрос. Всегда могу сказать, что не ведал об его истинных целях и прочее.
В: Его подлинным именем вы не интересовались?
О: Совсем запамятовал, сэр: еще прежде он уведомил, что по тем же причинам скрывается под вымышленным прозвищем. Мне понравилось, что он не пытался меня обмануть.
В: Вам не показалось, что манеры его далеки от манер провинциала?
О: Должен ли я так понимать?..
В: Не надо ничего понимать. Отвечайте на вопрос.
О: В ту пору — нет, сэр. Он сказал, что слегка приноровился к столичным замашкам.
В: Позже ваше мненье изменилось?
О: Возникли сомненья, сэр. В нем проглядывала этакая самоуверенность, а еще раздраженье от вынужденной роли. Я догадывался, что передо мной не просто помещичий сынок, но не смекнул, кто ж он взаправду.
В: Хорошо. Продолжайте.
О: Я захотел еще раз услышать подтвержденье тому, что обязательства мои закончатся в означенном им месте, а планы его не предусматривают никакого насилья.
В: Он вас заверил?
О: От души. Сказал, поклянется на Библии, коль мне угодно.
В: Переходите к сговору.
О: Он пожелал, чтоб мы отправились через неделю, то бишь в следующий понедельник, двадцать шестого апреля, а стало быть, в канун, об чем вы, несомненно, помните, венчанья Его Высочества принца Уэльского с принцессой Саксен-Готской. Мистер Бартоломью полагал, что в шумихе событья наш отъезд будет менее заметен. Значит, я — лондонский купец, он — мой племянник под именем мистер Бартоломью, и едем мы с целью…
В: Я знаю. Навестить мнимую бидефордскую тетушку.
О: Так точно.
В: Он говорил, что за ним следуют шпионы?
О: Прозрачно намекал, ничем не подтверждая, — мол, есть те, кто не пожалеет сил, дабы расстроить его планы и разлучить с возлюбленной.
В: По-вашему, он подразумевал своих родных иль опекуна юной леди?
О: Думаю, первых, сэр. Как-то раз мистер Бартоломью обмолвился об старшем брате, кто отцу ни в чем не перечит. Они так отдалились, что почти не разговаривали.
В: Охлажденье было вызвано тем, что брат беспрекословно подчинялся отцовской воле?
О: Тем, что и для него богатство иль заманчивое поместье были превыше любви.
В: Вы еще ничего не сказали об Фартинге и горничной.
О: Встал вопрос об моем слуге. Мистер Бартоломью спросил, нет ли на примете верного человека, чтоб был сметлив, способен разыграть роль, а в дороге защитить от разбойников и прочее. Один такой пришел мне на ум.
В: Кто такой?
О: Уж в сем-то он еще безгрешнее.
В: Что значит «уж в сем-то»?
О: Мы познакомились, когда в театре Друри-лейн он служил привратником. Позже его погнали за нерадивость. Шибко выпивал, что в нашем ремесле, увы, не редкость.
В: Тоже актер?
О: Одно названье. Изредка ему давали рольки шутов и лакеев — кое-какой навык в фиглярстве имелся. Родом он из Уэльса. Однажды в шекспировском «Макбете» сыграл Привратника — хворь всех повыкосила, никого лучше не нашли. Исполнил сносно, мы уж было хотели и дальше его ангажировать. Но если роль чуть больше «кушать подано», он, даже тверезый, вечно путал текст.
В: Его имя?
О: Дэвид Джонс.
В: Значит, с первого мая вы его не видели?
О: Нет, сэр. Если уж точно, с вечера накануне. Без нашего ведома ночью он смылся.
В: И уже не сопровождал ни вас, ни мистера Бартоломью?
О: Никак нет.
В: Давайте-ка уточним: с тех пор вы его не видели, ничего об нем не слышали и вестей от него не получали?
О: Честью клянусь! Дней десять назад случайно я встретил его хорошего знакомца и справился об нем, но тот уж четыре месяца его не видел.
В: Вам известно, где он квартировал?
О: Чаще всего в захудалой гостиничке на Берик-стрит; пару раз я туда заглянул, но там он не появлялся.
В: Ведь мы говорим об Фартинге?
О: Ну да. Сбегая, он оставил записку — мол, хочет повидать матушку. В Уэльсе. Как-то раз Джонс обмолвился, что в Суонси она держит затрапезный кабак, но не знаю, правда ли сие и был ли он там. Больше ничем помочь не могу.
В: Стало быть, вы его наняли?
О: Я привел Джонса к мистеру Бартоломью, и тот его одобрил. Малый он крепкий, выглядит молодцевато, умеет обращаться с оружием и лошадьми — в общем, его взяли. Однажды в «Вербовщике» мистера Фаркера он получил роль сержанта-пьяницы, неудержимого пустобреха, в коей сорвал незаслуженные аплодисменты, ибо еще до начала спектакля был в стельку пьян — ему играть-то ничего не пришлось, да он бы и не смог. Было решено, что подобный типаж сгодится для нашей затеи.
В: Сколько ему положили?
О: За все десять гиней, расчет в конце, чтоб не пропил. Одну монету вперед — на прожитье.
В: Но вы с ним так и не рассчитались?
О: Нет, сэр. Говорю же, выдал лишь задаток. Непостижимо, что он сделал ноги, не дождавшись выплаты.
В: В детали его посвятили?
О: Он знал только, что поездка тайная, под вымышленными именами. Амурное дело.
В: Не возражал?
О: Ничуть. Поверил на слово, что ничего дурного не затевается. Он задолжал мне услугу.
В: Чем же вы его услужили?
О: Ну как, дал заработать. А то еще пристроил на место, когда его поперли из привратников. Иногда ссужал деньгами. Он больше лодырь, чем жулик.
В: Что за место?
О: Кучером к покойной миссис Олдфилд. Но вскоре его рассчитали — не просыхал. С тех пор жил что в рот, то и глот: какое-то время служил писцом у нотариуса, потом мойщиком окон, носильщиком — кем только не был. Голь беднее лохмотья.
В: Видно, тот еще прощелыга.
О: Как говорится, роль на него писана: бахвал первостатейный, язык что помело. Дик безъязыкий, а малый вроде Джонса, решили мы, уболтает любые подозренья, какие вдруг возникнут на постое. По виду шалопут, но даже пьяный знает, про что держать рот на замке. Не олух и не бесчестнее других.
В: Хорошо. Теперь об горничной.
О: Забыл сказать, мистер Бартоломью уведомил, что с нами едет девица, но я увидел ее только в Стейнсе. Мол, та самая барышнина конфидентка, кою за усердье уволили. Мистер Бартоломью пристроил ее в Лондоне, а теперь она воссоединится с прежней хозяйкой. Поначалу я к ней особо не приглядывался — служанка и служанка.
В: Ее представили Луизой? По-иному не величали?
О: Нет, сэр, других имен не слышал.
В: Не показалась ли она изнеженной и надменной?
О: Ничуть, сэр. В повадке тихая и скромная.
В: Однако хорошенькая?
О: Прелестные глазки, сэр, а что еще надо? Вдобавок учтива, когда осмелится заговорить. Я б назвал ее миловидной, однако, на мой вкус, слишком тоща. Но, скажу я вам, есть большая загадка и в ней, и в слуге господина.
В: А что он?
О: Не говоря уж об природных изъянах, таких слуг я не встречал. Когда впервые его увидал, я б не принял его за лакея, ибо ливреи он не носит. Взгляд дурной, и вообще держится так, словно не бывал в приличном обществе и не питает почтенья к господам. За всю поездку ливрею он так и не надел и выглядел больше крестьянином иль бродягой-ирландцем. Всех дичился, кроме хозяина и служанки. Но то еще не самая загадка, было что и почуднее.
В: О том после. Вернемся к путешествию. Всем заправлял мистер Б.?
О: В том, что касалось маршрута. Он опасался людной бристольской дороги, полагая, что дядюшка мог поставить сторожевых у Мальборо иль Бристоля. Оттого мы взяли на юг — вроде как до визита к бидефордской сестрице справить кое-какие дела в Эксетере.
В: Стало быть, еще до начала поездки он сказал, что направляется в Бидефорд?
О: Да. А также просил совета в маскировке — мол, сие ему внове, а мы в притворстве понаторели. Так что мы его наставляли.
В: Где вы встретились?
О: Было решено, что днем раньше мы с Джонсом возьмем экипаж до Хаунслоу и заночуем в «Быке».
В: То бишь двадцать пятого апреля?
О: Да. Там нас ждут лошади, на которых спозаранку мы отправимся по дороге на Стейнс, где встретимся с мистером Бартоломью, его слугой и девицей. Так и вышло. Мы увидали их за милю до Стейнса.
В: Откуда они приехали?
О: Не ведаю, сэр, об том ничего не говорилось. Может, переночевали в Стейнсе, выехали, а затем повернули обратно. Во всяком случае, компания наша в городе не останавливалась.
В: Встретились без происшествий?
О: Безо всяких. Не скрою, в душе имелось легкое томленье, как перед приятным, но рискованным приключеньем.
В: Что вам заплатили до начала путешествия?
О: Согласно уговору, я получил свой и Джонсов задатки. На расходы.
В: Сколько?
О: Десять монет мне, одну — Джонсу. Золотом.
В: А остальное?
О: В последний день со мной рассчитались векселем, который я обналичил.
В: Где?
О: У мистера Бэрроу с Ломбард-стрит.
В: Тот, что торгует с Россией?
О: Он самый.
В: Идем дальше. Мелочи отбросьте. Подробно изложите, как вы поняли, что мистер Бартоломью не тот, за кого себя выдает.
О: Скажу по чести, подозренья не замешкались. И часу не проехали, как доверье мое пошатнулось. Я следовал за Джонсом, кто буксировал вьючную лошадь. Есть разговор, шепнул мой выпивоха, но ежели недосуг, язык попридержу. Говори, разрешил я. Глянув на девицу, что амазонкой ехала с Диком, он и говорит: мистер Лейси, говорит, кажись, я уже видал сию дамочку, но только, сдается мне, никакая она не служанка. И рассказывает, что два-три месяца назад видел, как она входила в бордель, что за Сент-Джеймсом. Бывший с ним приятель поведал, что девица сия лакомый — извинюсь за выраженье — кусочек в заведенье, кое попросту кличут «У мамаши Клейборн». Вообразите, как я был ошарашен, сэр! «Да верно ль?» — наседаю на Джонса. Тот завилял: поклясться не могу, ибо видел мельком, да еще при факеле, может, и обознался, но уж больно похожа. Признаться, я оторопел, мистер Аскью. Слыхал я об доходах от сего ремесла и об том, что знакомым сластолюбцам бандерши поставляют девок на дом, но в голове не укладывалось, чтоб этакую мамзель отправили в дальнюю поездку. Да и зачем? Мерзко думать, что мистер Б. меня так подло обманул, к тому ж немыслимо, чтоб известная шлюха вдруг нанялась в служанки. Короче, сэр, я сказал Джонсу, что он определенно ошибся, но при удобном случае пусть порасспросит девицу — может, что и прояснится.
В: Не знал ли Джонс прозвища той шлюхи?
О: Ни клички, ни имени, сэр. Сказал лишь, что завсегдатаи окрестили ее Стыдливицей.
В: Отчего так?
О: Распаляя похотливый аппетит, всегда изображала целомудрие.
В: В строгом платье?
О: Видимо, так.
В: Джонс переговорил со служанкой?
О: Да, в тот же день. Но девица отмолчалась. Сказала только, что родом из Бристоля, да еще, мол, не терпится ей увидеть хозяйку.
В: Выходит, она была в курсе вашей мистификации?
О: Да, но говорить об ней не стала. Дескать, ей велено молчать. Чрезвычайно робка, отчитался Джонс: чуть слышно шепнет «да» иль «нет», а то и просто кивнет. Он уж сам засомневался и решил, что ошибся, — уж больно скромна. В общем, сэр, наши подозренья на время рассеялись.
В: С мистером Б. об том говорили?
О: Нет, сэр. Лишь на прощанье, об чем еще скажу.
В: С девицей он не секретничал?
О: Ни разу не подметил, сэр. Казалось, она его интересует не больше, чем сундук иль иная поклажа. Должен сказать, почти все время он ехал один и не раз просил извиненья за свою, как он выразился, угрюмую неучтивость отшельника, но просил понять, что мыслями он не здесь, а в будущем. Тогда я не придал этому значенья, сочтя его повеленье естественным для полного надежд влюбленного.
В: Таким манером он избегал докуки притворства?
О: Теперь и я так думаю.
В: В общем-то, говорить вам было не об чем?
О: Так, болтали кое об чем, ежели вдруг ехали рядом. В первый день такого и не припомню. Говорили об пейзаже, лошадях, дороге и подобном. Только не об нашей затее. Он расспрашивал меня об жизни и вроде как охотно слушал байки про моего деда и его покровителя, но, полагаю, скорее из учтивости, нежели подлинного интереса. Чем дальше мы отъезжали, тем больше он замыкался. К тому ж наш уговор запрещал мне допытываться. Я мало что выведал. Да, мистер Аскью, мой персонаж в «Опере нищего» потешался над сэром Робертом Уолполом, но, поверьте, актер на сцене и актер в жизни — два разных человека. Ей-же-ей, в тот первый день, минуя пустоши Бэгшота и Кэмберли, я вовсе не чувствовал себя Робином-Мошной, но чрезвычайно опасался встречи со своим прототипом, коей, благодаренье Богу, не случилось.
В: Пустое, Лейси, вы отвлеклись.
О: Осмелюсь возразить, сэр, не пустое. Я пересказываю нашу беседу, в коей похвально отозвался об принципе нынешнего правительства quieta non movere, на что мистер Б. ответствовал неодобрительным взглядом. Я настоятельно просил его объявить свое мненье, и тогда он сказал, что сэр Роберт бесспорно хорош в управленье делами нации — ибо глупец не изловчится угождать одновременно помещикам и купцам, — однако упомянутый мною основополагающий принцип его руководства порочен. Откуда возьмется лучшая жизнь, ежели в нынешней ничего не менять? Не кажется ли мне, что божественная цель Создателя вполне ясна: мы подобны кораблю в безмерном океане времени, коему свобода передвиженья и выбора дарована вовсе не затем, чтоб вечно стоять на приколе там, где его спустили на воду. Вскоре миром будет править купеческий интерес, что уж заметен в государевых людях, чьей честности достанет на пару недель, а на месяц уже и не хватит; меркантильностью пропитаны все, от последнего лоточника до торговца-богача. Затем он печально улыбнулся и добавил: «Сказать такое отцу я не дерзну». «Отцы всегда стремятся взрастить сыновей по своему подобию», — ответил я, а он подхватил: «И до скончания века ничего не менять — увы, сие я знаю, Лейси. Сын, не склонивший голову перед родительским „Актом об корпорациях“, проклят и не имеет права на существованье».
В: Об отце еще что-нибудь говорил?
О: Не упомню, сэр. Вот разве что на первой встрече сказал, что батюшка слишком суров, а в другой раз обругал его старым дураком, присовокупив, что братец ничем не лучше. Тогда же он поведал, что, в общем-то, равнодушен к политике, и привел мненье учителя математики Сондерсона, у коего обучался в Кембридже: тот считал, что политика сродни облакам, застящим солнце, то бишь помеха истине.
В: С чем был согласен?
О: Так я понял. Помнится, еще он сказал, что можно б легко отказаться от трех четвертей сего мира — дескать, на его сужденье, для души в нем много лишнего. Однако больше говорил об ученом наставнике, кто, будучи слепым, силой ума одолел сей изъян, чем снискал любовь и уваженье своих подопечных.
В: Об вере и церкви высказывался?
О: Лишь однажды, сэр. Как-то раз на дороге, вернее, на обочине мы увидали вдребезги пьяного священника, над коим стоял слуга, дожидавшийся, когда его господин будет в силах оседлать коня. Мистер Б. выказал отвращенье — мол, нынче подобное слишком распространено, и посему нечего удивляться, что у подобных пастырей разбредается стадо. В дальнейшей беседе он объявил, что ненавидит лицемерье. «Господь, — сказал он, — недаром укутал свое таинство покровами, но Его посредники слишком часто их используют, чтоб закрыть глаза пастве, кою ведут к невежеству и пустым предрассудкам». Мол, он верует в спасенье души, однако на Страшном суде человеку зачтутся дела его, а не показное благочестье. Только ни одна официальная церковь сего не признает, ибо сие означало б ее отказ от земной власти и роли божественного наследника.
В: Слова вольнодумца. Вы их осудили?
О: Нет, сэр, я счел их благоразумными.
В: Благоразумно поносить официальную церковь?
О: Не церковь, но фарисеев, мистер Аскью. В нашем мире актеры не единственные лицедеи. Виноват, таков мой взгляд.
В: Он приведет вас к бунту, Лейси. Долой начальника, долой контору. Но хватит досужей болтовни. Где вы заночевали?
О: В Бейзингстоке, гостиница «Ангел». Поутру выехали в Андовер и далее в Эймсбери, где провели следующую ночь.
В: Похоже, вы не слишком торопились?
О: На второй день пуще замешкались, ибо мистер Бартоломью изъявил желанье осмотреть языческий храм в Стоунхендже. Пришлось ночевать в Эймсбери, хотя я думал, что поедем дальше.
В: Проволочка вас удивила?
О: Да, сэр.
В: Хорошо, прервемся. Мой помощник озаботится, чтоб вас покормили, а ровно в три продолжим.
О: Миссис Лейси ждет меня к обеду, сэр.
В: Не дождется.
О: Можно ее известить, что я задержан?
В: Нельзя.
Назад: Историческая хроника, 1736 Август
Дальше: Продолженье допроса под присягой, того же дня и года